* * *
В круг, освобожденный преторианцами, входит темнокожий человек в синем одеянии и высоком колпаке - вроде тех, что носят вольноотпущенники. На ткань нашиты серебряные монеты, кусочки цветного стекла и ракушки.
Человек поднимает руки - торжественно.
Германцы на мгновение затихают, затем начинают вопить еще громче. Гаа, гаа!
Вот что выбрал для нас Публий Квинтилий Вар…
Черного человека с грацией заклинателя змей.
Помощник фокусника - тощий, высокий, лица не видно в тени капюшона - выносит подставку и водружает на нее деревянный цилиндр. Затем произносит неожиданно звучным, летящим голосом:
- Слушайте, слушайте, слушайте! Великий маг и волшебник Острофаум прибыл в Германию из Египта! Секрет своей магии он узнал в Африке! В самом ее сердце, таинственном царстве огромных обезьян и диких слонов!
Острофаум? Где я слышал это имя?
- Откройте глаза!
Я открываю.
- Приготовьтесь узреть чудо!
Я готовлюсь.
- Великий маг Острофаум… ЗДЕСЬ!!
Спустя мгновение я вспоминаю - и едва не начинаю хохотать в голос. Ализон, рыночный день. Прекрасный сюрприз. Великий фокусник, приехавший с центральной площади.
- Этот трюк никто не может повторить! - кричит зазывала.
Конечно, конечно. Потому что никто и не пробовал.
- Настоящая магия! - гремит зазывала. - Настоящая!
Как неосторожно. По приказу Августа по всем землям Рима преследуют колдунов. Без особого, правда, успеха.
Что галльские друиды, что ярмарочные фокусники до сих пор могут творить чудеса в любой деревне. И люди прячут их от римских властей…
Впрочем, власти тоже не особо усердствуют.
Колдуны и маги нужны всегда.
И уж тем более нужны фокусники. Иначе кто будет развлекать бедных необразованных диких германцев?
- То, что вы увидите, повергнет вас в трепет! - повышает голос зазывала. - Приготовьтесь увидеть незабываемое! Необычайное! Жуткое!
Фокусник поднимает руки. Глаза его закрыты, лицо спокойное. Свет факелов причудливо переливается по угольно - черной коже - словно вода, подкрашенная закатом.
- Сейчас! - кричит зазывала.
Гул стихает. Германцы замерли.
Я слышу только дыхание.
Фокусник открывает глаза…
* * *
Тот, кто долго идет по следу тигра, сам становится тигром. Сопереживает ему, сочувствует его утратам, радуется его радостям. Начинает его понимать…
Я понимаю убийцу брата.
Я почти люблю его.
Я - тигр. И я тот, кто убьет тигра.
* * *
На мгновение мне чудится, что у меня вместо правой кисти - пустота. Ничто. На миг мне показалось, что я - тот высокий гем, что замешан в смерти моего брата…
Однорукий германец, которого ищут по всей Германии и никак не могут найти.
Найдут ли? Германия большая. Недаром название провинции звучит как Germania Magna - Великая. Правда, название не имеет отношения ни к размерам провинции, ни к доблести ее обитателей. А только к моменту основания. Это был год, когда консулом стал Цинна Великий.
Правда, прозвище Великий - Магн, Цинна получил не сам, а унаследовал от деда, знаменитого Помпея.
Как легко в наше время обрести величие!
Просто берешь нужного деда и…
Мне становится скучно.
Когда фокусник проделывает трюк с веревкой, с которой исчезают узлы, меня окликают:
- Гай?
Вибрирующий низкий голос. Я поворачиваю голову. Это Арминий, царь херусков. Рослый, красивый и очень спокойный. Белые волосы собраны в пучок на затылке. Я улыбаюсь. Всегда приятно видеть умного человека, особенно если этот умный человек - твой друг.
- Здравствуй, римлянин, - говорит Арминий, улыбаясь.
- Здравствуй, варвар.
Арминий протягивает мне чашу с вином. Выплескивает из своей пару капель на землю и говорит:
- На добро тебе! - как принято в Риме. Похоже, скоро варвары будут знать наши обычаи лучше нас самих.
- Живи, - отвечаю традиционно. Вино льется внутрь; тягучей прохладной рекой заполняет желудок. Хорошо.
- Философы ошибаются, считая, что человек меняется в течение жизни, - говорит Арминий спустя пару чаш. - Ерунда. Полная чушь. Мы упорно остаемся такими, какими были - это и называется "воспитание".
- Воспитание? Если бы… Упорно следовать всю жизнь одним и тем же заблуждениям - это называется "характер", - говорю я, - а не воспитание.
Мне нельзя пить - я начинаю философствовать.
Арминий усмехается.
- Играешь словами, Гай?
- Разве я не прав, дорогой варвар?
- Пожалуй, - германец смеется. - И ты решил собственным примером доказать это умозаключение?
- А что делать? Мужчинам и легатам - в отличие от философов и женщин - приходится нести ответственность за свои слова.
Арминий хмыкает.
- Другими словами… - Внезапно в дверном проеме мелькает тонкая девичья фигура. И - я забываю, о чем хотел сказать.
- Гай?
- Прости, царь, - я смотрю на Арминия. - Мне нужно идти.
- Ответственность? - спрашивает он серьезно. Голубые глаза смотрят на меня в упор.
- Она самая.
* * *
Мы встречаемся в галерее.
И стоим, как два идиота…
Думаем.
Юная германка смотрит на меня. Я смотрю на нее. И, кажется, пора нам что‑то делать с этим молчанием…
Туснельда поворачивается, идет. Я следом за ней - глядя, как движутся ее ноги под платьем. Толстая светлая коса спускается до пояса.
Она подходит к алтарю, посвященному ларам. Алтарь вот - вот рухнет под тяжестью золота.
Туснельда поворачивается ко мне:
- Ты веришь в духов, римлянин?
Серые глаза кажутся темными, как мрак загробного мира.
- Я верю в богов, - говорю я хрипло. - Нет, не верю.
Я делаю шаг, наклоняюсь…
В следующее мгновение мои губы касаются ее губ. Все вокруг исчезает. Это как вспышка молнии. Как извержение вулкана. Как…
"Ты слишком импульсивный, Гай", сказал бы Луций.
…как удар в голову деревянным мечом в учебной схватке. Тишина. Гром. Земля и небо меняются местами, в ушах - звон, мир кружится и теряет очертания…
Красота - это смерть. Желание женщины - бесстрашие перед лицом смерти.
Я чувствую, как плывет подо мной земля…
Я медленно открываю глаза. Все вокруг становится четким и ярким… Живым.
Я - родился.
Пока мужчина рядом с женщиной, он бессмертен.
- Я верю в богинь, - говорю я.
- Идем, - говорит Туснельда.
Мы проходим через галерею и оказываемся в малом перистиле. Внутренний сад дома Вара. Обычно здесь гуляют заложницы - дочери знатных германцев. Сейчас тут пусто.
Туснельда - дочь Сегеста, царя хавков. Германка и заложница. Обычная практика. Если отец Туснельды восстанет против римской власти, девушку казнят…
И даже я, легат, один из высших военачальников здесь, в Германии, не смогу этому помешать.
Это отрезвляет.
Мы стоим рядом. Над нашими головами, в черном проеме над садом - сияют звезды. Я нахожу глазами: вот Венера, голубая звезда, звезда богини Любви. Красный жестокий Марс, бог воинов…
Что бы он сделал на моем месте? Вырвал убийце брата кишки?!
Нежные ладони ложатся на мои щеки. Мою голову берут и опускают обратно, к земле.
Туснельда смотрит на меня в упор. Глаза - глубокие, как бездна.
- Я здесь, - говорит она. Я смотрю, как шевелятся ее губы. - Здесь, римлянин. А не там, на небе.
- Я тоже здесь. - Беру ее ладонь - она прохладная. Легонько касаюсь губами запястья.
- Оставь… перестать? - она отдергивает руку. Туснельда неплохо говорит на латыни, но только когда не волнуется. - Перестань… месть. Не… думать месть, Гай. Пожалуйста.
…Мой умный старший брат. Мой мертвый старший брат.
Я говорю:
- Не думай.
- Вос ист?
- Правильней сказать "не думай о мести". Я понимаю.
Ее улыбка вспыхивает, как падающая звезда. Мгновенно и ослепительно, точно бликующая под солнцем гладь моря. Лодка сонно покачивается под ногами. Штиль. Розовая полоса по горизонту…
- Но ты думаешь? - спрашивает германка.
Некоторое время я молчу.
"Ты слишком импульсивный, Гай".
- Да. Думаю.
Протягиваю руку и касаюсь пальцами ее щеки.
Иногда мне трудно понять, зачем вообще нужны слова. Мы больше понимаем без слов, одними движениями… наше тело предает нас.
Вот он, вечный наш предатель.
Мы говорим о мести или о долге, а наши тела говорят о слиянии…
Слиянии тел.
"Все критяне - лжецы".
Все?
- Что ты знаешь о моем брате? - слова срываются прежде, чем я успеваю их перехватить.
Глаза Туснельды гаснут.
- Ты глупый, римлянин, - говорит она. - Ты все испортить. Ты - не здесь.
Поворачивается и уходит.
Я стою, неловко опустив руки. Ладони, что впитали тепло ее тела, горят огнем.
* * *
Когда я возвращаюсь, представление в самом разгаре.
Красные, желтые, зеленые мячики летят по кругу, мелькают перед глазами. Германцы радуются. Фокусник демонстрирует ловкость рук.
Африканец.
Почему боги создали таких черных людей? У них что, белая глина закончилась?
- Как тебе представление, Гай? - спрашивает Арминий.
В полутьме лицо фокусника выглядит жутковато. Половина золотая, половина черная. Пламя факелов колеблется, по коже африканца бегут огненные волны…
- Замечательно.
Стоило бы сказать: полная ерунда, но…
- Замечательно, - я поворачиваюсь к Арминию. - Пропретору стоило бы взять этого… - я киваю в сторону фокусника, - и сделать послом в землях за Рением.
Меня прерывает хохот германцев.
Фокусник - посол? Варвары были бы рады. Я смотрю на веселящихся германцев. Простодушие этих ребят завораживает. Но смеются‑то они над фокусником, а кинжал в спину воткнут нам.
Отличные ребята, в сущности.
- Бросьте, легат! - к нам подходит еще один римлянин. Лет тридцати, очень белокожий, с каштановыми волосами. - Представление - кошмарный ужас и безвкусица!
Это Гортензий Мамурра по прозвищу Стручок, командир Девятнадцатого легиона. На сегодня это уже третий легат - не много ли для одного вечера?
Арминий улыбается. С едва заметным огоньком в глазах.
- Даже так?
Стручок важно кивает:
- Несомненно! Вы заметили, насколько чудовищно поставлено представление…
- А мне нравится, - говорит Арминий. - Видимо, у меня плохой вкус, легат. Простите. Но мне нравится фокусник. Ничего не могу с собой поделать. Это, наверное, потому что я варвар, да?
Лицо Гортензия мгновенно становится кислым. Стручок складывает тонкие губы, еще раз - словно не может отыскать для них нужного положения…
- Увидимся, легат, - говорю я.
* * *
Фокусы - развлечение для толпы. Для охлоса. Для варваров.
Глотание зажженного факела. Исчезновение монеты. Распутывание цепей и веревок…
Свет факелов падает на мозаичный пол. Изгибается. Плывет.
Германцы кричат и хлопают в ладоши.
…Однорукого убийцу искали по всей Германии, но не нашли. И пока варвар на свободе, тот, кто заманил моего брата в ловушку - остается безнаказанным.
Луций встречался в лесной деревеньке с неким германцем. И - умер. Его людей перебили всех до единого. Но у меня нет ключа к этой загадке. Я не знаю, что делать дальше…
- Я могу помочь, - говорит Арминий.
Поднимаю голову и неожиданно вспоминаю слова Нумония. Похож ли царь херусков на акулу? Пожалуй… когда так скалится.
- Но вот хочешь ли ты этого? - спрашивает Арминий, скалясь, как белозубая акула.
- Хороший вопрос. Почему ты спрашиваешь?
- Из любопытства. Многое становится отвратительным, если подойти к этому слишком близко. Самая прекрасная бабочка вблизи выглядит отвратительным чудовищем. Ты не боишься, Гай?
- Боюсь?
"Что мы знаем о самых близких нам людях?" - спросил Август, прежде чем отправить меня в Германию.
Царь херусков смотрит на меня. В зрачках мерцают огни факелов, которыми жонглирует фокусник.
Они летят вверх и вниз, крутятся и вспыхивают.
Арминий улыбается.
- Твой брат вел записи, Гай. Пару раз я заставал его за работой. Мы были друзьями, но он все равно закрывал эту… - он щелкает пальцами, - деревянную штуку для бумаг…
- Кодекс, - говорю я.
Интересно.
- Остались мелочи. - я с трудом растягиваю губы в улыбке. - Узнать, где Луций хранил свои записи - и прочитать. Всего - навсего, друг мой Арминий, царь херусков, варвар.
Он поднимает брови. И смеется:
- Ну, это просто, друг мой Гай.
- Да? - я чувствую, как холод вползает между лопаток. Озноб в затылке. Предчувствие.
- Думаю, если бы я делал записи - как делал твой брат - я бы держал их поближе к себе. Но не так близко, чтобы их мог прочитать любой идиот.
Только - особенный идиот?
- Смешно, - говорю я.
- Смешно, - соглашается Арминий. Огненная струя прорастает в его зрачках - я чувствую запах горючей жидкости. Гулкий хлопок, крики германцев. Дешевый старый фокус с выдыханием пламени…
Мой умный старший брат, думаю я.
Мой мертвый старший брат.
Арминий ждет. Я говорю:
- Слушай, тебе что, действительно понравился фокусник?
Глава 2. Архив Луция
Белесая хмарь нависла над лесом. Ветхими краями, похожими на лохмотья прокаженного, закрыла она подступы к чаще.
Командир разведки Восемнадцатого легиона, декурион всадников Марк Скавр поднял руку - стой. Натянул поводья. Жеребец по кличке Сомик переступил с ноги на ногу, фыркнул возмущенно. Позади затих глухой стук копыт.
Туман.
Смутно темнеющие стволы сосен. Тишина. Белая пелена поглощала и искажала звуки. Позади едва слышно звякнули пластины на чьей‑то броне.
Марк покачал головой. Германский лес - другой. Он мало похож на италийский, к которому привык декурион, но нечто общее у них все же есть - голос. Древний, тягучий, ужасающий в своей мощи голос леса.
Он глухо рокочет на грани слышимости. И еще звуки, насторожился Марк. Птицы? Воробьи? В лесу?! Нет, не воробьи…
Гемы, понял декурион. Они рядом, подают друг другу сигнал.
Огромные сосны уходили вверх, где‑то там, далеко от земли, втыкаясь верхушками в небесный свод. Голос леса глухо нашептывал:
"Марк… Марк… вернись, Марк…"
Декурион перекинул ногу через седло, спрыгнул с коня. Покачнулся, выпрямился. От долгой езды все тело ныло.
- Дальше пешком, - сказал он. Всадники переглянулись.
- Ты уверен, командир? - Галлий почесал нос.
- Уверен. Стаскивайте свои задницы, лентяи.
Марк медленно вытянул из ножен меч - настоящую спату, хорошую, галльскую.
И очень дорогую. Хотя все, что помогает дожить до старости, стоит своих денег…
На ветеранскую премию можно купить шесть - восемь югеров земли. Завести рабов, построить дом, пахать землю, сажать пшеницу и жить в трудах, как подобает настоящему римлянину. И для этого всего - навсего надо: прослужить двадцать лет. Шестнадцать - солдатом, четыре года - в отряде ветеранов, затем выйти на покой с почетом. Может быть, даже жениться… завести детей. Стать счастливым, наконец!
На что мои шансы, подумал Марк едко, стремятся к нулю. "Мне все чаще кажется, что эту зиму я не переживу. Только не в Германии…"
Затаившийся кашель жжет в груди, словно уксус.
- Марк! - окликнули его. - Там… слышишь?
Далекий хруст. Один из гемов наступил на ветку.
Возможно, потом, когда мы покончим с германцами…
В следующее мгновение декурион пригнулся, чудом избежав камня в лицо.
Засада!
"Боги, дайте мне силы". Марк закричал:
- Вперед!
Всадники побежали. "Барра!" Следующий камень просвистел над головой декуриона. Марк ощущал, как натирает шею грязная фокала, как немеет в подмышках от застарелого пота. Капля сбегает по лицу и срывается вниз…
Земля под ногами исчезла.
Обрыв! Проклятье!
Марк рухнул вниз, заскользил по размытому влагой склону, попытался затормозить падение ногами. Гнилое дерево развалилось под ударом сапог. Твою мать! Под ним был большой, плавно сходящийся овраг - и враги, германцы, были на другой стороне…
Декуриона понесло по мокрому склону. Марк врезался плечом в дерево, бег остановился. От удара перехватило дыхание. Сердце стучало, как барабан. Ничего, ничего подумал Марк, я еще жив. Декурион протянул руку и оттолкнулся от шершавого соснового ствола. Выпрямил спину.
Всадники его турмы бежали сверху, крича и ругаясь. Марк повернулся - и встретился лицом к лицу с огромным германцем.
Варвар был ужасен. Все, что было уродливого на свете, сошлось в одной бородатой роже. Н - на! Марк на полувзмахе приложил противника краем щита. Оглушенный, гем отступил на шаг - лицо рассечено белой полоской. Время замерло…
Марк увидел, как полоска наполняется кровью - и рубанул спатой. С оттяжкой. Кисть дернуло. Мертвенно - бледное, как у мертвеца, лицо германца рассекло надвое. Потом лицо вдруг разошлось посередине - словно плохо скрепленное.
Проклятье! Марк привычным движением выдернул меч, перенес вес на правую ногу. Ударил. Забрызгался кровью. Ударил еще раз.
За спиной германца бежали к декуриону темные бородатые фигуры. Их с десяток, не меньше. И среди них - ни одного однорукого…
Варвары били по щитам и вопили:
- Ти - ваз, Ти - ваз!
Звук вибрировал и искажался. Проклятые ублюдки.
- Баррра! - надрывая горло, заорал Марк.
- Баррааа! - подхватили всадники. Вперед, вперед! Еще германец. Декурион принял удар на клинок - кисть дернуло - чуть вскользь, чтобы не сломать меч. Молот с чавканьем вошел в жирную грязь. Марк молниеносно ткнул спатой, еще раз. Попал!
Клинок вошел германцу в низ живота.
Декурион оттолкнул от себя противника - тот начал медленно заваливаться назад, в овраг - и прыгнул. Проклятая грязь. Марк поскользнулся, рухнул навзничь и покатился. Сучок больно пробороздил спину. В следующее мгновение Марк увидел, что летит на другого германца… ох! и сбил его с ног. Сверху обрушилось мохнатое, темное, тяжелое.
Боги!
Германец ворочался на декурионе, как медведь. Задавит, сволочь. Марк уперся в грудь великана, напрягся, рыча от ярости - бесполезно.
Над их головами гремел металл. Кричали люди. Против воли Марк подумал, какие же здесь к Эребу высокие деревья… до самого неба. В следующее мгновение великан схватил его за горло.
Мир стремительно отдалился.