- Пшла отсюда, - согнал ее с изножья кровати. Мягка, тепла, хороша, ночью что творила - огонь, да и только. Девка скатилась с ложа, торопливо прихватывая свои немудрящие одежки. Погрела косточки магистратовы, утолила его голод мужской, да и будет. Рассчитывать ей не на что было - знала, для чего ее отправили в покои господина. Ну да пусть радуется, на мягких перинах в тепле выспалась - не на досках спала в кухне или не в соломе во дворе, дрожа от холода. Да и ублажала кого - не пьяного свободнокровку-импотента же в подворотне… Неслышно появился брадобрей со своими принадлежностями, и громыхнул медным тазом, каким-то чудом удерживая еще и кувшин с горячей водой. Впрочем, последнее чудо, сразу объяснилось - кувшин нес мальчик-подмастерье. Магистр умостился в кресло для бритья и умывания, и предал свой лик в чуткие руки брадобрея. Ибо закон гласил, что "все поголовно мужчины, коим исполнилось 18 лет, обязаны брить свое лицо каждое солнечное утро". В сезон дождей этот закон не действовал. Дамы же в сезон дождей, прекрасные и не очень, принадлежавшие к кастам или свободнорожденные, сидели во дворцах, замках, домах, хижинах и не смели носу казать наружу, так как дожди несли неизлечимую хворь какую-то всему роду женскому. Клан повитух давно бился над этой проблемой, но пока безрезультатно. Нападала хворь такая: становились дамы раздражительными донельзя, отказывались выполнять свои супружеские обязанности, капризничали, жаловались на головную боль, а при попадании под дождь - все эти признаки усиливались. Капризы заканчивались истериками, головная боль словно разрывала головы на части. И дамы шли убивать.
Много лет прошло, пока тогдашний правитель, после очередного убийства не запретил всем дамам покидать жилища во время Сезона дождей. Сидящие дома не становились столь опасны, были просто капризны, необщительны и больны головой.
Излечение наступало, когда небо разъяснивалось, и наступало время следующего сезона. И оба полы были квиты - мужчинам приходилось каждый солнечный денек скрести лица, уничтожая поросль, а женщины сидели под запорами, не осмеливаясь высунуть носа за двери, когда начинались дожди, перевязывая голову и мучаясь от болей.
Побритый, умытый и освеженный Магистр почувствовал всю легкость своего бытия, прелесть этого утра. Подойдя к окну, потянулся с наслаждением. Время сегодня не прыгало и не изменяло Мир, как хотело. Рассвет наступил неспешно, дневные светила обагрили горизонт, постепенно занимая свои места на небосклоне, расцвечивая Зорию в яркие тона и сметая ночной мрак. Когда наступало такое солнечное безмятежное утро, возвращалось былое ощущение юности, гибкости, всемогущества и вседозволенности - словно Магистр становился Примом - тем самым перворожденным, которому дозволено все. После брадобрея в спальню пожаловал дворцовый портной и его подмастерья, одевшие Магистра в бесчисленные пышные, расшитые каменьями и драгоценными металлами одежды, в которые самостоятельно облачиться было совершенно невозможно. Вошел дворецкий - огласил, что завтрак подан. Магистр спустился в залу, накрытый стол поражал воображение изысканностью и тщательностью продуманной сервировки.
Свежесрезанные цветы в роскошных вазах источали нежный аромат. Манящие запахи плыли навстречу каждому, кто просто шел мимо трапезной. Вокруг стола уже сновали офицеры - повара в белоснежных кителях и колпаках, сержанты - поварята и всякая другая челядь, разносящая снедь и напитки. Вкусно откушал, запив завтрак немалым количеством вина, которое при малейшем нарушении технологии производства становилось уксусом или же приторным медом. Производилось в маленькой деревеньке Прогаль, стоящей на краю Ущелья Водопадов. Благодаря сырости, царящей там, местный виноград отличался особым вкусом, и вино получалось с таким тонким букетом, что приятно было пить его хоть на завтрак, да и в любое другое время тоже.
В это утро Магистру не к чему было придраться во время приема пищи. Все было идеально. Все утро было идеальным. Солнечный свет, струящийся в открытые окна, был идеального золотого цвета. Нигде не было ни пылинки. Никто из челяди не упал, не оступился и не споткнулся. Все блюда удались повару на славу.
Благодаря такому стечению обстоятельств Магистр находился в благодушном состоянии. Потом его сопроводили в опочивальню, где он вздремнул, чтобы получить бодрость духа. Потом, проснувшись, испил напитка заморского, "кафео" называющегося. Моду ввела на него сама Прима, купив у купцов, которые вернулись из диких земель весь груз этого самого кафео. Дворцовый законодатель мод объявил сей напиток открытием года, и велел подавать во всех дворцах и замках это чудесное зелье. По прошествии некоторого времени и вправду оказалось, что принимавшие чашечку другую синего варева, чувствовали, что сил и бодрости добавлялось, а астрономы, повитухи и кастыри, которым по долгу службы приходилось не спать по ночам, выявили, что выпитый на ночь проясняет ум. И еще кафео укрепляет чресла, о чем не всегда бывало известно законным дамам. Знали об этом все тиманти, подливая своим клиентам, да и сами употребляли и в немалых количествах для поддержания тонуса, так сказать, ну и работа-то, в основном, ночная.
…Теперь было время и для работы - выслушать сообщения пастырей из других городов, городишек, из всех монастырей, принять посетителей, прочитать присланную почту, похвалить кого, кого пожурить, а то и на каторгу, а то и на плаху, да и к палачу кого отправить. В приемной зале толпилась довольно много народу, и у всех были неотложные дела, и всем было срочно, а помощник, давний знакомец Сакс фон Маар, нашептывал свои советы в заросшее темным курчавым пухом ухо Магистра. Весь этот сумбур, непрерывное шуршание, шепот, бормотание начали понемногу затмевать радостно-солнечное утреннее ощущение. Все навязчивые звуки неожиданно приблизились и словно усилились. Возникшее отвращение ко всем этим кляузникам, жалобщикам, завистникам, ворам, тимантям, рыцарям, оспаривавшим наследство, и вся остальная братия, ожидавшая приема в зале, поднялось из глубин души и заполонило все. "На что я должен тратить свое драгоценное время", - подумалось Магистру. Внезапно всплыло то, что он пытался не вспоминать, запихнув в самый дальний уголок памяти.
Тогда было вокруг Мира еще много неизведанного. Молодой, статный и горделивый советник кастыря пастырей Блангорры - еще не Магистр - повел армию, состоящую из рыцарей на добычу своей доли богатства и славы в поход по Диким мирам. Велено было исследовать, составить подробные карты и открыть представительства Мира по всем странам, где проживают все эти так называемые дикие народы, которые могли быть встречены в пути, заключить договоры о взаимовыгодной торговле и всяких других государственных делах. Для поддержания связи со столицей при армии был отряд курьеров - голубятников. Если новость была обычной важности, отправляли голубя, если же требовала особого донесения, отправляли курьера. Все годы, которые продолжался поход, связь с Примом поддерживалась, и все приказания его выполнялись немедленно - по доставке, конечно. Мудро управлял юный кастырь блестящим войском, знал он явные и тайные помыслы, все страхи и вожделения своих подчиненных. Был одно время шепоток, что стакнулся советник с темнобородым. Поэтому никто уже тогда не смел смотреть в глаза юному советнику, которого тогда еще могли звать по имени, данному при рождении. Тогда еще его могли звать Торнвальд фон Реймер, но уже тогда он никого не прощал и ничего не забывал. Во время похода умело избавился от шептунов, заручился дружбой рыцаря фон Маара, поделив добытое в походах богатство, и получил рыцаря в вечные свои должники, чтобы предать не смог.
Закрепил свое могущество среди диких - договаривался вроде и от имени Примов, а так, что только ему подчинялись и несли богатство и славу, которое только он мог распределить по-своему. Армия не могла предать своего повелителя - он шел на шаг вперед, зная все обо всех и каждом.
А о предательстве сам мог молодой фон Реймер поведать многое, потому как науку эту он изучил назубок. Чтобы стать советником, отправил отца и мать на плаху по своему собственному навету, обвинив в убийстве, замарав кровью и подставив весовщикам так, что виновными оказались именно они. Отец был мирным пастырем, мать - дочерью рыцаря-пастыря. Судьба Торнвальда была бы предсказанной - пастырь, но без права наследования имущества семьи, пастырь, но без возможности стать Магистром, потому как был еще и старший брат, любимец отца. Удушив старшего брата, чтобы получить замок и родовое имя, которое не могло быть ему присвоено, покуда жив старший в роду, получил таким нехитрым образом возможность возвыситься до советника кастыря Блангорры, желая стать Магистром. Избавился совсем от прошлого, продав свою невесту в Дикие миры, потому как узнала она обо всем свершенном. Как пастырь, читал в душах, обращенных к нему в моменты молитвы без труда, используя потом тайносказанное без зазрения совести. Узнав о том, что вскоре отправляется поход к Диким, явился ко двору Примов, горя благородным негодованием и желанием отомстить за похищенную невесту и покарать виновных. Прим урезонил горящего праведным гневом юного пастыря, приказав не трогать без дополнительных указаний никого до тех пор, пока весовщики не расследуют. Но вот незадача - ни одного не оказалось в армии, да и членов других кланов тоже не было - только пастыри и свободнорожденные. Поэтому были вырезаны под корень во славу Великой Семерки и мирских Примов - как страшно кричал советник, отправляя верных своих воинов в атаку на беззащитные города и деревеньки. Все, что попадалось - залили водой или сожгли - как повезло, какой сезон был. Если, например, дождей - то смыты водой, а жители утоплены, не жалели никого - ни старого, ни малого - мол, разгул стихий был - и все шито-крыто; женщин убивали нещадно. Ибо фон Реймером сказано было, что продались дикие Хрону, и нет им пощады, а потом среди развалин забирали себе все, что могли унести. К концу похода среди воинов остались только верные кастырю, остальные погибали - иногда при странных обстоятельствах, были упокоены без долгих разбирательств, обоз удлинялся. Заматеревшие к тому времени фон Реймер и фон Маар были как заговоренные - их не брали ни стрелы, ни яд.
Сколько было покушений совершено - не счесть. Тех, кто был уличен в заговоре, никто никогда более не видел. Остальные молчали - хранили верность, почитая за честь служить столь могущественным господам. Потому что знали, что даже за малейший шепоток грядет неминуемая смерть. Вот и молчали. В положенный срок пожаловало блестящее войско, хотя и в изрядно потрепанных доспехах, как победители в Блангорру. Изможденные и измученные тяготами похода были суровы их лица. Скорбя о потерянных товарищах, приказали они создать памятник воину, покорявшему Дикие миры. Пахли вернувшиеся пастыри дымом и порохом. Потом советник фон Реймер стал Магистром и наместником Мира, а рыцарь фон Маар убыл в свою вотчину, где благополучно женился на девице де Брасс из соседнего благородного, но обнищавшего семейства. Говорят, что счастлив был в браке. Фон Реймер стал всемогущ, запретил упоминание своего имени простыми смертными, стремясь стать похожим на семерку божественных создателей, высочайшим своим повелением став "Магистром".
Магистр позволить мог себе все, что только хотелось. Все остальные рыцари, которые вернулись из похода, были вернее собак для наместника - ему стоило только кликнуть и они пошли бы за ним куда угодно. Челядь Магистра была подобрана таким образом, что только лучшие могли попасть туда. Самым искусным в Мире слыл его повар, ибо любил господин вкусно и затейливо покушать - лишь тот, кто готовил Примам, мог сравниться с ним. Девки, гревшие ему постель - были самыми красивыми, их порой хотели взять в законные дамы самые благородные люди Мира, но могли себе это позволить только после Магистра. Который любил шутить при такой процедуре, что "я благословить должен сей союз, плотью проверив, достойна ли эта девица украшать собой ваш род". Любил наместник свое право "первой ночи", которое ввел именно он. Монастыри присылали ему часть своей казны. Монахи боялись его, как огня, посему никогда не задерживали платежи. Даже его наперсник теперь под боком - скучно стало рыцарю де Брассу, оказавшемуся не у дел, в своей глубинке - вернулся на службу и теперь был доверенным советником. Итак, Магистр наслаждался жизнью и был счастлив? Да нет же! Те ночи, когда он был трезв и не услаждал свою плоть какой-нибудь девицей, были бессонны и мучительны. Ничего не радовало после таких ночей Магистра, казалось, что все - зря.
Терзался Магистр тем, что он не Прим. Почему, ну почему, кровь его не приняла кровь правителей, и не знал он при рождении слов предсказания?! Какой бы он был правитель! А Приму какую он мог бы создать для себя… Ну почему не ему принадлежали многочисленные стада примовских единорогов?! Вот Прим нынешний - молокосос, он больше ничего не может, кроме как сидеть, как истукан на троне, да примовский огненный венец носить, да какие-то таинства вершить.
Смог себе красавицу Приму создать, а более ничего чудесного от него Мир и не видел - воочию не видел. Вот то-то и оно! А ему, Магистру, перед которым трепетала половина Зории, кладовые которого полны золота, драгоценностей, редких металлов и других диковинок, приходилось прятать глаза, стараясь изо всех сил, чтобы Приму и в голову не пришло усомниться в верности главного пастыря страны. Под боком правителя можно было творить такие вещи - так близко никто и не будет подозревать, что кто-то может осмелиться преступить Кодексы, особенно кастырь - оплот и поддержка Мира и Прима. После бессонных ночей Магистра обычно начинались какие-нибудь изменения в Мире - то налог новый введут, то срок службы в армии удлинят, то еще что придумают - под предлогом, что для народа. В общем, тешил себя Магистр, чем мог. Но лишь только после какой-нибудь особо замысловатой казни или пыток изощренных становилось легче. Чужая кровь смывала тяжкие раздумья и уносила сетования на судьбу. Потом приходило горделивое осознание своего могущества…
Внезапно Магистр почувствовал, что советник стал излишне настойчив в шепоте своем. Встрепенулся кастырь, увидел багровое пятно в зале - друг-палач пришел, напомнить о своем обещании. Сегодня палач обещал особо изысканные пытки для заговорщиков, которые осмелились шепнуть крамольное нечто про Магистра, а там и про Прима недолго шептать начать. Да кто им позволил, трепать по углам пресветлое имя?! Вспомнить они, видите ли, решили, как звали Магистра в юности, да и заспорили о правильности имени, да громко заспорили, что донеслось до Магистра, который очень не любил, когда ему напоминали про те времена. Вроде говорили, что они в походе были в том самом, по Диким мирам который. Что воинами были, сражались с ним бок о бок. Ага, воинами - те, кто жив остался, предан до самой смерти, уж они не нашепчут. Уж кому - кому, как не ему об этом знать… Так что, если всякие свободнокровки начнут себя воинами мнить - это куда же Мир катится? Поэтому велел палачу приготовиться по-особому. Чтобы и на пользу дела, да и оттянуться хотелось. А тут эти кляузники, шептуны, грязные девки, орущие дети… Магистр встал, показывая, что прием окончен. Советник, пастырь-рыцарь де Брасс, тот час же начал собирать упавшие бумаги и разгонять народ, чтобы дали кастырю пройти:
- Все, все, завтра приходите, завтра. На сегодня приема нет. Расходитесь, господа хорошие, а то сейчас рыцарей созову, чтобы скорости добавить.
С недовольным гулом миряне разбредались из залы справедливости. Магистр прошел в свои покои, где его уже поджидал целый рой ухаживальщиков - любая благородная дама бы позавидовала тому, как трепещут над таким клиентом доблестные парикмахеры-массажисты-маникюрши. Все процедуры были длительными, но очень приятными. Магистр расслабился и отдал себя в чуткие руки ухаживальщиков. Теперь наступало личное его время, которое он проводил с немалой приятностью. После всех процедур ждал обильный обед, полуденный сон, а к вечеру зрелище - обещанная казнь с завораживающим театром пыток, а потом, коли желание будет, на ночь можно подстилку поискать - помягче, помоложе да покрасивее.
Обед оправдал ожидания, повар снова изощрился и устроил настоящий праздник вкуса и желудка. Все блюда были такими, такими… Что даже не расскажешь. Свежими, сочными, удивлявшими новизной и вкусом. Неожиданные сочетания, казалось бы, несочетаемого. Как мог этот красномордый, вечно недовольный, ворчащий свободнокровый мужик, родом откуда-то с приграничья ежедневно творить такую сказку?! Откуда он знал, как сделать вот это, чему даже еще и названия нет, что оно будет так сочиться мясным соком, и подчеркнуть вкус и аромат его, призван какой-то иноземный фрукт с нежной кислинкой? И вновь повидавший на своем веку Магистр мог признать, что удовлетворен и насытился.
Каждый раз давая себе слово, что, как только повар повторится - быть головушке его на плахе, ибо дар кулинарный такой не от семерки, а от Хрона. Но отказаться от таких яств сейчас, когда вроде и вина повара не доказана, нет уж, увольте… С трудом выбравшись из-за обеденного стола, препровожден был в апартаменты для полуденного сна. Появилась было девка какая-то, де Брасс выбирал, кого прислать, ибо бывало, шалил Магистр после обеда, да он сонно отмахнулся от нее - не до тебя сегодня. Уложен был на мягчайшие перины-подушки за легкий полог, спасавший от всяких кусачих насекомых, осмеливающихся тревожить сон, и провалился в сладкую дрему.
Проснувшись, освежился в купальне с теплой водой, бодрящей мятым запахом. Достопочтенный кастырь скушал на полдник чашечку десерта. А потом бодрой походкой отправился в пыточную, в которой мастер заплечных дел уже готовил свои пугающие инструменты для жертвы. Вскоре привели первого узника.