Взволнованный Везувиус бросился вперед, схватил свой трофей за запястье и перебросил его через плечо.
"ОТСТУПАЕМ!" – приказал он.
Везувиус развернулся и побежал на полной скорости, и его тролли последовали за ним. Башня Кос находится где-то на юге, его ждет Палец Дьявола, а с его приобретенным трофеем, его новейшим новобранцем, теперь его ничто не остановит.
Глава двадцать третья
Его Святейшество и Верховный правитель Ра спустился в темницы Андроса в окружении двух дюжин своих людей, его сапоги эхом раздавались на винтовой каменной лестнице, пока он спускался пролет за пролетом. Он добрался до самых нижних уровней и направился по каменным коридорам, освещенным лишь отдаленными полосами солнечного света, проходящими через железные решетки. Эта темница была похожа на большинство из тех, в которых он бывал: некоторые узники бросились вперед с криками, в то время как другие сидели молча, кипя от ярости. Ра любил темницы. Они напоминали ему о его верховной власти, о том, что все в этом мире подвластны ему.
Ра шел по коридорам, игнорируя их всех, заинтересованный только в одном человеке – в последнем узнике в последней камере. Ра позаботился о том, чтобы Дункана поместили в самую глубокую и темную часть. В конце концов, больше всего на свете он хотел сломать этого человека.
Ра сворачивал в один коридор за другим, пока не прошел последние камеры и не подошел к последней в самом конце. Он остановился перед ней и кивнул, после чего несколько его слуг, бросившись вперед, открыли для него дверь.
Большие железные ворота медленно открылись со скрипом.
"Оставьте меня", – обернувшись, приказал Ра своим людям.
Его окружение развернулось и покинуло коридор, заняв позиции вне поля зрения.
Ра вошел в камеру, после чего дверь за ним захлопнулась. Здесь было намного темнее и, когда он прошел сквозь мрак, наполненный звуками капающей воды и снующих крыс, то в темном углу заметил человека, к которому пришел. Дункан. Он сидел – глава великого восстания, согласно слухам, величайший воин во всем мире.
Какое жалкое зрелище. Он сидел в кандалах на земле, как собака, не шевелясь, его глаза практически не открывались из-за полученных им побоев. Ра вздохнул. Он рассчитывал на более грозного противника, чем этот. Разве в этом мире не осталось такого же сильного, как он сам?
Но, когда Ра приблизился, Дункан поднял глаза к свету факела прямо на него, и Ра распознал нечто в его глазах – гордость, доблесть и бесстрашие, которые впечатлили его. Ра редко видел такой взгляд и всегда наслаждался им. Он тут же почувствовал родство с этим человеком, несмотря на то, что он был его врагом. Возможно, Дункан не разочарует его так, как он думал.
Ра остановился в нескольких футах перед Дунканом, возвышаясь над ним. Он упивался тишиной, ощущая свою власть над ним.
"Знаешь ли ты, кто перед тобой?" – спросил Ра, его властный голос прогремел в камере, эхом отразившись от стен.
Он подождал несколько секунд, но Дункан не ответил.
"Я – Великий и Святейший Император Пандезии, Его Величество Ра. Я – свет солнца, сияние луны и колыбель звезд. Сейчас тебе оказана большая честь оказаться в моем присутствии, честь, которая выпадает раз в жизни лишь немногим. Когда я вхожу в комнату, люди встают и кланяются мне, закованы ли они в кандалы или нет, они кланяются мне до земли. Ты поклонишься мне сейчас же или умрешь".
Последовало долгое молчание. Наконец, Дункан поднял голову вверх и вызывающе посмотрел на него.
Ра стоял, нетерпеливо ожидая. Он жаждал уважения от последнего выжившего человека, который осмелился смотреть на него с вызовом. Если Дункан низко поклонится ему, это будет равносильно тому, что ему поклонился весь Эскалон, это покажет Ра, что на этой земле не осталось ни души, которая бы осмелилась бросить ему вызов.
Но, к его ярости, Дункан не поклонился.
Наконец, Дункан прокашлялся.
"Я никому не кланяюсь", – произнес он слабым голосом. – "Ни человеку, ни богу. А ты наверняка не бог. Если будешь ждать, пока я тебе поклонюсь, ждать придется очень долго".
Ра покраснел. Он никогда не сталкивался с таким неповиновением.
"Ты готов встретиться со своей смертью?" – спросил он.
Дункан невозмутимо смотрел на него.
"Я встречался со смертью много раз", – ответил он. – "Это знакомый друг. Все, кого я любил, мертвы. Сейчас смерть станет для меня облегчением".
Ра увидел искру в глазах этого человека и почувствовал, что он говорит правду. Он услышал властность в его голосе – властность человека, который командует людьми, и это заставило уважать его еще больше.
Ра прокашлялся и вздохнул.
"Я спустился сюда", – ответил он. – "Чтобы увидеть лицо своего врага, чтобы ты из первых уст услышал о том, что я сделал с твоей некогда великой страной. Теперь она в моих руках. Все подвластно мне – каждая деревня и каждый город. Твою дочь Киру сейчас преследуют и вскоре она будет нашей. Я получу огромную радость и почувствую гордость, получив ее в качестве личной рабыни".
Ра широко улыбнулся, когда увидел, что на лице Дункан промелькнул гнев. Наконец, он подбирался к нему.
"Твои великие воины убиты или схвачены", – продолжал Ра, желая причинить ему боль. – "В Эскалоне ничего не осталось прежним. Вскоре он не будет даже воспоминанием, поскольку я переименую его. Он станет всего лишь очередным аванпостом Пандезии. Твое имя, твои подвиги, твои воины, жизнь, которую ты прожил – все будет стерто с учебников истории. Ты станешь ничем, ты не будешь даже оболочкой, даже воспоминанием. А те, кто тебя помнит, тоже умрут".
Ра усмехнулся, не в силах сдержать свою радость.
"Я спустился сюда, потому что хотел увидеть твое лицо в тот момент, когда я все тебе расскажу", – заключил он.
Последовало долгое молчание, Ра ждал, дрожа от предвкушения, видя бурю эмоций на лице Дункана.
Наконец, Дункан ответил.
"Мне не нужны воспоминания", – произнес он хриплым, но все еще вызывающим голосом. – "Мне не нужны учебники истории. Я знаю о том, какую жизнь прожил. Я знаю, как я жил, а также люди, которые жили со мной. Мне все равно, мертв я или забыт. Ты говоришь, что все отнял. Ты забыл об одной вещи: наш дух остается нетронутым и его нельзя отнять. Это единственное, чего ты никогда не сможешь получить. И гнев, который ты из-за этого испытываешь, принесет мне радость, когда я буду умирать".
Ра ощутил волну ярости. Он сделал глубокий вдох и бросил хмурый взгляд на это непокорное создание.
"Утром", – сказал он, дрожа от гнева. – "Когда за тобой придут, чтобы убить тебя, ты встанешь на общественной площади и объявишь всему Андросу о том, что ты ошибся, что я – верховный правитель, что ты уступаешь мне. Если ты это сделаешь, я не стану мучить тебя, и ты умрешь быстрой и безболезненной смертью. Если ты будешь убедительным, я могу даже оставить тебя в живых и вернуть тебе правление твоей страной".
Это было мгновение, когда Ра рассчитывал на то, что Дункан, как и все другие его узники в других его землях, наконец, сдастся.
Но, к его удивлению, Дункан продолжал вызывающе на него смотреть.
"Никогда", – ответил он.
Ра уставился на него. Рассвирепев, он вынул свой меч и поднял его трясущимися руками. Больше всего на свете он хотел отрубить ему голову прямо сейчас. Но он заставил себя сдержаться, желая видеть, как его публично подвергнут пыткам.
Ра отбросил свой меч, который с лязгом упал на землю. Он развернулся и быстро покинул камеру, желая, чтобы поскорее наступил рассвет, желая смерти Дункана, после которой Эскалон будет принадлежать ему.
Глава двадцать четвертая
Кавос мерил шагами помещение среди толпы своих солдат, Брамтоса, Сивига и Артфаэля. Все они были военными узниками, отчаянно желающими выбраться отсюда. Рядом с ним находились сотни его людей, людей Дункана и Сивига, гордых и благородных солдат, которые последовали за Дунканом на войну и были вынуждены капитулировать. Он с трудом понимал, как все пришло к этому, как они все оказались в милости у Пандезии.
Кавос кипел от гнева. Они совершили ошибку, сдавшись этим пандезианцам. Лучше умереть, сражаясь. Дункана увели прочь, и Кавосу было больно думать о том, что с ним случилось. Жив ли он или мертв? Или его подвергают пыткам?
Кавос никогда прежде не капитулировал, ни при каких обстоятельствах, и в этот раз он поступил так только неохотно. Он сделал это, следуя приказу Дункана, сложил свое оружие только потому, что тысячи других солдат поступили так же. Их всех загнали в это помещение за пределами столицы, где они ожидали свою судьбу день за днем, и этому, казалось, не будет конца. Освободят ли их? Будет ли объявлена амнистия? Или их сделают рабами пандезианской армии? Или же Пандезия ждет момента, чтобы всех их казнить?
Кавос ходил по комнате, как делал каждый день, желая узнать свою судьбу. Он оглянулся на тысячи удрученных солдат, которые стояли, сидели или ходили, находясь в этом огромном каменной дворе, со всех сторон закрытом железными решетками. Они находились всего в миле от столицы и, оглянувшись, Кавос увидел пандезианский флаг, который развеивался за городскими воротами. Он кипел от злости. Кавос хотел получить всего лишь один шанс храбро атаковать пандезианцев. Ему все равно, если он умрет в процессе – он просто не хотел умирать таким образом.
Больше всего на свете Кавос хотел найти и освободить Дункана. Дункан был хорошим человеком и хорошим военачальником, который просто допустил одну ошибку, доверившись, поверив людям на слово. Мало таких, как он.
"Ты думаешь, они все еще живы?" – раздался голос.
Обернувшись, Кавос увидел Сивига, который стоял рядом с ним, глядя на него с тревогой в глазах.
Кавос вздохнул.
"Дункан не был рожден для того, чтобы умирать", – сказал он.
"Смерть не имеет над ним власти", – добавил Брамтос, подойдя к ним. – "Он очень много раз избегал ее. Если он умрет, значит, лучшее в нас умрет вместе с ним".
"Но его сыновей убили", – вмешался Сивиг. – "Это может подорвать его волю к жизни".
"Это правда", – признал Артфаэль, присоединившись к ним. – "Но у него есть другой сын, ради которого нужно жить. И дочь".
"Значит мы будем просто стоять здесь и ждать?" – спросил Брамтос. – "Ждать, пока пандезианцы решат наши судьбы, пока они не придут и не убьют всех нас?"
Они все переглянулись между собой.
"Они не убьют нас", – сказал Сивиг. – "Если бы они хотели нас убить, то почему еще этого не сделали?"
Кавос пожал плечами, когда все посмотрели на него.
"Возможно, нет", – ответил он. – "В конце концов, есть особая ценность в нашем публичной убийстве".
"Или в нашем порабощении", – добавил Артфаэль. – "Чтобы присоединить нас к своим армиям и отправить за море".
Пока они все стояли, испытывая беспокойство, вдруг воздух разрезал радостный крик. Кавос и остальные повернулись и посмотрели через железные решетки, увидев вдали большую группу пандезианских солдат, которые радостно кричали, размахивая флагом Пандезии. Он видел ликующих солдат, не понимая, что происходит.
Кавос окликнул стражу, которая стояла за стеной.
"Что случилось?"
Солдат повернулся и усмехнулся ему.
"Поздравляю", – сказал он. – "Ваш Король мертв".
Кавос почувствовал боль в животе, ломая голову и пытаясь понять. Неужели он имел в виду Дункана?
Но в следующую минуту он вдруг осознал – Энис, узурпатор.
"Ни один из нас не в безопасности", – сказал Сивиг. – "Если они уже его убили, то наверняка не пощадят нас".
Они все посмотрели друг на друга с мрачными лицами, и Кавос понял, что Сивиг прав. Они не уважали закон. К каждому из них приближается смерть.
"Наступает ночь", – сказал он, глядя на заходящее солнце, на зажженные факелы. – "Возможно, они тоже убьют нас завтра".
"Значит давайте не предоставим им такого шанса", – озвучил Кавос возникшую идею.
Они все посмотрели на него.
"У нас нет оружия", – сказал Сивиг. – "Что мы можем сделать?"
"У нас есть руки", – ответил Кавос. – "И наш разум. Иногда это все, что нужно".
Лица у всех были озадаченными и Кавос подошел к решеткам камеры.
"Эй вы, там!" – снова крикнул он страже. – "Нам нужна помощь!"
Пандезианский стражник, шагающий вдали, подозрительно посмотрел в его сторону.
"Какая помощь вам может быть нужна?" – спросил он.
"У меня здесь кое-что есть", – импровизировал Кавос. – "Кое-что, что Верховный Ра захочет увидеть".
Стражник нахмурился, после чего развернулся и приблизился, остановившись всего в нескольких футах.
"Если ты попусту тратишь мое время", – предупредил он. – "Я убью тебя и твоих друзей". – Он нахмурился. – "Что же это?"
Кавос сглотнул, думая быстро. Ему нужно было, чтобы стражник подошел ближе.
"Ты можешь принести это ему сам и стать героем", – сказал он. – "Все, что я хочу взамен, – это больше провизии".
"Вам повезет, если я не убью вас", – огрызнулся стражник. – "А теперь покажи мне".
Вдруг вспомнив о драгоценном камне в своей сумке, который дала ему жена перед тем, как он ушел на войну, Кавос вынул его, развернул и показал сияющий красный рубин.
Заинтригованный стражник сделал шаг вперед, на что и надеялся Кавос, и остановился перед железными решетками.
"Передай его через решетку", – приказал он.
"Разумеется", – ответил Кавос.
Он протянул руку с драгоценным камнем, просунул его через решетки и, когда стражник потянулся к нему, Кавос уронил камень. Солдат присел, чтобы поднять его, и Кавос ударил его ногой по лицу через решетку изо всех сил, вырубив его.
Началась внезапная суматоха, когда все узники вокруг него взволнованно бросились вперед. Кавос просунул руку через решетки и схватил тело, после чего подтащил его вперед, потянулся к поясу стражника и схватил ключи. Все мужчины вокруг него радостно заголосили, когда он быстро открыл дверь трясущимися руками.
Тяжелые железные двери скрипнули, отворившись.
Кавос остановился у дверей камеры, выглянул наружу и увидел пандезианцев вдали, которые, к счастью, пока их не заметили. Все узники неуверенно остановились в дверях позади него. Кавос повернулся лицом к ним.
"Мужчины", – объявил он. – "Мы безоружны. У нас два выбора: мы можем сбежать в свои дома, сбежать из столицы и отправиться как можно дальше, или же мы можем поступить как воины, как мужчины Эскалона – убить этих захватчиков, отобрать их оружие и спасти своего командира! Вероятно, мы умрем, пытаясь. Но мы умрем с честью! Вы со мной?!"
Раздался громкий крик. Все узники единогласно вышли за ворота единой силой, бросившись на пандезианцев, собираясь сражаться не на жизнь, а на смерть. Они или умрут на этом поле, или отвоюют Андрос.
"Дункан", – думал Кавос. – "Держись там. Мы идем за тобой".
Глава двадцать пятая
Эйдан стоял вместе с Мотли на вершине импровизированной сцены, на огромной деревянной платформе в центре Андроса, и смотрел на море лиц. Он застыл. Впервые в жизни Эйдан разыгрывал сражение на сцене. Никогда прежде он не приближался к сцене, никогда не встречал актеров до Мотли и, стоя здесь как часть представления, мальчик смотрел на толпу, в то время как все смотрели на него, никогда в своей жизни он не чувствовал себя таким застенчивым. Он хотел свернуться в клубок и умереть.
Стоя здесь, не в состоянии вспомнить свою реплику, Эйдан по-новому начал уважать актеров. Он осознал, что в некотором роде они были бесстрашными воинами. Для того чтобы встретиться лицом к лицу с этой толпой незнакомцев, требовалась храбрость – намного больше храбрости, чем даже требовалось отцу и его людям, чтобы поднять свои мечи.
Мотли повернулся к нему, очевидно, раздраженный, и повторил свою реплику:
"Ты правда думаешь, что Эскалон может служить ему?"
У Эйдана сузилось поле зрения. Мир замедлился, когда он увидел нескольких актеров в одном углу сцены, которые жонглировали разноцветными шарами, нескольких актеров в другом углу, которые вертели горящие факелы через сцену. Он знал, что у него есть роль в этом представлении, но не мог вспомнить, какая.
Наконец, Мотли, должно быть, осознал, что он онемел, потому что он сделал шаг ближе и приобнял Эйдана за плечо.
"Вижу, что думаешь", – прогремел Мотли толпе, спасая его. – "Я рад служить Верховному и Святейшему Ра, как и все мы. Он осчастливил нашу родину своим визитом. Разве не так?"
Эйдан знал, что это была подсказка, что он должен сказать что-то, но он забыл свои слова. Все глаза обратились на него и он захотел стать невидимкой. Сейчас он понял, что это был глупый план – полагать, будто они смогут использовать свое представление для того, чтобы отвлечь пандезианцев, добраться в сердце столицы, ближе к отцу и спасти его. Это приблизило их, но Эйдан не понимал, как их план сработает. Это позволило им получить доступ в центр столицы, и Мотли был прав: казалось, внимание всего города было приковано к ним. Они добились нужного отвлечения. Но пока все эти глаза смотрят на него, он не может вспомнить, что должен делать.
"Да", – наконец, произнес Эйдан надломленным голосом.
Толпа взорвалась от смеха, очевидно, осознав, что Эйдан забыл свои реплики, и мальчик покраснел. Он никогда не чувствовал себя более униженным.
"И ты вечно будешь ему служить?" – спросил Мотли, украдкой кивая утвердительно.
"Да", – снова сказал Эйдан.
Мотли повернулся к толпе с улыбкой на губах.
"Какой многословный человек!" – крикнул он.
Толпа заревела от смеха.
Группа актеров вдруг бросилась вперед и присоединилась к ним на сцене, жонглируя факелами, давая понять, что эта часть представления окончена. В эту минуту Мотли подал знак Эйдану, который подбежал к нему.
"Время пришло", – быстро прошептал Мотли. – "Шевелись быстрее!"
Эйдан вернулся в реальность, вспомнив об их главном плане, о том, почему они оказались здесь. Пока толпа была отвлечена, он быстро ускользнул прочь, прячась за новыми актерами, и покинул заднюю часть сцены.
Сердце Эйдана бешено колотилось, когда он спрыгнул со сцены, сильно ударившись о землю и споткнувшись. Он поднялся на колени и побежал в темный угол позади сцены, где он собрался с духом, тяжело дыша и потея.
Эйдан посмотрел по сторонам, его ладони потели, пока он пытался вспомнить план. Думать ясно было сложно.
Отец. Темница. Стража…
Снежок, ожидающий в тени сцены, тут же подбежал к нему. Эйдан опустился рядом с ним на колени и погладил пса по голове.
"Оставайся здесь, мальчик", – сказал он. – "Я не могу взять тебя с собой. Жди Мотли. Он приведет тебя".
В ответ Снежок лизнул его в лицо.
Эйдан понял, что он не может терять времени. Он приступил к действию, его сердце колотилось от волнения, когда он осознал, что отец находится поблизости. Мальчик побежал по темным переулкам, сворачивая на темные улицы Андроса, направляясь к низкому каменному зданию вдали, в котором, насколько ему было известно, находится темница.