Она долго не чувствовала его разрушительного действия, слишком уж слабым и незначительным оно казалось ведьме. Пока не стало слишком поздно. Она закричала от боли. Не знаю уж, что чувствовала ведьма, но её выгнуло дугой, а после та же сила швырнула её словно безвольную куклу на колени прямо передо мной. Костлявые пальцы демонов, сжимавшие мои плечи, отпустили меня. Я не стал оглядываться, но был уверен – исчезли и сами демоны. Весь мир вокруг нас стремительно выцветал, терял краски, становился всё менее и менее реальным. Ведьму колотили судороги, но я знал – сейчас разрывать контакта нельзя. Мы должны продолжать глядеть друг другу в глаза, покуда моё проклятье окончательно не уничтожит всю силу ведьмы, не выжжет её досуха, не оставив ни капли.
Очередной толчок швырнул ведьму прочь от меня, но я успел поймать её затылок, крепко сдавив голову девицы пальцами. Она дёргалась, будто в пляске святого Витта, лицо её стремительно меняло выражения, голова тряслась, но я держал крепко. Ведь отлично понимал – сейчас только от этого зависит моя жизнь.
Пропала равнина под кроваво-красными небесами, исчезла пирамида вместе с величественным троном. Теперь мы с ведьмой стояли на коленях посреди великого ничто. Разум девицы, развращённый полученной силой, умирал, лишившись её. Вот ведьма дёрнулась в последний раз и начала безвольно заваливаться вбок. У неё не было больше ни глаз, ни век – лишь два бездонных чёрных отверстия, откуда на меня смотрела пустота.
Я поспешил отпустить её, давая выжженному изнутри телу упасть, и закрыл глаза…
…чтобы тут же открыть их снова.
Я без сил повалился на дощатый пол комнаты, где на кровати лежало тело ведьмы. Разум её умер, и тело незамедлительно последовало за ним. Но и у меня сил не было ни на что. Теперь жизнь моя зависела лишь от того, как быстро поймут, что я натворил, дон Бласко и Агирре. Ну и, конечно же, от расторопности Скрипача сотоварищи.
Дон Бласко первым шагнул к постели ведьмы. Та лежала такая спокойная, с таким умиротворённым выражением на лице, что и не понять сразу – спит ли или всё же мертва. А кастильцу хотелось верить в лучшее. Он поднёс к её губам клинок кинжала, как раз когда я нашёл в себе силы, чтобы начать подниматься.
Я не успел даже за кровать взяться, как дон Бласко быстрым ударом ноги отправил меня обратно на пол. По лицу моему потекла кровь.
- Cabron! – крикнул он, обрушивая сапог на мои рёбра. - Hijo de puta!
Он занёс ногу для нового удара. Я вскинул руки, чтобы закрыть лицо, на большее меня в этот момент не хватило бы точно. Но тут дверь распахнулась, запиравший её засов со стуком упал на пол. В комнату ворвались несколько дюжих парней в форменных накидках городской стражи. Вели их Скрипач и его приятель – сержант арбалетчиков.
В комнате как-то сразу стало очень тесно.
- Стоять! – громогласно рявкнул Скрипач. – Никому не шевелиться! Стрелу пущу!
И для пущего эффекта повёл из стороны в сторону взведённым арбалетом. И дон Бласко, и Агирре отлично знали, на что способна его Виолина. Геройствовать не стал ни один из них. Дон Бласко кинул себе под ноги кинжал, а следом они с баском избавились и от оружейных поясов.
- Вот так-то лучше, - одобрительно произнёс сержант арбалетчиков. – Бойцы, вяжите этих двоих.
Стражи тут же взялись за дело, да так ретиво, что едва не наступили на меня. Благо растолкавший всех Скрипач помог мне встать. На ногах я держался ещё не слишком уверенно, и идти мог лишь с помощью Скрипача и его знакомого сержанта арбалетчиков.
- Ты уж извини, - сказал мне тот, - но тебя тоже велено под замок посадить. До выяснения.
- Это ничего, - покачал головой я. – Хотя бы высплюсь у вас в каталажке.
Я был уверен, что следующая ночь в Лугано будет абсолютно спокойной.
Глава 15.
Чокнутые с Сен-Готарда.
- А и силён же ты спать, приятель, - сунулся ко мне один из Чокнутых. – Ни разу не видал, чтобы человек столько проспать сумел.
- Поспишь с тобой, - лениво ругнулся на него я, и хотел было перевернуться на другой бок, чтобы солнечный лучик, пробившийся через дырку в тележном пологе, не светил в глаза. Однако Чокнутый явно не собирался так вот просто отставать от меня.
- Эй-эй, - принялся он тормошить меня, - хватит спать – всю жизнь проспишь же!
- Ну чего ты так расшумелся, а?
Я понял, что в покое меня точно не оставят, и сел. Потянулся, хрустнув суставами. За время путешествия до Сен-Готарда я редко покидал телегу Чокнутых, проводя во сне большую часть дней и ночей. Хотя тех дней с ночами было всего ничего.
В первый раз мы заночевали на перевале Сен-Готард, в том самом форте Чокнутых, о котором так красочно рассказывал командир охранявшей переправу заставы. Там по случаю прибытия смены закатили настоящую пирушку и гуляли до самого утра. Я же не стал задерживаться. Не то, чтобы не хотелось выпить в не самой дурной компании, но время поджимало всё сильнее. Даже сюда успели просочиться кое-какие новости из Шварцвальда. И были эти новости крайне неприятными для меня.
- Бесчинствует там какая-то банда не то ландскнехтов, не то рейтар, не то просто разбойников, - рассказывал замогильным голосом основательно подпивший командир форта, единственный, кто, кроме здешнего алхимика, никогда не покидал перевала. – Их командира мало кто видел, но знакомые знакомых, как обычно, рассказывают про него жуткие вещи. Мол, своего лица у него нет, а вместо него – маска, да не простая, а сшитая из человеческой кожи. И меняет он её регулярно, за что его и прозвали Кожаным лицом.
- Не знаю, какое там у кого лицо, - отмахнулся один из самых молодых среди Чокнутых, - а видал я командира тех наёмников, что вильдграфу служат. Помнишь, ты, командир, наш разъезд в дикие земли отправлял, дорогу до Базеля разведать? Так мы ж тогда малость дальше сунулись, вот и видали его.
- И каков же он из себя? – спросил я, подставляя и так не слишком опустевшую кружку под винную струю. Раз уж обходит нас мальчишка, из тех, что отираются в форте, зарабатывая мелкими услугами, вроде вина налить, так отчего же мне выделяться. Парнишка сунул нос в мою кружку, увидел, что вина в ней ещё полно и лишь плеснул туда для вида, тут же отправившись к другим, более страждущим хмельного.
- Да сын это вильдграфа, вот что, - хлопнул своей кружкой об стол Чокнутый. – Он с штадтафогтом Базельским и с епископом, конешное дело, встречался, подтверждал, что его люди за Рейн ни ногой, что, мол, старинные договорённости между вильдграфом и городом остаются в силе.
- А сам-то ты его видал? – поинтересовался у него командир.
- Я ж говорил, - обиделся парень, - они целую церемонию из этого устроили. На площади перед новенькой ратушей. Бумаги подписывали, печатями там скрепляли – всё как положено.
- И бездушные были? – уточнил я.
- Так с ними мы почитай бок о бок возвращались! – сделав хороший глоток из кружки, воскликнул разгорячившийся Чокнутый. – Они ж после этого из-под Базеля ушли, всё чин по чину, и вернулись к Сен-Готарду, Люцерн стеречь.
- Что верно, то верно, - подтвердил его слова командир форта, - народу на заставе бездушных крепко прибавилось.
Вторую ночь провели в окрестностях Люцерна. Обезлюдевший во время чумы город не стал городом скорби, однако и возвращать его себе никто из владык пока не собирался. Ни у одного из кантонов не было сил и средств, чтобы сделать это в одиночку, а когда, по словам командира Чокнутых, пару раз освободить Люцерн от бродящих по нему мертвецов собирались сразу несколько владык, то всё заканчивалось переговорами о статусе города. Ни у кого не было желания класть своих людей за чужие интересы.
Фактории рядом с Люцерном не было никогда – город хоть и богатый, но вывезли из него всё достаточно быстро, а потому рейдеры потеряли к нему интерес почти сразу. Ни один мертвец не выбрался из города, да и просто у дорог никто из опасных тварей не попадался – Чокнутые, патрулировавшие вместе с бездушными, истребляли их споро и безжалостно.
Я лишь с довольно большого расстояния поглядел на цель путешествия отряда преподобного де Бельзака. Внушительная крепость монастыря Фраумюнстер, стоявшего на окраине мёртвого города, темнела на фоне затянутого снежными тучами неба. Суровые обитатели обители не пожелали покидать её даже когда город опустел из-за чумы и над ними нависла тень голода. Каким-то чудом они сумели выжить в самые суровые годы, а после провиант начали возить в монастырь из нескольких кантонских городов. Легенды о стойкости и почти святости монашек Фраумюнстера давно уже разошлись по всей округе.
Пустую повозку, которую на обратном пути загрузят продовольствием для Чокнутых с Сен-Готарда, охранял внушительный эскорт из десятка всадников, вооружённых кроме палашей ещё и лёгкими, но удобными арбалетами. Кроме того, не раз пути отряда пересекались с разъездами рыцарей Ордена Бездушных. Чёрные всадники с белыми крестами на доспехах вежливо здоровались с Чокнутыми, перебрасывались последними новостями, интересовались здоровьем общих знакомых и родственников. Ведь многие бездушные были родом из этих мест, а кое-кто прежде чем уйти в орден и вовсе охранял перевал.
Бездушным я без повода на глаза старался не попадаться. Не хотелось вызывать лишних подозрений с их стороны. И так на заставе по ту сторону Сен-Готарда меня едва не задержали. Мои бумаги с подписью Лафрамбуаза на командующего заставой седовласого рыцаря не произвели никакого впечатления.
- Тоскана далеко, - пожал плечами он, видимо, здесь обо всех местах, находящихся за линией горизонта принято так говорить, - а с тобой мне тут разбираться.
Помогло вмешательство командира Чокнутых. Тот сообщил, что у меня самые лучшие рекомендации от штадтфогта Лугано.
- Это за какие такие заслуги ты их получил? – глянул мне в глаза рыцарь, и я понял, что отвечать надо прямо и ни в коем случае не юлить. Прикончат на месте, несмотря ни на какие бумаги и рекомендации.
Выспаться в каталажке мне не дали. Кажется, едва я устроился на жёстких досках нар, как в двери заскрипели ключи и меня подняли на ноги. Обращались, правда, не как с заключённым, но и без особых церемоний. Спрашивать, куда меня ведут, я не стал – ни на что это не повлияет, а нарваться на грубую шутку со стороны конвоиров желания не было.
Привели меня в допросную камеру, где и без того яблоку негде упасть было. За складным столиком в углу примостился писарь, скрипевший пером. Дон Бласко сидел на стуле у стены, а рядом был растянут на дыбе Агирре. Понятно, никто титулованного дворянина, да ещё и подданного другого королевства пытать не станет – кантонам не с руки наживать себе врагов в Наварре, а вот баску повезло куда меньше. Судя по отметинам, его уже основательно обработали плетьми, а сейчас палач только ждал команды, чтобы провернуть ворот дыбы. Команду ему должен был отдать кто-то из важных господ, расположившихся в противоположном углу, ближе к двери. Первый был, скорее всего, командиром гарнизона Лугано, тем самым Габелером, об этом говорило хотя бы его полувоенного покроя дворянское платье и длинный меч на поясе. Второй же, наверное, никто иной как здешний правитель – штадтфогт, чьего имени я не знал. Полный, краснолицый дядька с довольно приятными чертами лица и мягким голосом. Как раз, когда я вошёл, он велел палачу продолжать.
Тот незамедлительно прокрутил ворот своего жуткого устройства. Заскрипели канаты, валы провернулись, казалось бы, всего ничего, но растянутый на дыбе Агирре закричал. Страшно закричал – это был не человеческий крик, такие издают животные, когда им чудовищно больно. Никакого разума – одна только боль.
- Крепкий орешек ваш приятель, благородный дон, - произнёс Габелер, - однако вы отлично понимаете, что он скоро заговорит. И не такие орешки мы тут раскалывали.
- Погодите, - поднял унизанную перстнями руку фогт, - к нам, наконец, привели третьего.
- Тем лучше, - кивнул, оборачиваясь ко мне, Габелер, - вы готовы свидетельствовать?
По всей видимости, ему надоело наблюдать за пытками, и он решил сразу взять быка за рога.
- Я покину вас, господа, - поднялся со своего стула штадтфогт, - слишком много дел в городе, чтобы тратить время на этих преступников. Известь, знаете ли, на исходе, и это далеко не самая большая проблема.
Он вежливо попрощался с командиром гарнизона и вышел из камеры.
- Мог бы и вовсе не приходить, если так занят, - пожал плечами Габелер, и снова обернулся ко мне. Повторять вопроса не стал, просто ждал моего ответа.
- Готов, - кивнул я, и чинивший перо писец тут же склонился над бумагами.
Габелер махнул мне рукой, давая понять, что я могу начинать рассказывать.
- Эти два человека были в составе отряда, конвоировавшего пленённую ведьму во Фраумюнстер…
Я быстро и максимально сжато пересказал историю с ведьмой, умолчав, правда, о том, как именно сам я присоединился к отряду. Судя по мрачной усмешке, появившейся на лице внимательно слушавшего меня дона Бласко, ему теперь было что добавить к сказанному мной. Вот только слово против слова – это всё, что у него остаётся, а кто поверит ему теперь. Тело ведьмы ведь совершенно точно осмотрели местные священники, и следов колдовской силы в ней было хоть отбавляй, так что обвинения в ереси и пособничестве колдовству дону Бласко не избежать. А тогда от дыбы и огня его уже не спасут ни титул, ни положение подданного другого государства. Ересь – всегда ересь, за неё горят на кострах.
Именно для этого и нужно моё свидетельство, раз Агирре оказался столь крепким орешком, что быстро разгрызть его местным палачам не удалось.
- …Тогда я договорился со Скрипачом, что он отправится к своему знакомому из городской стражи, и как только в комнате, куда меня отведут эти двое, начнётся шум, они ворвутся туда вместе с солдатами этого самого знакомого.
- Сержант арбалетчиков оказался несколько предусмотрительней, - зачем-то пустился в объяснения, наверное, чтобы ещё немного на дона Бласко надавить, Габелер. – Он первым делом отправился к капитану, а тот – ко мне. Это я распорядился выделить пятерых бойцов для задержания.
- Я одного только понять не могу, - добавил он секунду спустя, - как тебе удалось одолеть ведьму, которая весь город ночью чуть на тот свет не отправила?
Хороший вопрос – командир гарнизона явно очень хотел знать ответ на него, и от этого ответа зависит моя жизнь. Я запросто могу оказаться на соседнем столбе с доном Бласко и Агирре. Ответ у меня был готов, вот только он придётся совсем не по душе Габелеру.
- Меня осматривали священники, - сказал я. – Вы вместе с ними видели мои татуировки и мои бумаги.
- Да плевать на бумаги, - отрезал командир гарнизона. – Я должен знать, что за сила в тебе.
- Это не мой секрет и не мне его раскрывать, - покачал головой я, зная, что слова мои лишь сильнее разозлят Габелера. – Я лишь могу посоветовать вам отправить запрос прелату Лафрамбуазу в Лукку, если он сочтёт приемлемым, то сам расскажет обо всём.
- Ишь ты, смиренный какой, ну чисто бенедиктинец, - вспылил командир гарнизона, однако быстро унял свой гнев.
Он глянул на дона Бласко, но тот старался сохранить невозмутимое выражение на лице. На несколько секунд в допросной воцарилась почти тишина, которую нарушал лишь скрип писарского пера да зубов растянутого на дыбе Агирре.
- А чего это баск замолчал? – с притворным удивлением обернулся к палачу Габелер. – Проверни-ка ворот.
- Суставы могут не выдержать, - предупредил палач, но командир гарнизона отмахнулся от его слов.
- У этакого-то быка? Да у него жилы толще канатов на твоей дыбе. А ну-ка давай сразу на два зубца.
Агирре взвыл, проклиная, наверное, про себя длинный язык палача.
- Вам стоит начать говорить, благородный дон, - обратил свой гнев на кастильца Габелер. – Слов этого человека вполне хватит, чтобы вы заняли место своего приятеля на дыбе!
Всё же, командир гарнизона был тот ещё ловкач. Он пытал Агирре намеренно, ему вовсе не нужно было признание баска. Так он давил на дона Бласко, давая тому почувствовать чужие страдания, чтобы он как можно лучше понял, что его ждёт.
Да только не на того напал. Дон Бласко был не по зубам ему, равно как Агирре оказался не по зубам палачу.
- Меня обвинят в ереси на основании слов этого человека? – быстро спросил кастилец, и Габелер кивнул в ответ, загоняя самого себя в ловушку, а что ещё хуже, загоняя в неё и меня. – Тогда я требую суда Божьего!
Мне неудержимо захотелось рассмеяться. Габелер оказался крупным идиотом, дав дону Бласко так вот запросто манипулировать собой. А ведь ещё минуту назад он чувствовал себя хозяином положения.
- Но он же низкого происхождения, - попытался уцепиться за соломинку Габелер, чем окончательно утопил меня.
- И потому не имеет права отказаться от поединка, - срезал его дон Бласко.
- Похоже, - глянул на меня каким-то почти беспомощным взглядом Габелер, - у нас нет выбора.
И тут растянутый на дыбе Агирре расхохотался. Да так, что у меня кровь в жилах застыла.
Островерхие крыши Базеля снег скрыл плотно, хотя по моим прикидкам зима вроде ещё не наступила. Но снегу на это было наплевать – он пошёл и укрыл землю белой пеленой. За Чёртовым мостом колёса телеги сменили санными полозьями, и мы куда быстрее заскользили по дороге.
Стража у городских ворот Базеля явно отлично знала Чокнутых, приехавших за провиантом, а потому проверяли одного меня. Снова, как обычно, наплевав на все бумаги, меня мытарили, пока не вступился командир отряда.
- Хватит уже! – вспылил он. – Или ты считаешь, капрал, что с нами мог несколько дней заразитель ехать? Или ещё какая погань? Тогда уж и нас проверяй по полной, да священника из самого Святого Петра, и никак иначе! А ещё лучше из Базельмюнстера!
- Да ну не горячись ты так, - хлопнул ладонью по столу капрал. – Положено ведь, вот и проверяем.
- Вам тут на воротах делать нечего, вот что я тебе скажу, - отрезал командир Чокнутых. - Маетесь со скуки, да честным людям мешаете, вместо того, чтобы дело делать.
- А вот это ты зря, - протянул капрал, - зря, говорю, напраслину на нас возводишь. Мы может и за стены не лазим, что верно, то верно, да только и по эту сторону дел невпроворот. Знаешь, сколько всякой швали прёт из Шварцвальда. Там же такие порядки сейчас, что многие хотят ноги унести, и среди этих беженцев попадаются очень даже неприятные типы.
- Ворюга, поди, карманник, - попытался отшутиться командир Чокнутых, - ну, ладно-ладно, домушник, верно? С клеймом и всем чем положено. А вы, стало быть, бдительность проявили и в город его не пустили.