Прихрамывая, волчица серой тенью летела вперед, огибая толстые стволы деревьев. Пару раз она попыталась перескочить через выпирающие из земли корни, но не смогла взять высоту и теперь попросту обходила препятствия.
- Пытается нас загнать, чтобы легче было загрызть, - мрачно поведал менестрель.
Мошенник ответил ему кривой гримасой.
На лес спускались сумерки, а волчица все шла и шла вперед. Лишь изредка останавливалась, разворачивалась всем телом, проверяя, идут ли путешественники следом, а убедившись, что те если и отстали, то ненамного, вновь продолжала свой бег.
Менестрель вымотался так, что у него не было сил даже на то, чтобы ругаться. У мошенника силы еще оставались, так что сумеречный лес периодически оглашался сдавленным шипением и не совсем приличными словами, из которых самым культурным было столь любимое им "джальдэ".
Внезапно джокеру показалось, что впереди, среди ветвей, замелькал какой-то огонек. В тот же миг смутный силуэт волчицы, до этого уверенно следовавшей одним курсом, резко вильнул в сторону - только хвост мелькнул в кустах - и буквально растворился в ночной тиши.
- Чудненько! - мрачно протянул бард, без сил опускаясь на землю, и, откинувшись на спину и заложив руки за голову, бездумно уставился в небо. - Завела твоя зверюшка в какую-то чащобу и сгинула.
- Какая, к Скхрону, чащоба, - отмахнулся Каренс - Она нас к людям вывела: там впереди свет.
- Врешь, - не поверил музыкант.
- Проверим?
Коварный огонек между тем, казалось, удалялся с каждым шагом. Мерцал то правее, то левее, манил вперед подобно легендарному Кийту-со-свечкой. И в тот момент, когда оба путешественника уже готовы были проклясть все на свете, меж стволов показался небольшой деревянный дом. В окошках горел мягкий свет, крыша поросла травой, а по стенам расползлись проплешины мха.
Путники переглянулись и, не сговариваясь, шагнули к жилищу.
Дверь отворила высокая, крепко сложенная девушка. В золотые волосы, уложенные в высокую прическу, был вставлен живой цветок по моде лесных эльфов, а голубые глаза подведены стрелками. Серебристый сарафан был расшит по подолу маками.
Затянувшееся молчание прервал менестрель:
- Хозяюшка, нельзя ли у вас переночевать?
На положительный ответ он и не надеялся: действительно, какая женщина в здравом уме пустит в дом двух подозрительных мужчин, один из которых щеголяет в драном колете, а под глазом у второго сияет свежий синяк, посаженный резко разогнувшейся веткой. Музыкант, не дожидаясь ответа, развернулся, чтобы уйти, когда хозяйка дома улыбнулась:
- Отчего ж нельзя, можно.
И менестрель, и мошенник предпочли не заметить, что улыбка у девушки вышла несколько кривоватой.
Впрочем, уже в доме стало ясно, почему девушка отважилась пустить в дом нежданных гостей: за тяжелым дубовым столом сидел, не сводя тяжелого взгляда с вошедших в комнату, темноволосый мужчина.
Разговор за столом не клеился. Путешественников даже не спрашивали, кто они, откуда идут (хотя обычно Найриду приходилось по сто раз рассказывать, что и где он видел), просто накормили ужином да постелили в свободной комнате.
Менестрель спал плохо. Вымотавшись за день, он надеялся, что стоит только лечь, закрыть глаза - и сразу придет сон. Куда там! Если мошенник погрузился в царство дремы, едва коснувшись головой подушки, то музыканту пришлось гораздо хуже. Он ворочался на кровати, гонял оголодавших комаров, считал прыгающих через плетень овец - все безрезультатно. Наконец, когда в права вступил час тигра, Найрид окончательно понял, что ночь прошла зря.
Рывком сев на кровати, он спустил ноги и нащупал сапоги. В последний раз оглянувшись на мирно спящего мошенника, выскользнул через окно во двор, чтобы не разбудить хозяев.
С обратной стороны домик затянула тонкая сеть плюща. Зеленые листья, смутно различимые в полуночной тьме, словно светились изнутри и казались таинственными звездочками, рассыпанными неведомым волшебником.
Внезапно Найриду показалось, что он услышал какой-то звон. Музыкант замер, покрутил головой, пытаясь понять, не послышалось ли ему. Но нет, пение струны повторилось. А через мгновение к этому звуку присоединилась тихая ругань.
Искать источник шума пришлось недолго: в паре футов от дома тесно сплелись кронами несколько кустов, образовав плотную непроницаемую стену. Обогнув ее, музыкант разглядел огненный шарик, висящий в нескольких дюймах над землей. А на земле сидел хозяин дома, задумчиво дергая струны такой знакомой гитары с отломанным колком.
Палец вновь коснулся пятой струны, потом третьей, второй. Но мелодии не получилось. Тихая ругань, новый удар по струнам - и новый стон несчастного инструмента.
- Держать надо не так наклонно, - мрачно посоветовал менестрель. - Сейчас ты почти лежишь на спине, а надо нависать над гитарой.
Мужчина вздрогнул, вскинул голову и с трудом выдавил:
- Спасибо.
- Не за что, - ответил бард.
Этим утром юная малиновка проснулась очень рано, распушила перья, вскинула головку к голубеющему небу, где только появились первые отблески восходящего солнца, почистила под крылышками, завертела головкой в поисках пищи и, издав удивленную трель, чудом не вывалилась из гнезда, разглядев странную парочку, сидевшую под ее деревом. И ладно, хозяин леса - к его странностям все привыкли: то в алу превратится, то балалайку какую-то притащит, то с женой третью неделю ссорится. Это все просто и понятно. Но то, что рядом с ним сидит какой-то оборванец и терпеливо объясняет, как на этой самой балалайке играть, - верх всякой наглости!
В первый момент малиновка решила, что ей почудилось. А раз так - следует проверить. Птичка легко перепорхнула с ветки дерева на плечо хозяину леса и, убедившись, что тот не собирается таять в воздухе подобно предрассветному туману, укоризненно зачирикала, дергая его клювом за мочку уха. Хозяин только отмахнулся:
- Кая, отстань, не до тебя сейчас.
Малиновка обиделась. Нет, ну где это видано - хозяин леса какому-то приблуде уделяет больше внимания, чем ей? Обиженно заверещав, птичка принялась теребить хозяйское ухо с новой силой.
- Извини! - тихо буркнул хозяин леса "приблуде" и повернулся к птичке: - Чего тебе?
Малиновка гордо клюнула его в нос.
- Это все?
Теперь выдернуть волосинку. От его шевелюры не убудет - и так волосатый, как волк, - а знающие птицы говорят, что, если вплести волос хозяина леса в гнездо, ни один хищник не разорит.
Скребнув напоследок лапкой по плечу в знак благодарности, Кая взмыла в воздух, удерживая в клюве ценное приобретение.
Мужчина осуждающе вздохнул и повернулся к замершему в удивлении менестрелю:
- Так как, ты говоришь, надо руку держать?
Найрид, проводив взглядом птичку, вздрогнул и перевел взгляд на собеседника:
- Кто ты?
Мужчина хохотнул:
- Я же вроде называл свое имя. Амансио меня зовут.
- Я спрашиваю не об имени, - мотнул головой бард. - Кто ты есть, что тебя не боятся птицы? И звери, - внезапно осипшим голосом добавил он, разглядев, как возле ноги Амансио образовалась небольшая кротовина и в ладонь мужчине ткнулась, требуя ласки, мордочка слепыша.
- А какая разница? - беспечно рассмеялся Амансио. - Я ведь извинился за то, что без спросу взял твою гитару, так имеет ли значение, кто я?
- Пусть так, - кивнул Найрид, - вот только зачем она тебе понадобилась, я тоже не понял.
Тут уже Амансио не сдержался.
- А я виноват, что Амаранта на меня не смотрит? - взорвался он. - До свадьбы улыбалась, говорила, что любит только меня, а теперь… Я уж и цветы ей из дальних лесов приносил, и зверей приводил таких, каких в Гьерте отродясь не видели. Думал, может, музыка ей понравится, но, честно говоря, не пойму, как на этом можно играть.
- А ты не пробовал просто сказать ей, что ты ее любишь? - перебил его менестрель.
- Я все пробовал, - махнул рукой Амансио, но тут его словно что-то озарило, и он потрясение уставился на музыканта: - Что? Просто сказать?
Музыкант улыбнулся в ответ.
Каренс, как и полагается порядочному мошеннику, проснулся ближе к полудню. Причем, что стало доброй традицией, проснулся не сам: в тот сладостный миг, когда сон наиболее чуток и кажется, что страна дремы находится везде и всюду, в комнате раздался гитарный перебор, окончательно разбивший хрупкую вазу сна и показавшийся джокеру воплощением его самого страшного кошмара.
Тихо застонав, ученик менестреля перевернулся на бок, медленно сел на кровати и злобно уставился на учителя. Тот, не замечая кровожадных взглядов, еще пару раз провел пальцами по струнам и принялся крутить колки, подстраивая инструмент.
- Ты ее все-таки нашел? - горестно вопросил мошенник.
- Ага, - выдохнул Найрид, любовно проводя ладонью по тонкому грифу. - Учиться будешь?
- Великий дух, за что мне это? - скорбно поинтересовался Каренс, воздев черные очи к потолку.
Потолок остался безучастен к его страданиям.
Малиновка как раз закончила вплетать в гнездышко волосок, похищенный у хозяина леса, когда взору ее предстало новое, еще более поразительное зрелище: Амансио примирился с Амарантой и теперь спокойно разговаривал с давешним "приблудой". Хозяин леса - а с каким-то смертным, словно с лучшим другом, общается. Нет, это просто уму непостижимо! Кая выдала длинную трель, смысл которой сводился к тому, что мир катится ко всем лисам, а жизнь - такая странная штука, что порядочной малиновке ее не понять. А если к этому добавить, что хозяин леса вручил "приблуде" кошелек со словами: "За урок музыки"? Приблуда отказывался, но в конце концов взял. Это ж вообще! Нет, мир явно катится, даже не к лисам, а к совам. На метания Каи обратил внимание только сам хозяин. Даже Амаранта ни слова не сказала. Нет, ну в самом деле, куда это годится?
По словам Амансио, если идти на восток, часа через два можно выбраться из леса. Правда, если менестрелю не изменяла память, в той стороне начинались земли герцога Доргалийского, а там никогда особо не привечали ни мошенников, ни бродячих музыкантов. Но выбирать особо не приходилось. "К тому же, - рассудил Найрид, - в последний раз я бывал в тех краях лет шесть назад. Глядишь, что-то изменилось за прошедшее время".
Изменилось если не все, то очень многое, - Найрид понял это еще на входе в город. Стражники на воротах так тщательно рассматривали с трудом возвращенную гитару, что у менестреля возникло нездоровое подозрение, что они попросту никогда не видели подобного инструмента. Музыкант всерьез задумался, стоит ли вообще посещать этот город.
Вскоре выяснилось, что не стоило. Через пару минут после того, как Найрид, настроив инструмент, принялся наигрывать легкую мелодию, к остановившимся возле одного из городских фонтанов музыкантам (Каренс ведь тоже, в какой-то мере, считался таковым) подошли двое герцогских служащих и задушевно поинтересовались, состоят ли господа барды в гильдии. А когда "господа барды", удивленно переглянувшись, дали отрицательный ответ, мол, даже не слышали, что в эту самую гильдию надо вступать, им любезно сообщили, что музыкантам, не состоящим в цеху, играть на улицах строго запрещено. И даже попытались отобрать гитару.
На это Каренс дружески похлопал одного из нежданных слушателей по плечу и, сдернув с пояса менестреля кошелек, отвел его в сторону. Вернулся джокер через несколько минут. В гордом одиночестве. И со скорбной физиономией показал практически пустой кошель: лишь на дне завалялась пара-тройка монет.
Найриду хотелось ругаться. Причем ругаться как можно дольше, в полный голос и на трех языках. Вот только ругаться пришлось бы на самого себя - сам ведь виноват. Надо было сперва законы узнать, а потом уже работать.
Рыжая полосатая кошка, вылизывающая переднюю лапку, отвлеклась от своего интересного занятия и удивленно замерла, уставившись зелеными глазами на странную парочку, бредущую по улице. Таких оборванцев она давно не видела. Поразительно, как их вообще в город пустили.
Внезапно один из бродяг - это был Каренс - остановился, удивленно уставившись на висящую над домом вывеску с изображенным на ней веером игральных карт. Немного поразмыслив, он решительно шагнул к двери.
- Эй, ты куда? - вцепился ему в руку его спутник.
- Подожди, я через пару минут. - И нырнул в дом.
Вернулся он, несмотря на свои обещания, нескоро. Рыжая кошка потерлась о ноги нежданного пришельца и, не дождавшись ответной реакции, гордо удалилась. Дверь заведения, в котором скрылся шулер, постоянно открывалась и закрывалась: туда-сюда сновали люди и нелюди. Заходили радостные, обнадеженные, а выходили грустные и понурые. Так что появление мошенника с цветущим от счастья лицом стало для менестреля полной неожиданностью.
Он не успел даже слова сказать: товарищ за рукав оттащил его в сторону и тихо поинтересовался:
- У тебя есть хоть один злотый?
На целую монету менестрель навряд ли бы наскреб, а вот сребреников девять - пожалуй, о чем и сообщил приятелю. Джокер на мгновение задумался:
- Далеко до ближайшего города?
- Ну день пути, - прикинул менестрель.
- Город принадлежит этому же сюзерену?
- Да, - кивнул музыкант, все еще не понимая, к чему клонит мошенник.
- И последний вопрос: у тебя в том городе не найдется знакомого, который согласился бы приютить нас на пару деньков? - Джокер прищурился, что-то подсчитывая. - После этого расплатимся.
Знакомый у Найрида был. Точнее, знакомая. Но вспоминать о ней он вовсе не желал, а потому в ответ на вопрос промычал что-то невразумительное.
- Так да или нет? - настойчиво переспросил мошенник.
- Да, - сдался менестрель.
- Чудненько, туда и пойдем.
- А может, не стоит? - с вялой надеждой вопросил музыкант.
Но его, разумеется, не послушали.
Путешественники запаслись провизией на дневной переход и тронулись в путь. До города, носящего гордое название "Гьериан", они добрались за пару часов до заката.
Еще с час менестрель водил ученика по самым темным городским закоулкам, петлял по извивающимся дорожкам, пробирался под изогнутыми мостами. Наконец Каренс не выдержал:
- И долго ты будешь надо мной издеваться?
- И в мыслях не было, - запротестовал музыкант.
- Да? Тогда какого черта мы все еще плутаем здесь?
- А может, я заблудился?
- А может, я тебя сейчас придушу? - не остался в долгу мошенник. - Раз здесь таким, как ты, запрещено играть на гитаре, мне еще и награду дадут за уничтожение особо опасного преступника.
К удивлению Каренса, блуждание по улицам быстро прекратилось: музыкант попросту свернул в ближайший переулок и остановился у практически незаметного дома. Лишь небольшая, потемневшая от времени вывеска подсказывала, что это таверна.
Найрид вздохнул и с лицом восходящего на эшафот потянул на себя дверь.
Главный зал был пуст: то ли не пришло время для посещений, то ли эта таверна не пользовалась популярностью. Мошенник огляделся по сторонам и решил, что второе - вероятнее: слюдяные окошки, засиженные мухами, с трудом пропускали вечерний свет, щели в полу наверняка "съели" не один десяток монет, а за рассохшейся стойкой стояла женщина-гора: рост - футов десять, не меньше, а с таким размахом плеч можно было бы и грифона на лету остановить. Ну а лицо… Самая старая в мире орчанка показалась бы, по сравнению с нею, красавицей.
Трактирщица вскинула голову, привлеченная скрипом дверей. Пару секунд вглядывалась в лица посетителей, а потом бросилась им навстречу с радостным воплем:
- Найрид! Ты вернулся!
- О, Скхрон, за что мне это, - тихо простонал менестрель, с ужасом уставившись на стремительно приближающуюся даму.
- Да что ты так нервничаешь? - удивленно покосился на него мошенник. - Она очень рада тебя видеть, непонятно, почему ты не хотел сюда идти.
- Я обещал на ней жениться, - невнятно булькнул музыкант. - Шестнадцать лет назад.
От этого признания Каренс подавился воздухом:
- На ней?
- Тогда она была стройнее. - В голосе менестреля звучала истерика или что-то в этом роде. - И я понятия не имел, что у нее отец - тролль, а мать - огриха! - Последние слова он простонал, уже пребывая в мощных объятиях трактирщицы, а потому Каренсу пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтоб услышать его.
К счастью для самого менестреля, хозяйка таверны тоже не все расслышала - на ее губах заиграла радостная улыбка:
- Ты хочешь познакомиться с папой и мамой? Най, я столько этого ждала!
Судя по лицу музыканта, брачные узы - это последнее, о чем он мечтал в этой жизни. Мошеннику хотелось посмотреть, как менестрель выкрутится из этой ситуации, но время не ждет, работа - прежде всего. Поэтому он похлопал трактирщицу по плечу и, когда та удивленно выпустила менестреля из крепких объятий, вежливо сообщил:
- Я - с ним. Буду шафером на свадьбе. А сейчас мне нужна свободная комната.
Если бы ненавидящими взглядами можно было убивать, мошенник не прожил бы и секунды. Но дамочка взяла себя в руки и улыбнулась во все зубы:
- Да, конечно. Аркий!
Скрипнула дверь, из кухни выглянул высокий парень, чье лицо, совершенно не обезображенное интеллектом, выдавало огрское происхождение.
- Звала, мамань? - Голосом вьюноши можно было не то что бить бокалы - даже двери выбивать.
Менестрель окончательно спал с лица.
Каренс решительно рванул в сторону лестницы, ведущей на второй этаж: выяснять, чем закончится разговор, ему окончательно расхотелось.
Зайдя в отведенную ему комнату, мошенник, не разуваясь, рухнул на кровать. В течение ближайшего часа менестреля можно не ждать - пока он разберется со своей невестой, можно и вздремнуть. Дверь Каренс не запирал. В самом деле, что у него можно украсть? Денег - ни медянки, все, что есть, - одежда, которая на нем.
Скрипнула дверь - в комнату вошел менестрель. Встрепанным вороном присел на колченогий табурет возле входа и мрачно уставился на развалившегося на постели мошенника:
- Тебя сейчас убить или чуть позже?
- За что? - удивленно зевнул Каренс.
- Какого черта ты бросил меня одного? - взорвался музыкант. - Я еле ее успокоил: она собиралась прямо сейчас тащить меня в храм - венчаться, пока снова не сбежал. - Он помолчал и тоскливо добавил: - А еще у нее восемь детей. Возраст - от четырнадцати лет до трех месяцев. Утверждает, что все мои.
Мошенник подавился хохотом:
- И что теперь? Когда свадьба?
- Заикнешься про это - убью! - Менестрель поднес кулак к самому носу мошенника. - Я убедил ее, что моя тяжелая кочевая жизнь - не для такой хрупкой и нежной девушки, как она.
- Поверила?
Найрид скривился: