С квартирами Шеффер не подвёл – расселил всех по соседству от места работы, а насчёт дел соврал, потому что уже на следующее утро исчез без объяснений и прощаний. Герман остался в полнейшей праздности в пустом кабинете и, наверное, заскучал бы, не будь рядом прекрасной ассистентки.
Первейшим развлечением, устроенным Евой для своего новоявленного патрона, стала проверка его арийского происхождения. Девушка отвезла Крыжановского в специализированную лабораторию, где их встретили угрюмые люди в белых халатах, разительно напоминающие своих коллег из подвалов Лубянки, только этих интересовали не рост и вес, а форма черепа. Вдоволь намерившись, они взяли у Германа анализ крови и отпустили восвояси.
– В этой процедуре нет ничего унизительного, мы все через неё прошли, – пояснила Ева. – Форма черепа у вас правильная, а группа крови будет известна завтра.
– И какая же группа крови предпочтительнее? – съязвил Крыжановский.
Ева ответила вполне серьёзно:
– Первая! У истинного арийца может быть только первая группа! Но лучше оставим вопросы крови до завтра, а сегодня предлагаю заняться более приятным делом. Нас ждёт Нимфенбург! Это совершенно невозможно – приехать в Мюнхен и не побывать в Нимфенбурге. Едемте немедленно!
Со свойственной ей решительностью, девушка схватила профессора за руку и повлекла за собой, но на этот раз поездку пришлось отложить. Не успели они усесться в машину, как рядом затормозил мотоцикл. Приехавший на нём Гюбнер поднял на лоб пылезащитные очки и весело крикнул:
– А, вот вы где! От гестапо не спрячешься! Герр Шеффер просил срочно вернуться в отдел.
– Что случилось? – встревожился Крыжановский.
– Не могу знать, – пожал плечами Гюбнер. – Одно скажу: ваш шеф находится в крайне возбуждённом состоянии – настолько возбуждённом, что оно неприлично для чистокровного арийца.
Криминалдиректор оказался совершенно прав – Шеффер буквально обезумел, таким его Герману видеть ещё не доводилось: борода всклокочена, губы трясутся, а глаза лихорадочно блестят.
– Свершилось! Наконец-то! Герман, Ева, поздравляю – мы отправляемся в Тибет! Два дня на сборы, и вылетаем! – оберштумфюрер пустился в пляс. – Целый год я готовил эту экспедицию... Да теперь уже нет смысла скрывать – получена радиограмма с нашего транспорта, на борту которого находятся остальные участники и всё оборудование. Судно бросило якорь на рейде Калькутты. Оттуда мы пойдём в Гималаи. Я ведь обещал, помнишь?
– Но почему ты всё время молчал? – вырвалось у Германа.
– Необходимый уровень секретности! – строго сказал Шеффер. – Тебе ли не знать, на что способны англичане и прочие враги Рейха: одна торпеда, и – прощай мечты о Тибете! Кстати, по той же причине пока не стану говорить ни о цели экспедиции, ни о её маршруте. Эту информацию вы оба узнаете только на месте. Герман, видел бы ты себя сейчас со стороны! Не ожидал подобного поворота? Ничего, свыкайся с новой жизнью – ты теперь в Германии, в стране, где сбываются все мечты!
Начальник отдела явно наслаждался эффектом, который оказала на Крыжановского его новость. Герман действительно испытывал немалое смятение, но объяснялось оно несколько иным образом, нежели понимал Шеффер: стремительное развитие событий исключало возможность контактов с советской разведкой. Выглядело всё так, будто Крыжановский, после заявления о нежелании возвращаться в СССР, просто взял и исчез в неизвестном направлении – чем, кроме предательства можно объяснить подобное поведение?
– Эрнст, надеюсь, ты не станешь требовать, чтоб мы с Германом прервали культурную программу и немедленно поехали покупать палатки и рюкзаки? – капризно спросила Ева. – У нас запланирована экскурсия в Нимфенбург.
– О, женщины! – закатил глаза Шеффер. – Ева, ты хоть понимаешь, насколько серьёзное предприятие нас всех ожидает? Нужно каждое отпущенное мгновение употребить для дела…
– Экскурсия – тоже важное дело! – отрезала Ева, и Герман почувствовал на запястье хватку её мягких тёплых пальцев.
Начальник отдела развёл руками, а девушка, более не обращая на него внимания, повлекла Крыжановского на улицу.
– Без нас всё приготовят, – сказала она, садясь за руль. – И вообще, этот хорёк Гюбнер прав – нет никаких причин для столь бурного выражения эмоций – Тибет никуда не денется, коль скоро мы туда собрались, а вот прекраснейший дворец Нимфенбург можем не увидеть – он в это время года особенно великолепен.
Всю дорогу Герман в пол уха слушал щебечущую фройляйн и пытался придумать способ дать о себе знать советским агентам. Увы, ничего иного, кроме глупой идеи: "Надо оставить такое послание, чтобы немцы его не заметили, зато распознали свои", на ум не приходило.
Между тем, место, куда привезла его Ева, действительно оказалось прекрасным: дворцовый ансамбль с прудами и фонтанами, отдалённо напоминающий родной Петергоф.
Молодая трава и первые весенние цветы придавали Нимфенбургу очарование весны.
– Это барокко, – пояснила Ева. – Вы разбираетесь в архитектурных стилях?
– Не особо, но дворец мне нравится, – сказал Герман.
– Внутри он ещё прекраснее, чем снаружи – всякий раз, попав в Мюнхен, я спешу сюда, где так хорошо думается, так мечтается... Пойдёмте же, я покажу вам "Галерею прелестниц", там собраны изображения самых красивых и самых известных женщин прошлых веков.
Названная галерея оказалась большой светлой комнатой, все стены которой украшали женские портреты. Впрочем, в помещении присутствовали не только портреты – в креслах у одного из окон расположились три роскошных дамы.
– Герман, похоже, я не одинока в своих устремлениях! – радостно вскричала Ева. – Вы не представляете, с кем я вас сейчас познакомлю!
Дамы у окна настолько увлеклись беседой, что не сразу заметили их. До Крыжановского донеслось: "…то вечернее платье из Бергамо в сочетании с серебряными сандалиями просто божественно…"
Глядя на них, Герману вспомнилось пушкинское: "Три девицы под окном пряли поздно вечерком…"
– А, вот вы где! От гестапо не спрячешься! – старательно копируя Гюбнера, вскричала Ева.
Дамы немедленно бросились к ней целоваться.
– Что за тон, милочка, – хохоча, вскричала старшая из троицы, в которой Крыжановский без труда узнал любимую актрису Гитлера Ольгу Чехову. – Где ты поднабралась такой вульгарной солдафонщины, уж, не от своего ли таинственного спутника?
– Прошу прощения, – спохватилась Ева. – Дамы, представляю вам моего нового патрона, профессора Германа Крыжановского. Он только что приехал из России. Герман, это мои лучшие подруги: Ева Браун, Лени Риффеншталь и несравненная Ольга Чехова. Но как так получилось, что мы столь счастливо встретились?
– Это всё Лени, – пояснила Ева Браун. – Она собирается снимать новый фильм и ищет места для натурных съёмок. А мы увязались за компанию.
– И я первым делом поспешила сюда, в любимый всеми нами Нимфенбург, – подтвердила Лени Риффеншталь. – Название для фильма уже есть: "Долина", это будет музыкальная комедия. Кстати, Ева, не желаешь ли снова у меня сниматься?
– Нет, уж, Лени, всякий раз как я иду у тебя на поводу, потом обязательно приходится обнажаться – случай с "Олимпией" ещё ничего, но эту ужасную "Ночь амазонок" я тебе никогда не прощу. К тому же, мы с Германом скоро уезжаем в Тибет, – решительно отказалась Ева Шмаймюллер.
– А фюреру "Ночь амазонок" понравилась, – гордо объявила Ева Браун.
– Ладно, подруги, вижу, вы вполне довольны обществом друг друга! – перебила Ольга Чехова. – А потому позвольте мне воспользоваться моментом и увести у вас мужчину. Сами понимаете, моей русской натуре не терпится пообщаться с соотечественником. Не удивляйтесь, если услышите, как мы с ним поём русские песни.
Обдав Германа ароматом дорогих духов, Ольга подхватила его под руку и повела прочь.
– Я читала о вас в газетах, – сказала актриса, лишь только они вышли в парк. – И очень рада встретить соотечественника и единомышленника. Только вы совсем не похожи на профессора – никогда раньше не встречала учёных с лицами римских патрициев и фигурами атлетов. Спортом увлекаетесь? Скажите, вы случайно не лыжник?
С этими словами "Государственная актриса Третьего Рейха" Ольга Чехова обворожительно улыбнулась сотруднику Аненербе Герману Крыжановскому и подала для поцелуя свою восхитительной формы руку.
…Через несколько часов в окрестностях Мюнхена заработал мощный радиопередатчик. Радистка, работавшая на Ольгу Чехову, слыла виртуозом своего дела и могла выдавать в эфир до трёхсот знаков в минуту. Соответственно передача вышла настолько молниеносной, что осталась совершенно незамеченной для пеленгаторов гестапо. Но, даже перехвати немцы сообщение, прочитать его не смогли бы, ибо "книжный код" расшифровке не поддаётся. На столе наркома внутренних дел СССР текст выглядел следующим образом: "Лыжник вышел на трассу тчк Мерлин"
Часть 2
Тайна Тибета
"Глубокоуважаемый господин король Гитлер, правитель Германии. Да пребудет с Вами здоровье, радость Покоя и Добродетели! Сейчас вы трудитесь над созданием обширного государства на расовой основе. Поэтому прибывший ныне руководитель немецкой экспедиции саиб Шеффер не имел никаких трудностей в пути по Тибету. Примите, Ваша Светлость, король Гитлер, наши заверения в дальнейшей дружбе!
Написано 18 числа первого тибетского месяца, года Земляного зайца (1939)".
Письмо регента Тибета Квотухту, адресованное Адольфу Гитлеру и привезённое Э. Шеффером из Лхасы в Берлин в 1939 году.
Глава 1
Встреча с мистером Голдом
28 апреля 1939 г. Небеса над Бенгалией, Британская Индия.
Полёт длился больше суток. Наплевав на назойливый шум двигателя, Герман несколько раз засыпал и поэтому не мог точно высчитать время, проведённое в воздухе. Посадка в Турции оставила по себе неприятные воспоминания, связанные с болью в ушах и пререканиями с местными властями из-за разницы во взглядах относительно цены на авиационный бензин. После взлёта они с Евой поели консервов и шоколаду, но Герман уже не мог уснуть, сколько не пытался. Весь оставшийся путь он болтал с прекрасной фройляйн о разных глупостях, безошибочно рассудив, что подобным способом время убивается проще всего.
Компактный пассажирский лайнер М20b Вилли Мессершмитта изнутри больше напоминал вагон. Жесткие кресла, обитые кожей, квадратные окошки в обрамлении ламбрекенов и металлические поручни – точь-в-точь как в ленинградском трамвае. Только вот странно, что за окнами проплывают не стальная полоска канала или мост-красавец, а ватные валики облаков. Позже и вовсе – под натруженными крыльями железного москита раскинулся лесной массив, знаменитые бенгальские джунгли, а справа от них в божественном презрении к смертным, забравшимся в эмпиреи, застыл Хугли – приток священной реки Ганг.
Ева коснулась плеча Германа, знаками дав понять, что аэроплан начал снижение, и вот уже подлокотники нещадно сминаются судорожной хваткой, а губы шепчут молитву. Железная машина, мгновение назад казавшаяся приклёпанной к небосводу, резко устремляется к земле подобно падающему с ветки пожухлому листу. Герман силится в окне углядеть посадочную полосу и хорошо, что ему это не удается – с высоты грунтовая дорожка выглядит не толще конского волоса. Мотор трубит, как почитаемый индусами слон счастья – могучий Ганеша, крылья дрожат от усилий. Приземление. Многократное приземление, толчок за толчком сотрясают самолёт, и вот он, наконец, катится по грунтовке, и уже можно перевести дух – полет закончен.
Эрнст Шеффер, такой же уверенный как всегда, вскочил с кресла и подхватил притороченный к спинке рюкзак.
– Выбирайтесь, коллеги, жду вас у машины, – весело сообщил он, даже не удостоверясь, действительно ли их встречают. Уверенный, как всегда.
Самое жаркое время года в дельте Ганга – с марта по май, по крайней мере, так пишут. В справедливости этого утверждения Герман убедился, едва выйдя из салона наружу. С неба джунгли виделись мокрыми от росы, но тропическому солнцу хватило мгновения, чтобы выжечь всякую мысль о влаге и жизни. На взлетной полосе дрожит пыльная стена, брюхо самолета нервно потрескивает и нещадный жар укутывает путешественников шерстяным одеялом зноя. Метрах в десяти вплавлена в грунт странная пародия на автомобиль, которую в здешнем обиходе называют "мотор".
После того, как прибывшие погрузились в "мотор", начальник экспедиции представил им темнолицего человека в европейской одежде:
– Наш проводник и переводчик господин Каранихи. Он некоторое время работал при германской дипломатической миссии и немного выучился языку. Думаю, пользу от его услуг трудно переоценить.
– Саиб, – изогнулся в поклоне индус, головой упершись в боковую дверцу. – Рад снова видеть вас на священной земле. Куда прикажете ехать?
Шеффер на мгновение задумался и объявил:
– Скажи водителю, пусть везет в порт!
Зловеще заскрежетав, "мотор" пустился в путь. В салон, крытый брезентом, немедленно залетела парочка огромных мух и принялась гудеть едва ли не громче двигателя, взрыкивающего на ухабах.
Калькутта предстала немного не такой, как изображено в рекламных проспектах индийского экспресса: зной и удушливый смрад заставляют непривычного к таким вещам европейца желать поскорее добраться до гостиницы или куда он там направлялся. Но не тут-то было – по запруженным улицам машина плетется со скоростью пешехода, вдобавок, встречные шудры норовят заглянуть в салон. Правда, как ни глупо смотрятся пять человек, скрюченных в крохотной кабине, никто из прохожих не смеется. Возможно, сам по себе автомобиль настолько поднимает статус едущего в нем, что…
– Смотрите, там йоги! – радостно воскликнула Ева.
Действительно, по краям улицы юлами-переростками вертятся хатха-йоги, то складываясь в какую-то причудливую гимнастическую мозаику, то снова принимая человеческий облик. Рядом с ними – факиры, разинув рот, демонстрируют искусство глотания шпаг или горящих факелов, иные зачаровывают беззубых змей. И на всю улицу кричит зазывала, обещая обезьяньи бои – дешево!
Автомобиль миновал ряд деревянных клеток. В них – не диковинная живность, а ярко одетые женщины.
– Кто это? – снова вскрикнула Ева, но теперь в её голосе звучал ужас.
– Проститутки, – последовал спокойный ответ Каранихи. – Шлюхи. Но пусть несравненная мэм-саиб, чья красота сравнима лишь с обликом божественной коровы, не оскверняет свой взор столь недостойным зрелищем.
– Не правда ли, весьма поэтично сказано, – захохотал Шеффер. – Между тем, сравнение с коровой, которую в Индии почитают священным животным, есть ни что иное как изысканный комплимент.
Каранаихи учтиво и с достоинством поклонился, а Ева недовольно надула губки.
Люди почтительно пропускали автомобиль, который в Европе имел бы весьма непрезентабельный вид, но здесь, на фоне нищеты рабочих кварталов всё же выглядел сущей колесницей богов. Наконец за окном показались европейские дома, и водитель увеличил скорость.
Кварталы вайшьев менее людны и более опрятны. Куда-то пропали назойливые мухи, а задувающий в водительское окно ветер прогнал прежнее зловоние. Из-за зданий, будто кокетничающий старый греховодник, то и дело выглядывает и снова прячется трехвековой Форт-Уильям, день основания которого положил начало Калькутте – самому восточному порту Индии. "Мотор" торжественно въезжает на главную улицу города – отсюда крепость видна в самом выгодном ракурсе.
Открывшийся простор побуждает водителя дать волю престарелому механическому скакуну, и тот, надсадно воя, набирает сумасшедшую скорость, сопровождаемую ужасной тряской.
– Он так водит, словно живет девять жизней! – возмущается Эрнст Шеффер. – Что улыбаешься, Герман?
Тот пояснил:
– Индусы действительно полагают, будто живут много жизней. Не девять, а гораздо больше – вера такая. Ну и, наверное, поэтому не считают необходимым осторожничать за рулем.
И снова по сторонам встают стены низких лачуг, и опять бурлит человеческое море. К счастью, вскоре путешественники достигли конечной цели – въезда в порт.
У проходной – пара сонных английских солдат, которые никак не реагируют на пешеходов, зато задерживают любой транспорт. Из-за этого перед воротами столпилась череда повозок с затесавшимся среди них стареньким грузовиком – очевидно, ровесником века.
– Приехали, – проворчал Шеффер, выбираясь из машины. – Ну, да делать нечего – придётся идти пешком: необходимо проверить, как обстоят дела с нашим экспедиционным оборудованием. Герман, пойдемте, посмотрим.
– Правда, жарьтесь сами, – обрадовалась Ева и тут же приступила к переводчику. – Мистер Каранихи, я хочу есть! Сжальтесь над дамой, подскажите – где поблизости можно перекусить без риска для здоровья? Или это секрет? Вас нужно пытать?
На территории порта плотно жмутся складские ангары, а проулки между ними, как, впрочем, и весь остальной город, заполнены человеческим сбродом. Проходимцы разных мастей снуют взад-вперед, неприятно прощупывая взглядом встречных иностранцев.
Европейские одежды бросились Герману в глаза ещё издали – они как бы отвоевали у толпы местных жителей небольшой островок на ближайшем причале, к которому с одной стороны привалилась чёрная китовая туша большого парохода. Шеффер припустил туда чуть ли не бегом, и Герману тоже пришлось ускорить шаг. Из-под его ног, рыча, как собака, взвилась и лениво плюхнулась в море толстая чайка. При этом над маслянистой водной поверхностью поднялся рой насекомых.
Среди группы европейцев возвышалась громадная фигура в летней военной форме и с коротко остриженными белёсыми волосами. Увидав приближающегося Шеффера, гигант двинулся навстречу – железные набойки солдатских сапог загрохотали по деревянному настилу. В двух шагах от руководителя экспедиции он остановился, щёлкнул каблуками и дёрнул подбородком.