Глава 10. Что случилось с тремя дамами после побега Заряночки.
Нимало не возражая, Виридис подхватила рассказ и молвила:"Постараюсь ничего не забыть; а вы, сестрицы, поправьте меня, коли собьюсь. Распрощавшись с тобою, дорогая Заряночка, тем ранним утром, мы снова повернули к дому, поспешая и стараясь передвигаться как можно незаметнее, дабы ведьма не углядела беспорядка в нашей одежде и не принялась нас допрашивать. Затем отправились мы к дивному ларцу, и достали оттуда одежду взамен отданной, что для нас оказалось делом несложным, ибо такой несусветной леностью отличалась ведьма, что в свое время подсказала нам слова заклинания, при помощи которых открывался ларец, дабы сами мы исполняли всю службу, а ей не приходилось бы и пальцем пошевельнуть. Засим оделись мы, и, когда настало время, сошли в зал, по чести говоря, порядком робея.
Едва предстали мы перед госпожой, она воззрилась на нас хмуро, по обычаю своему, и некоторое время не произносила ни слова; только глядела на нас да супила брови, словно бы пытаясь припомнить нечто, упорно от нее ускользающее; и заметила я это, и задрожала от страха. Но вот, наконец, заговорила ведьма:"Сдается мне, есть на острове женщина помимо вас троих; некая ослушница, кою намеревалась я покарать. Говори, ты! - не появлялась ли недавно здесь, в моем зале, обнаженная женщина, каковую грозилась я уморить?" Атра, самая храбрая из нас троих, преклонила перед ведьмой колена и ответствовала:"Нет, госпожа; с каких это пор чужестранки являются в твой зал обнаженными и смеют показываться тебе в таком виде?"
Возразила колдунья:"Однако же стоит у меня перед глазами образ обнаженной женщины, что замерла у подножия трона; а ежели мне это видится, так и вам должно бы. Так говорите, и берегитесь! - ибо Нам не велено удерживать Нашу руку, ежели Мы уличим вас в провинности".
Ежели дрожала я прежде, то теперь задрожала всем телом, так что ноги подо мною подкашивались от страха; но ответствовала Атра:"Могущественная госпожа, это, без сомнения, образ той самой особы, которую, давным-давно, раздела ты догола, и привязала к колонне, и подвергала пыткам, пируя за праздничным столом".
Госпожа пристально воззрилась на Атру, и снова попыталась связать воедино обрывки воспоминаний; затем лицо ее прояснилось, и проговорила ведьма небрежно:"Вполне возможно; засим займитесь-ка своим делом и не тревожьте более Нашего покоя; ибо не радует Нас созерцание слуг, кои не принадлежат Нам всецело и полностью, дабы могли мы казнить их или миловать, мучить или оставлять в покое, как Нам заблагорассудится; и весьма хотелось бы Нам, чтобы ветра и волны послали Нам вскорости двух-трех; ибо держать при себе таких как вы - все равно, что жить одной; никто-то не трепещет перед Нами, никто не умоляет о пощаде. Потому приказываю вам убраться".
Засим в тот раз спаслись мы от жестокости ведьмы; но очень скоро пробил наш час. Дни тянулись бесконечно; и мы их не считали, боясь пасть духом от томительного ожидания. Но однажды стояли мы знойным вечером на ступенях крыльца, поднося госпоже яства; и вдруг, откуда ни возьмись, прилетели два огромных голубя, и опустились у ног нашей госпожи; и у каждого на шее блестело золотое кольцо, а к кольцам привязано было по свитку; и повелела нам ведьма поймать голубей, и снять свитки, и вручить ей; и поглядела она на золотые кольца, и мгновение рассматривала послание; а затем объявила:"Возьмите голубей и позаботьтесь о них хорошенько; очень может статься, что они Нам пригодятся; возьмите также оба манускрипта и оставьте их при себе до завтрашнего утра, а тогда отдадите их Нам в руки. И смотрите: ежели не веренете вы Нам послания, это сочтено будет деянием измены по отношению к Нам, и Мы поставим вам это в вину, и тела ваши окажутся в Нашей власти".
Затем неспешно поднялась она, и призвала меня к себе, дабы опереться на мое плечо, поднимаясь наверх, ибо столь ленивой твари свет не видывал; и пока всходили мы по ступеням, услышала я, как ведьма тихо приговаривает себе под нос:"Что за докука, теперь придется мне испить Воды Могущества, дабы помнить, и действовать, и желать. Но сестрица моя куда как заботлива и мила; уж верно, нечто важное желает она сообщить мне при помощи сих голубей".
Едва мы с подругами остались одни, я рассказала обо всем Аврее и Атре, и мы обговорили дело со всех сторон; и все сочли вести недобрыми, ровно так же, как и я; ибо не сомневались мы, что голуби отправлены сестрицей-ведьмой, что живет в Обители у Леса; и опасались мы, что птицы посланы к нашей госпоже, дабы сообщить ей о тебе, Заряночка, и, может статься, об Обете тоже, ибо знали мы, что ведьма весьма мудра. Что до двух свитков, надо сказать, что не были они запечатаны; но, поглядев на них, ничего-то мы не разобрали; ибо хотя пергамент покрывали четкие латинские письмена, так что прочли мы все буквы до единой, однако же не поняли ни слова, и устрашились самого худшего. Но что могли мы поделать? - два выхода оставалось у нас: либо броситься в воду, либо подождать, что произойдет; и предпочли мы последнее, уповая на близкое освобождения.
Засим на следующее утро предстали мы пред госпожой нашей в парадном зале, и застали ее расхаживающей взад и вперед перед возвышением, хотя обычно в этот час сиживала она на троне из золота и слоновой кости, откинувшись на подушки, и дремала.
Засим подошла к ведьме Атра, и преклонила перед нею колена, и вручила ей свитки; госпожа остановила на прислужнице мрачный взгляд, зловеще улыбнулась и молвила:"Не вставай с колен; и вы обе, на колени тоже, пока не решу я, что с вами делать". Мы послушались, и воистину рада я была опуститься на пол, ибо едва удерживалась на ногах от ужаса; и кровь застыла у нас в жилах.
Ведьма прочитала свитки про себя, восседая на троне, и долгое время не произносила ни слова, а затем молвила:"Подойдите сюда, и падите пред Нами ниц, и внемлите!" Так и поступили мы, и снова заговорила ведьма:"Наша сестрица, что все это время была к вам столь добра, и избавила вас от стольких мук, ныне сообщает Нам в послании, доставленном двумя голубями, что вы предали Нас и ее, и похитили сестрицыну рабыню и сестрицыну же Посыльную Ладью, и отослали девчонку с поручением Нам на погибель; засим сестрица предает вас в Наши руки, и вы отныне в Нашей власти; и не надейтесь, что удастся вам от Нас спастись. Надо сказать, что за измену вашу другие убили бы вас на месте, но Мы проявим милосердие, и оставим вас в живых, и всего-то навсего подвергнем вас ныне суровому наказанию. А впоследствии вы будете Нашими рабынями, с которыми Мы поступать станем по своему усмотрению; то есть после того, как те, к кому вы отослали рабыню Нашей сестрицы, явятся сюда (ибо похоже на то, что не удастся мне остановить их), и после того, как я обведу их вокруг пальца, и получу от них все, что мне нужно, и отошлю их назад с пустыми руками. Говорю вам: до приезда гостей претерпите вы те муки, что Нам угодно будет измыслить; а когда они окажутся здесь, Мы не запретим вам к ним приближаться, однако же Мы позаботимся о том, чтобы в близости этой мало вам было радости. О да, теперь вы узнаете, почем фунт лиха, и какова цена предательству".
И воистину претерпели мы от руки колдуньи немало изощренных мук, кои измысливать она мастерица, и о которых стыжусь я рассказывать подробнее; а потом приковала она нас цепями к трем колоннам зала, где вы нас впоследствии и нашли; и кормили нас, как собак, и обращались с нами, как с собаками; но мы все терпели во имя надежды; и когда осмеливались, полагая, что ведьма нас не слышит, мы разговаривали промеж себя и ободряли друг друга.
Но на четвертый день мучений наших пришла к нам ведьма, и дала нам испить некой красной настойки из свинцового флакона; и когда отпила я, подумалось мне, что это яд, и обрадовалась я, насколько могла обрадоваться в подобном положении; отпив же, почувствовала я, как по телу моему пробежала ледяная дрожь, и все поплыло у меня перед глазами, и закружилась голова, словно и впрямь смерть пришла за мною. Но вскорости это прошло, и почувствовала я себя беспомощной, но однако же не слабой; все звуки слышала я яснее и отчетливее, чем когда бы то ни было; и различала я в зале каждую арку, и колонну, и резьбу потолка, и блик на мозаичном полу от солнца за окном; и ведьму видела я: ведьма расхаживала взад и вперед перед возвышением; но, поглядев в сторону колонн, сестриц я на прежнем месте не обнаружила. Более того, и себя не удавалось мне разглядеть, сколько бы не вытягивала я руку или ногу, хотя видела я цепь, что приковывала меня к колонне за лодыжку. Но когда подносила я руку к лицу, или другим частям тела, или до чего бы я уж там не дотрагивалась, я ощущала под пальцами то, что ожидала ощутить: плоть, либо полотно, либо холодное железо оков, либо полированную поверхность мраморной колонны.
В то мгновение не ведала я, жива я, или мертва, или это только начало смерти; однако воля к жизни возобладала во мне, и попыталась я закричать сестрам, но, хотя слова рождались у меня на устах, и вибрировало горло, как оно бывает, когда кричишь вслух, однако ни звука не услышала я, и почувствовала себя еще более беспомощной, нежели прежде.
Тут увидела я, что направляется ко мне ведьма; и такой страх внушала мне госпожа, что каждая клеточка моего тела дрогнула от непередаваемого ужаса, и поняла я, что не мертва. Колдунья же подступила ко мне и молвила:"О призрак рабыни, кою никому не дано увидеть, кроме тех, кого мудрость наделила взором, способным прозревать непостижимое; принесла я тебе и сестрам твоим радостные вести, а именно: странствующие рыцари, возлюбленные ваши, уже недалеко; вскорости приведу я их в этот зал, и окажутся они так близко от вас, что вы сможете прикоснуться к ним, ежели я не воспрепятствую; только не увидят они вас, и станут гадать, где я вас прячу; и станут искать вас уже сегодня, и на протяжении еще многих дней, но так и не отыщут. Засим извольте наглядеться на них как следует, ибо отныне и впредь вы для них чужие и посторонние".
С этими словами ведьма плюнула мне в лицо, и перешла к моим сестрам, и сказала им то же, что и мне. И вскорости покинула она зал, и не прошло много времени, как услышала я на лестнице голоса: один из них принадлежал колдунье, а другой - лорду Бодуэну; а спустя еще несколько минут увидела я, как ведьма входит в парадные двери зала, ведя за руку сэра Артура, словно бы почитала себя его дорогой подругой; а Бодуэн и Хью, мой избранник, идут следом. Помянутая ведьма разодета была на диво, и словно бы позабыла о неряшливости и лености, и вздорной гордыне; руки и ноги ее округлились и окрепли, кожа побелела, так что тем, кто не знал ее, колдунья вполне могла показаться красавицей.
И вот все они сели за трапезу, как уже поведал вам мой избранник, а затем покинули зал, и ведьма тоже. Но спустя некоторое время она вернулась, и освободила нас, и грозно повелела идти за нею, и не смогли мы ослушаться, хотя даже собственных ступней на полу не различали. И вот колдунья задала нам работу по дому, и, пока гнули мы на нее спины, госпожа не сводила с нас глаз, и насмехалась над нами, не воздерживаясь и от ударов, и во всем была с нами столь же груба, и жестока, и нетерпима, сколь мило и любезно держалась с нашими лордами за обедом; а после полудня колдунья отвела нас назад и приковала к колоннам. Когда же наступил вечер, и начался пир, это мы играли на невидимых струнных инструментах; и позволялось исполнять нам только то, что велела ведьма, и ничего другого; иначе мы, может статься, кабы сумели договориться промеж себя, заиграли бы такие песни, что затронули бы сердца наших возлюбленных, и подсказали бы им, что мы - рядом. Короче говоря, так продолжалось изо дня в день, и не могли мы утешиться ни приветной беседою друг с дружкой, ни чем другим, кроме как созерцанием наших возлюбленных и проблеском надежды. И воистину, хоть сердце мое и обливалось кровью, стремясь к милому, однако же отрадно мне было думать, что он здесь, и любит меня, и та, о ком он мечтает - не жалкая, несчастная рабыня, прикованная здесь обнаженной, тело которой истерзано пытками и голодом, но счастливая дева, кою он так часто называл прекрасной и желанной.
Но дни шли за днями, и наконец надежда померкла и угасла, и различали мы ее не более, чем наши лорды - нас, и теперь показалось мне, что смерть близка; столь ослабела я и отчаялась. Ведьма же не позволяла нам умереть, но то и дело поддерживала наши силы глотком колдовского напитка, и приводила в чувство.
Так тянулось время вплоть до того самого вечера, когда снова воскресла надежда, и тут же и сбылась, так что в первое мгновение мы осмелились уповать на освобождение, а в следующее мгновение уже и освободились.
Нечего тут больше рассказывать, Заряночка, дорогая моя, кроме того только, что благополучно добрались мы до Острова Юных и Старых, пока утро стояло в самом разгаре; и когда ладья наша приблизилась к зеленому берегу, там обнаружилось двое детишек, тобою помянутых; малыши словно бы поджидали нас, и, как только сошли мы на берег, они подбежали к нам, неся пироги и фрукты в изящной корзинке, и весьма порадовались они нам, а мы - им. Затем навестили мы старика, каковой оказал нам радушный прием, и держался учтиво и напыщенно, пока не опьянел слегка, а тогда сделался черезчур любезен с нами, женщинами. Тем не менее, на этом отрадном острове мы прогостили три дня, дабы успокоить души и воспрянуть сердцем в непритязательном обществе малых сих. Когда же пришла пора уезжать, старик спустился вместе с нами к пляжу, и стал сокрушаться по поводу нашего отплытия, ровно так же, как некогда повел себя с нашими лордами; только на сей раз убивался он куда сильнее, и пришлось каждой из нас поцеловать его, иначе бы ни за что не унялся. Наконец старец повернул прочь, оплакивая разлуку с нами; но очень скоро, еще до того, как скрылся из виду, он приободрился и запел.
Мы же отправились своим путем; и нам, девам, тоже удалось в свой черед поглядеть на скорбные образы Острова Королев и Острова Королей; и пристали мы к Острову, где Царит Ничто; и осторожности ради не отходили от нашего судна, и потому уплыли прочь живые-невредимые; и так, как ты знаешь, вернулись домой к замку, где поджидали нас недобрые вести касательно тебя. Вот и весь мой сказ".
На сем закончила Виридис. Заряночка сидела смущенная и притихшая; и все принялись утешать ее, каждый - на свой лад; и теперь скорбь по убитому поутихла в душах собравшихся, превратившись в светлую печаль, ибо не двух друзей довелось им утратить, но одного только. Однако, несмотря ни на что, Заряночку терзали забота и тревога: душа девушки разрывалась надвое, радуясь тому, что любит и любима; и горюя и страшась похитить у подруги ее любовь. Ибо лицо Атры, кою не могла Заряночка возненавидеть, но и любить не находила сил, неизменно стояло перед взором девушки угрожающим напоминанием.
Глава 11. О беседе Заряночки и Черного Оруженосца в зале замка.
Спустя несколько дней тело Бодуэна предали земле в часовне замка; и погребальный обряд свершен был со всей торжественностью. Когда же все завершилось, двое рыцарей и сэр Эймерис с жаром принялись снаряжать поход противу Красной Крепости, и не прошло и месяца, как в Замке Обета собралось целое воинство; и ежели оказалось оно не столь уж и многочисленно (не более шестнадцати сотен мужей), однако же под знамена стали лучшие из лучших, - и рыцари, и воины, и лучники. Затем за пределами замка созвали сход, на коем Артура Черного Оруженосца избрали предводителем, и через три дня армии предстояло выступить к Красной Крепости.
Все это время Заряночка почти не виделась с Артуром, каковой непрестанно был занят разными делами, и так и не переговорила с ним наедине, хотя очень этого хотела; однако же воистину сложилось так скорее по ее воле, нежели по его. Но когда настал последний день перед разлукой, сказала себе девушка, что всенепременно должна повидаться с Черным Оруженосцем до того, как уедет он, ибо как знать, может статься, не суждено ему вернуться. Засим когда мужи расположились после ужина на отдых, Заряночка сошла в зал, и застала Артура нетерпеливо расхаживающим взад и вперед. Ибо надо сознаться, что девушка передала ему через священника Леонарда наказ прийти туда.
И вот подошла к Артуру Заряночка, и просто и доверчиво взяла его за руку, и подвела к окну со ставнями, и усадила рядом с собою; и Артур, трепеща от любви и страха перед нею, не смог сдержать себя, но расцеловал лицо ее и губы бессчетное количество раз; и Заряночка вспыхнула огнем и едва не разрыдалась.
Но вот, спустя какое-то время заговорила она:"Милый друг, много чего намеревалась я сказать тебе, что представлялось и разумным, и мудрым, но сейчас ни мысли не идут мне в голову, ни слова не слетают с языка. А час краток". Тут принялась Заряночка целовать своего избранника, пока едва не обезумел он, ибо радость и страсть, и горе предстоящей разлуки, и бремя создавшегося положения разрывали надвое его душу.
Наконец девушка совладала с собою и молвила:"Вот уедешь ты завтра, и все будет ровно так же, как после отплытия твоего в Посыльной Ладье, когда не ведала я, чем себя занять, столь невыносимым бременем стала для меня жизнь, и занятия и обычаи мира, - ведь все так и будет снова?". "Мне придется тяжело, - отвечал Артур, - дни мои окажутся мрачны и безрадостны". Отозвалась девушка:"И, однако же, даже теперь, в эти последние дни, когда вижу я тебя часто, душу мою непрестанно терзает горе, и не знаю я, что с собою поделать". "Я вернусь непременно, - отвечал Черный Оруженосец, вернусь, любя тебя; и тогда, может быть, мы измыслим какое-нибудь средство". Заряночка помолчала немного, а затем молвила:"Однако возвращение неблизко, и не суждено мне тебя увидеть на протяжении долгих дней, - что мне делать с горем тогда?" Отвечал он:"Излишка горя душа не вынесет; либо приходит смерть, либо боль притупляется, и утихает мало-помалу". На это проговорила Заряночка:"А как быть, ежели не вернешься ты, и более никогда я тебя не увижу, или, допустим, вернешься ты назад, и меня не застанешь, ибо либо умру я, либо окажусь далеко от тебя?" Ответствовал Артур:"На это у меня ответа нет. Когда говоришь ты о смерти, веришь ли ты сама в это рассудком или телом иначе, чем учит Святая Церковь?" "Я тебе так скажу, отозвалась Заряночка, - вот сижу я подле тебя, и вижу лицо твое, и слышу твой голос, и верю только в это; ибо ни о чем ином помыслить я не могу, ни о горе, ни о радости. Ведь когда я давеча разрыдалась, не скорбь вызвала эти слезы, но сама не ведаю что". И девушка взяла Артура за руку, и поглядела на него с любовью.