- Сургара принадлежит тебе, государыня, - отозвался Малтэр. - Правда, сейчас это не очень завидное владение. Зато у Павутро из Интави на твоем счету записано достаточно, чтобы ты могла безбедно жить всю свою жизнь. Не на широкую ногу, как ты привыкла раньше, но тоже вполне достойно.
- Ты меня успокоил, Малтэр. Но не пошлет ли Павутро меня к черту? И до него могли дойти слухи о моей смерти.
- Дошли, - кивнул Малтэр. - Он недавно присылал мне запрос, как относиться к этим известиям.
- И ты?
- Я ответил, что пока не увижу тебя мертвой, буду считать, что ты жива. Ты хэйми, а хэйми так просто не умирают.
Карми вздохнула, не желая опять ввязываться в споры.
- Ладно, - мрачно проговорила она. - Займемся делами. Закажи восемнадцать поминальных колокольцев для погибших в лагере Праери.
- Какие имена на них выгравировать? - без удивления спросил Малтэр. Карми достала из бюро вощеную дощечку и быстро написала стилом имена. Малтэр взял дощечку, прочитал и положил на стол, ожидая дальнейших распоряжений.
- Там в долине у озера обосновалсь миттауские монахи, - сказала Карми. - Так что ты пошли туда кого-нибудь учтивого, не задиристого; пусть развесит колокольцы вокруг кургана.
- Кургана? - переспросил Малтэр.
- Да, монахи похоронили мертвых по своему обычаю.
Малтэр поднял брови, собираясь уточнить.
- Нет, - качнула головой Карми. - Перезахоранивать не надо. Только развесить колокольцы. И еще надо передать Павутро, чтобы оплатил мой подарок монахам. - Карми рассказала о статуе какого-то бога, заказанной интавийскому скульптору(Малтэр, у которого возникли какие-то возражения чисто религиозного свойства, решил все-таки промолчать). - Далее. - вспоминала Карми, - пошли кого-нибудь в гортуский Лорцо заплатить оружейнику Горахо за саутханский нож две дюжины золотых. Причем прошу тебя запомнить, что покупала нож не сургарская принцесса, а некая Карми.-(Малтэр принял к сведению). - И наконец, самое главное, - сказала Карми. Мне нужно десять локтей золотой парчи и Руттулов плащ из золотых тохиаров. Парча, кажется, была у меня в сундуке, а вот плащ… Что ты мнешься? Небось сплавил уже куда?
- Пришлось подарить его Марутту, - признался Малтэр. И сервиз для ранаги-кори тоже.
- Сервиз? - удивилась Карми. - Зачем он Марутту? Что он будет с ним делать? Пить вино из расписных чашечек?
- Сервиз немало стоит, - пояснил Малтэр. - Марутту его поставит в буфетный шкаф, запрет и изредка будет показывать особо знатным гостям. Но где сейчас взять плащ, не приложу ума, - продолжал он. - Серых тохиаров, обычных, много, конечно, но и ценности-то в них…
Карми подошла к сундуку, где хранила меха, и начала вываливать все на пол.
- А где мой плащ из золотых лисиц? - вспомнила она.
- Госпожа, - решился напомнить Малтэр. - В нем тебя увезли зимой.
- Ах, чертовщина! - воскликнула Карми. - Как некстати!
- Вот выдра, - указал Малтэро. - Очень хороший мех.
- Выдра? - преспросила Карми. - Ну-ка посмотрим, не пожрала ли моль… - Они вдвоем внимательно рассмотрели мех.
- Прекрасно, - сказала Карми. - Выдра ничуть не хуже тохиаров или лис, правда, смотрится не так роскошно, но…
Она вдруг решила, что на нее напал приступ болтливости, и замолчала. В молчании она разыскала кусок золотой парчи и, развернув, оценила - не слишком ли легкомысленный рисунок. Плащ и ткань она старательно сложила и положила на тахту.
- Какие-нибудь еще указания? - спросил Малтэр.
- Послушай-ка, а кто тебе готовит? Твой кухарь или Руттулов?
- Руттулов, - отозвался Малтэр.
- Тогда пойдем разбудим его, - сказала Карми.
- Ты думаешь, кто-нибудь в доме спит? - спросил Малтэр. - Я думаю, в Тавине сейчас спят лишь малые дети.
- Да, - согласилась Карми. - Уж нашумела я нынче.
Она спустилась в кухню, к ужасу Малтэра по-свойски заговорила с кухарем, попросив его приготовыить жареное мясо по-марнвирски, "летний суп" и "деревенский салат" со сметаной. Кухарь с готовностью заверил ее, что все будет сделано должным образом.
Карми попила сливок, поболтала с кухонной прислугой и вняла, наконец, умоляющим взглядам Малтэра. Она опять поднялась наверх, снова в Красную гостиную.
- Утро уже, - молвила она, подходя к окну. - А в городе шумновато, однако.
- Еще бы, ведь ты вернулась, - проговорил Малтэр. Карми слушала внимательно, и он решил, наконец, выговориться. - В городе назревает бунт, - сказал Малтэр. - Горожане мною недовольны. Планы строятся глупейшие. Хотят перебить майярский гарнизон на Лесном мысу, да и вообще перебить всех чужаков в Сургаре.
- А у кого в руках Ворота Сургары и устье Вэнгэ?быстро спросила Карми.
- В том-то и дело, что у майярцев, - в сердцах бросил Малтэр. - Они сомнут Сургару в два счета. Раз, два - и мы опять вернемся к последним дням прошлого года. Но я совсем не уверен, что смогу удержать Тавин. Меня сметут. А тут еще ты.
- Что - я? - отозвалась Карми.
- Ходили слухи в городе, что тебя тайком убили, и я этому убийству помогал, - рассказал Малтэр.
- А, - догадалась Карми. - Поэтому-то город и переполошился, когда я объявилась здоровехонькой.
- С чего бы это в Тавине такая любовь к тебе? - спросил Малтэр. - Я живу в Сургаре побольше тебя, однако считают меня майярцем, а ты здесь - своя.
- Ты в Сургаре жил, а я выросла, - ответила Карми. Они знают меня чуть ли не с пеленок. Но… послушай-ка, Малтэр, а о Сауве какие-нибудь вести были?
- Его убили в Саутхо, - отозвался Малтэр. - Глупо получилось. Сидел бы там тихо, не горячился - никто его не тронул бы. А он договоры начал вспоминать…
- Странно, - откликнулась Карми. - А я-то думала, что Сауве - человек очень сдержанный.
- Да, - согласился Малтэр. - Но иногда его прорывало. Руттул иной раз этим пользовался. Соберемся, поссоримся, раскричимся - потом, когда остынем, начинаем думать…
Малтэр осекся. У Карми окаменело лицо; разговор о Руттуле был слишком болезненным для нее, и Малтэр искренно обрадовался, когда слуги доложили, что заказанный завтрак подан.
За завтраком Карми снова оттаяла; с удовольствием съела холодный "летний суп", в то время как Малтэр с недоумением водил ложкой в серебряной миске с холопским кушаньем. При виде мяса он оживился и съел его с аппетитом, опять-таки с недоумением разглядывая салат по-деревенски. Карми уделила внимание и мясу, и салату. Мясо она ела, как было заведено в доме Руттула, ножом и вилкой; Малтэр обходился без вилки, отрезанные куски он брал руками, и это получалось у него настолько изящно, что Карми засмотрелась.
После завтрака, раздав похвалы поварам, Карми сказала Малтэру, что ей захотелось спать.
- Последнее время я сплю, когда хочется, - объяснила Карми. - Да и в ближайшем будущем мне придется ночью не спать. Так что… Я вздремну, а к вечеру ты меня разбуди.
В ее спальне ничто не напоминало о случившихся за последний год событиях. Карми разделась, села на мягкую кровать и провела ладонью по льняному летнему покрывалу. Как давно ей не доволилось спать в белой, неправдоподобно чистой постели! "В лебедях", - приговаривала когда-то нянька, укладывая маленькую принцессу спать в эту постель.
"Что ж, посплю напоследок "в лебедях", вероятно, не скоро еще доведется…"
Она отвыкла от простыней, пахнущий мыльным корнем и лавандой. Она отвыкла спать раздевшись. ОНа отвыкла чувствовать себя свободной, и ей приснилось, что она идет по Майяру голая, а все встречные указывают на нее пальцами и смеются…
Карми с усилием вырвалась из неприятного сна и села в постели. В комнате было душно; может быть, эта духота и вызвала острое чувство стыда и незащищенности.
Она встала и опять натянула розовое платье. Подошла к туалетному столику и распахнула створки, открывая зеркало.
"О небеса, - вздохнула она, изучая свое отражение. - Да ка же меня еще люди узнают? Я бы себя не узнала".
Совсем другая девушка, вовсе не прежняя Сава смотрела на нее; чужая, с непривычной прической, но - как отметила Карми - куда красивее той, прежней. Правда, сходство с хорошеньким мальчиком увеличилось, но увеличилось и своеобразие ее внешности.
"Надо бы посмотреть на себя в хокарэмской одежде, - подумалось Карми. - А пока надо бы чем-нибудь прикрыть голову, чтобы не пугать людей".
Она подобрала белый кружевной шарф и удовольствовалась полученным результатом. Правда, шарф подчеркивал смуглую от загара кожу, но Карми никогда не боялась показаться чернушкой. Приведя в порядок свою внешность, Карми, бесшумно ступая босыми ногами по гладкому паркету, пошла по дому.
В доме было неспокойно. Карми тут же уловила приглушенные далекие голоса и пошла на звук. Люди собрались в неузнаваемо переменившейся приемной Руттула, которую теперь занимал Малтэр.
Карми потянула на себя тяжелую дубовую дверь и заглянула в щель. В приемной было около двадцати человек: Малтэр, стоящий спиной к окну, выходящему во внутренний дворик, трое его солдат, с нарочито безразличными лицами сидящих на полу недалеко от него, а остальные были тавинские горожане - почти всех их знала Карми. Это были городские старшины; большинство из них - бывшие мятежники из отрядов Сауве и Лавитхе, люди довольно опасные и, как говорил когда-то Руттул, трудноуправляемые. Коренных сургарцев можно было легко отличить от них - сургарцы держались спокойнее и пытались урезонить вспыльчивых сограждан. Правда, горячие головы были и среди коренных сургарцев, как были рассудительные люди и среди мятежников, но в общем картина складывалась такая: одни желали немедленно начать истребление майярцев, другие понимали, что шансов на победу почти нет, но и те, и другие хотели видеть принцессу Ур-Руттул и говорить с ней.
Малтэр отмалчивался, то и дело напоминая:
- Потише, господа, государыня спит.
Шум ненадолго стихал, но вскоре возбужденные голоса опять переходили на крик.
Карми отступила. Что они собираются говорить ей? Как с ними говорить? И разве есть у нее что сказать им?
Но тавинцы не успокоятся, пока не поговорят с ней, поняла Карми. "Ну что ж, - решила она. - Тогда поговорим."
Она резко распахнула двери и решительно вошла в комнату.
- Здравствуйте, господа, - сказала она холодно. - Почему вы кричите?
Малтэр устремился навстречу ей, подвел к креслу, усадил. Тавинские старшины отвешивали поклоны.
- В чем дело, господа? - повторила Карми. - Вы хотели говорить со мной? О чем, интересно? Что может сказать Тавину неразумная девчонка? - Но тон ее был сух и обдавал презрением собравшихся.
Они хотели поговорить с Ур-Руттул? Они с ней поговорят.
Ответили сразу несколько человек. Карми властно подняла ладонь:
- Стоп! Пусть говорит кто-нибудь один.
После паузы заговорил Ласвэ из Гертвира:
- Госпожа, Руттул завещал правление тебе, а правит Малтэр.
- Ну и что? - отзвалась Карми. - Разве на него есть жалобы?
Ласвэ вывалил все обвинения против Малтэра: он заключил с майярцами позорный, кабальный договор и точно придерживается его, разоряя Сургару безбожными поборами. Тавин разграблен и наполовину разрушен, а Малтэр требует еще и еще, отстаивая интересы майярцев. Да и сам он майярец. Хоть и незаконный, но сын бывшего принца Марутту, родич всех этих высокорожденных правителей Майяра.
Малтэр бледнел, выслушивая обвинения. Они были и верными, и несправедливыми одновременно. Он не мог позволить себе нарушить заключенный договор ни в единой букве; майярские гарнизоны были сильны и тотчас же привели бы его к послушанию - и все зимние ухищрения Малтэра сошли бы на нет. Рано было нарушать договор - еще не высохли чернила. которыми он был подписан, и не было в Сургаре силы, которая могла бы это сделать, и нет человека, который бы направил эту силу. Малтэр отчетливо понимал, что этим человеком ему не быть, потому что авторитет его в Тавине стремительно падает, и можно уже даже ожидать расправы. Правда, до появления в Тавине Карми (да, именно Карми, пусть хэйми называет себя как хочет, ведь эта девушка уже явно не принцесса и принцессой не будет), так вот, до появления Карми тавинцы держали при себе свои мысли; теперь же, когда обвинения были выдвинуты, все зависело от того, как поведет себя хэйми. Если она найдет недовольство тавинцев справедливым, а действия Малтэра - преступными, до следующего утра Малтэр, пожалуй, не доживет.
И Малтэр взмолился мысленно: "О ангел-хэйо, помоги, ведь не для выгоды своей все делал, а для пользы сургарской".
Карми выслушала обвинения, не перебивая. Потом, когда Ласвэ завершил речь, она сказала жестко:
- Не понимаю, господа, чем вы недовольны. Майяр обошелся с вами на редкость мягко. - Она жестом оборвала ропот тавинцев. - Разве вас повесили, как это полагается делать с мятежниками? Вас никто пальцем не тронул. Вспомнили о гордости сургарской? А не поздно ли, господа? Где была ваша гордость прошлой осенью? Когда надо было драться на Вэнгэ, вы спасали от наводнения свои сундуки с добром! Вольность тавинская и свобода… Вольно вам было не слушать Руттула, так что вы вспоминаете о свободе, господа? Нет в Тавине мужчин, нет и не было! Стыдно мне даже имя произносить тавинское! Разве люди в Тавине живут? Нет, бараны безмозглые! Люди достойные все погибли в воротах Сургары, а лучше б вам умереть, а им остаться. Когда надо было драться, вы добро свое берегли, а теперь, когда и свободу потеряли, и добро не уберегли, размахиваете вы кулаками и кричите о предательстве. Хорошо же кулаками махать после драки! И кричать о предательстве тем, кто и сам предавал! Уходите прочь, господа! Лучше быть нищей, чем править в Тавине!
Так говорила Ур-Руттул, которая теперь называла себя Карми, и слушая эти горькие слова, буяны притихли. Она была права - тавинцы взялись за оружие, когда враг подходил к городу, а Руттул требовал этого уже тогда, когда о майярцах и слышно не было; требовал усилить приморские гарнизоны, чтобы не допустить высадки.
- Уходите, - повторила Карми устало, и пристыженные тавинцы подались к дверям. Теперь вперед выступил Архас, все предки которого были сургарцами.
- Госпожа моя, - сказал он. - Сейчас мы уйдем. Но позволь нам еще немного занять твое внимание.
- Говори, - отозвалась Карми.
- Сегодня перед рассветом, когда мы узнали о твоем возвращении, госпожа, мы гадали - и странным получилось наше гадание. Помоги нам, прошу.
Карми ожидала.
- Дощечки сказали нам, что правителем будет мужчина.
- Разумеется, - подтвердила Карми. - Мой наместник Малтэр, я не собираюсь его смещать.
- Имя твое легло в Третий Круг - и не просто легло, а пересекло пополам Линию Власти. И в Звездном Кругу твоими оказались Одинокая Звезда, Северная Стрела и Соляной Тракт. Значит ли это, что ты слагаешь с себя власть и уходишь в монахини?
- Нет, - проговорил Малтэр, и все взгляды обратились к нему. - Скажи им, госпожа… Скажи…
Карми взвесила все обстоятельства. Да, пожалуй, момент подходящий. Именно сейчас стоило обозначить свое место в мире поднебесном; именно сейчас, чтобы придать особую значимость гневной речи Ур-Руттул. Итак, решено. И пути назад уже не будет.
- Недавно мне гадал миттауский монах, - негромко сказала Карми в хрупкой тишине. Она повторила изречение из священной книги, и громко ахнул Малтэр, услышав имя Тио Данови Кола. Он, знакомый с миттаускими божествами, понял все так, как никогда не поняла бы это Карми.
- Тио Данови Кола, - повторил он, - Третий Круг, Северная Стрела.
Карми, по его реакции понявшая пока только то, что случайности складываются в какую-то невероятную картину, продолжала:
- Я не буду править, ибо зовет меня далекий путь, но одиночество мое будет не одиночеством монахини, а одиночеством хэйми. - Слово было сказано. Тавинцы попятились и, кланяясь, стали поспешно выходить, толпясь в дверях. Следом, повинуясь знаку Малтэра, вышли и солдаты.
- Госпожа моя, - сказал Малтэр, когда они остались вдвоем. - Ты сама еще не понимаешь, что сказала.
- Похоже, что так, - отозвалась Карми. - Что ты ахал, как барышня? Чего я особенного наговорила?
- Теперь я знаю, кто твой хэйо, - осторожно сказал Малтэр.
- И кто же? - поинтересовалась Карми. - Скажи мне, а то я не догадываюсь.
- Я не сумашедший, чтобы звать хэйо, когда разговариваю с хэйми, - ответил Малтэр. - Подумай сама - что общего у Северной Стрелы с Третьим Кругом? Какой небожитель?
- Третий ангел, - медленно произнесла Карми. - Ангел Судьбы.
- И миттауское пророчество…
- Хорошая шуточка получилась, - усмехнулась Карми. Ничего, это даже лучше. Лучше иметь в хэйо ангела, чем безвестного демона.
Малтэр смотрел во все глаза: Карми говорила так, как будто могла выбирать между разными хэйо. "Святые небеса, вздохнул Малтэр. - Вот еще задачка… Почему она открыла имя своего хэйо? Ведь это означает, что хэйо становится беззащитным перед заклятием? Ох, темны дела хэйо…"
- Ладно, - сказала Карми, налюбовавшись на растерянное лиуо Малтэра. - Есть еще одно дело, которым стоит заняться. Скажи-ка, Малтэр, что принадлежит мне в Сургаре?
- Принадлежит?
- Ну да, - подтвердила Карми. - Что мне принадлежит помимо княжеского правления?
Теперь Малтэр понял, что надо давать отчет.
- Прошу в кабинет, госпожа моя.
Карми вошла в бывший кабинет Руттула и с любопытством огляделась.
- Все переменил… - заметила она. - Мебель-то зачем было перетаскивать?
Малтэр рассказал, что майярцы, грабя Тавин, не минули и Руттулова дома.
- В моих покоях все по-прежнему, - отозвалась Карми.
- А кто тронет вещи хэйми? - вопросом ответил Малтэр.
- Вот как? - отметила Карми. - Ладно, продолжай.
Малтэр разложил перед ней вощеные таблички с записями, касающимися ее имущества.
- Полный отчет я собирался сделать к концу года, госпожа, - сказал Малтэр. Он держался уверенно, но Карми, вслушавшись в его голос, учуяла какие-то странные интонации, как будто Малтэр чувствовал себя виноватым, но не собирался в этом признаваться.
Карми, разобравшись в денежных счетах, нашла объяснение этой виноватости: Малтэр вовсю использовал ее состояние (поместье в Савитри, долю в каперских экспедициях и в фарфоровой мастерской), использовал, как полагал Малтэр, исключительно для того, чтобы сохранить свое положение наместника. Дань майярцам была на треть уплачена ее деньгами и на восьмую - деньгами Малтэра; Малтэр не рискнул давить на тавинских горожан, опасаясь бунта. В результате таких мер сургарская принцесса окозалась на грани разорения, но Малтэр надеялся, что неопытная девушка этого не заметит. Однако он не знал, с кем связался.
- Ты хороший управляющий, - заявила Карми, изучив счета, и Малтэр насторожился, заподозрив насмешку. Но Карми была серьезной. - Я бы сама, пожалуй, не сделала бы лучше. Деньги мне не нужны; сам понимаешь - двор я держать не собираюсь. Для меня важнее, чтобы Сургара быстрее вернулась к своему величию. Поэтому мне нравится все, что ты сделал, но… все-таки у меня есть замечания…
- Слушаю, госпожа.
- Поместье в Савитри следует продать. Долину в пограничных горах я оставляю за собой. Пай в каперах продать. Долю в мастерских пусть выкупят купцы из Соланхо; они давно этого хотели и наверняка пожелают воспользоваться моментом. Все добро, что сохранилось в моих покоях, тоже продай; надеюсь, ты не продешевишь. И все вырученные деньги употребишь на уплату дани.