Ходили слухи, что король боится ребенка, рожденного от человека и хобгоблина, ведь этот ребенок обладал бы не только всеми волшебными силами хобгоблинов, но и, скорее всего, совсем уж невероятными способностями. Рассказывали нелепые истории о том, что такое дитя сможет видеть прошлое и будущее, вызывать духов и даже воскрешать мертвых.
Конечно, это все глупости. На самом деле никто не верил в подобный вздор, как и в то, что хобгоблинов создали с помощью украденной белой магии.
Однако Рен читала в человеческой Библии про царя по имени Ирод, который показался ей немного похожим на Гофимбеля. Куртизанка иногда читала эту священную книгу, и некоторые истории утешали ее. Больше всего ей нравились в Библии сказания о Деве Марии. Она понимала чувства Девы, ее страх и ответственность от сознания того, что она носит частичку человеческих Небес в своем теле. Марию тоже вынудили оставить свою семью, когда выяснилось, что она готова произвести на свет дитя. Рен сочувствовала ей. Наверное, они с Марией могли бы быть добрыми подругами.
Но некоторые библейские сказания тревожили Рен в такой же мере, как она любила истории о Марии. Особенно отрывки из "Евангелия от Матфея". Куртизанка прочитала их всего один раз, но они запомнились ей навсегда.
Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят:
Где родившийся Царь Иудейский? Ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему.
… Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех Пределах ее, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов.
Рен снова вздрогнула. Не потому, что король Гофимбель мог бы совершить нечто подобное. Он строгий правитель, но никогда бы не приказал убить ни в чем не повинных детей. И все же ей и Квазиму, несомненно, повезло, что ее отец - лутин. Следовательно, Рен тоже лутин.
Почувствовав внезапную усталость, Рен уселась на каменную стену и открыла свой дневник. Она обнаружила, что в последнее время стала более эмоциональной - более одинокой, уязвимой и вспыльчивой, - а ее настроение постоянно менялось. Не имея возможности делиться правдой о своем положении даже с подругами, она привыкла вести дневник. Рен еще не в совершенстве владела письмом, да и вообще французским языком. Но, будучи осторожной, она следовала наставлениям Квазима и никогда не пользовалась языком лутин.
12 мая.
Сегодня мне немного грустно, хотя сияет солнце и у меня новое платье. Из-за чего эта печаль? Иногда я сама себе кажусь незнакомкой, которая ждет, когда начнется настоящая жизнь. Я жду своего любимого, жду появления на свет ребенка… постоянно жду. Иногда я ненавижу это ожидание.
Мысли Рен прервало тихое мурлыканье, и куртизанка почувствовала, что Бастет обвивается вокруг ее ног. Она никогда не выпускала кошку из дома, боясь, что ее собьет экипаж. Зверюшке всегда как-то удавалось появляться именно тогда, когда хозяйка хотела ее видеть.
- Здравствуй, моя красавица, - ласково сказала Рен. - Ты гоже устала ждать?
Бастет тихо запыхтела и позволила хозяйке потрепать себя за ушами. Кошка никогда не расслаблялась, ее бдительные глаза всегда исследовали тени, где мог притаиться враг. Казалось, зверюшка постоянно жила в каком-то ожидании. Может быть, она тоже ждала Квазима?
- Уже скоро, киска. Он скоро придет.
Глава 2
Когда Рен проснулась, ее расшатанные нервы будто вопили о том, что она не одна в комнате. Не открывая глаз, куртизанка чувствовала присутствие посторонних - троих лутин. Она пыталась позвать на помощь, но рот шлепком захлопнула холодная рука, и Рен грубо стащили с кровати. Гоблины так сильно схватили Рен за запястья, что чуть не сломали их.
- Подведите ее к окну, - приказал самый большой лутин.
Он повернулся к оконному проему, сдвинул тяжелые портьеры и опустил жалюзи. Услышав знакомый голос, Рен перестала сопротивляться. Это был король Гофимбель. Она никогда его не видела и не слышала, но хорошо знала его голос. Каждый лутин в империи ощущал шепот правителя в своих ушах.
Король повернулся к ней. При очень тусклом свете его глаза приобрели зловещий черный цвет. Язык, похожий на покрытую фосфоресцентным зеленым порошком желтую змею, быстро выполз изо рта и погрузился в маленький мешочек, закрепленный вокруг шеи гоблина. Порошок быстро растаял на деснах Гофимбеля, а его язык заполз назад в рот, похожий на пещеру. Холодные змеиные глаза короля все это время внимательно рассматривали Рен.
Куртизанка нашла Гофимбеля отвратительным, и ей стало стыдно за свои мысли.
- Итак, ты и есть маленький секрет Квазима.
Голос правителя отдавался в голове Рен так же, как и голос возлюбленного. Но эти звуки причиняли ей страшную боль и были какими-то выпытывающими.
Рука, закрывающая рот Рен, разжалась, дав возможность отвечать. Она отчаянно сопротивлялась требованию звучащего в ее голове голоса, но эта битва была неравной. Не в силах себе помочь, Рен в конце концов кивнула в знак согласия. Пока она пыталась защищаться, сухожилия на ее шее напряглись так, что даже затрещали. По спине и плечам бежала мучительная боль, мышцы рвались, но в конце концов куртизанка не смогла заставить себя не отвечать.
Гофимбель протянул одну из своих левых рук, и Рен отметила, что сплетники в королевстве не всегда лгут. У короля действительно было шесть пальцев. Поговаривали, что некоторые гоблины из его рода отрастили дополнительные конечности и пальцы. Он положил свою широкую ладонь на ее живот и поднял голову, прислушиваясь. Рен попыталась утихомирить ребенка, но ее младенец, как и она, не мог не откликнуться на зов жестокого короля. Малыш тоже ощущал боль.
- Значит, это правда. - Гофимбель казался растерянным. - Мэбигон не соврала. Предатель Квазим ослушался меня и зачал ребенка с человеком. Какая непростительная дерзость с его стороны!
- Я лутин, - промямлила перепуганная Рен. Отчаяние выталкивало слова из ее окаменевшего рта. Она говорила шепотом, так как ужас почти парализовал ее голосовые связки. - Мой отец лутин, а значит, и я тоже.
- Не совсем лутин. Недостаточно лутин. В конце концов, ублюдок живет в тебе. Так не должно быть. - Король кивнул гоблину, стоящему слева от Рен. - Покончи с этим. Я хочу уйти отсюда до рассвета. Позже я займусь Квазимом.
Телохранители Гофимбеля грубо обращались с Рен. Один лутин держал ее, а другой срезал пряди волос с ее головы. Она с ужасом следила за тем, как он начал заплетать локоны и гарроту.
"Так вот каков приговор! Меня задушат", - подумала она, коченея от ужаса. Как могло такое случиться? Нет, это не явь, а всего лишь кошмарный сон. Через минуту она проснется, подойдет к окну и вдохнет запах мимозы и цветков апельсина, наполняющий свежий утренний воздух. Это ее любимые ароматы.
- Ты пахнешь мимозой, - с отвращением произнес король Гофимбель. - Ненавижу мимозу. Это человеческий запах.
Вдруг под кроватью что-то зашевелилось, и на Рен сердито уставились два больших золотистых глаза.
"Нет! Не надо! - мысленно взмолилась Рен. - Они и тебя убьют. Ты же знаешь, что они ненавидят кошек. Пожалуйста… одна из нас должна остаться в живых. Тогда Квазим узнает, что произошло. Его необходимо предупредить, чтобы он не приходил, иначе король убьет и его".
Гофимбель сбросил с плеч свою роскошную пелерину из шкур гоблинов и обернулся. Сидя на письменном столе Рен, он открыл продолговатую коробку из слоновой кости и достал из нее острый обсидиановый клинок. Правитель лутин поднес клинок к своему носу, а затем слегка ударил его языком. Голос короля стал немного добрее, когда он заговорил на человеческом - французском - языке. Казалось, Гофимбель не верил, что Рен действительно лутин и хотел убедиться в том, поняла ли она, что сейчас должно произойти.
- Мне очень жаль, но я не могу позволить твоему ребенку или тебе остаться в живых. Это вопрос дисциплины. Чтобы объединить общины, мне понадобилось целых триста лет. Я не могу допустить, чтобы кто-то разрушил союз общин, бросая вызов власти. Боюсь, Квазим намерен поступить именно так.
Куртизанка молча заплакала. Она не просила о милости, зная, что это бесполезно. Рен никогда не видела никого более безжалостного, чем ее король.
- Продолжайте, - приказал Гофимбель.
Гоблин, держа в руке гарроту, проверил, хорошо ли зашторены окна, чтобы в комнату не проник лунный свет и на улице не было слышно шума. Рен закрыла глаза и попыталась сосредоточить свое внимание на мимозе.
"Возможно, - подумала она, - если я представлю себе мимозу, мне не будет так больно".
Глава 3
Квазим опустился на колени у кровати, не обращая внимания на то, что стоит на осколках разбитой стеклянной вазы, в которой раньше был маленький букетик мимозы и цветков апельсина. Бастет повела себя более предусмотрительно и села возле него на чистое место на коврике, склонив голову в знак траура. Никто из них не смотрел на окоченевшее тело Рен: Квазим - потому что не мог видеть, как великолепные локоны любимой туго стягивают ее шею, а Бастет - потому что она видела саму казнь.
Квазим испытывал и отчаяние, и опустошенность. Он ощущал гнев, бессильную ярость из-за того, что Гофимбель обнаружил Рен и убил ее и ребенка из чувства мести. Но хобгоблина мучило и нечто другое - это была глубокая печаль. Он ощущал безмерную потерю, и это чувство не имело отношения к крушению его амбициозных планов.
Квазим не мог до конца в этом разобраться. Его привязанность к Рен казалась неразумной и неожиданной для него самого, но это чувство было настоящим. Это было не примитивное легкомысленное физическое желание, когда предмет вожделения легко заменить кем-то другим. Квазим никогда не испытывал низких и пустых желаний. В этом отношении он больше походил на человека, чем на гоблина.
Да, Квазим переживал из-за краха своих амбиций, но большие страдания ему доставляло другое.
Хотя он и сделал все возможное, чтобы защитить свою любовницу и их будущего ребенка от Гофимбеля, этого оказалось недостаточно. Рен и еще не родившийся ребенок умерли из-за Квазима - по сути, это были военные потери, но непреднамеренные. Рен не следовало подставлять под огонь. Поэтому Квазим ощущал острое чувство вины: он этого не хотел, но так случилось. Это тоже было реакцией скорее человека, чем гоблина.
Но, в отличие от человека, Квазим не мог плакать. Хобгоблинов создали, не наделив их способностью проливать слезы, и он никак не ожидал, что ему это когда-нибудь понадобится. В конце концов, слезы ничего не могли исправить. Они не способны изменить судьбу и смягчить жестокие сердца. Слезы не могут воскресить мертвых или исцелить больных. Тогда зачем же хобгоблинам проявлять столь очевидную слабость? Короля-гоблина заботило лишь то, что отсутствие способности плакать не давало пробудиться чувствам, дремавшим в глубине души Квазима. Солдаты короля не должны ничего чувствовать, не должны ощущать свою слабость.
Но Гофимбель допустил какую-то ошибку в своих расчетах, и внутренне Квазим рыдал. Всем сердцем - если оно у него было - он молил Рен о прощении.
Конечно, ответа не последовало. Она ушла на тот свет, туда, откуда возврата нет, и уже невозможно было что-то исправить. Мертвым безразлично, смогут ли живые искупить свою вину. Квазим хорошо это усвоил, будучи в руках Гофимбеля. Внезапно он до конца осознал свою потерю: у него не будет общего будущего с Рен. У них никогда не родятся дети.
Гофимбель останется королем.
Хобгоблины так и будут рабами.
- Я потерпел поражение, Рен. - Эти слова были как нож в горло.
Осознание случившегося стало мучительным. Оно наполнило хобгоблина… горем. Да, горем. Он ощущал именно это чувство.
Квазим рассеянно протянул руку к Бастет. Черная кошка разрешила к себе прикоснуться. Она ненавидела гоблинов, ведь они были проклятием кошачьего рода. Но Квазим был не таким, как другие. Сам отчасти животное, он хорошо понимал Бастет. Кошка не понимала Рен, но полуженщина-полугоблин принадлежала Квазиму, поэтому Бастет оставалась с ней в изгнании. Она не покинула хозяйку даже когда та умирала.
- Я чувствую запах мимозы и цветов апельсина, - вдруг грустно промолвил Квазим. - Рен обожала эти растения. Это были ее любимые цветы.
Кошка посмотрела в сторону окна с опущенными жалюзи.
Квазим повернул голову вслед за ее пристальным взглядом и поднялся на ноги. Он подошел к окну. Легкий ветерок пытался пробиться сквозь щели жалюзи. Хобгоблин широко раскрыл ставни. Высунувшись из окна и вдохнув прохладный утренний воздух, он сорвал несколько цветущих веток. Не зная, что с ними делать, он машинально отнес их к кровати. Бастет встала на задние лапы и поскребла передней лапой покрывало. Поняв ее намек, Квазим с огромной нежностью положил сорванные ветви на маленькое тело Рен, смягчая мрачную картину смерти и создавая видимость, будто его возлюбленная просто уснула в беседке среди цветущего сада. Этот жест помог ему чувствовать себя немного лучше.
Внизу хлопнула дверь. Бастет громко зашипела, словно о чем-то предупреждая, а потом резко выпрыгнула в открытое окно. Только к двум существам кошка испытывала непреодолимое отвращение - это были гоблины и королева Мэбигон. Квазим никогда не знал точно, беспокоила ли черную кошку сама королева Сил Тьмы или ее постоянный с путник, прожорливый гаргойль.
Не зная, чего ожидать, и в данный момент действительно не придавая этому значения, Квазим повернулся к двери и замер.
Через минуту появилась Темная Королева. На ней была черная вуаль, а в руках она держала охапку темно-красных роз. Квазим заметил шипы на цветах. Розы были сломаны, так же как и цветущие апельсиновые ветки и мимоза, которые он сорвал с деревьев. Наверное, они тоже из сада.
- Вы? - произнес он и добавил с иронией: - Я польщен.
Мэбигон тактично оставила своего питомца гаргойля за дверью.
- Я пришла, как только узнала о том, что произошло, - проговорила королева. Ее прокуренный голос звучал мрачно.
Она откинула длинную черную вуаль, а потом небрежно разбросала цветы по телу и лицу Рен, демонстрируя свое полное безразличие к ее смерти. Комната наполнилась знакомым хобгоблину запахом крови дракона, к которому примешивался аромат мирры и щекочущий запах гвоздики. Это были любимые духи королевы. Квазим внезапно понял, что всегда ненавидел этот аромат, даже когда он его очаровывал.
- Ты, должно быть, весьма расстроен. Это не дало исполниться твоему маленькому плану обретения свободы, не так ли, мой дурачок?
Квазим посмотрел на королеву, не понимая, как и когда она узнала о Рен. Мэбигон была завистливой правительницей, но также и ревнивой любовницей. Это сделало ее мстительной, что в ней так не любили ее подданные и Квазим.
Но невозможно было отрицать, что королева Сил Тьмы красива пугающей, порабощающей красотой. Мэбигон когда-то пленила Квазима с первого взгляда. Теперь он был удивлен, почувствовав, что она его больше не волнует.
- Конечно, это послужило причиной смерти Рен. - Квазим удивился, как сдержанно прозвучали эти слова. Вероятно, голосовые связки хобгоблина никак не были соединены с сердцем, которое все еще изнемогало от боли.
- Что ты теперь собираешься делать? - спросила Темная Королева своего бывшего любовника.
- Это в основном зависит от короля Гофимбеля. Он обязательно в некоторой степени… встревожится. - Теперь Квазиму стало интересно, Мэбигон ли выдала его королю? Как на нее похоже - подтолкнуть кого-то совершить убийство, а не сделать это самой. К тому же ей было бы на руку, если бы повелитель гоблинов остался у нее в долгу.
- Я уже говорила с Гофимбелем, - быстро ответила Мэбигон. - Он решил не наказывать тебя, если ты будешь вести себя разумно.
Итак, она действительно его предала. Сможет ли он вести себя разумно, зная это? Квазим не был в этом уверен. Рен мертва, и он только что пришел к выводу, что попытки загладить вину уже ничего не могут исправить. Нельзя было отрицать и того, что королева еще может ему пригодиться. Тем не менее он испытывал сильное желание сломать красивую шейку Мэбигон. Хотя убийство было совершено руками Гофимбеля, направляла его, безусловно, она. А Квазим мог бы убить Темную Королеву. Магия, при помощи которой его сотворили, запрещала ему резко менять отношение к Гофимбелю. А его любовница - совсем другое дело. Как глупо было с ее стороны прийти сюда всего лишь со своим гаргойлем. Высокомерная негодяйка!
- Ты поступишь мудро, не так ли? - поинтересовалась она.
- А вы? - Хобгоблин проигнорировал вопрос. В его голосе слышалось холодное любопытство. - Что вам будет за эту оплошность?
- За смерть этой малютки-полугоблина? - Ноздри королевы раздулись. - Она ничто. Всего лишь средство достижения цели - нелепой, абсурдной. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что у тебя ничего не выйдет… В конце концов, ты не любил Рен, ведь правда? - Голос ревнивой королевы вдруг прозвучал резко, словно удар плетью.
- Не любил? - переспросил Квазим. Он наклонил голову, как будто задумавшись над этим вопросом. Потом, медленно произнося слова, честно ответил: - Не думаю, что я способен кого-то любить. Так меня создали.
- Что ж, - заключила Мэбигон с холодной улыбкой, - тогда у меня нет причин ревновать, не так ли? Ведь я гораздо красивее ее.
- Гораздо красивее, - согласился Квазим.
- Она ничто, тем более сейчас. Может быть, нам скормить ее Прэксу? - предложила королева, указывая на своего гаргойля, который вполз в комнату и приблизился на несколько шагов, привлеченный запахом смерти. Создание алчно уставилось на труп.
Неспособный объяснить свою реакцию даже самому себе, Квазим все же почувствовал себя оскорбленным и даже пришел в ярость от этих слов.
- Нет. - Хобгоблину с трудом удалось говорить спокойно, несмотря на то, что он кипел от гнева. - Я собираюсь поджечь здание. Люди найдут ее тело на кровати и подумают, что причиной ее смерти стал несчастный случай.
Темная Королева неохотно кивнула. Квазим знал, что она хотела посмотреть на то, как Прэкс будет есть Рен, и заставить и его на это смотреть. Но она была очень осторожной. Если люди заподозрят, что здесь произошло нападение гаргойля, они разозлятся и станут охотиться на хищника.
- Тогда поджигай, и уходим отсюда. Ты знаешь, как я ненавижу бывать на солнце. К тому же здесь этот ужасный запах цветов.
"И запах смерти", - подумал Квазим. Но королеву это не волновало. Если бы умер кто-то другой, а не Рен, он бы тоже отнесся к этому спокойно.
Хобгоблин дотянулся до свечи, укрепленной возле спинки кровати. Он осторожно ее зажег, а потом поднес к пологу. Бархат долго не поддавался огню, но в конце концов ярко запылал.
"Прощай, Рен, - мысленно произнес Квазим, когда языки пламени приблизились к его мертвой возлюбленной. - Даже если гоблинов победят не наши дети, все равно эти твари когда-нибудь заплатят за все. Когда-нибудь, я обещаю!
Он вдруг вспомнил их последний поцелуй - какой Рен была милой и застенчивой, вспомнил взгляд ее огромных золотистых глаз. Тогда так же, как и сейчас, цвели мимоза и апельсины, и головку Рен украшал венок из цветущих ветвей.