Девчонка сказала: господин в синем плаще приходил вчера. Отсюда ему один путь - вниз по Тагизарне… Догнать! Уничтожить! Но сначала - жрец и книга!
- Внученька, огонь гаснет. Принеси хвороста.
- Не пойду. Там эта противная птица.
- Не улетела еще? Вот дрянь! Погоди, сам схожу!
Опираясь на палку, старый жрец выбрел во двор и с усмешкой огляделся: где эта прешагри, так напутавшая его маленькую козочку?
И тут с крыши ринулась смерть на распахнутых серых крыльях. Крепкие когти впились в плечи старика. Тяжелый клюв ударил дважды, глубоко погружаясь в глазницы.
На хриплый предсмертный крик из дома выглянула девочка - и с визгом метнулась обратно. Но успелаувидеть, как с пыльной травы, от тела лежащего старика, поднимается на четвереньки страшная, растрепанная, похожая на зверя женщина.
Она кинулась в дом вслед за ребенком. Вцепилась в хрупкие плечи. Приблизила к помертвевшему личику свое мертвенно-бледное лицо с огромными, как омуты, глазами:
- Где книга?!
Онемевшая от ужаса девочка смогла лишь мотнуть головой в сторону сундука.
Отшвырнув девочку, Вастер бросилась к сундуку. Отлетела, грохнувшись о стену, тяжелая крышка.
Нарядная, аккуратно сложенная одежда жреца. Два платьица девочки. Маленькие меховые сапожки. И две книжки - "Численник" и "Землеописания".
С проклятием Вастер обернулась - и увидела, что девчонка успела выскочить за дверь.
Где же книга? Вастер дернулась к порогу: догнать соплячку, выцарапать из нее дедовы секреты! Но тут же остановилась. Огонь! Что скрывает тайны надежнее пожара?
Разодрав "Численник", она швырнула серые плотные страницы на догорающие угли очага. Пламя взвилось мгновенно, словно откликнувшись на страшный призыв. Выхватив из сундука детское платьице, Вастер скрутила его жгутом, сделала подобие факела и повела им вдоль деревянных стен. Если у старикашки был тайник - она не станет тратить времени на поиски. Огонь поищет за нее…
Притаившись в орешнике, внучка жреца с ужасом глядела, как из двери вместе с повалившими наружу клубами дыма вышла та жуткая женщина, обвела взглядом двор, ни на миг не задержавшись на неподвижном теле старика, И тут вместо женщины на дворе очутилась громадная птица. По-вороньи переступила когтистыми лапами, беззвучно распахнула клюв, распахнула серые крылья и взлетела в утреннее небо.
* * *
Руки Верзилы были заняты деревянными ведрами, поэтому калитку он открыл пинком. Вышел за калитку - и остановился в недоумении.
На темных досках причала, свесив ноги, сидел человек. Бродяга бродягой! Куртка уже много лет как перестала изображать щегольской наряд. Плаща и вовсе нет. На золотисто-каштановых волосах осели мелкие капли - ничего не скажешь, сырое утро выдалось.
Верзила, поставив ведра, воззрился на незнакомца. Обычно нищая шантрапа обходила двор Кринаша, предпочитая "Жареный петух": трактирщик не гнушался брать за постой краденое барахло. И почему этот парень заявился с утра? Где он ночь-то провел?
- Эй! - окликнул наконец Верзила загадочного пришельца.
Тот не услышал, углубившись в созерцание могучего черного потока.
- Эй! - возвысил голос Верзила. - Я с тобой говорю, приятель!
Бродяга обернулся. Молодое лицо, длинное, лукавое, с веселыми серо-зелеными глазами.
- И сразу "эй", - огорченно откликнулся он. - Понимаю, по мне не скажешь, но у меня есть имя! И оно звучит совсем не похоже на "эй". И дал мне его, как ни странно, отец, а не надсмотрщик в каменоломнях!
Верзила дернулся: неприятный бродяга угодил в самую точку! Но ответить не успел: от калитки послышался хозяйский голос:
- Да неужто гости в такую рань?
Следом за Кринашем из калитки выглянула Дагерта: ей тоже было любопытно, кто это спозаранку прибрел в "Посох чародея". Бродяга вскочил на ноги. В глазах хозяйки скользнуло разочарование, но оносменилось одобрительным интересом, когда парень, махнув хозяевам поклон, поднял с досок причала не замеченную Верзилой лютню. Сразу все встало на свои места. Бродячий певец!
Парень уверенно пробежал пальцами по струнам и запел красивым, звучным голосом:
Мне приют за песню дайте
Хоть до ласточек в саду!
На мороз не выгоняйте -
По весне я сам уйду!
Кринаш довольно ухмыльнулся. Каждую осень звучит эта старая песня по Силурану, Грайану, Гурлиану. Бродячие актеры ищут кров на зиму - на постоялых дворах, в замках, в домах зажиточных крестьян.
И когда от бурь застонет
Серо-сизый небосклон,
Вам по жилам кровь разгонит
Струн веселый перезвон.
Дагерта попыталась нахмуриться: мол, подумаешь, бродячий певец, много вас тут шастает!
Но губы против воли растянулись в улыбке.
И когда зимы осада
Вечерами станет злей,
Призовет моя баллада
Тени древних королей.
Смягчился даже Верзила, которому поначалу пришелся не по душе вредный гость. Певец на постоялом дворе - это неплохо!
К вам в окно капель стучится -
Выйду, свистну, улыбнусь,
Запою весенней птицей
И назад не обернусь!
Струны умолкли, певец еще раз низко поклонился.
- Арби Золотое Жало! - торжественно представился он. - Из Семейства Лейтуш!
Таким тоном придворный герольд провозгласил бы явление государя.
Хозяин с широкой улыбкой обернулся к жене:
- Как, дорогая? Перезимуем с музыкой?
* * *
Бескрайнее море леса с желтеющими вершинами, среди которых островками темнели макушки елей. Серо-стальная полоса реки. И кораблик - маленький, словно игрушечный.
Серая птица, накренив расправленные крылья, поймала нисходящий поток воздуха.
Не может быть, чтоб она ошиблась! Ее враг должен быть на корабле! Не стал бы он пробираться в Джангаш по лесным дорогам, которые могут уже сегодня превратиться в хлюпающий кисель!
Плавно приблизилась палуба.
Бородатый верзила у руля. Матросы ставят парус. Темноволосая девица, указывая на берег, что-то говорит своему спутнику - бледному человечку с заметной лысиной.
Неужели все-таки ошибка?!
Не успела Вастер почувствовать всю глубину отчаяния, как открылась дверь каюты в палубной надстройке. Вышел румяный толстяк-капитан. А за ним - человек в синем плаще.
При виде ненавистного лица Вастер чуть не ринулась в атаку. Но вовремя удержала себя на безопасной высоте. Это не старикашка с палочкой. Такой ухватит за крыло - да шмяк о палубу! А главное - у негодяя бумаги! Их кто угодно с мертвого тела возьмет.
Птица закачалась на распахнутых крыльях. Внезапно вспыхнула надежда. Впереди у корабля - опасные пороги, что называются Пенными Клыками. А вдруг корабль разобьется и пойдет ко дну?
Да, Вастер подождет до Пенных Клыков, а там видно будет.
* * *
- Что-то Молчун мне на глаза не попадается.
- И не попадется. Я отправила его на пасеку, у нас меда мало осталось. Завтра вернется… Как думаешь, стражники у нас долго проторчат?
- А куда им спешить? Назад, в замок? Там десятник враз к делу пристроит. А здесь они вроде как не дурака валяют, а какого-то беглого ловят. Уж до завтра наверняка будут вино хлестать, тем более что дождь собирается. Мне вот интереснее, что за мальчишка к нам забрел - тот, что не назвался. Одежа плохонькая, а руки не натруженные. И перстень снять забыл - не из дешевых. И заплатил вперед без писка…
- Я его напрямик спрошу, кто да откуда, на женщину не обидится. А что ты думаешь про певца? Уж больно выхваляется…
- Вечером споет, тогда скажу, что о нем думаю. А что нос задирает, так ведь в их ремесле скромность еще никого не прокормила и…
Кринаш не окончил фразу: лежавший у его ног черный пес вскочил и разразился таким свирепым лаем, словно к воротам приближалась сама Хозяйка Зла.
Дагерта обернулась к калитке, поспешно натянув на физиономию лучезарную улыбку, предназначенную исключительно для гостей. Но улыбка сразу увяла, а Кринаш негромко ругнулся и бросил взгляд в сторону топора, всаженного в дубовую колоду.
За приоткрытой калиткой мялись двое парней весьма потрепанного вида. Один, как на посох, опирался на лук со спущенной тетивой. У второго в руке была дубинка, а из-за пояса торчали два метательных ножа.
- Явились! - встретил их хозяин недоброй усмешкой. - Холодом потянуло? Ищете, где зазимовать? Не боитесь, что оглоблей привечу?
На пороге конюшни возник Верзила. Небрежно прислонился к дверному косяку - мол, притомился работник! Но вилы из рук не выпускал.
Дагерта, не отводя глаз от непрошеных гостей, протянула руку к поленнице, нашарила суковатое полено.
- Ну, что так неласково - "оглоблей привечу"? - примирительно сказал смуглый косоглазый парень с хитрой рожей. - Повстречай мы тебя на лесной тропе, поучтивее бы вели беседу! Или забыл, как мы на этом самом дворе клялись тебе в вечной дружбе?
- Не в дружбе, - брезгливо уточнил Кринаш, - а что не станете пакостить моей семье и гостям. Ни тебе, Бурьян, ни шайке твоей поганой, ни атаману вашему я другом сроду не был.
- Да ладно, какая разница! - еще дружелюбнее продолжал Бурьян. - Главное, ту клятву дали, верно?
Суровая Дагерта хихикнула, как девчонка. Она прекрасно помнила, чем завершилась затяжная война с шайкой. Кринаш тогда ухитрился похитить атамана из-под носа у его дружков. И пообещал утопить Хвата в отхожей яме, если ватага не поклянется впредь не посягать на его имущество, на его близких и гостей…
- А я вам ни в чем не клялся, - широко улыбнулся хозяин. - Не надейтесь здесь зимовать, я лучше троллей на постой пущу. И закройте калитку, пока мой пес от вас блох не набрался… А ну, цыц, Хват, пошел в будку!
К удивлению Кринаша, разбойничьи физиономии расплылись в довольных ухмылках.
- Слышь, Горластый, Кринаш пустобреха назвал Хватом! - обернулся Бурьян к своему молчаливому приятелю. - Оно, конечно, верно, да только не обидно ли для псины?
Горластый кивнул.
Дагерта недоверчиво глядела на разбойников. Верзила хмурился. А Кринаш первым сообразил, в чем дело. Откинул голову, расхохотался, ударил себя ладонями по бедрам:
- Он все-таки смылся от вас? С добычей, ясно-понятно? Ай да Хват! Ну, ловок! Такой на эшафоте у палача удавку стибрит! Я ж вас остерегал, дурни вы лесные!
Пес лаем вторил этой восторженной речи.
Разбойники пристыженно маялись за калиткой. Им самим было непонятно: почему не заподозрили главаря в коварных умыслах? Не зря Хват норовил в одиночку припрятать самую ценную добычу! Говорил, так добро целее будет. (Поэтому, кстати, лесная братия так дружно выручала вожака из плена. Если бы он - единственный! - не знал, где зарыты общие денежки, так и пропади он пропадом, пусть бы его и впрямь в отхожей яме утопили!) И теперь, когда разбойникам в кои веки досталось настоящее сокровище, они ему даже порадоваться толком не успели.
Впрочем, о сокровище они Кринашу рассказывать не собирались…
А хозяин постоялого двора унял смех и сообразил, что упустил нечто существенное.
- Что встали у калитки, как нищие? - сказал он мирно. - Заходите, недотепы ограбленные! Рассказывайте, кто у вас теперь в главарях ходит? Комель?
Когда живешь в глуши бок о бок с разбойничьей шайкой, известие о новом атамане важнее, чем весть о смене короля в далекой столице. Кринаш не только знал разбойников в лицо и по кличкам, но и представлял, на что способен каждый из них. Как он добывалтакие сведения? Да на постоялый двор слухи сами стекались, знай держи ухо настороже!
- Комель? - переспросил Горластый. - Не… Мы это… костер ему на днях сложили.
У разбойника был слабый, писклявый голос, поэтому он предпочитал молчать.
- Надо же! - удивился Кринаш. - Кто ж его сумел ухайдакать? Я думал, у вас нет таких!
- А ты наших наперечет знаешь? - хмыкнул Бурьян. - К нам прибились остатки бывшей команды Сарха - слыхал про такого?
Вот это была уже всем новостям новость!
Кринаш посерьезнел и внимательно выслушал невероятный рассказ о гневе богов, обрушившемся на корабль речного пирата - распахнулась Грань Миров и вновь сомкнулась, поглотив наррабанца. Корабль сгорел, из команды уцелела разве что треть.
- Вот оно как! - присвистнул Кринаш. - И вы решили объединить шайки? Ясно-понятно. И кто ж теперь вами командует?
Калитка скрипнула, растворилась пошире.
- Я командую, - прощебетал прозрачный голосок - словно птица спорхнула с ветки.
Кринаша трудно было поразить. Но сейчас он ошеломленно взирал на возникшее перед ним хрупкое существо.
Сначала - из-за снежно-белых волос - ему показалось, что с ним заговорила маленькая старушка. Затем он сказал себе: "Ребенок, ясно-понятно, лет двенадцати!" А когда кроха в мальчишеской одежде встретилась с ним глазами, Кринаш понял, что вновь ошибся. У ребенка не может быть такого быстрого оценивающего взгляда. Холодные светло-голубые огни на миг сверкнули из-под длинных ресниц - и мужчина понял, что его изучили до последней косточки и назначили ему цену (кажется, не очень высокую). Женщина или девушка, уже освоившая все хитрости своего непостижимого племени. Но сколько же ей лет?.. А Серая Старуха ее знает!
Одно совершенно ясно: родом эта особа из Ксуранга. Тут уж не ошибешься: матовая гладкая кожа, тонкие неподвижные черты лица - словно дорогая фарфоровая кукла. Из-под корней волос по высокому лбу сбегает на висок тонкий завиток татуировки.
Настоящая ксуури! Это можно понять и с закрытыми глазами, если прислушаться к щебету, который у них называется речью. Откуда она здесь взялась? Ксуури - домоседы. За свои непроходимые горы почти не выбираются и чужаков к себе пускают неохотно…
Диковинная гостья правильно истолковала замешательство хозяина.
- Да, я ксуури. Когда я покидала мою страну, меня заставили оставить там имя. Называй меня Уанаи, ч го означает "изгнанница". - Взгляд голубых глаз скользнул мимо Кринаша. - Ой, это коза? Я никогда не видела живую козу. Можно ее погладить?
Сейчас она не выглядела взрослой женщиной. Этакая городская девчушка, впервые попавшая на крестьянский двор.
Из десятка ответов, смятенно суетившихся в мозгу Кринаша, на язык пробился один, не самый удачный:
- Осторожно, она бодается.
- Ничего, - пропела Уанаи и скользнула мимо хозяина к хлеву, откуда выглядывала любопытная черная голова с острыми рогами. Ксуури принялась нежно гладить козу. Вредная демоница на копытах, гордо носившая кличку Злыдня и не подпускавшая к себе никого, кроме Дагерты и Молчуна, смирно подставляла лоб под прозрачную белую руку.
Кринаш перевел ошарашенный взгляд на разбойников.
- Все так, - печально ответил Бурьян на его невысказанный вопрос. - Вот это самое нами теперь и командует.
- Сами удивляемся! - подтвердил Горластый.
Девчонка продолжала играть с козой. Тем временем Бурьян при поддержке Горластого поведал изумленным слушателям историю, в которую Кринаш не совсем поверил.
Оказывается, чужеземное создание объявилось в шайке в день, когда бывшие лесные молодцы Хвата затеяли объединиться с бывшими речными пиратами Сарха. Потому и возникло недоразумение. Пираты решили, что странная девица - из разбойничьей ватаги. Может, попала им в лапы как добыча и осталась для забавы и утехи. А разбойники решили, что белобрысую притащили с собой пираты.
Ошибка обнаружилась, когда принялись выбирать атамана. Особо не спорили: конечно, это будет Комель, в чьем характере удачно сочетались наглость и свирепость. С ним и Хват в свое время держал ухо востро. Люди Сарха немного потрепыхались, но никому не хотелось драться насмерть с неистовым кабаном, рожа которого была искажена злобной радостью: "А вот кого в клочья порвать?!"
Еще немного, и Комель был бы объявлен вожаком. Но тут на всеобщее обозрение вылезло белоголовое чудо и расщебеталось на всю поляну. Ей, мол, не нравится Комель, этот, как она выразилась, тролль с горячими углями вместо мозгов. Из него, мол, атаман, как из бешеной собаки звездочет. Если ватага не может предложить никого лучше, чем страдающий зубной болью хряк, то придется ей, Уанаи, взять дело в свои руки.
И все это ровным, приветливым, даже чуть извиняющимся голосом.
Парни онемели. Комель первым пришел в себя и Потребовал, чтобы тот, кто привел сюда эту шлюшку, немедленно задал нахалке хорошую порку. Выборы атамана - дело серьезное, нечего делать из них ярмарочную потеху.