16 августа, ночь
Моргон очень боялся, но голод не тетка даже вампиру. С наступлением темноты он все-таки выбрался с уютного чердака, на котором просидел весь день, осмотрел, поеживаясь, лежащие внизу улицы.
– Из-за этой дуры двое суток не жрамши… – пробормотал он.
Пайпа заставила отнести ее к порталу. Вообще-то, про себя тайный народ предпочитал называть эту затею "ходом" или "подкопом", но Ведомство приказало говорить "портал". Словечко иностранное и прижилось бы не сразу, да только кое-кого показательно подвесили за жабры… А именно – трех русалок. Сестры перепугались, и потребовали от всех перехода на установленную верхами терминологию. А с русалками шутки плохи, порвут сгоряча – они же ненормальные.
Вот и в этот раз сестры доказали, что не зря о них такая слава. Вылезли на другом плане, все было тихо, и вдруг рядом появилась дыра в земле, пышущая жаром и чужим инферно. Мерзкий запах! Надо было доложить Старшим, но хваленый портал оказался заблокирован. Моргон бы на месте русалки Дьяры немедленно отступил в близлежащие леса и там затаился, а она полезла в колодец. Еще и друзей Моргона с собой потащила… А потом как начала орать – у вампира тоже есть нервы! Кричат русалки тоже как ненормальные.
Прошлой ночью ему не дала насытиться Пайпа, приспичило ей поглядеть, что случилось с сестрой. Что ж, Моргон принес ее к колодцу, но когда там внизу опять начался грохот, когда Дьяра завыла на все голоса, когда инферно забило струей…
– У вампира тоже есть нервы! – сказал московской ночи Моргон. – Я не нарушал Клятвы Тьмы! Я просто испугался… А Пайпу наверняка уже засосало туда, в эту вонючую дыру.
Вампир раскинул крылья и уже готов был сорваться вниз, начать поиск добычи, как вдруг застыл в довольно нелепой позе. Что-то мешало отдыхать ему днем, что-то, что он упустил своим упырским умишком… И вот теперь – понял! А как, собственно говоря, Пайпа вообще попала в Москву-0, если уж использовать систему координат, принятую хозами? Значит, есть другой портал?
У Моргона задрожали поджилки. Если придут другие русалки, если Пайпа им наябедничает, что он бросил ее, невесомую, в чужом городе… Они не простят, будут искать столетиями. А шанс, что Пайпа выживет и доберется до второго, работающего портала, всегда есть. Русалки глупы и истеричны, но очень упорны… Вампир прикинул так и эдак, и пришел к выводу, что единственный способ попробовать отмазаться – самому найти портал, вернуться в Москву-1, и первому прилететь с докладом к Старшим.
– А как найти портал? – сам у себя спросил Моргон, тихонько завыл и кувыркнулся вниз. Голод есть голод.
Жертву он нашел довольно быстро, потому что не привередничал. Старая толстая тетка лежала, раскинувшись под тонкой простыней, у открытого окна и громко храпела. Так громко, что Моргон спокойно влетел в комнату, быстренько прошелся по квартире и даже проверил, хорошо ли заперта дверь. Человека, даже двух-трех, победить не трудно, но если кто-то его заметит и хозы устроят облаву – вампиру придется туго.
– Кого?! – не открывая спросила старуха, когда Моргон впился зубами ей в горло. – А?!
Бабка сопротивлялась недолго. Два дня назад отъевшийся на вольных хлебах вампир побрезговал бы ее кровью, и жидкой и комковатой одновременно. Но голод есть голод… Моргон высосал ее всю, до капли, и прилег рядом поразмышлять о втором портале. На сытый желудок мир выглядит не таким светлым, все еще как-нибудь устроится…
– Ох… – сказала мертвая старуха.
– Этого мне не хватало, – заворочался пригревшийся вампир.
Он уже собрался было покинуть квартиру, но остановился, присел на подоконнике. Жертва оказалась из числа "интуитивно сочувствующих Тьме", как писали Старшие в своих Протоколах. Проще сказать, Моргон только что создал вампира, размножился. Никаких теплых чувств он к своему "потомству" не испытывал, но не грозит ли это какими-то неприятностями? Бабка будет вампиром неумелым, наверняка попадется, будет шум, прознают хозы…
– Ох…
– Помолчи, я думаю.
– Кто ты?.. Ох… Грехи мои тяжкие…
– При жизни надо было о грехах думать. Вот же угораздило! – Моргон стукнул лапой о подоконник. – Не надо было тебя до конца выпивать-то… Колдовала, что ль?
– Ворожила! – призналась старуха, села на постели и принялась несильно бить себя в грудь: – Грешна, грешна, грешна…
– Да не грешна, а зла как собака, – уточнил Моргон. – И я еще, как на зло, голодный был. Короче, бабка, слушай сюда: сиди дома, никому не открывай, соседям через дверь скажешь, что приболела, но ничего не нужно. Ясно?
– А ты кто?
– Ясно, я спрашиваю? Ангел я клыкастый, лучший и единственный твой друг… – вампир прикидывал, какие выгоды может поиметь со старухи. Вообще-то, отыскать подходящего кандидата для пополнения рядов темного народа – дело хорошее, Старшие одобрят. А еще у бабки дня через три-четыре изменится физиология, потом на крыло встанет – вот и помощник, портал искать. – В общем, лучше я пока у тебя останусь, так вернее.
– Да что ж теперь будет-то?.. – бабка натянула на себя простыню. – Что ж будет-то? Козлу задницу целовать придется?
– О, какая продвинутая! – захихикал Моргон и вернулся в постель, обнял заробевшую старуху. – Много чести, карга! Хотя, если будешь себя хорошо вести, может и найдем тебе черного козлика… Сыт я. Спать буду. А ты смотри, без глупостей, а то ведь сожгут тебя. И вот еще что: утром шторы не забудь задернуть. Вредно нам с тобой солнышко.
– Ох… – только и сказала старуха. – А звать тебя как?
– Моргон.
– А меня Зинаида Степановна.
– Ничего, Старшие переименуют… Только бы нам до Ведомства добраться…
Сытый до такой степени вампир бороться со сном просто не в состоянии. Про съежившуюся рядом с ним Зинаиду Степановну можно было бы сказать "ни жива ни мертва", не будь она мертва совершенно точно. Наконец Моргон засопел, и тогда старуха как могла тихо поднялась. Накинув халат, она вышла в коридор, прикрыла дверь и заглянула в ванную, полюбовалась на прокушенную артерию.
– Страх-то какой, – печально покачала она головой. Зинаида Степановна считала себя женщиной видной, даже сексуальной, и весьма заботилась о внешнем виде. Фигура заботы не требовала, мужики любят когда покруглее. – Ишь как, допрыгалась, доворожилась… Надо у Мананы повыспросить, к чему бы это.
Заклеив ранку пластырем, Зинаида Степановна забрала с тумбочки в коридоре старенький телефон и закрылась с ним на кухне. Руки дрожали, и знакомый номер удалось набрать только с третьего раза.
– Алло! – сообразно ситуации старуха перешла на жалобный, болезненный тон. – Алло! Ниночка? Ох, а плохо-то как мне…
– И мне плохо, Зинуля… – держась за сердце ответила ей женщина в черном, одна из "ассистенток" Мананы. – Не пойму, что и стряслось, а только сердце так и щемит, уснуть не могу.
– И у меня щемит… – безбожно соврала Зинаида, у которой вовсе не было пульса. – Погода-то какая, жара… Тьфу. Слушай, Ниночка, мне бы с Мананой Ираклиевной поговорить.
– Ей тоже плохо. Просила не беспокоить…
– Да уж очень важное дело-то у меня, Ниночка… Подруга, ты скажи ей, что… Что случилось кое-что. И я должна с ней посоветоваться.
Конечно же, ассистентка наотрез отказывалась позвать владелицу "Гадального салона", и стояла насмерть до тех пор, пока Зинаида Степановна не решилась поделиться новостью и с подругой.
– Ужас-то какой! – шепотом закричала Нина. – Я бы померла со страху-то!
– И я бы померла! – с готовностью согласилась Зинаида, но поняла, что сказала что-то не то. – Ох, как плохо-то мне, вот каковы грехи-то наши тяжкие… Не знать нам упокоения-то… Так позови Манану.
– Ну, сейчас попробую.
С трубкой радиотелефона старуха подошла к двери в спальню Мананы, тихонько поскреблась.
– Что еще, что?! – заголосила гадалка, будто только и ждала, что ее побеспокоят.
– Тут Зина звонит. Говорит, померла она.
– Как это? – заинтересовавшись, Манана открыла дверь. – Плохо что ли? Пусть скорую вызывает, не могу сейчас колдовать.
– Да нет, померла, – зажимая трубку ладонью, Нина вкратце сообщила гадалке новость.
– Але?! – Манана выхватила телефон, не дослушав. – Какой упырь, что ты мелешь?! Выпила – спать ложись! Да?.. И как он выглядит?.. И сказал, что у тебя останется?.. Вот что, Степановна: ты не паникуй. Не паникуй, слышишь?! Тебе сейчас отдохнуть надо. Выпей, да. И это выпей. Да пей все что есть, хуже не станет уже… Завтра не приходи, не вздумай! Я тебе выходной даю. Сиди там с ним, а я сама к тебе приду. Или от меня кто-нибудь. Но не ночью, а днем. Все поняла?
– Все, – кивнула Зинаида Степановна. Манане она верила как себе, потому что была свидетельница настоящих чудес, свершаемых гадалкой. – Сейчас таблеток выпью и спать. А не улетит он?
– Если ночью не улетит, то днем уж точно никуда не денется. Так что жди, завтра поможем твоему горю.
С тем Зинаида Степановна и повесила трубку. Таблеток она действительно проглотила целую пригоршню – и от давления, и успокоительных, и сердечных, и желудочных. Как всегда после приема лекарств стало немного лучше, спокойнее. Напоследок старушка приложилась к бутылке коньяка, стоявшего "на 8 марта", и даже улыбнулась. Все же не каждый день такие приключения случаются. А Нинка-то завидовала, по голосу слышно!
Глава шестая
Головная боль Войцеховского
Москва-2 (скГ)
16 августа, ночь
– Не отзывается, – вздохнул Максимович и отставил в сторону пузырек. – Но вроде с ним все в порядке.
– Мне наплевать, что там с твоим Белкой. Мне нужно знать, что с Ник-Ником! – фыркнула Александра. – Если он его потерял, пусть так и скажет: я его потерял! Идиот…
– Этот, программист все время зовет. Я запишу?
– Не нужно, не мог он так быстро решить задачку, – отмахнулась хоза. – Вот что: вообще не отзывайся. Я сама к нему зайду, когда будет нужно. Лучше позови еще Белку, пусть ему покоя не будет, мерзавцу.
– Хватит, наверное, уже. Может, он просто не может.
– Может – не может! – передразнила Александра. – Максимович, пойми: он тебя использует. Потому что ты – умный. С тобой интересно. А Белка только и может, что спать, да бродить там, где еще не надоели всем его дурацкие ужимки. Я еще разберусь, зачем ему понадобилась та зебра… Вот будет время, и разберусь. Белке нельзя доверять. Я жалею, что взяла его с собой в Архив. Очень странно, что ваны так быстро узнали о копировании схем.
– Ваны вообще странные, – Максимович еще немного поколебался и все же осмелился возразить: – Без Белки ты бы не смогла туда забраться, Александра.
– Что?!
– Ты бы не смогла туда забраться без Белки. Тебе был нужен бродник, чтобы провести ванов.
– Дурак, – обиделась хоза и ушла на кухню.
Впрочем, через минуту она вернулась.
– Я могу войти в Архив в любое время, понял? Я – это я! И доступ удаленный у меня имеется, и не один! Это не я не могла попасть туда без Белки – это Белка никогда не попал бы в Архив без меня! И заруби себе на носу, дружок: мне ничьи одолжения не нужны! Я все могу сделать сама. А если сдуру помогла одному типу заработать, а он после этого еще мне хамит – ему же хуже.
– Не надо, Алекса! – попросил Максимович и робко погладил хозу по плечу. – Не трогай его. Он мой друг.
– Мне уже надоело это слышать!
Успокаиваться Александра не собиралась. Она сделала еще несколько кругов по комнате, видимо, изображая из себя тигрицу, а потом исчезла в особенно яркой и горячей вспышке пламени.
– Вот разошлась… – пробормотал хозяин квартиры, затаптывая очередной пожар. – Ведь тоже хорошая, а понять не может…
Он снова зажег свечу и долго держал над ней пузырек, но Белка так и не отозвался. Максимович попробовал читать, но даже китайская поэзия его не увлекла. Тогда он уселся на подоконник и уставился на город с высоты двадцать четвертого этажа. Шел дождь, люди попрятались…
– Ку-ку.
– Кто здесь? – Максимович даже не вздрогнул. Поведешься с хозами – привыкнешь. – Что вам угодно?
За столом, разглядывая пузырек с раствором крови Белки, сидел седовласый человек в строгом черном костюме. Максимовичу бросилась в глаза татуировка на руке: трехтрубный крейсер. Окружавшие его буквы можно было не читать. Такие рисунки делают специально, чтобы узнавали издалека.
– Зовите меня Михаил Петрович, молодой человек. А вы, кстати сказать…
– Максимович.
– Это фамилия, или, может быть, отчество?
– Это кличка.
Седовласый застыл, сосредоточенно глядя перед собой. Максимович понял, что хоз сейчас воспользовался своим удаленным доступом в Архив и ищет сведения о нем. Что ж, пусть ищет… Даже Александра не знала всего.
– Максимович… Правонарушитель вы однако, Максимович, – сдержанно улыбнулся гость, закончив свои изыскания. – Бродник, я уверен.
– Обратитесь к ванам.
– Зачем же сразу к ванам? Эти твари нам не друзья, разберемся сами. Слушайте, Максимович, я к вам с конфиденциальным визитом. С вами сожительствует одна дама, которую будем называть "госпожа А". Вы, возможно, не знаете, но последнее время между Санкт-Петербургом и Москвой, а точнее, между людьми имеющими вес в этих городах, несколько обострились отношения.
– Между хозами, – уточнил Максимович, который уже понял, что его собираются шантажировать и решил ни за что не поддаваться. – Я знаю, что идет война. А вы, как я понимаю, один из руководителей питерского десанта? Мне нет дела до вашей грызни.
– Вот и Александра так говорит: мне нет дела, я нейтральная… Что ж, это хорошо. Кто не против нас – тот завтра будет за нас, мы так рассуждаем. Но бывает очень неприятно, когда нас обманывают. Тогда приходится… По всем законам военного времени, понимаете, Максимович? Кстати… Может, все-таки представитесь? Мне ведь не трудно вынуть из вас эту информацию.
– Трудно. Я бродник, и вашей магии не боюсь.
– Совсем? – Максимовича дернуло вверх, перевернуло вверх тормашками. Секунду Михаил Петрович рассматривал болтающегося под высоким потолком бродника, потом быстро спросил: – Шея выдержит, если отпущу?
– Не выдержит. Но разговаривать я с вами тогда не буду.
– Ладно.
Хоз откинулся в кресле, а невидимые руки аккуратно поставили Максимовича на место.
– В общем, так: передай Александре, мальчик, что она заигрывается. Скажи ей, что русалка – это было "раз". Скажи ей, что я не позволю на доверенной мне территории никаких враждебных действий. Пусть даже не показывается на Северо-Западе! А лучше – вообще убирается с нулевого плана Москвы!
– Это все? – Максимович умел быть хладнокровным.
– Нет. Еще скажи ей, что хозы живут многими жизнями сразу, но на каждом плане они смертны. И добавь, кстати, что мне не нравится ее дружба с бродниками. И если она будет продолжаться, то бродник по кличке Максимович или окажется в Спирали у ванов, или будет частями разбросан по городу. Теперь все.
Седовласый исчез. Хозяин уселся в кресло, недовольно поерзал, чувствуя чужое тепло.
– Как все нехорошо получается. Разве можно бросать Алексу, когда ей так плохо? Эх, Белка…
Максимович снова поднес к пламени свечи пузырек. Ему предстояло это сделать еще не один раз, но отозвался друг только утром.
Москва-1 (скГ)
16 августа, утро
Рыков с товарищами прибыли на Октябрьское поле к рассвету. Возле Управления жгли костры бойцы спецбатальонов: похоже, успели объявить общий сбор. К Рыкову сунулись несколько посыльных, но он лишь отмахнулся. Для хоза дела полицейские не слишком важны, даже самые тайные, при желании он может очень быстро с ними справиться. Отослав своих помощников устроить где-нибудь в неприметной камере китаянку, Рыков с Оямой прошел сразу в кабинет Войцеховского, куратора всего Северо-Западного округа.
– Можно к вам, Михаил Петрович?
Хоз не ответил, лишь сердито зыркнул глазами: он совершал руками пассы, изменяя реальность на низшем плане. Гости, переглянувшись, подождали, пока начальник закончит.
– Дура эта где? – спросил Войцеховский, как только освободился.
– Какая? – не понял Рыков.
– Камера внизу сидит! – проявил сообразительность Ояма. – Все хорошо.
– Ладно. А у нас тут вот – дела… Наперекосяк пошло кое-что, дорогие товарищи. В общем, оперативная обстановка требует вашего участия. Ояма, ты тут у нас человек новый… В общем, если ты предпочитаешь пока не влезать в тонкие игры, то можешь отойти.
– Я любить тонкие игры, – улыбнулся японец. – Люблю.
– Ну, тогда и отвечать будешь по полной программе, учти. Короче так: наверху приняли решение и мы здесь его исполняем. Поэтому вопросы "зачем", да "как же так" я от вас слышать не хочу. Итак, идет война. Все, как известно, решается на высших планах, но сейчас у нас появился реальный шанс отрезать кремлевских от нулевки, погнать их к чертовой матери…
– К атлантам! – вставил Рыков.
– Туда, – согласился Войцеховский. – Вытеснять их наверх план за планом. Это – стратегия… А что касается тактики, то здесь, на первом плане, мы эту мразь подрубили хорошо. Но если бы у них были зеркала на нулевке, то сюда приходили бы новые и новые бойцы, и, что куда более важно, эти бойцы оказывали бы магическое влияние на Москву-0, не отдали бы ее нам до конца. К счастью, зеркал на нулевке у кремлевских больше нет. Мы долго шли к этой цели, и мы ее достигли… Хотя есть трудности, пока дело не сделано до конца, всегда есть трудности… – хоз потер виски. – Совсем недавно разбирался там с одной старушонкой из нейтральных. Вот, кстати, с этой китаянкой. Наводка оказалась ошибочной, они там самодеятельностью занялись, и конечно, зеркала Грохашша создать бы не смогли, но нервы мне потрепали. И рядом крутится другая странная хоза, тоже нейтральная, да почему-то там же оказалась русалка, которая молчит, а происходит все это в непосредственной близости от зоны особого внимания… Бродник, который совсем и не бродник, насколько я понимаю… Ох, устал я, ребята.
– Я понимаю, – вставил Рыков, а Ояма сочувствующе покивал.
– Ни хрена вы не понимаете, молодые еще. Возвращаясь к нашему делу: кремлевские проигрывают нулевку. И тогда они пошли ва-банк – пригласили сириусян.
– Глупо как! – рассмеялся Рыков. – Столько раз им по роже били, и…
– Ты, что ли, бил? Били, конечно, но кремлевцы подсказали этим горе-воякам атаковать не здесь, а на первом плане. Позволили тут, у нас под носом, сконцентрировать силы, которые сириусяне собирались двинуть вниз. Ну а там – кремлевские ослаблены, да и вообще обещали не противодействовать, мы в Москве все же недостаточно хорошо закрепились. Могло выгореть дельце у семипальцевых уродцев. И вот, ко всему прочему, я этой ночью узнаю, что на моей территории Армия Вторжения разворачивается!
– Я немножко не понимаю! – поднял палец Ояма. – Как можно пойти на нулевой план с первого? Разве сириусяне – бродники?