* * *
Подсчитано, что эту сцену видели 20 миллиардов зрителей. Страстная ссора между двумя любовниками одной и той же женщины, прерванная катастрофическим столкновением; двое мужчин, повисших на ремнях, крутивших головами и корчивших немыслимые рожи. Гнев, ступор! И испепеляющий стыд, особенно у молодого пилота, допустившего этот позор. Почти все человечество любовалось выражением страха на лице мужчины постарше - дикие глаза, вылезшие из орбит, а потом бесславный приступ рвоты, отнявший у сцены всякую фотогеничность, зато придавший ей максимальную достоверность.
Зря я позавтракал перед вылетом!
А голос - мой голос, - кричавший никому конкретно не адресованные бранные слова!
И тогда Гром, бросив штурвал, приказал Искусственному Интеллекту:
- Включить управление! Экстренная ситуация.
Двигатели засвистели, затряслись и вдруг стихли. Зрителю оставалось внимать голосу Искусственного Интеллекта, который спокойно докладывал о трудностях и запрашивал инструкции. Камера на обшивке корабля показывала то, что видели мы, то есть практически ничего: чернильную черноту, разделенную надвое мерцающей оранжевой лентой света. Лента находилась в движении, становилась все ярче, приобретала глубину, обрастала подробностями - и зритель вдруг догадывался, что заглядывает в самую пасть дорадо, что ярко-оранжевое нечто - это язык, превосходящий размерами кита и с причмокиванием пробующий утлый челнок на вкус.
- Сейчас он нас раскусит, - предрек Гром.
Но нет, язык вдруг загорелся синим светом, а когда челюсти сомкнулись, обшивка выдержала напор, только отчаянно застонали деформирующиеся крылья. Гром успел прижать их к фюзеляжу, а потом повис на бесполезном штурвале.
- Блонди! - позвал он.
Ответа не последовало. Эфир был наглухо забит помехами. С тем же успехом мы могли бы сейчас попытаться докричаться до другой планеты.
- Проклятие! - простонал Гром.
Я отозвался какой-то совсем неподобающей, жалкой репликой - чем-то вроде "мне очень жаль". Точно не помню и, даже отредактировав звук, не могу разобрать собственных слов. Одно ясно: голос прозвучал виновато. Желая принести хоть какую-то пользу, я задумал вытереть свою рвоту, забрызгавшую всю кабину. Нашел, чем заняться!
Сбросив сгустки полупереваренной пищи на пол, я решился спросить:
- Что теперь?
- Понятия не имею, - сообщил Гром и еще раз неубедительно чертыхнулся, утирая со лба обильный пот и растерянно моргая.
- Может, попробуем стартовать? - предложил я. - С такими двигателями, за такой оболочкой…
- Ни за что! - отрезал он.
- Почему?
Но уже в следующую секунду я сам понял, почему.
- Если мы прикончим птичку, Родни грохнется вместе с ней. А его мне убивать не хочется.
- Мне тоже не хочется его убивать.
- Это хорошо. - И Гром, протирая глаза, уставился на огромный синий язык за прозрачным колпаком кабины. Синева бледнела у нас на глазах, но челюсти, судя по всему, не собирались размыкаться.
- Ну и влипли! - прокомментировал я.
- Что делать? - спросил Гром.
Я шевелил мозгами, надеясь на озарение.
- Ничего страшного, - резюмировал я наконец. - Мы в безопасности. Глотать нас целиком он не собирается, а разжевать нас ему, что называется, не по зубам…
- Надеюсь, что нет!
Какое-то время я сидел неподвижно, потом нашарил перчатку и опять взялся за уборку.
Внезапно пасть чудовища стиснула челнок, как леденец. Давление нарастало ежесекундно, но бронированная капсула пока что сопротивлялась, беспрерывно изменяя форму и источая энергию, сопровождая все это визгом, как на лесопилке в разгар рабочего дня.
- Нет! - простонал Гром.
Я сидел, как истукан, сожалея о своей загубленной жизни.
Вдруг раздался новый звук: не выдержал люк нашего грузового отсека. Потом была высажена дверца, и нас окатило тугой струей водорода и не слишком ароматного дыхания дорадо. Мы поспешно, как положено обреченным, вспоминали ключевые эпизоды своей жизни. Затем Гром взглянул на меня, и я, еще не повернувшись к нему, уже почувствовал этот взгляд, потому что тоже приготовился принести извинения за свою долю вины во всей этой истории.
Голографическая съемка не передает мыслей, но я собирался сделать именно это, клянусь!
А дальше отошла, обдав нас серной вонью, задвижка шлюза, и между нашими креслами протиснулось что-то огромное и страшное. От испуга мы оба подскочили. Но неведомое наклонилось, протянуло левую руку в перчатке, стиснуло Грому плечо и как ни в чем не бывало сказало:
- Ну, парни, как у вас тут делишки?
После этого сценического явления Родни без лишних церемоний запеленал Грома в страховочную сбрую, подхватил под мышки, оторвал от кресла и проговорил успокаивающим, как наркотик, голосом:
- Пора двигаться, ребятишки.
Все, кому это интересно, видели дальнейшее. По меньшей мере по одному разу этим любовался каждый, а чудаки, которым больше нечем заняться, раз по сто, а то и больше.
Но со мной даже им не сравняться. Я просматриваю эти кадры как минимум десять раз в день. Для меня это самые незабываемые события в жизни, наивысшая ее точка. Внезапное появление Родни стало величайшим, счастливейшим сюрпризом в моем существовании. Я помешался от возбуждения: хихикал, пел, издавал разные идиотские звуки. Потом стартовала сигнальная ракета, и черное жерло драконовой пасти опалило сине-белым огнем, на мгновение лишившим меня зрения. А когда я разлепил мокрые глаза, всхлипывая, задыхаясь от едкого дыма и сильно опасаясь за сохранность позвонков, по прозрачному колпаку нашей кабины уже хлестал горячий дождь.
- Как?.. - выдавил я.
- Какая разница? - поморщила Гром, приплюснутый ускорением к переборке. - Я просто чертовски благодарен тебе, старина, за своевременное появление!
Однако Родни не удержался от соблазна и пустился в объяснения. Держа обеими руками штурвал и не забывая про ножную педаль управления крыльями, он начал:
- Я догадывался, что вы за мной прилетите. А где вам было меня поджидать, кроме как у него… под кормой? Вот только момент моего появления оттуда вам было не рассчитать. Вот я и сказал себе: "Родни, от тебя не убудет, если ты подстегнешь события". Вылез я из своего корабля и побрел себе из желудка обратно в драконью глотку. Та еще вышла прогулочка: на каждом шагу - сюрпризы. Вы удивитесь, но у дорадо в утробе оказалось красиво. Даже роскошно! - Он похлопал себя по макушке шлема. - Ваша камера засняла много любопытного. Она цела, чего ей сделается? - Он заговорщически подмигнул мне. - Уж, наверное, вы найдете этому применение. Хотя я понятия не имею, как у вас делаются дела…
Это он поскромничал. Ни один кадр, снятый им внутри дорадо, не пропал даром. В ход пошел каждый нетвердый шаг Родни в булькающей кислоте желудка и склизкой преисподней глотки. При окончательном монтаже я любовно сохранил 200–300 метров безумия, оттенив небывалую отвагу одного позорной нерешительностью другого (Грома, естественно); впрочем, как честный человек, я явил миру и собственную нефотогеничную панику.
* * *
Премьера прошла на Энцеладе, в специально построенном для этого зале. Уже перед третьим коктейлем на послепремьерном приеме мне представили первые восторженные отзывы и прогнозы сборов. Один Титан окупал все затраты и обеспечивал спонсорам прибыль. Даже без колоссальной земной аудитории я прятал в карман добрую сотню миллионов. А в следующие два часа, когда поделка со скромным названием "Родни и дорадо" окажется в земной компьютерной сети, я мог надеяться на миллиард!
Понятное дело, мои спонсоры были в восторге. Они обступили знаменитость, похожие на школьниц, воспылавших влечением к звезде. Но зазнавшийся Родни не уделил им должного внимания, поэтому они перебежали ко мне - поодиночке и попарно, предлагая мне деньги и вдохновляя на новые проекты. Разумеется, с участием Родни - без него теперь никак. Как насчет экспедиции в Северную Зону? Или в эпицентр тайфуна? А лучше всего - опять в Южную Зону, в гости к нашему дорадо.
Чудище оправилось от ран: ротик заживал, на месте вырванного языка отрастал новый. Мы все про него знали, потому что Родни, выбравшись из своего погубленного флаера, нашел смелость и время установить новый зонд. Прибор работал превосходно, исправно сигнализируя нам из глубокой складки у дорадо в брюхе.
- Все просто! - твердили спонсоры, как будто сговорились, закатывая глаза в приступе вдохновения. - Родни, вы, Гром и Блондиночка. Снова выслеживаете дорадо, а дальше у вас полная свобода действий.
- Все так, - барабанил я в ответ, как заведенный. - За исключением Грома: он вручил Родни заявление об отставке. Об этом известно уже несколько недель.
- Неважно! - слышал я в ответ. - Главное - Родни. И вы, конечно. Мы ведь понимаем друг друга?
Еще бы не понимать!
- Скоро поговорим! - закруглялись триллионеры и торопились назад к Родни, стараясь протиснуться поближе к великому человеку, буквально вымаливая честь дотронуться до геройского плеча, подышать одним с ним воздухом, полным винных паров.
Признаться, Родни и впрямь был хорош. Сама доброжелательность, сама признательность за оказанное ему внимание. То душка, то воплощение каменной суровости. Сжимая лапищей только что опорожненный бокал, он удачно шутил, вызывая у слушателей счастливый смех. Вспоминая какое-то из своих старых приключений, он демонстрировал шрамы, перечислял, что у него свое, что искусственное, расписывал завороженным поклонникам ужасы, через которые был вынужден пройти, чтобы заслужить тот или другой болезненный знак отличия.
Я покинул толпу его почитателей незамеченным.
Андерлол блаженствовал в компании трех молоденьких женщин, внучек триллионеров. Каждая старалась соблазнить его своими видом и деньгами, и не без успеха. Мой чрезмерно подозрительный ассистент улыбался, как образцовый маньяк, пил все, что ему подносили, и едва удостоил меня взглядом, когда я прошествовал мимо него к двери.
* * *
Зал плавно покачивался посреди искусственного моря. Была ночь, вверху сиял Сатурн, но мне было не до него. Моим вниманием завладела женщина в длинном серебристом платье. Блондиночка стояла одна у перил, глядя на темную воду. При моем приближении она ласково произнесла мое имя.
- Поплаваем вместе, - предложил я.
- Когда? - только и спросила она.
- Прямо сейчас.
- Я не одета для заплыва.
- Раздевайся! - приказал я.
Она засмеялась, но ни голос, ни выражение ее лица не были веселы. Окинув меня задумчивым взглядом, она снова стала смотреть на воду, притворяясь, что ничего не слышала.
- Я знаю, как ты это сделала, - сказал я.
Она отлично владела собой: никак не отреагировала, даже не шелохнулась. Только спустя некоторое время чуть заметно кивнула и спросила:
- Ты о чем?
- Не здесь, - предостерег я.
Заплыв все же состоялся. Мне пришлось ее догонять. Ей ничего не стоило от меня улизнуть, но вскоре она смилостивилась и дождалась, чтобы спросить:
- Что я сделала?
- Первый зонд. Это ведь была штучка с секретом?
Она оттолкнулась руками и почти выпрыгнула из воды.
- Слишком все неестественно. Два раза подряд дорадо разворачивается и заглатывает летательные аппараты. Разве он принимает искусственную пищу?
- По-твоему, весь фокус в моем зонде?
- Мне остается только гадать. Хотя чего тут сложного? Родни проходил курс омолаживания, а ты все эти месяцы наблюдала за дорадо, его привычками. С высоты у тебя был лучший обзор, чем у него. Ты могла ему подсказывать, где охотиться, когда поворачиваться…
- Каким же это образом?
- Уж как-то ухитрялась. - Я забарахтался, чтобы удержаться на поверхности. - Управлять можно не только разумными существами. "Развернись и укуси" - чем не эффектный фокус?
- Предположим, - сказала она, словно не желая расходовать силы на борьбу с моей логикой. - Но зачем мне было науськивать дорадо?
- Чтобы превратить Родни в звезду первой величины.
- Между прочим, ты теперь тоже богат и знаменит. Только как я могла предусмотреть именно такой результат?
- Ты натравила нас с Громом друг на друга.
- Неужели? - Она не скрыла улыбки.
- Ты погнала нас за своим Родни, устроила эту несчастную спасательную вылазку, - сказал я и тут же справедливости ради добавил: - Дорадо легко поддается дрессировке, но мужчин дрессировать еще легче.
Эти слова вызвали у нее приступ смеха и желание посмотреть на меня сверху вниз, по пояс высунувшись из воды.
- Ты утверждаешь, что я все это подстроила?
- Может быть, при участии Родни, - уступил я. - Хотя сомнительно, чтобы у него возникли даже малейшие подозрения.
- А ему нечего было подозревать, - отрезала Блондиночка. - Просто у тебя паранойя.
Подплыв ближе, я схватил ее за руку:
- У меня всюду натыканы камеры. Всюду! Если как следует приглядеться к твоим рукам на пульте управления…
- Что тебе от меня нужно? - спросила она изменившимся голосом.
- Сам не знаю, - сознался я.
- Отыскав доказательства того, что тебя обвели вокруг пальца, ты загубишь собственную репутацию, - угрожающе прошипела она.
Я барахтался в воде, держась с ней рядом, и молчал. Она позволила мне прижать ее к себе.
- Еще понятно, зачем было подвергать таким испытаниям Родни, - пробормотал я. - Его ведь надо было изобразить героем! Но зачем превращать в марионеток еще двоих?
- Учти, я ни в чем не собираюсь признаваться, - сказала она. Но не прошло и нескольких секунд, как последовало продолжение: - Ты же понимаешь, из какого теста слеплены герои, чего им больше всего нужно…
И, запрокинув голову, доверив мне удерживать ее на воде, она закончила, глядя на сияющий Сатурн:
- Когда твой герой не вполне тянет на героя, надо окружить его дураками.
Я отпустил Блондиночку. К моему облегчению, плеск от сильных гребков заглушил ее презрительный смех.
---
Robert Reed. "Hero", 2001 г.
Перевел с английского Аркадий КАБАЛКИН
Журнал "Если", № 12, 2001 г.
Иллюстрация Владимира Овчинникова