– Хорошо, Юлус. Эй ты, варвар, подойди сюда. – Городской голова поманил Конана пальцем. Толстые руки городского головы были в перчатках. Поверх перчаток на каждый палец надето кольцо. Даже на больших пальцах сверкали массивные кольцапечатки.
Конан сделал шаг вперед:
– Да?
– Я заметил, как ты любовался сражением, – проговорил городской голова.
– Я тоже заметил, как ты им любовался.
Бледно-серое лицо городского головы окрасилось легким румянцем.
– Я отвечаю за порядок в этом городе. Мне ли не радоваться, когда одни головорезы истребляют других? Что я могу им сказать, если им охота пролить кровь друг друга? Только одно: валяйте, ребята! Но в мои обязанности входит также собирать сведения о каждом новом головорезе, который появляется здесь с тем, чтобы осквернять своим присутствием вверенный мне город. Как только я увидел тебя, так сразу понял, что ты киммериец. Много лет тому назад я был в Гандерланде младшим офицером. Там я и познакомился с вашей породой. Все вы головорезы и смутьяны. Кроме того, среди нас остались еще те, кто не забыл Венариума.
– Я не увеличиваю беспорядка в вашем городе, – проговорил Конан. – Хотя с тех пор, как я въехал сюда, кроме беспорядка, я почти ничего и не видел.
– Зачем ты сюда явился? – спросил городской голова.
Конан почел за благо ничего не рассказывать о Пирисе.
– Когда я ехал по королевской дороге, я случайно набрел на нескольких бандитов, которые собирались изнасиловать женщину. Респектабельную аквилонскую даму, замечу я вам. Она направлялась сюда, чтобы разыскать свою сестру, сбежавшую из дома. Я согласился помочь ей.
На лице городского головы застыло недоверчивое выражение.
– Рыцарство пристало аристократам, а не простым наемникам вроде тебя.
Конан пожал плечами, решив не разыгрывать оскорбленного благородства:
– Она мне платит.
– Ладно. С этого момента я не буду спускать с тебя глаз. Это мой город. Я стремлюсь отслеживать появление и исчезновение любого мошенника вроде тебя. Утрясай свои дела с дамочкой и уматывай. Такие, как ты, мне здесь не нужны.
Конану хотелось плюнуть в рыло этому самодовольному борову, который претендовал на то, что ситуация в городе находится под его контролем, а на самом деле боялся даже выйти из дворца.
– И вот еще что, – сказал Бомбас. – Есть тут один человек, общества которого я настоятельно советую тебе избегать. Зовут его Максио. Он убил моего брата. В тот момент, когда я подоспел, брат мой уже испускал дух. – Тон городского головы стал еще более начальственным и суровым. – В общем, так. Покуда твоя деятельность будет держаться в рамках законности… если пребывание твое здесь не затянется… только в этом случае я не стану тебя беспокоить. Ты предупрежден. Однако, – теперь голос Бомбаса зазвучал почти дружески, – помни: я плачу за информацию о том, где скрывается Максио. Не забудь об этом, если случайно как-нибудь разузнаешь, где его нора. А теперь ступай.
Конан повернулся и пошел к двери. На пороге он обернулся:
– Ваше превосходительство?
Городской голова оторвал взгляд от бумаг:
– Да?
– Как уполномоченный королем городской голова ты имеешь право держать под своим началом сто солдат, причем конных, не так ли?
– Ну так, и что с того?
– А то, что я видел всего лишь человек двадцать. И все, как один, пешие. Это как понимать?
Городской голова холодно посмотрел на него:
– Когда мне понадобится посоветоваться с нищим варваром по вопросам градоуправления, обещаю, что немедленно пошлю за тобой. Ну а пока что проваливай.
Ухмыляясь, Конан вышел.
Глава пятая
ТОЛСТЯК
Покинув резиденцию городского головы, Конан двинулся к южной окраине города. И чем дальше удалялся киммериец от Площади, тем более старыми и убогими становились дома. Когда он добрался до Дыры, каменные строения полностью исчезли. Улицы были почти пустынны. Те немногие человеческие существа, что попадались на улицах, являли собою печальное зрелище – живые символы нищеты и пьянства. Это был район хищников и мародеров, спящих днем и охотящихся ночью.
Судя по всему, мусорщики и чистильщики улиц ни разу не удостоили своим вниманием удаленные от Площади южные районы города, ибо все здесь утопало в грязи. Огромные наглые крысы кишели ночью и днем. Постоянно приходилось смотреть, куда ступаешь, чтобы не поскользнуться. Наконец Конан добрался до "Химеры". В столь ранний час заведение было еще закрыто.
Конан побрел к месту слияния двух рек. Туда он прибыл как раз вовремя, чтобы лишний раз полюбоваться проплывавшими мимо него по течению телами. Судя по всему, это были трупы тех, кто был убит в сегодняшнем сражении. Вся одежда с трупов была сорвана, и речные рыбы уже успели потрудиться над ними. Сейчас тела убитых представляли собою омерзительную массу, за которой по воде плыли внутренние органы, выпавшие из распоротых животов.
Сочтя первичное знакомство с городом законченным, Конан пошел назад, на север, в сторону Площади. На этот раз он избрал другую дорогу, ведущую через более зажиточные и совсем новые кварталы. По пути он сделал одно важное наблюдение. Под улицами здесь была проложена система канализационных труб. На собственном опыте Конан уже знал, сколь полезны бывают эти трубы во время отчаянного бегства. Он постарался также запомнить расположение каждого люка, через который можно было попасть в систему канализации. В тот момент, когда Конан остановился у лотка торговца одеждой, мимо него по улице прошла процессия. Двадцать мужчин и женщин, большинство из которых были совсем юными, двигались за человеком, несущим изображение какого-то женского божества с огромными грудями, на вид вендийского. Все эти люди, не попадая в тон, извлекали звуки из разных музыкальных инструментов, и нестройно распевали какие-то гимны, Конан поинтересовался у торговца, что это за люди. Торговец презрительно скривился:
– Последователи Матери Дурги. Их предводитель – жрец, который явился сюда пару лет тому назад. Он обосновался в старом храме Митры на Площади. Секта довольно шумная, но почти безвредная.
– Разве она разрешена? – спросил Конан. – Я думал, что в королевских городах и бургах дозволены только государственные культы.
Торговец с сожалением посмотрел на киммерийца:
– Похоже, у этой богини водятся денежки. А в Шикасе большего и не требуется.
Конан пошел дальше. У городских ворот он перекинулся парой слов со стражником. Выяснилось, что никто похожий на Пириса не появлялся. Куда же запропастился этот тип? Ожидание уже начало раздражать Конана, он терял терпение. В конце концов, Шикас был городом, где человек, обладающий мужеством, силой и предприимчивостью, может чертовски разбогатеть, не прилагая к этому сверхъестественных усилий. Киммериец наметил уже несколько способов получить целое состояние. Те же восемьсот золотых, которые он должен был получить от Пириса и которые еще несколько дней назад казались ему сказочным богатством, выглядели теперь в его глазах довольно незначительной суммой. Поэтому Конан решил подождать Пириса еще один день, а ежели тот не появится – начать собственное дело.
До заката оставалось еще часа два. Конан вернулся в гостиницу и оседлал свою лошадь. И сам он, и благородное животное нуждались в разминке. Конан хотел, чтобы его конь постоянно находился в хорошей форме на тот случай, если понадобится спешно бежать из Шикаса.
Оказавшись за пределами города, Конан пустил лошадь сперва рысью, потом перешел в галоп, затем поехал шагом, чтобы не спеша вернуться к городским воротам. Очутившись снова в гостинице, он проследил, чтобы животное было накормлено как следует, после чего дал конюшему специальные указания, как следует выхаживать и кормить боевого скакуна. Каждую свою реплику он сопровождал похлопыванием по плечу – на взгляд Конана, легким, а для конюшего довольно-таки ощутимым. Киммериец хотел быть уверенным в том, что его указания поняты правильно.
Когда киммериец вышел из конюшни, он вдруг понял, что после завтрака ничего не ел. День же между тем выдался довольно утомительным. Конан буквально умирал от голода. Он уже стремительно шел к таверне, когда какой-то человек преградил ему дорогу.
– Прошу прощения, господин, – проговорил незнакомец.
Конан увидел, что перед ним еще юноша, почти отрок с хорошеньким, утонченным, но слабовольным лицом. Чтобы уравновесить это инфантильное выражение лица, юноша надел кирасу из плотной коричневой ткани с нашитыми на нее металлическими пластинами. При движении плащ распахнулся, открыв Конану, что юнец носит не один, а целых два меча.
– Да? – пробурчал Конан. Голод всегда приводил его в дурное настроение.
– Мой хозяин хотел бы поговорить с тобой.
– Мальчик, – сказал Конан, – я не знаю твоего хозяина. И тебя не знаю. Но хочу тебе заметить, что ты стоишь между мной и моим обедом. Так что посторонись, а ежели твой хозяин хочет со мной говорить, пусть приходит сюда и спросит меня в таверне.
– Сожалею, господин, но я вынужден настаивать. Мой хозяин крайне нуждается в том, чтобы поговорить с тобой. Кроме того, он приглашает тебя разделить с ним трапезу.
– Ага, это уже лучше. Правда, еще не совсем хорошо. Посторонись.
Он оттолкнул юнца и зашагал в сторону таверны.
– Господин!
На этот раз Конан обернулся:
– Будь ты проклят, что… – Он осекся, когда увидел, что юнец наставил на него небольшой арбалет. Должно быть, арбалет висел на петле под плащом уже взведенным, с заложенной стрелой.
– Ну что, господин, теперь ты пойдешь со мной?
– Настолько ли ты хорош, как воображаешь о себе? Хреновина, что у тебя в руках вряд ли сможет пробить эту кирасу. Что до меня, то я прикончил немало ублюдков, даже будучи тяжело раненным.
И рука Конана поползла к рукояти меча.
Юнец рассмеялся:
– Может быть, оно и так. Но скажи мне, господин, ты и в самом деле ХОЧЕШЬ заполучить арбалетную стрелу в ногу или в руку или даже в глаз? Не слишком ли большая плата за отказ пообедать с моим хозяином?
– Твой хозяин, должно быть, чертовски щедрый человек, – проговорил Конан.
– Ладно, пошли.
Юнец шел позади Конана и указывал ему, куда сворачивать. От гостиницы они прошли совсем немного, а затем завернули за угол красивого каменного особняка. Как и большинство зданий в этом районе, особняк имел каменный первый этаж и деревянный второй. Юнец сказал Конану, чтобы тот поднимался по наружной лестнице на второй этаж. Конан подчинился и остановился на площадке перед тяжелой дверью.
– Нам сюда, – сказал юнец, – давай стучи.
Конан постучал. Затем резко обернулся, выхватил арбалет из рук юнца и швырнул оружие вниз. С проклятиями парень потянулся за своими мечами. Но вместо рукоятей его ладони сжали запястья Конана. Варвар опередил противника и первым схватил оружие. Киммериец широко ухмыльнулся:
– Те, кто не искушен в искусстве владения мечом, нередко считают, что два меча делают их вдвойне опасными.
Резким движением киммериец вырвал мечи юнца из ножен, и прежде, чем тот успел осознать, что происходит, – не то что двинуться с места, – Конан уже оказался у него за спиной, прижимая скрещенные лезвия ему под подбородком.
– Но это мнение ошибочно, – продолжал Конан.
В этот момент дверь скрипнула, и киммериец резко двинулся вперед, толкая юнца перед собой. Человек, открывший дверь, отпрыгнул назад. Конан отвесил юнцу солидный пинок под зад.
– Не советую давать соплякам такие опасные игрушки, – проговорил Конан, швырнув оба меча к ногам человека, открывшего дверь.
Юнец бесформенной кучей шевелился в углу, держась за голову, которой ощутимо припечатался о стену.
Тот, к кому обратился Конан, был человеком необъятной толщины. Самая настоящая громадина. Благодаря не только своему росту, но и чудовищной дородности. Если Бомбас напоминал груду бледной плоти, то этот человек являл собою величественный монумент выпирающего во все стороны жира. Казалось, он был составлен из сфер, выходящих одна из другой. Вся эта громадная туша, опирающаяся на непропорционально маленькие ноги, будто невесомо плыла, когда человек двигался. Разодет он был в богато разукрашенные одежды и носил множество драгоценностей. У него было розовое и пухлое младенческое лицо, однако глаза на этом лице глядели остро и колюче. Он подплыл к юнцу и грустно посмотрел на него сверху вниз.
– Гилма, Гилма, – вздохнул он. – Что мне с тобой делать? Я ведь сказал: "Иди и попроси, уважительно попроси – я напомнил тебе об уважении! – нижайше попроси киммерийского господина прийти и встретиться со мной, дабы мы могли разделить трапезу и побеседовать". Но разве ты сделал так, как я сказал тебе? Нет, тысячу раз нет! Вместо этого ты возомнил, что можешь сравниться с опытным воином. Простой вежливости показалось тебе недостаточно. Что ж, Гилма, этот господин великодушно преподал тебе достойный урок. И ты еще должен быть благодарен, что он тебя не изувечил. А теперь, Гилма, я требую, чтобы ты извинился перед господином.
Юнец яростно вскинул голову, но в лице толстяка он прочел нечто, что заставило его буквально сжаться. Он повернулся к Конану и поклонился:
– Нижайше прошу: прости меня, господин.
Конан застыл столбом, решительно не зная, как понимать это странное представление, разыгравшееся сейчас перед ним.
– Ты сам напросился, – сказал он.
– И получил урок, – добавил толстяк. – А теперь давайте помиримся, будем друзьями, сядем и отобедаем как цивилизованные люди.
– Я не цивилизованный человек, – заметил Конан.
– И все же, – проговорил тот, – именно ты проявил истинное, внутреннее… как бы это сказать… духовное… качество цивилизованности и благородства. Я не в силах выразить тебе, господин, сколь я восхищен человеком, который обладает не только отвагой и мужеством, но и волей, способной держать в узде эти истинно мужские добродетели, и имеет к тому же такие ценнейшие качества, как сострадание и объективность суждения, а также способность к тонкому счету. О, меня восхищает человек, знающий, в каких количествах требуется прикладывать силу, дабы достигать желаемого, не расходуя лишнего. Воистину, я восхищаюсь этим, господин!
Конан равнодушно пропустил мимо ушей этот поток слов.
– Давай-ка к делу.
– К делу? Но что есть дело, что есть смысл? Вот обед – разве он не есть высший смысл существования? Разве может день без обеда считаться совершенным? Или завершенным? А можно ли сказать, что незавершенный день прожит славно? Так давай же, господин мой, перейдем к обеду, а затем поговорим и о других делах.
– Ну что ж, обед не помешал бы, – согласился Конан.
– Гилма, уведоми нашего хозяина, что можно подавать на стол уже прямо сейчас.
Толстяк повернулся к Конану:
– Ну, а покамест, господин, давай, чтобы между нами не было никакой напряженности, чтобы вся враждебность исчезла и мир снизошел на нас, давай – я умоляю тебя! – давай присядем. Позволь налить тебе кубок этого восхитительного пуантенского вина, заложенного в погреба за много лет до того, как оба мы, и я и ты, в первый раз огласили слух наших родителей своими младенческими воплями. Это нежнейшее, тончайшее красное альтуга. Этот сорт выращивают на южных склонах здешних виноградников. Тщательно дожидаются полного созревания ягод, после чего кряжистые крестьяне срезают сии грозди. Прелестнейшие ножки милых девушек топчут сии плоды лозы, выжимая из них сок, орошающий здешнюю счастливую землю. О, эти дивные ножки, что топтали этот виноград! Иные обратились уже в прах, другие покрылись мозолями и трещинами, представляя собою отвратительную картину кривых старушечьих ног. Но обаяние девичьих ножек, вне всякого сомнения, передалось тому дивному напитку, коим я ныне наполняю этот кубок.
Толстяк налил до краев два кубка, протянул один из них Конану. Конан подождал, пока его собутыльник осушит свой кубок до дна, и только после этого сделал то же самое. "А вино и в самом деле превосходно, – отметил про себя Конан. – Превосходно, невзирая на всю брехню толстяка". Киммериец протянул толстяку свой кубок, и тот вновь наполнил сосуд.
– Теперь, господин, – сказал незнакомец, – я знаю, что ты киммериец и зовут тебя Конан.
– Ты неплохо информирован, как я погляжу, – пробурчал Конан. – Чего нельзя сказать обо мне. Я ничего о тебе не знаю.
– Ну так давай же с самого начала исправим эту маленькую досадную оплошность. Твоего нижайшего слугу, что стоит здесь перед тобою и мечтает оказать тебе большее гостеприимство, чем в состоянии, зовут Касперус. Я младший – я даже, скорее, наимладший, незначительнейший – колдун из Нумалии, что в Немедии. Ты знаешь об этом городе?
– Бывал там, – кивнул Конан.
– Восхитительный город! Волшебный город! Город мудрецов и художников! Город, где даже такой тупица, как я, может снискать себе репутацию мага, пусть даже скромную. И обучиться этому ремеслу. Магические искусства, конечно, ужасны и загадочны. И требуют, увы, чтобы тот, кто хочет стать истинным мастером, начинал обучение с детства, претерпевая все страдания и ограничения аскетизма. Увы, у меня не было возможности пройти этот путь до конца. Жизнь сложилась так, что я начал изучать Мистерии, уже достигнув зрелости, что ты, вне всякого сомнения, уже успел заметить. – Он обвел рукой свои округлые формы с несколько виноватым видом. – И нужных для настоящего мага качеств у меня, к сожалению, не было. Не получил я и соответствующей подготовки. Нет, другому учили меня. Большую часть своей жизни я провел торговцем предметами искусства – раритетами, стоимость которых большинство людей не в состоянии себе даже представить.
Киммериец кивнул, изобразив вежливый интерес. Он прислушивался вполуха к неиссякаемому потоку слов, куда больше внимания уделяя выражению лица и жестам собеседника. Еще с юности, оказавшись в диком мире городов-государств и империй, варвар научился более доверять жестам и выражению лица, нежели словам, которые часто оказывались всего лишь пустой оболочкой. В больших городах словам веры нет. Уже давным-давно Конан научился узнавать о собеседниках куда больше, чем те хотели бы высказать. Хотя это подчас здорово мешало ему в тех случаях, когда он имел дело с женщинами.
Вот и этот человек, что сейчас разглагольствовал перед ним, изо всех сил старался показаться эксцентричным и довольно глупым толстяком, который всего лишь балуется магическим Искусством. На самом деле из всего, что он пытался показать, единственной правдой была его неправдоподобная тучность. Все остальное – фальшивка. За напускной мягкостью и словоохотливостью Конан различал жестокий и блестящий ум; волю, столь сильную, с какой киммерийцу еще ни разу в жизни не приходилось сталкиваться.
Впрочем, Конан не подал и виду, что раскусил толстяка. Этот урок он тоже усвоил с юности, причем заплатив некогда за него довольно большую цену.
– Несмотря на то что магией я начал заниматься довольно поздно, – продолжал тем временем журчать Касперус, – я, должен тебе признаться, сумел-таки достигнуть определенного мастерства в искусстве тавматургии, чтобы получить возможность отыскать, когда потребуется, человека, сочетающего в себе множество редких качеств. Как раз таких, какие мне необходимы. К тому же находящегося поблизости от моего местопребывания. Позволь мне провести небольшой опыт, господин.