– …Я вообще не понимаю, что он несет, – доложила Алёна, выслушав. – Старый потерял в великой битве четверых охотников, и жалеет, что их коснулась богиня смерти Калма – это еще туда-сюда, объяснимо… Только самым великим шаманам и колдунам удавалось проникнуть в Туонелу и Ротаймо, но Слейф-годи вкупе с Иваром-серкром уподобились богам и уговорили Юмалу, отдыхающего за гранью, низвергнуть огонь, отогнавший холод – это увидели все, а Лоухи сказала, будто из Туонелы теперь долго никто не придет… Колитесь, что это значит?
– Спроси: что он видел там, на берегу.
Старый, в соответствии с традициями народа емь, пустился в пространное изложение новой саги, которую сам же и сочинял по ходу повествования. Слейф-годи ушел за стену, в мороз, когда мы остались ждать. Из холода пришли слуги Туонен-пойка и забрали сначала двоих, потом еще двоих. Смелость еми и охотничье искусство ничто перед мощью недобрых духов, поэтому мы отступили, но не ушли насовсем… Потом, когда Слейф-годи вернулся и мы его увидели, духи разъярились едва не поглотив самого Слейфа, однако он вырвался из западни и призвал огонь, растопивший лед. Вот как было.
– На первый взгляд бредятина, – согласился Иван. – Говорить иначе здешние финны не умеют, образное мышление. Попробую объяснить: после подрыва заряда Дверь должна была потерять стабильность; она или замкнулась на себя, или начался слепой период. Следовательно, диффузное проникновение реальностей временно накрылось медным тазом. Благодаря неизвестному нам эффекту, в окрестностях Двери температура всегда понижена. Для еми мороз – это смерть, ассоциируемая с мифами о Туонеле. Логическая и символическая цепочки прослеживаются запросто. Остается насущный вопрос: если на болота ходить запрещено, откуда они знают, что там холодно? Выясни!
– Шаманам можно, – с дивной непосредственностью ответил Старый. – Охотникам нельзя. Женщинам нельзя. А шаманам – можно. Они близки к богам, разговаривают с духами, чего им бояться? Лоухи туда ходила…
– Век живи, век учись, – вздохнула Алёна. – Финны прямо и честно говорят: табу, запрет, пойдешь на капище – из рода выгоним… Всё это прекрасно, за одним исключением: Старый имеет в виду обычных людей племени. Но ведь старая ведьма Лоухи в число родовичей как бы и не входит, она сама по себе, вне родоплеменной структуры, изгой. Священное "мы", семья – это одно, а Лоухи совсем другое, поскольку старуха не такая как все прочие. Проклятущие условности эпохи!
– Ты не разоряйся, а дело говори, – сказал Славик.
– Глубочайшие кастовые различия, понимаешь? Что дозволено Юпитеру, недозволенно быку. Старый отвечает за себя, сыновей, сестер-братьев. Но не за Лоухи! Нам следовало прямо спросить шаманку: запрет действителен для каждого, или есть исключения?
– Поздно, дело сделано, – сказал Иван. – Знаете почему Лоухи нам ничего не рассказала? Хотела проверить, сумеем мы проникнуть в область, куда путь открыт немногим, или нет. Сдохнем – значит, туда и дорога. Вернемся – прекрасно, мы подтвердили свою избранность и отмечены богами посильнее какого-то вонючки-зомби наподобие Туонен-пойка! Добавим важную деталь: снизошел "огонь Юмалы", плохое место очистилось… И кто мы после этого?
– Великие герои наподобие Вяйнемёйнена, – усмехнулась филологесса. – Уже вошедшие в легенды. Посетить старухино капище и поговорить с Бабой-Ягой по душам я бы не отказалась, перспективы открываются радужные – для себя что-нибудь полезное узнаем, а я попытаюсь записать рассказы Лоухи. Это же совершенно неизвестный мифологический пласт! Никто не станет возражать против диктофона? Моторную лодку, локаторы и винтовки с вакуумными бомбами можно, а на диктофон – табу?
– Никто не возражает, правда Ваня? – отозвался Славик. – Но умоляю, не прямо сегодня! Нам целую гору шмоток в квартиру перетаскивать!
– Старый не откажется помочь. Его самого, как человека в возрасте, просить не будем, а молодежь явно засиделась без дела…
– Отличная мысль, – с воодушевлением согласился Иван. – Переведи!
* * *
С мечтами о Нобелевской премии пришлось распрощаться: огласка полученных материалов привела бы к двум прямо противоположным результатам – или предсказанный Алёной принудительный визит к докторам с добрыми глазами, или информационная бомба такой мощи, что представить страшно.
Человечество к новостям подобного рода пока не готово, незачем пугать обывателя потенциальной возможностью появления на улицах тихого бюргерского городка толпы зубастых инопланетных монстров, пришедших на старушку Землю сквозь "червоточину". Тем более, что причину появления аномалий не сумеют объяснить даже самые великие из ныне живущих физиков, от Стивена Хоукинга до Макото Кобаяси – непонятное всегда потенциально опасно и вызывает объяснимый страх.
– …Три наиболее важных наблюдения, – провозгласил Иван. – Это был другой мир, там предположительно обитают развитые формы жизни и, наконец, мы столкнулись с временным парадоксом: время на той стороне течет быстрее, чем у нас. Последнее я заметил не без труда, сопоставив пройденное расстояние и частоту ваших выходов на связь. Добавим к этому немыслимо стремительный рассвет, солнце поднялось над горизонтом выше чем на тридцать градусов всего за несколько минут. Между прочим, теплее не стало, следовательно звезда слишком далеко от планеты. Как вариант – высокая отражающая способность атмосферы.
– Обратно ты засобирался с подозрительной спешкой, – сказал Славик. – Чего испугался? Ребризер действовал безотказно, внешних угроз никаких. Да и потом на болоте вел себя странно… Есть что скрывать?
– Не от тебя. В сотне метров от Двери находился высокий лавовый гребень, с него обзор получше. Залез, глянул. Думаю, лучше бы этого не делал. Фотографии я закачал, можно посмотреть. В конце списка, три или четыре самых впечатляющих снимка…
– Всего двадцать семь файлов, – разочарованно сказала Алёна. – Маловато. Давайте сначала, интересно ведь!
Первые кадры особой ценности не представляли. Треугольный каменюка, торчащий неподалеку от Двери, мелкие осколки пемзы, налет инея на краю узкой трещины в породе. Несколько панорам – бесконечная равнина до горизонта, над которым светился оранжевый шарик восходящего светила, горная гряда, доминирует гигантская гора со срезанной вершиной и очень пологими склонами. Вулкан? Вполне возможно.
На двух изображениях красовался "марсоход" и место, где находилась прореха – был хорошо виден черный управляющий кабель исчезавший в пустоте. Затем кадр с возвышенностью, смахивающей на застывший пудинг.
– Сразу за гребнем длиннющий откос и низина, – комментировал Иван. – Предположительно кратер, очень старый, склоны сильно выветрены и разрушены оползнями. Вот общий вид, по моим оценкам радиус кратера больше полукилометра, глубина метров семьдесят.
– Белое внизу слева – лёд? – спросила Алёна.
– Нет. Светлое пятно меня и привлекло. Не лёд, не снег, и не выход другой скальной породы. Это, дорогие мои, кладбище. Оссуарий под открытым небом. Огромный. Склон завален остовами – глядите…
Фотография в большом разрешении. Со стороны Двери на откосе широченная полоса выбеленных временем костей, создавалось впечатление, что к впадине подъехал самосвал-гигант и из опрокинутого кузова вниз высыпались тысячи, – да что тысячи! Сотни тысяч! – костных обломков.
– Ни-че-го себе, – по слогам произнесла Алёна. Надела очки. – Грандиозно. Увеличь до максимума, давайте прикинем, что у нас есть… Эх, сюда бы профессионального биолога!
– В Сен-Клу найдутся спецы, – сказал Иван.
– Сен-Клу далеко, – филологесса коснулась экрана ногтем. – Это определенно череп крупного животного. Глазницы, челюсть, рог торчит… Форма престранная, не уверена, что такие звери водятся на Земле. Ниже видны ребра и остатки позвоночного столба… Славик, перемести картинку правее. Непонятно, кажется это рептилии или панцири насекомых.
– Насекомое габаритами с лошадь? – поинтересовался Славик.
– В эпоху палеозоя и такие встречались… Откуда мы знаем, вдруг в этом мире каменноугольный период только начался? Та-ак, смотрим дальше. Череп пониже смахивает на ящеричий. Ваня, неужто вас напугала свалка костей ископаемых животных?
– Перейдите к следующему кадру, там покрупнее… Спасибо. Ближе к краю. Заметили? Это несомненно человеческие остовы, причем в большом количестве.
– Стойте, подождите же! – воскликнул Славик, от внимания которого не ускользнула деталь, пропущенная Алёной и Иваном. – Увеличь! Да, правильно. Тоненькие сероватые линии поверх видите?
– Дефект съемки или матрицы?
– Какая матрица? Проследи, куда они ведут… Ага, вот. Круглое образование с толстым изогнутым отростком. Ничего не напоминает?
– Медуза, – потрясенно сказала Алёна. – Точно такая же, как в Репино, очертания сходные. Эта, по-моему, крупнее раза в полтора… Нити она использует для охоты, захватывает жертву. Ваня, вам повезло – зверюга была сыта или вас не заметила.
– Скелеты людей, – напомнил Иван. – Откуда? Два предположения: существо вылезает поохотиться к нам и ловит невнимательных прохожих – прецедент известен. Второе: строители капища могли поклоняться кому угодно, хоть богам Туонелы и Похьёлы, хоть Ктулху с Йог-Согготом, но важнейшей составляющей культа мы там не наблюдали: алтаря, жертвенного камня, места для сожжения овечек-зайчиков или себе подобных… Подозреваю, жертву попросту отправляли на ту сторону – неважно как, своим ходом или вначале жрецы связывали приговоренного, затаскивали туда, а потом делали ноги, чтобы самим не очутиться на обеденном столе…
– Теоретически – вполне возможно. Но это не объясняет происходившего на болотах – очевидное ментальное воздействие на человека, не рассеивающийся туман, видения! А чем оно стреляло? Я осмотрел баллон лодки, материал не расплавлен, а словно бы треснул без всякой видимой причины!
– Стрелять можно из винтовки, миномета или системы залпового огня, в крайнем случае – из рогатки. Мы же столкнулись с влиянием силы не изученной и в исследованиях аргусов не описанной. Шея, кстати, побаливает, вечером попрошу тебя перевязать и заново обработать…
Когда снаряжение чистили, приводили в порядок и упаковывали в контейнеры, особое внимание было уделено повреждениям, полученным лодкой и, частично, мотором. Неопрен, основной материал баллонов "Зодиака", обладал высокой плотностью и прекрасно использовался при низких температурах – до минус шестидесяти градусов, ножом синтетический каучук разрезать можно, но только приложив существенные усилия. И все равно неопрен не выдержал, переломились даже ребра каркаса из гибкого армированного пластика.
Двигатель пострадал меньше – отдельные следы коррозии на винте и защитной сетке, синяя краска на крышке новенького мотора растрескалась и облезла, в металле заметны углубления, будто напильником стачивали.
– Помнишь кисть руки, найденную Серегой? – спросил Ваня. – Я успел заметить: кости были обломаны чисто, как сухая веточка. Облей человека жидким кислородом, потом ударь кувалдой. Что получится? Разобьется, подобно глиняной статуэтке. Не исключаю, наблюдавшийся феномен "заморозки" приводит именно к такому исходу… Нас зацепило на самом излете, поэтому Серега отделался глубоким ожогом и сталь мотора разъело лишь поверхностно. Гипотеза сырая и неподтвержденная, но…
– Гипотезы, версии, догадки, – отмахнулся Славик. – Такое впечатление, что я оказался в фильме про ранние годы Альберта Эйнштейна в роли секретаря, записывающего за мудрым патроном гениальные теории, ничем практически не подтвержденные. Кто живет на болоте – не знаем. Что оно такое – и малейшего представления не имеем! Разумная тварь? Не исключено, но что же это за разум такой?
– Не обязательно разумная. Например, высокоразвитый эмпат, чувствующий наши эмоции. Прежде всего – страх. Страх может вызываться искусственно, поэтому нас откровенно пугали – призраки, угрожающие звуки.
– Намеренные действия такого рода есть признак разумности.
– Оставь домыслы и сосредоточься на более приземленном: собранные материалы надо побыстрее переправить на базу. Ты собираешься делиться информацией с Алавером?
– Собираюсь. Он просил.
– В полном объеме? Я бы посоветовал кое-что попридержать. Исключи из отчета сделанные мною фотографии – Конторе вполне хватит записей "марсохода". Другая планета, физические параметры среды, результаты спектрального анализа грунта, несколько образцов, взятых машиной. Им надолго хватит, все равно данные передадут в какой-нибудь накрепко засекреченный центр, пока там раскрутятся, пока осознают каковы перспективы, много воды утечет.
– И в чем тут глубокий смысл? – озадачился Славик.
– В рукаве всегда должен оставаться козырь. Возможность авторитетно заявить дяденькам из солидных кабинетов: я знаю больше чем вы думали. Возникло острое желание сунуться в запретную для простых смертных область? Помешать я не смогу, но предупреждаю сразу: вас там сожрут без перца и соли, вот доказательства. Запомни раз и навсегда: ни за что не предоставляй полную информацию об открытых тобой секретах! Как сказали бы в романе начала двадцатого века, аргус должен оставаться фигурой окутанной легкой дымкой таинственности. В этом сила хранителей Дверей – вы не такие как все.
– Это даже Лоухи заметила. Назвала меня "чужаком", будущее которого от нее скрыто.
– Послушай старую женщину, ведьма знает, о чем говорит. Знаешь что? Хватит с тебя стрессов и потрясений. Предлагаю запереть Дверь, ключ сдать в банковскую ячейку на хранение, а тебе и Алёне в ближайшие дни уехать со мной. Покажу базу в Сен-Клу, навестим Серегу в госпитале, попутно начнешь знакомиться с основным проектом…
– Рехнулся? – опешил Славик. – Вот так все бросить и уехать?
– Что бросать-то? Привычный образ жизни? Аргус всегда перекати-поле, привыкай. Собаки или кошки у тебя нет, кактусы отдашь соседке. Выбросил ненужное из холодильника чтобы не протухло, вырубил электричество, закрыл дом – и езжай себе. Понимаю, географическая и социальная мобильность для русского человека кажется чем-то неестественным, ты привязан к дому, к городу, к насквозь знакомой обстановке… Но посмотри на Алёну. Она полмира объездила и везде чувствует себя комфортно.
– Уговариваешь?
– Просто советую. Хозяин-барин, на аркане тебя никто не тащит.
– Я подумаю.
* * *
22 февраля 2009 года все трое – Славик, Алёна и Иван вылетели регулярным рейсом в Париж.
Несколько дней спустя дней аргус и его подруга оказались в Вадуце, столице княжества Лихтенштейн, по личному приглашению барона Альберта фон Фальц-Фейна – старик болел, отчего гостей пришлось принять в отдельной палате госпиталя "Вальмон-Жинолье".
Разговор продолжался всего сорок минут, больше не позволили врачи.
Интермедия
ТОЛСТАЯ ЗАДНИЦА КАПИТАН МАРСИНЬИ
Королевство Франция, Париж,
Ночь с 3 на 4 октября 1307 года.
Святые Жермен и Дени, какая безумная ночь!
Представьте: на улице Медников двойное убийство, не где-нибудь, а в Ситэ пьяная потасовка, мессиры ваганты из Университета веселились – не обошлось без поножовщины; на берегу Еврейского острова обнаружился мертвый новорожденный, мало того, что утопленный, так перед тем еще и задушенный грязным льняным платком.
С вечера начал поступать поток жалоб – от откровенно идиотических ("Жалоба Жеана из Витто, скорняка, об оскорблении его соседом Жеаном, который назвал его чесоточным и не единожды плюнул ему на башмак…"), до вполне серьезных, которыми назавтра может заинтересоваться господин прево – из церкви Марии Магдалины похищена дарохранительница, с подарками храму от графа де Редэ, заезжавшего в Париж на праздник святого Ремигия.
Сюда же добавим четыре кабацкие драки и две обычные, две пропавшие лошади и потерявшийся ребенок (мессира де Марсиньи давно уже начали беспокоить сообщения о похищении детей – с позапрошлой весны началось, не меньше двух-трех детишек за месяц пропадает)…
Тяжелая ночь, а Париж – тяжелый город.
Темно, хоть глаз выколи. Хорошо, городская стража ходит с факелами, запас которых можно пополнить в любой кордегардии, а так – ни огонька. Почтенные обыватели спят, плотно затворив ставни. Только по периметру Луврского замка, на Нельской башне да на некоторых отелях особо приближенных к королю дворян светятся тусклые, холерно-желтоватые огоньки фонарей или догорающие факелы.
И на Старом Тампле, конечно.
Сентябрь в этом году выдался холодный, с непрекращающимися дождями, постоянным ветром – в прежние лета Булонский лес, что раскидывается сразу за городской стеной, на северном берегу Сены в октябре шелестел жухлыми листьями, а ныне деревья уже две седмицы стоят голые, что твои скелеты из оссуария кладбища при аббатстве Сен-Жермен.
Едва из города выедешь – грязища на дорогах непролазная, лошади в глине, бывало, по брюхо увязали. Про повозки и говорить нечего. Это на юге, в Провансе и Лангедоке, сушь да солнышко – лето словно и не кончается. А столица медленно но верно превращается в полное подобие римской cloaca maxima: вонь, грязища, горы навоза на улицах, особенно окраинных, золотари обленились, мусор не вывозится не смотря на строжайший приказ прево Парижа, который в свою очередь получил изрядный нагоняй от грозного Филиппа Капетинга и хранителя королевской печати, мессира Гийома де Ногарэ.
И дождь, дождь, дождь… Кажется, пройдет еще немного времени, город сгниет, как изъеденный язвами прокаженный.
А ведь завтра король снова останется недоволен – на 4 октября, день святого Кондратия, назначен выезд его величества из Консьержери на мессу в аббатство святого Дионисия, что на горе Мучеников, иначе именуемой Монмартром. Двору придется обонять малоприятные ароматы правого берега Парижа. Однако за одну-единственную ночь ничего изменить невозможно, как нельзя изменить сам огромный город.
Капитан Марсиньи поежился и сипло ругнулся под нос – с покатого, украшенного желтыми королевскими лилиями шлема стекла струйка омерзительно-холодной дождевой воды, попав за шиворот, под стеганку и кольчугу.
Мокро, холодно, гадко! Будь проклят тот день, когда молодой и полный надежд Арно де Марсиньи, младший и ненаследный баронский сын из Аквитании приехал в этот жуткий город! Да, сейчас по прошествии двадцати лет беспорочной службы в судебном округе Парижа он получил высокое звание капитана, скопил достаточно денег, чтобы уйти из гвардии королевских сержантов, наконец жениться и обосноваться в каком-нибудь скромном городишке в Иль-де-Франс, существовать на причитающуюся от казны ренту, но…
Тридцать семь лет и не возраст вовсе, зачем так рано хоронить самого себя и свою карьеру? Иные капитаны и до маршалов Франции дослуживались, да вот только нет подходящих условий – королевство сейчас не воюет, жизнь размеренна, а постоянные стычки с фландрийцами, чьи земли давно желает прибрать к рукам добрый король Филипп происходят слишком далеко от Парижа.
Конечно, годков через десять можно получить звание прево (а то и бальи короля!) но десять лет чересчур огромный срок для того, чтобы проводить их в вонючей, обнесенной высокой темной стеной тюрьме, именуемой главным городом великого королевства Французского.