Врата Изгнанников - Кэролайн Черри 7 стр.


Потом Чи сидел, по-прежнему завернутый в одеяло, со своей порцией в руках, но так и не смог съесть ее до конца, настолько слабым оказался его живот. Но они разговаривали и шутили с ним, оба, мужчина и женщина, задали ему несколько вопросов, а потом он лежал около огня, пока ведьма мыла сковородки в воде, как любая женщина его рода; а после того, как она вернулась, Вейни повел лошадей вниз, на водопой.

День угасал, и они, понял Чи, взялись за работу над его снаряжением: счистили ржавчину с колец кольчуги, начистили металл водой и речным песком, и смазали маслом.

Его собственные сапоги стояли рядом, уже готовые, на правом был разрез, но к нему прикрепили длинную полоску кожи, которую можно было обвязать несколько раз вокруг лодыжки и поддержать голенище.

Он видел все это, лежа на боку и накрытый только одеялом… смотрел, как они работают, даже ведьма, выполняют работу раба или, в крайнем случае, слуги, и делают все это для него - для него, потому что им самим совершенно не нужна пара истоптанных и разодранных сапог и броня, намного более бедная, чем те замечательные кольчуги из маленьких стальных колечек и эластичной кожи, которые на них надеты.

Глубокой ночью, когда они сидели друг напротив друга и пришло время спать, мужчина снял седло с лошади, достал постельные принадлежности и улегся прямо там, где сидел, а ведьма завернулась в темный плащ, прислонилась к старому толстому стволу дерева и, судя по всему, собралась сторожить. Они оставили его около теплых углей. И не стали ничем грозить. Даже не связали.

Чи лежа в темноте и думал, думал, наблюдал, потом засыпал и посыпался опять, замечая любое, даже самое маленькое движение, которое они делали. В его душе трепетала надежда, надежда на то, что они, непонятно почему, приняли его к себе. В темноте, никому не видимый, он заплакал, без причины и без остановки.

Он не знал почему, но их доброта что-то сломала в нем, в нем, который не побоялся всех угроз Гаулта, и сейчас он боялся только одного: все это только ложь.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА

На следующий ужин они ели рыбу. В лесу не было ничего, даже кролика - Вейни подумал что волки, вывшие всю ночь, наверняка охотятся около ворот, хотя он не понимал, почему они оставались в таком малоприятном месте.

На юге были горы, сказал Чи, и люди; люди на западе и на севере, кел на севере и на востоке; и вообще, решил Вейни, здесь волки - робкие обитатели, как и в других мирах.

За исключением, как сказал Чи, полуволков, любимцев Гаулта.

Чи еще вспомнил, что в те времена, когда война охватывала срединные земли - около человеческих лагерей и деревень появлялись дикие волки и таскали овец. По его словам люди его рода на месте не сидели, а постоянно двигались с места на место - так что сейчас они где-то на холмах, но где?

- Тогда, - сказал Чи, глядя в огонь таким взглядом, как если бы его мысли бродили очень далеко, - тогда мы жили в холде Перо, в Эглунде. Там мы чувствовали себя в безопасности. Но это продлилось недолго - не больше года. Тогда Гаулт сражался вместе с другими лордами. Сам я был еще мальчиком. Я помню - помню войны, постоянные переезды, холодные зимы, снег по грудь лошадям, и умирающих людей, много умирающих людей. Мы пришли в крепость Гаулта, в Морунд. Для него мы были людьми с порубежья. И это были хорошие годы. Я скакал с Ичандреном. Мой брат, мой отец и я. Они мертвы. Все.

Потом он замолчал, надолго.

- Мать? - спросила Моргейн.

Чи не посмотрел на нее. Горло работало, слова выходили. Но глаза, глаза, не двигаясь, глядели в огонь. - Не знаю, в последний раз я видел ее…, - одно плечо поднялось. - Тогда мне было тринадцать. Как раз перед этим Морунд пал и Гаулт ушел на север. Потом он вернулся назад… Другим. А потом - потом он и кел с севера убили почти всех людей-мужчин в Морунде. Убили, и привели людей с востока. Эти сражались за Гаулта. Некоторые из тех, кто жил в Морунде, тоже хотели сражаться за Гаулта, но их собрали всех вместе и отправили служить другим кел-лордам. Гаулт никогда не верил мужчинам, которые сражались за него прежде, чем он стал кел. И ни одной женщине, тоже. Они погрузили их в фургоны. Мы попробовали их отбить у стражников - двадцать человек погибли. Тогда умер мой отец. Их было слишком много.

Еще одно долгое молчание. В костре трещали и ломались сучья.

- Но я почти не сомневаюсь, что мать умерла, - сказал Чи. - Именно тогда. Отец в это верил. И не она одна. Она не была сильной женщиной. А год был плохой.

Двадцать человек погибли, подумал Вейни, пока Чи сидел, погруженный в печальные думы. Хм, Чи сказал это так, как будто это огромная потеря. Но ведь двадцать не так много…

Он встретился взглядом с Моргейн, взглянувшей на него через костер, и понял, что она уже добавила эту черточку в свою картину этого мира, она, которая когда-то учила юного изгнанника понимать лес и устраивать засады; его леди-госпожа, которая скакала от войны к войне и сидела на королевских советах за сотни лет до того, как он родился.

И с тех пор она приводила его и на поле боя и на советы королей.

Вейни оперся руками о колени и пошевелил палочкой угли, оживляя костер.

- Деревья, - сказала Моргейн. - Чи, ты заметил, что они все изогнуты? Тем не менее в лесу нет ничего, что бы вызвало у меня чувство тревоги. Сюда прилетают птицы. Им достается совсем мало силы, текущей из ворот. Тогда почему? Что ты сам думаешь?

- Не знаю, - тихим голосом ответил Чи.

Моргейн ничего не сказала.

- А почему такое может быть? - спросил Чи.

Моргейн сдвинула драконий меч на бедро, подогнула одно колено под себя, и обняла второе колено руками. - Если я брошу листья в этот костер, они вспыхнут, правда?

- Да, леди.

- И ты отпрянешь от него, правда?

- Да, - ответил Чи, еще тише, как если бы боялся даже слышать вопросы о знаниях кел.

- Быстро?

- Да, леди.

- Так и птицы улетят, не в силах оставаться на месте, если ворота вон там сейчас откроются. А ты почувствуешь это своими костями.

Чи заметно вздрогнул.

- Здесь очень хорошее место для лагеря, - продолжала Моргейн, - потому что нам не нужны нежданные гости. Но как часто, по-твоему, ворота открывались?

- Не знаю.

- Возможно нет. Но если их используют, мы будем предупреждены. Если мы поскачем отсюда, Гаулт заинтересуется нами. Если если мы будем ехать по дороге медленно, но без остановок - когда мы окажемся там, где он заметит нас?

- Если мы выедем на закате, - Чи задышал быстрее, - и поедем по западной дороге, то будем глубоко в лесу еще до рассвета. Леди, я не знаю, где могут быть его бандиты, и никто этого не может знать, но я точно знаю, где их скорее всего нет. В тех лесах мы сможем разбить совершенно безопасный лагерь рядом с его землями, провести там весь день, а потом опять поехать по западной дороге. Никто не путешествует по ночам; а утром мы уже будем около холмов. Так что отдыхать днем, путешествовать ночью - вот самое лучшее, что мы можем сделать.

- Итак, - Моргейн бросила взгляд на Вейни и едва уловимо двинула глазами в сторону Чи. - Мы можем оказаться глубоко в лесу еще до рассвета, - сказала она, опять поглядев на Чи. - Ты полностью уверен в этом?

- Клянусь лошадью, можем!

- Тогда мы уедем, - спокойно сказала она. - Если наш гость поклянется, что он в состоянии усидеть в седле, нам лучше всего немедленно уехать из этого места. Нас здесь хорошо приняли, но это не может длиться долго.

Вейни кивнул, соглашаясь, как с опасениями, которые он разделял, так и со спокойствием, которое изо все сил поддерживал в себе.

Да, в этом месте у них была защита - ничуть не меньшая, чем от любого легендарного колдовства - здесь они могли почувствовать любые возмущения ворот.

Но и опасность была рядом: если неподалеку находятся еще какие-нибудь незакрытые каменные ворота, достаточно сильный выброс силы мог легко добраться сюда и обрушиться им на головы, да и враги, наверняка, уже искали их.

У Вейни был запасной комплект одежды: полотняные бриджи и прекрасная рубашка, которую он одевал тогда, когда можно было снять с себя броню, то есть не сейчас: легкая и воздушная, замечательно сшитая - просто жаль надевать такой подарок во время пути, хотя даритель очень настаивал.

Сейчас он положил все это рядом с Чи, вместе с починенными сапогами, а Моргейн тем временем тщательно упаковала и привела в порядок свои седельные сумки.

- Ты еще не в состоянии надеть на себя кольчугу, - сказал Вейни. - Ее повезет моя госпожа. А я повезу тебя, на своей лошади. Помни, ты обещал, что мы окажемся в укрытии еще до подъема солнца.

Чи взял тонкую рубашку и, удивленный, нахмурился. Что ж, он в состоянии ехать, подумал Вейни, и отправился готовить свои собственные вещи и запрягать лошадей. Уже стемнело. Лошади, по видимому, заранее знали, что скоро в дорогу, нетерпеливо били копытами и фыркали, глядя на всю эту суматоху.

Он оседлал обоих и повесил свой меч на правом боку Эрхин, хотя обычно так не делал, но теперь за спиной будет сидеть Чи. Одеяло, которое он обычно вез скатанным, сложил, чтобы оно стало плоским, и привязал под ремнями, идущими к кольцам уздечки, перехватил ремнем мягкое горло Эрхин, потом взнуздал Сиптаха, который наполовину дружески, наполовину нервно хватал его за пальцы. Волнуется, подумал Вейни, несмотря на всю свою подготовку; теперь, когда у жеребца появилась кобыла, неизвестно какие мысли бродят в его голове, и в голове Эрхин.

- Дурак, - прошептал он себе, хотя бы за то что вообще взял ее и тем более за то, что привел ее в землю вроде этой. Он родился в Карше, где человек сначала учиться ездить на лошади, а потом уже ходить. И несколько дней назад он еще был под прекрасным солнцем, надеясь - да спасут их Небеса - на что-нибудь другое, чем это.

Дурак, подумал он опять. Около ворот бродят только несчастья. Обычно там, где сила, собираются самые худшие люди - и, изредка, самые лучшие. Мимо перекошенных деревьев и руин он уже проскакал, а впереди убийство и война.

Все его хитроумные, нежные планы - потому что Моргейн временами сходила с ума и с таким неистовством гнала их вперед, что сама превращалась в скелет, живущий одной мыслью - все его планы, хотя и плохо продуманные, включали в себя путешествие неспешным шагом. Только поэтому он и принял в подарок кобылу, хорошо зная, что сильно рискует - но надеясь, что они не будут носиться как сумашедшие, а будут получать удовольствие от езды, и, может быть, у Эрхин будет жеребенок от серого коня из Бейна; во всяком случае эрхендимы говорили, что это возможно, но сейчас все эти мысли казались сумасшествием.

Сейчас все его инстинкты требовали только одного - бежать.

Он обнял кобылу за шею, прижал голову к щеке и сильно сжал в объятьях, душу пронзила резкая боль, боль вины. - Мы должны идти, - прошептал он ей. Она тряхнула головой, высвобождаясь из его объятий, и беззаботно толкнула носом в бок.

Ни жеребец ни кобыла не хотели останавливаться. Ни одна лошадь никогда не остановится, даже если это будет грозить ей гибелью. Любой всадник знает, что движение - их жизнь и смерть.

Вейни услышал шаги позади себя и повернул голову. Моргейн, принесла седельные сумки. Она поставила их около его ног, потом, коснувшись рукой его плеча, пошла прочь, так удивив его этим жестом, что он застыл на месте и только глупо пялился не ее уходящую спину.

Что это было? - спросил он себя.

Извинение, за что? Сочувствие?

Она сделала это и молча отошла, оставив ему седлать лошадей и спрашивать себя, почти в панике, что она хотела этим сказать.

Он даже не знал, Небеса свидетель, почему он так взволновался, почему его сердце забилось, как от страха, за исключением того, что все это старое привычное занятие людей его рода - короткий дневной сон и долгая ночная езда по враждебной земле, оружие в руках, потом опять сон и наскоро проглоченная еда где-нибудь в укрытии.

За исключением Моргейн, которая, как Небеса, решает, куда и когда они должны идти, а в этом маленьком прикосновении было слишком много дружеского участия и взаимопонимания - как если бы она призналась, что тоже устала и сделана не из железа.

Он бы не хотел таких признаний от своей госпожи.

Вейни закончил работу. Ведя лошадей, он догнал ее над потушенным костром и, поставив лошадей между собой и Чи, снял с пояса свой Клинок Чести и без единого слова отдал ей - ради безопасности. Она поняла и повесила себе на пояс, рядом со своим собственным коротким Каршским мечом с костяной рукояткой, перевесила на спину драконий меч, и только потом взяла поводья Сиптаха из его руки и села в седло. Серый жеребец нетерпеливо фыркнул и слегка дернулся.

Вейни вставил ногу в стремя Эрхин, сел в седло, и, обогнув ее, подъехал к Чи, который ждал, одетый в заимствованную одежду и починенные сапоги; свернутое одеяло он держал в руках.

- Оно тебе еще понадобится, - сказал Вейни, положил скатанное одеяло между коленями и вынул ногу из левого стремени. Чи поставил ногу в стремя, взял предложенную руку и одним плавным движением уселся на спину лошади, так быстро, что Вейни полностью отпустил поводья, как кобыла и ожидала. Свобода позволила ей более спокойно отнестись к двойному грузу на спине; она подняла уши, махнула хвостом и быстрым шагом пошла вслед за Сиптахом.

Мимо деревьев и вниз вдоль реки, ставшей их проводником - свет битком набитого звездами неба и серебристой луны лился сверху с такой силой, что сделал ночь похожей на день, бледная трава и спокойно журчащая вода сияли в темноте.

Чи, сидевший за ним, завернулся в одеяло, потому что здесь от реки тянуло холодом; и Вейни чуть-чуть пошевелил поводьями, направив Эрхин влево от Сиптаха - влево от Моргейн, с защищенной стороны, и никогда с опасной правой. Она завязала волосы для скачки - но не узлом предводителя клана, на который имела право, а простым узлом воина клана Шия из Ра-Кориса, как и он. В свете луны рукоятка Подменыша светилась золотом; яркие серебряные искры вспыхивали на концах рукавов ее кольчуги, сделанной в давно забытые столетья. Лунный свет касался яблок на боках Сиптаха, бледных кончиков его гривы и хвоста.

Они были очарованы - не магией, но чувством перемен, дорогой, мягким влиянием ночного неба, которое сделало их частью земли, к которой они не принадлежали.

И Чи поклялся, своей жизнью, что во время пути им ничто не будет угрожать.

Тем же медленным шагом они выехали на Дорогу, и по старинному каменному мосту пересекли реку. Леса быстро сменились лугами, которые, в свою очередь, опять уступили место угрюмым дремучим лесам. Кричали ночные птицы. Звук лошадиных подков - по земле и изредка по камню, мокрый песок брода, по которому они пересекли небольшой поток, быть может приток реки, от которой они уехали.

- Я не знаю его имени, - ответил Чи на вопрос Вейни. - Знаю только, что мы пересекли его.

Дав лошадям напиться, они поскакали дальше, окунувшись в дикую природу. Да, подумал Вейни, я не слишком хорошо понимаю лес. А это был настоящий дикий лес, весь в вьющихся стеблях и колючках. Но через некоторое время деревья выпрямились и лес стал не такой мрачный. До этого места уже не доходила сила ворот. Они выехали из той области, в которой могли мгновенно узнать, что воротами кто-то воспользовался; и из той области, в которой оружие, связанное с воротами, могло настигнуть их.

Вейни почувствовал, как Чи ткнулся в его спину, но быстро пришел в себя и выпрямился; потом опять, и в третий раз: - Хватит, - сказал он. - Отдых.

- Нет, - прошептал Чи.

Но на этот раз Чи уже не смог выпрямится, схватился за него и застыл. Они еще немного проехали, пока впереди них не оказалась промоина, где надо было спускаться вниз, а потом подниматься на другой стороне. - Чи, - сказал Вейни, хлопая его по колену.

Чи проснулся, пришел в себя и уселся ровно. Эрхин спустилась вниз и быстро забралась вверх, потом пошла быстрее, догоняя Сиптаха.

Они все еще была на Дороге. Отсюда она шла по обширной равнине, протиравшейся вдаль настолько, насколько глаз мог видеть. Звезды на небе гасли одна за другой, Моргейн отпустила поводья и показала на красную полоску на горизонте.

- Чи. Скоро солнце.

Чи не ответил.

- Где мы? - спросила она.

- Все еще на Дороге, - запротестовал Чи. - Леди, это не та земля, которую я знаю. Севернее - да. Но здесь - здесь я был только однажды. Мы все еще на Дороге - и должны уйти по ней дальше.

- Как далеко? - в ее обманчиво-спокойном голосе зазвучали опасные нотки. - Проснись, человек. Ты знаешь, что я хотела бы знать. Ты клялся, что знаешь. Неужели ты хочешь, привлечь к нам внимание врагов? Или ты хочешь сказать, что заблудился и не знаешь, где мы находимся?

- Я знаю, кто я и где я! Там есть развалины, не знаю насколько далеко, но, клянусь, к утру мы будем около них. - Зубы Чи стучали, он хрипло и тяжело дышал. Истощение, подумал Вейни, истощение и ночной холод. - Я ошибся из-за того места, откуда начали. Река должна повернуть. Я знаю, это там, клянусь. Мы все еще можем добраться туда. Но мы можем пойти и в поля. - Он указал на восток, где равнина уходила за горизонт. - Если мы поедем туда, то окажемся на дороге, которая ведет в холмы. И из владений Гаулта.

- И далеко от нашего пути, - сказала Моргейн, осаживая Сиптаха, серый в яблоках подался назад и повернулся. - Как Эрхин, еще может ехать?

- Она постарается, - сказал Вейни и хмуро поглядел полоску светлого неба на востоке, над низкими скругленными холмами. - Лио, я не говорю да или нет, но мне очень хотелось бы убраться с этой дороги. Мне кажется, лучше всего ехать на запад.

- Север, - твердо сказала Моргейн, и сдержала Сиптаха, который уже был готов скакать. - К утру, он поклялся. Совсем скоро.

Она развернулась и поехал вперед, неторопливо, экономя силы лошадей.

- Ты не ошибся? - спросил Вейни.

- Нет, - ответил Чи и задрожал, от холода у него свело горло.

Моргейн сказала "север"; теперь остался один и только один путь, по которому они могут идти; и все меньше и меньше и ему нравились задержки, и еще меньше ему нравилось ожидание долгого пути, все больше и больше ему не нравилось их положение.

- Молись, чтоб ты не ошибся, парень.

Моргейн еще больше сдержала шаг Сиптаха, подстраиваясь под Эрхин, обремененной двойной ношей, а над ними было открытое небо и тающие звезды.

Чи поплотнее натянул на себя одеяло. Ужас не давал ему уснуть. Ночной кошмар, страшный как волки, медленная езда, боль от наполовину заживших ран, медленный монотонный ритм лошадей, которые не могли ехать быстрее, а Гаулт и его миньоны уже скачут на горизонте.

Небо посветлело, маленькие клочковатые облака на востоке сначала слегка порозовели, а потом стали ярко-розовыми, весь мир превратился в пустое блюдо из травы, и через него шла дорога, неестественно прямой след через росисто-серую зелень. Время от времени Вейни и леди разговаривали между собой на языке, который он не понимал, грубая речь, которая отдавалась в ушах странными ритмами; но они говорили негромко и мягко, обмениваясь словом или, много, несколькими. Было в этом что-то жуткое. Неудовольствие. Чи казалось, что речь идет о нем, но он не осмеливался спросить.

Назад Дальше