Подбить на обсуждение этой темы братьев, как обычно, не удалось, и Виан решил обдумать ее на досуге, то есть пока сторожит поле. Наглядной моделью послужила половинка яблока: вторую Виан сгрыз, дабы подпитать себя на время размышлений. На кожуре оставшейся половинки он даже не поленился наколоть острой палочкой некоторые известные ему созвездия.
Из-за сгустившейся темноты яблочный небесный свод было плохо видно, и парень, поворачивая его и так и эдак, поднес остатки яблока почти к самому лицу. И настолько увлекся проблемами космогонии, что маленькая птичка почти отчаялась до него докричаться. Она чуть не охрипла, так что даже самые отчаянные камышовки в ближайших кустах озадаченно смолкли, прислушиваясь к конкурентке.
Виан тяжко вздохнул и откусил треть небесного свода. Птичка жалостливо пискнула, усаживаясь на длинную шаткую травину.
– О, – заметил ее наконец парень, – пичужка!
– Ты что, яблочка хочешь?
Пичуга самого насекомоядного вида в ужасе отпрянула, но не улетела. Виан, сплюнув на траву несъедобную часть огрызка, осторожно протянул к ней руку. Внимательно посмотрев на селянина, птичка что-то пропищала – и исчезла. Только травина некоторое время еще раскачивалась, пока не замерла.
– Чудеса! – пожал плечами Виан. И тут заметил кобылу.
Это потом Виан для красного словца приврал, что полночи носился по лугам, полям и перелескам, держась за конский хвост, пока не измотал дикую кобылицу вконец. Сам же он прекрасно понимал, что поймать ее не стоило практически никаких трудов -лошадь двигалась, как деревянная игрушка, словно не вполне управляя собственными ногами, и взирала на мир полными удивления круглыми глазами. Когда аркан оказался у нее на шее, кобыла даже не пыталась вырываться, а всего лишь попробовала выйти из петли, словно надеялась, что нежданная привязь ей почудилась и как-нибудь сама исчезнет.
– Эй-эй! Не балуй! – скорее для острастки прикрикнул Виан, натягивая аркан.
Кобыла покорно остановилась, глядя на человека с удивлением и печалью. Затем ее губы зашевелились.
– Ну вот, ты меня и поймал, – бесстрастно сообщила лошадь.
Виан от неожиданности икнул и чуть не выпустил веревку. Но, похоже, не он один думал, что лошадям разговаривать не полагается, – кобыла испуганно навострила уши и, скосив глаза вперед, уставилась на собственную морду с поистине непередаваемым изумлением.
– Ты меня поймал, так что теперь я принадлежу тебе, – - продолжала она, ошалело тараща глаза и словно пытаясь отстраниться от своего рта, явно задумавшего своевольничать.
– Лошади разговаривать не умеют, – сказал Виан, не столько обращаясь к кобыле, сколько сообщая вселенной, что в ней что-то разладилось.
– Разумеется, не умеют, – охотно согласилась лошадь, – поэтому слушай и не заставляй меня лишний раз идти против законов мироздания.
Завершив эту тираду, она вскинула морду и отчаянно заржала. Вероятно, способность производить нормальные лошадиные звуки ее несколько успокоила. И хорошо, а то Виан начинал побаиваться, как бы лошадиные глаза не вылезли из орбит.
Привязав веревку к ограде, парень подошел поближе к плененной лошади и осторожно потыкал в нее пальцем. Лошадь испуганно отпрянула.
– Ты чего? – спросила она. – Нет, я не водяная лошадка, я обычная лошадь, только очень красивая умная.
Уверенности в собственном уме ни в голосе, ни выражении морды кобылы что-то не было заметно.
– Странно как-то, – сказал Виан. – Ты говоришь: "поймал", но я не заметил, чтобы ты особенно сопротивлялась. Годовалого домашнего жеребчика и то куда труднее удержать.
– А то! – фыркнула кобыла. – Пока тут ночь за ночью походишь, да пока братьев твоих…
– Что-что? – удивленно переспросил Виан.
– А, забудь. Это я так, проговорилась… Лучше скажи, нет ли здесь какого-нибудь не слишком посещаемого сарая или дома?
– Это еще зачем?
– Ну сам подумай, кто тебе даст спокойно держать такое благородное животное на вашем сельском подворье?! А если и дадут, то ни мне, ни тебе покоя не будет. А мне, – кобылица, несмотря на монотонность голоса, выделила это слово, – нужен покой. Будет покой – будет тебе счастье.
– Ну, есть тут неподалеку сараюшка, вроде как не слишком гнилая, – с сомнением сказал Виан, – ее пастухи временами зачем-то пользуют, но сейчас она пустая стоит.
– Во! – всхрапнула кобыла. – Отведи меня туда и едой какой обеспечь. А я тогда через три дня рожу таких коней, каких ты уж точно никогда не видывал!
– Роди-ишь? – - протянул парень. – - Через три Дня? – он внимательно оглядел лошадиный бок, затем для верности обошел вокруг кобылы и оглядел второй бок. Жеребой, тем более – на последнем сроке, лошадь не выглядела. – И как это у тебя получится?
– Не твоего ума дело! – ответила лошадь. – Как и кого рожать – это моя забота, ты знай корми.
Ну, – добавила она, подумав, – может, это будет не через три дня, а через шесть… седмицы через полторы – уже точно!
Не сказать, чтоб Виан поверил: говорящая лошадь – говорящей лошадью, но и с малолетства обученные речи деревенские бабы отнюдь не всегда могут предсказать точное время собственного разрешения от бремени и уж тем более – как будет выглядеть младенец. Но простое человеческое любопытство было его неотъемлемым свойством, поэтому он отвязал лошадь и повел ее к сараюшке.
– Ты меня слушай внимательно, – говорила по дороге лошадь, – кони, которых я… рожу, хоть и хороши, но ты можешь их продать, ежели деньги потребуются. А кроме них, родится еще маленький конек – вот его не продавай никому и никогда! Только попробуй!…
– И что? – поинтересовался Виан.
– Не будет тебе счастья. Этот конек, он может… ну, не сказать, чтобы все, но очень многое. Так что как он народится, держись подле – и не пропадешь.
– Ой, откуда ты все это знаешь? Кони еще не на родились, а ты уже их стати расписываешь! Что-то ты не договариваешь…
– Ты же сам сказал, – огрызнулась кобыла, – что лошади говорить не умеют, вот я и не злоупотребляю.
– Ну и ладно, – отмахнулся парень, – вот уже и пришли.
Когда Виан завел кобылу внутрь и подпер поленом не слишком надежную дверь, ему показалось, что сбоку от дороги в густом бурьяне кто-то облегченно вздохнул.
– Как дела, госпожа?
Конеподобный колдун появился из на мгновение полыхнувшего синим портала. Омелия от неожиданности уронила книгу, которую читала, и та гулко лязгнула об пол бронзовыми накладками переплета.
– Шакал тебя заешь, Лазаро! Я же чуть с испугу не умерла!
– Ну-ну, – успокаивающим тоном проговорил Лазаро, – девушку, которая с мечом в руках встретила солдат Аль-Хардира, мало что может напугать до смерти. И уж точно это не ее придворный маг в образе неведомой зверюшки. Так все-таки как дела?
– Ну какие могут быть дела?! – девушка поднялась с кресла и прошлась по комнате. – Какие могут быть дела, когда я сижу тут хуже, чем в тюрьме! Сю да, знаешь ли, гости не заходят, со светскими развлечениями плохо. Хорошо хоть с едой и питьем проблем пока нет. Я и представить себе не могла, что мне – мне! – придется стоять у плиты и самой готовить всякие разносолы.
– Ну, если я покопаюсь в магических вещицах, может, и удастся найти заклинание Прислужника… – Да нет, время-то надо чем-нибудь занять, так что я на это не жалуюсь. Это я так… Главное, здесь жутко и одиноко, особенно по ночам. Я последнее время стала отсыпаться днем, а ночами сижу и читаю, чтобы не так страшно было.
– А ты бы в Шар смотрела – я его включил, он теперь работает сам.
– А я и смотрела, – мрачно проговорила девушка и, помолчав, добавила: – Что, все короли такие?
– По-всякому, – пожал плечами Лазаро.
– Где-то здесь…
– Эти магические закрома бездонные, что ли? – поинтересовалась Омелия.
Лазаро оторвался от своего занятия и повернулся к девушке, подняв уши торчком.
– Почти, – сказал он. – Только боевых штучек здесь не осталось. По крайней мере, я думаю, что не осталось. Тут же поколения четыре копило все, что ни попадя, а озаботиться каталогизацией и сортировкой никому времени не доставало, – он вздохнул, – и мне тоже, дураку старому.
– Ну вот и озаботься, – хмыкнула Омелия, вертя
в руках подобранный с пола сломанный костяной гребень. На гребне были искусно вырезаны гарцующие кони с развевающимися гривами – жаль только, изделие костореза переломилось пополам, оставив от одной из фигурок лишь круп с хвостом и ногами.
– Как ты думаешь, это легко делать копытами? вкрадчиво спросил маг. – Мне же даже ругаться опасно – - мало ли что из сказанного материализуется! А иногда, знаешь ли, очень хочется… – тут он увидел обломок безделушки в руках у девушки: – О, вот же он!
– Ты это искал? – с подозрением спросила Омелия, протягивая колдуну остатки гребня.
– Это, это.
Лазаро взял сломанный гребень зубами и некоторое время стоял и размышлял – вероятно, о том, куда теперь деть находку. Затем пихнул куда-то под мышку. Омелия еще подумала, что у него там не иначе карман какой. Поскольку в объяснения Лазаро не вдавался, девушка вновь принялась изучать наследие предков, перекладывая различные, большей частью непонятные, предметы с места на место.
– А что будет, – поинтересовалась она – если я все же найду какую-нибудь "боевую штучку"? – В принципе все может быть, – пожал плечами Лазаро. – Но ничего опасного не случится. Все магические предметы содержат собственный заряд энергии, но для полноценного срабатывания они должны оказаться в руках мага. Так что играйся на здоровье, глядишь – развлечешься.
Любопытства Виану было не занимать. В течение седмицы парень позабросил все предыдущие увлечения и прожекты – на радость старшим братьям. Он старался, как мог исправно, выполнять все поручения по дому, а потом отправлялся к пастушьему сараю, прихватив косу, а иной раз и немного овса, позаимствованного из родительской конюшни. Накосив охапку травы на ничейной делянке у леса, Виан каждый раз воровато оглядывался, хотя сам не знал, чего именно опасается.
Впрочем, пока ничего не происходило. Кобыла дичилась и таращила в испуге глаза, но сено и овес ела. Проблема возникала с уборкой навоза – кобыла, едва Виан подходил к ней поближе, начинала сильно нервничать, забивалась в угол, а когда парень оказывался достаточно близко – норовила лягнуть. Разговаривать она отказывалась, равно как и слушаться человеческих слов.
"Не иначе как в ту ночь она какой травы волшебной наелась, от которой звери разумную речь понимать начинают", – думал Виан, прекрасно отдавая себе отчет, что сейчас он едва ли заарканил бы эту лошадь. Однако парня не покидало желание посмотреть, что же будет дальше.
Терпения хватило ему как раз до конца седмицы.
Аккурат утром седьмого дня в гости к отцу зашел старик Халуп. Виан только-только продрал глаза, когда услышал его скрипучий голос:
– А слыхал, чего мой внучек вчерась нашел? Отец, видимо, ответил отрицательно, потому что Халуп продолжал:
– А он с соседней деревни, с Поймищ, поздно возвращался, уже темнеть начало. Он и решил срезать через лесок, даром что места свои, знакомые. И вот уж опушка недалеко, как видит – сверкнуло что-то промеж деревьев. Нехорошо сверкнуло, поколдовски. Ну, парень-то он не робкого десятка, прямо на отблеск и пошел. Дай, думает, хоть глазком погляжу, что за тать там ворожбу творит. А то, может, уж в набат пора бить.
Халуп охрип и зашелся кашлем. Но, видимо, очень уж хотелось досказать новость. Поэтому он продолжал, еще не откашлявшись как следует:
– Подходит, значит, внучок мой – нет никакого колдуна, никто вроде ворожбу не вершит. А только на полянке, где сверкало-то, трава примята, словно по ней кони бегали взапуски, да валяется что-то темное. Присмотрелся он, да и обомлел: конский круп в траве валяется, с ногами. Хвост есть, в травинах путается, а остальной лошади-то и нет. Словно ножом огромадным кто разрезал. И вроде обрубок свежий, а кровь из него не бежит, и даже трава ничуть не заляпана.
С Виана остатки сна согнало как рукой. Он быстро спустил ноги с лавки на прохладный пол и, шлепая босыми ступнями по доскам, выбежал в сени.
– Как же внук-то твой увидел, что на траве кровяных брызг нет? – с деланым удивлением поинтересовался отец. – Сам же говоришь, темнело уже.
– Так я разумею – коли из лошади кровь-то вы пустить, ее и в темноте без труда заметишь, а еще первей унюхаешь, – возразил Халуп. – А тут ничего похожего.
– А какой масти лошадь-то была? – взволнованно спросил Виан от двери.
– Да кто знает, какая там масть. Сказал же темная: может, вороная, а может, бурая. А хвост вроде светлый, – пожал плечами Халуп. -
А-а, – чуть успокоился Виан. – Главное, не серая.
– А что тебе масть-то? – удивился отец, но Виан уже вышел во двор.
– Вот я тебе что скажу, Халуп, – обратился отец к старику. – Ты человек уважаемый, но знаю я, с кем твой внук в Поймищах зелено вино пьет. После того вина чего только в темном лесу да не примерещится!
Ты б уж лучше к порядку его призвал, чем байки повторять…
Виану в тот день словно шилья в чувствительное место кололи. Но он себя сдерживал – завел обычай ближе к закату кобылицу проведывать, так надо держаться. Держаться-то держался, но места себе не находил. Все буквально из рук валилось. Так что едва дождался, когда солнышко к лесу клониться начнет.
В сараюшке было куда как шумно: еще шагов за сто услышал Виан фырканье, ржание и стук копыт о доски. Обеспокоенный парень последние сажени пролетел бегом и распахнул дверь сарая.
Из двери прямо-таки шибануло запахами конского пота и навоза, словно Виан и не убирался накануне. Он, помнится, даже умудрился почистить кобылу скребницей, благо, животное вновь пребывало в каком-то сомнамбулическом состоянии, как в день поимки. Кобыла и сейчас была не в себе. Ее морда с обезумевшим взглядом появилась из дверей сарая немедленно следом за волной запаха. Лошадь посмотрела Виану прямо в глаза.
– Ну вот, я уговор выполнила, – сообщила она, странно, не в такт словам, шлепая губами. – Можешь заглянуть и пересчитать.
Осторожно обогнув вновь обретшую дар речи лошадь, парень заглянул в полутемное нутро сарая.
– Кони златогривые, две штуки, – перечисляла за его спиной кобылица. – Есть такие? Конек маленький, ушастый, одна штука. Наличествует?
Виан, ожидавший увидеть в лучшем случае новорожденных жеребят, действительно разглядел двух рослых похожих коней, словно один был отражением другого. Кони и впрямь были невиданной красы, а в первую очередь – невиданной масти: очень темные, практически вороные, но с длинными светлыми золотисто-рыжими гривами и хвостами. Рядом с красавцами-конями Виан разглядел и странного зверька, ушастого и горбатого, назвать которого лошадью язык никак не поворачивался. Зверек же встретился с парнем взглядом и неожиданно кивнул ему с серьезным видом: дескать, все в порядке, расчет окончен.
– Всех посчитал? – сварливым тоном осведомилась кобылица и заржала.
– Вроде всех, – неуверенно откликнулся Виан.
– Ну, тогда я пошла. Как говорится, не поминай те лихом!
Она направилась к полевой дороге, по-первости ступая так, словно разучилась ходить. Затем ее шаги стали увереннее, а спустя минуту пришедшая в себя кобылица перешла с шага на галоп и помчалась, держась лесной опушки. Бегай она так семь дней назад, подумалось Виану, он арканом и взмахнуть не успел бы, а кобылица была бы уже далеко.
– Что-то здесь не так, – проговорил парень, следя за уменьшающимся конским силуэтом.
– Что именно? – спросил кто-то.
– Не умеют лошади разговаривать, – отозвался
Виан, вновь поворачиваясь к сараю.
– Не умеют, – согласился стоящий в дверях конек. – Я, во всяком случае, ни разу такой лошади не видел.
Виан осторожно подошел и потрогал конька пальцем.
– Э-э, ты чего? – странный зверек отступил на шаг.
– Ты же сам сказал, что лошади разговаривать не умеют, – сообщил парень. – Что же против природных законов идешь?
Конек на секунду задумался.
– Ну, ты сам посуди, – нашелся он. – Какой из меня конь? Ты видел таких коней, как я? А? С такими ушами? Да с горбами? То-то!
– Ага, а еще говорящих, – согласился Виан и рассудительно добавил: – А с ушами – это не кони, а ослы.
– Да ты что? – искренне возмутился конек. – Ты осла-то живого видел когда? Да любой осел, увидев мои уши, умрет от зависти!
– М-м, а ты сам-то когда осла видел? – поинтересовался парень. – Ты же только что народился. Конек промолчал, очевидно размышляя.
– И те кони, что в сарае, – продолжал Виан, ну как могут родиться сразу взрослые кони? Где они в кобылице-то помещались?!
– Ну, не через мышиную норку же прибежали! – фыркнул конек. – Какая тебе, в сущности, разница? Была кобылица, теперь есть кони. Причем уже взрослые, растить не надо.
– А все-таки?
– Ты не поймешь, – отвернулся конек.
– А ты попробуй, – настаивал Виан.
– Это, – скривив губы, проговорил конек, – есть нарушение пространственно-временного континуума и, как следствие, нелинейный ход времени.
– Ну, спасибо! Объяснил! – фыркнул Виан. -
"Батя, ты с кем сейчас разговаривал?!"
– О, а ты не глуп, – как будто бы обрадовался конек. – Классические притчи знаешь! Но я же тебе говорил – не поймешь. Волшебство это, короче.
– Так бы сразу и сказал, – облегченно вздохнул Виан.
– А я так и сказал, только уточнил. Волшебство то – оно разное бывает. Ладно, не морочь себе пока этим голову, принимай жизнь как есть. Если будешь меня слушать, со временем все поймешь. И даже больше.
А теперь, – - конек старательно почесался задним копытом, – поесть бы чего.
И он скорбно вздохнул.
Виан между тем, не тратя времени даром, взял косу и отправился за свежей травой.
– Ты коси там, где клеверу больше, – напутствовал его конек.
Когда парень вернулся с охапкой травы, конек задумчиво сидел по-собачьи на пороге сарая. Виан прошел внутрь, желая накормить красавцев-коней, а заодно и осмотреть их, пока еще не стемнело.
Кони стояли смирно, хотя и следили за Вианом диковатыми глазами, настороженно прядая ушами. От руки не шарахнулись, а почуяв в кармане парня подсоленную ржаную корку, дружно ткнулись Виану в плечо мягкими бархатистыми храпами. Парень разломил угощение пополам, а когда оно было благосклонно и несколько чопорно схвачено двумя парами черных губ, принялся осматривать четвероногих красавцев.
Кони были рослыми, пожалуй, побольше шестнадцати ладоней – не чета местным крестьянским лошадкам, – с тонкими, но крепкими прямыми но гами и изящными шеями. Темно-бурая шерсть была словно только что вычищена – лежала волосок к волоску, а хвосты и гривы ниспадали светлыми волнами, без единого колтуна. Виан, может, и не был знатоком лошадей, но искренне залюбовался этой парой, вполне сознавая, что на сельском подворье таким красавцам не место. Можно, конечно, подержать их здесь – но долго ли утаишь этакое шило в мешке? Хорошо, если конокрад какой не прознает, но по округе разговоры точно пойдут.
Странный ушастый конек, видимо, разгадал его мысли.
– Иди-ка ты спать, парень, – сказал он, – утро вечера мудренее. За ночь никто коней не сведет, это я обещаю, а там посмотрим.