Крушина Светлана Викторовна
Хроники империи или История одного императора (Барден-2)
Хроники Империи. Год 1262-й
Настроение императора было подстать утреннему заоконному пейзажу. Небо было как серое сукно; дождь, начавшийся еще ночью, не затихал ни на минуту. Занавесы в личном кабинете императора были раздвинуты, окна - распахнуты, и дождь заливал пол из дорогого заморского дерева и край старинного медейского ковра. Император сидел в своем кресле, положив локти на стол и наклонив голову так низко, что почти касался лбом разбросанных по столу бумаг. Пальцы его были сцеплены в замок на затылке.
Увидев эту странную позу и сразу все поняв, Альберт хотел было уйти, пока его не заметили, но потом передумал и все-таки вошел. Уже не в первый раз он видел, как император сидит вот так, бездеятельно и неподвижно, согнувшись и почти скорчившись, что было для него совершенно неестественно, и всегда причина была одна.
Он подошел вплотную к столу, но император даже не пошевелился. Тогда Альберт кашлянул и зашуршал бумагами, которые держал в руках. Император поднял голову и посмотрел на него. Лицо его было багровым от притока крови, глаза казались покрасневшими и больными.
- Что у тебя? - спросил он глухо.
- Опять голова, Эмиль?
- Что у тебя? - повторил император уже с заметными нотками нетерпения в голосе.
Он медленно выпрямился и откинулся на спинку кресла.
- Доклад капитана императорской гвардии, - сказал Альберт.
- О чем доклад? - без малейшей тени интереса спросил император.
- Об аресте Слоока.
Молча император протянул руку, и Альберт вложил в нее доклад. Стопка листов, скрученная в свиток и запечатанная личной печатью капитана, выглядела хоть и тощей, но зато каждый лист был убористо исписан сверху донизу мельчайшим неразборчивым почерком. Подобное чтение стало бы пыткой для измученного головными болями императора, и Альберт ничуть не удивился, когда тот, не глядя, отложил доклад в сторону, и снова перевел тяжелый взгляд на него.
- Ты сам читал?
- Нет, но…
- Суть тебе известна?
- Да.
- Тогда рассказывай. И сядь ты, ради Гесинды, не маячь.
Альберт сел, но заговорил не сразу, не зная, с чего начать. Принесенные им новости едва ли можно было назвать утешительными. Император не торопил его; сидел молча и неподвижно, прислонившись затылком к высокой спинке кресла, как будто прохлада черного лакированного дерева могла умерить боль.
- Может, закрыть окно? - предложил Альберт, уже жалевший, что первый порыв - уйти - не возобладал над вторым. - На пол же течет.
- Оставь. Здесь дышать нечем.
На взгляд Альберта, в кабинете было даже слишком свежо, но он хорошо понимал, что нет никакого смысла спорить. У императора сейчас свое собственное, отличное от других, восприятие внешних раздражителей, пространства и даже времени.
- Так что ты там говорил про Слоока, Альберт? Ты ведь имел ввиду князя Рувато Слоока? Кажется, никаких других Слооков у нас нет. Тем более, таких, которых следовало бы взять под стражу.
- Верно, о нем я и говорил. Видишь ли, Эмиль… твой приказ, кажется, немного припозднился. Или Слоока кто-то предупредил заранее.
- В каком смысле?
- В таком, что его эдесский дом оказался пуст. Князь распустил всех слуг еще несколько дней назад и сам уехал накануне вечером.
- Уехал? Куда?
- Никто не знает. И неудивительно - я думаю, он скрывается.
- Так. Обыск делали?
- Разумеется.
- И ничего не нашли, - фраза прозвучала скорее как утверждение, чем как вопрос.
Альберт кивнул.
- Слоок позаботился и об этом. Все ящики всех столов и всех секретеров девственно пусты, зато в одном из каминов было полно золы, еще не до конца остывшей. Ее просеяли всю, но отыскали только несколько крошечных обгоревших клочков, на которых ничего нельзя разобрать.
- Хорошо потрудился… - пробормотал император и приложил ладонь ко лбу. Лицо его, еще недавно багровое, стало белым как сметана. - У тебя есть какие-нибудь соображения насчет того, куда он мог отправиться?
- Не знаю… помимо дома в Эдесе у него есть еще несколько. Я послал туда людей, но не думаю, что он рискнет там появиться. Слишком очевидные места. К тому же, на все его земли и недвижимое имущество уже наложен арест.
- Он мог поехать к родственникам?
Альберт подумал.
- Едва ли. Родственников у него не густо. Родители его умерли; есть младший брат, который, по моим сведениям, уже третий год живет в Бергонте: он женился на дочке одного местного землевладельца. Владения князей Слоок - майоратные, так что младший подыскал себе женушку с хорошим наследством, хоть и чужеземку. Братья почти не общаются. Еще есть дядя со стороны матери, безземельный дворянчик, - Альберт снова подумал и добавил значительно: - Некий Клингманн.
Впервые за весь разговор искра интереса промелькнула в желтых глазах императора.
- Клингманн? А Хельмут Клингманн, он…
- Да. Это его сын и двоюродный брат Слоока.
- Так-так, - сказал император и выпрямился. - Он еще жив?
- Честно говоря, не знаю. Я ничего о нем не слышал с тех самых пор. Ты ведь сам отправил его на границу, причем предварительно лишив офицерского звания?
- Да; и он еще легко отделался. Впрочем, в данном случае он едва ли может быть нам полезен. Если он и жив, к нему Слоок не поедет. А вот к его отцу…
- Я послал людей и туда, но… Думаешь, он станет подставлять родственника?
- Он и не родственников подставляет, не задумываясь, - мрачно сказал император. - Скользкий тип! Но, если допустить, что к дяде он не поедет, кто остается? Друзья? Соратники?
- О них ничего не известно. Он весьма скрытен в своих связях. Знаешь, есть такой тип людей - со всеми на дружеской ноге, но ни с кем не сходится близко.
- Ладно… Я сам поговорю с Ахенаром. Там, где потерпела неудачу гвардия, возможно, преуспеют братья Фекса… - император прикрыл глаза и замолчал, потом вдруг спросил: - А что насчет моей сестры?
- Твоей сестры, Эмиль? - слегка растерялся Альберт.
- Да, да, моей сестры, - нетерпеливо повторил император, не открывая глаз. - Ты разве не знаешь, что она состоит в той же шайке, что и Слоок?
- У нас нет доказательств, - ответил Альберт.
- К Безымянному доказательства! Кому они нужны? Это и так ясно. Пошли людей и к ней.
- Но без соответствующего приказа твоя сестра гвардейцев и на порог не пустит.
- Будет ей приказ.
Император открыл глаза, протянул руку и не глядя взял перо, которое будто само прыгнуло ему в пальцы. Придвинув к себе чистый лист бумаги и чернильницу, император задумался на несколько секунд и принялся писать. С восхищением, не померкшим за более чем двадцать пять лет службы при императоре, Альбер смотрел на него. Трудно было не восхищаться способностью императора собираться и брать себя в руки при любых обстоятельствах. Это был уже не человек, а воплощение самой империи.
Писал он недолго. Отточенные за долгие годы официальные формулировки сами приходили на ум, не нужно было даже задумываться. Закончив писать, император капнул на лист сургучом и перстнем оттиснул на нем знак королевской власти - увенчанную зубчатой короной мертвую голову. Мрачный знак этот давно наводил ужас на жителей Касот и даже соседних королевств.
- Возьми, - сказал император и, отдав бумагу Альберту, снова откинулся назад и прислонился затылком к спинке. Лицо его ровным счетом ничего не выражало.
Прежде чем сложить документ, Альберт пробежал его глазами. Бумага даровала предъявителю ее право на проведение обыска в родовом поместье дюка Шлисса, а так же на арест самого дюка или любого из членов его семьи, при возникновении любых подозрений. Чеканные фразы отзывались железным лязгом; император предпочитал сухости канцелярских формулировок жесткий "военный" стиль.
- И постарайтесь устроить так, - сказал император, глядя в глаза Альберту, - чтобы Карлота дала гвардейцам повод взять ее под стражу. Но, разумеется, действия наших людей не должны быть откровенной провокацией.
- Слушаюсь, - поклонился Альберт. - Но, Эмиль, ты поздно спохватываешься. Твою сестру следовало поместить под замок гораздо раньше.
- Я знаю, что делаю, - отрезал император в своей непререкаемой манере. - До сих пор она сидела довольно тихо, вела себя благоразумно и ловко выкручивалась из любых сомнительных ситуаций, но теперь, узнав о бегстве Слоока, ей может показаться, что становится жарко, и она выкинет какую-нибудь штуку, забыв об осторожности.
- Ты опасаешься ее?
Император презрительно улыбнулся.
- Что она может сделать?
- Подослать убийцу, - предположил Альберт.
- Разве это в первый раз? К тому же, это уже будет твоя головная боль, Альберт. Ты, кажется, сам взялся охранять меня.
Альберт снова поклонился.
- Эмиль, еще кое-что насчет Слоока. К докладу приложен список принадлежащих ему земельных угодий и недвижимого имущества, а так же приведен примерный размер его состояния в золоте и драгоценных камнях - то есть той его части, о которой удалось получить сведения. Все это в ближайшие дни перейдет во владения короны.
- Хорошо. Посмотрим, каково ему придется без его золота, - сказал император и добавил с волчьей усмешкой: - Полагаю, медейцам такое положение дел не понравится.
Да, подумал Альберт, медейцы так привыкли получать денежную поддержку от касотского князя, что едва ли легко смирятся с потерей. Теперь, скорее, не им придется искать помощи у Слоока, а ему у них.
Он еще немного подождал, не добавит ли чего император к уже сказанному, но тот молчал. Тогда Альберт поднялся, чтобы уйти, но император жестом велел ему задержаться.
- Со дня на день в Эдес должен приехать Марк, - сказал он. - С ним творится что-то странное: в последнем своем письме он заявил, что должен переговорить со мной об очень важном предмете. Не знаю, что он задумал, но это, кажется, весьма для него важно. Тон его показался мне весьма взволнованным, и никогда еще он не был так настойчив. В общем, если встретишь его раньше, чем я - направь его прямиком ко мне. Ясно?
- Хорошо, Эмиль.
- Тогда иди.
- Эмиль… - сказал Альберт, нерешительно на него глядя. - Может быть, позвать к тебе лекаря?
- Иди, я сказал!
Не смея настаивать, Альберт вышел, а император, оставшись один, поднялся и подошел к окну. Дождь лил, не останавливаясь; у окна особенно остро ощущался его холодный, сырой, водянистый запах. Император выставил на улицу сложенные лодочкой ладони, и они за несколько секунд наполнились холодной дождевой водой; в нее император погрузил пылающее лицо. Этого ему показалось недостаточно, и он высунулся из окна почти по пояс, дождевые струи побежали по волосам и промочили насквозь рубашку из тонкого полотна. Холодные уколы водяных игл были приятны, они снимали жар и ослабляли боль. Никто другой, скорее всего, не решился бы на подобную процедуру в холодную осеннюю погоду, слишком велик был риск слечь в лихорадке. Но императору все было нипочем. Его могучий организм с легкостью справлялся с любыми экстремальными воздействиями; лишь с учащающимися приступами головной боли он не мог совладать. С каждым годом они усиливались и чаще давали знать о себе, это было настоящее проклятие ментальных магиков; еще десять лет назад император не имел о нем никакого понятия, но ныне знал, что это неизбежная расплата за дар. Поделать с этим ничего было нельзя, а думать о будущем страшно, поэтому император старался не думать, и боролся с бедой всеми силами, как только мог.
* * *
В горах уже вовсю властвовала зима. Горные луга замело снегом, извилистые узкие тропы покрылись ледяной коркой. По горным склонам гулял зимний ветер; счастье еще, что не начался снегопад, и небо оставалось чистым. Но и без того путешествие едва ли можно было назвать приятным. Рувато промерз до костей. На подобную погоду он не рассчитывал, и потому подбором соответствующего гардероба не озаботился. Его плащ, прекрасно защищающий от осенней сырости низины, от ледяного горного ветра не спасал. Дошло до того, что невозможно стало далее ехать в седле, и Рувато, опасаясь замерзнуть, спешился и пошел пешком, ведя за собой лошадь. Но все равно к тому моменту, когда он оказался перед воротами небольшого горного замка, он не чувствовал ни рук, ни ног.
В маленькой неуютной гостиной, куда проводил его молодой сумрачный слуга диковатого вида, Рувато первым делом устремился к камину. Последний раз, насколько он помнил, он так замерзал под стенами Синнексии, где его войско стояло почти два месяца, а было это три года назад. Оказавшись перед излучающим яростный жар пламенем, он снова почувствовал себя человеком.
- Рувато! Это в самом деле вы? - раздался за его спиной глубокий звучный голос. Он обернулся.
Голос принадлежал хозяйке замка, которая как раз в эту минуту вплывала в гостиную. Карлоте, дюкессе Шлисс, было пятьдесят три года, она возвышалась над Рувато на целую голову и была в два раза шире его в плечах. Рядом с этой монументальной женщиной гость выглядел миниатюрным ребенком. Но разница в пропорциях ничуть не смутила Рувато, он с любезной улыбкой подошел к дюкессе и почтительно поцеловал ее полную белую руку.
- Это в самом деле я, - сказал он, все так же улыбаясь и сильно растягивая слова.
- У вас ледяные руки, - заметила дюкесса. - И сами вы синие от холода. Вы замерзли?
- Еще как, - ответил Рувато, снова оборачиваясь к камину. - Ужасный у вас тут климат, как вы его терпите?
- Дело привычки, милый мой. За тридцать лет можно привыкнуть к чему угодно, даже если бывать тут наездами. Но вы-то что здесь делаете? Я вас не ждала.
- Увы, вынужден просить простить меня! Вы знаете, не в моих привычках сваливаться как снег на голову, но в этот раз обстоятельства оказались сильнее моего врожденного чувства такта.
- Вы можете хоть когда-нибудь разговаривать серьезно?
- Я серьезен, миледи, как никогда, - заверил Рувато (впрочем, вполне беспечным тоном). - Мне, право, не до шуток.
- В самом деле? Но что случилось? Газак сказал мне, что вы приехали один, без слуг… Это правда?
- Без слуг, - подтвердил Рувато, - без экипажа, без багажа и даже почти без денег. Мне пришлось скрывать свое имя, я едва не загнал лошадь; спал, где придется; обедал в каких-то кошмарных трактирах… Это было ужасно. Теперь вы верите, что мне не до шуток?
- Да, - сказала дюкесса, пристально глядя на него желтыми, как у брата, глазами. - Это все на вас совсем не похоже. Вероятно, что-то случилось?
- Случилось то, что ваш брат потерял терпение.
- Объяснитесь, - потребовала дюкесса.
Хоть правила приличия и требовали при разговоре с собеседником глядеть ему в лицо, на сей раз Рувато пренебрег ими, слишком уж он замерз. Поэтому он продолжил говорить, повернувшись к камину и к бившемуся в нем пламени, и не видел, какое впечатление производят на собеседницу его слова.
- Полагаю, - начал он, - что соглядатаи его императорского величества перехватили-таки одно из моих писем. Думаю даже, что это было отнюдь не первое перехваченное ими письмо, но то ли до сих пор он еще как-то терпел меня, то ли просто ничего особенно интересного в письмах не попадалось, а тут вдруг попалось… В общем, чаша его терпения переполнилась, и он прислал в мой дом целую толпу солдат.
- Чего они хотели? - приглушенным голосом спросила дюкесса.
Рувато пожал плечами.
- Я не стал их дожидаться, чтобы спросить, но, полагаю, они собирались арестовать меня и наложить тяжелую длань императорского закона на мои бумаги.
Судя по шелесту тяжелых шерстяных юбок, дюкесса сделала какое-то нервное и резкое движение, но Рувато снова не стал оборачиваться.
- Так вы, значит, знали об аресте заранее? Откуда?
- У меня тоже есть кое-какие связи во дворце, миледи. Ведь я когда-то был солдатом, и об этом еще помнят…
- Темните, князь.
- Просто оставляю за собой право сохранить некоторые маленькие тайны.
- Так вы говорите, брат хотел получить ваши бумаги…
- Да, я думаю, более всего его интересовала моя обширная переписка. Увы, его любопытству было суждено остаться неудовлетворенным. Я сжег все, до последнего клочка бумажки.
- Все?
- Все, - продолжал Рувато спокойным тоном. - Письма, векселя, расписки, закладные, дарственные, купчие - в общем, все, что попалось под руку. Мне некогда было разбираться.
- Как! Вы сожгли все документы? Как же вы теперь будете разбираться в делах?
Рувато улыбнулся, хотя собеседница не могла этого видеть.
- Во-первых, копии почти всех бумаг имеются у моего поверенного в Эдесе.
- Всех бумаг? - быстро спросила дюкесса. - И писем тоже?
- Нет, письма уничтожены, можете не волноваться… Во-вторых, все равно эти бумаги мне уже не понадобятся. Видите ли, на данный момент, полагаю, мое состояние уже не является моим, а мое имущество перешло в другие руки.
- Вы считаете, брат наложил арест на все, что вам принадлежит?
- Принадлежало, - поправил Рувато. - Да, я уверен, что это так.
- И вы так спокойно рассуждаете об этом! - воскликнула дюкесса в крайнем удивлении.
- Что же мне остается? - спросил Рувато, с обычной своей холодной улыбкой поворачиваясь к ней. - Меня утешает мысль, что все в мире относительно. Кажется, я стал нищим, но, по мне, лучше быть нищим, зато живым и свободным. О подвалах, где ваш брат держит неугодных ему подданных, я наслышан; мне туда не хочется.
В волнении дюкесса прошлась по комнате. Массивное чело ее нахмурилось, брови сошлись в одну линию, придав ее тяжелому лицу угрожающее выражение.
- А сюда вы явились, чтобы…
- Чтобы предупредить вас, миледи: готовьтесь к появлению неприятных и невежливых гостей.
- У него нет доказательств! - резко сказала дюкесса.
- Нет, зато есть подозрения. Этого вашему брату достаточно, он человек решительный. Мне непонятно, почему он вообще так долго тянул со всем этим. Сомневаюсь, что его удерживали родственные чувства.
- У вас слишком дерзкий язык, Рувато. Если бы вы так разговаривали с императором…
- Я умею быть благоразумным, уверяю вас, - со смешком прервал ее Рувато. - Скажите, миледи, вы одна в доме? Ваш супруг, дочери - они здесь?
- Нет. Муж в Вассаре, а дочери давно уже живут своими домами, вы разве забыли?
- Тем лучше, некому будет болтать о моем визите сюда. Надеюсь, вы позволите мне переночевать в вашем доме? Утром я уеду; не смею надоедать своим присутствием далее этого срока. Но ночь мне очень хотелось бы провести в постели, я страшно вымотался, карабкаясь по этим вашим горным тропам.
- Разумеется, вы можете остаться. К тому же, наверное, вы голодны? Я прикажу Газаку подать ужин.
Рувато поклонился с изяществом завсегдатая столичных великосветских сборищ.
- С удовольствием принимаю ваше приглашение, миледи.
- Отлично, - заявила дюкесса. - За ужином расскажете мне, что нового в столице. Я не была там целую вечность.