О вреде поющих рыб
Тихо было вокруг. Который час уже. Иногда тишина бывает зловещей, напряженной и гнетущей. Не знаешь, куда деваться от такой тишины, силишься во что бы то ни стало разогнать ее, но звуки тонут, вязнут, разъедаются, словно в кислоте.
Сейчас – другое дело. Тишина успокаивала. Расслабляла. Умиротворяла, если хотите. Я как натура чувствительная всегда был подвержен действию окружающей обстановки. Поэтому лежал, подложив руку под голову и закрыв глаза, и предавался неспешно текущим меланхолическим размышлениям.
Почему я не убил Макса? Почему бы мне ни сделать это прямо сейчас? Я старался ответить на эти вопросы, но не находил сколько-нибудь сильных аргументов.
Обычно, в повседневной жизни, таким экстраординарным действиям как убийство противятся множество факторов. Я перебирал их один за другим и небрежно отбрасывал подобно огрызкам съеденных яблок.
Зачастую убить того, кто этого заслуживает, бывает просто физически нелегко. Не в нашем случае. Потенциальная жертва – вот она, в двух шагах. Да и как ей быть дальше, если мы вдвоем находимся в комнатушке два на три метра? Ну, "комнатушка" – это я так, поддался общему благодушному настроению. А вообще-то мы в камере находимся. Самый настоящий каменный мешок, без окон, потому как подвал, люк высоко наверху, так что никуда бы Макс от меня не делся.
Еще от убийства нас удерживает боязнь возмездия со стороны закона. Ну, этот аргумент вообще смешон. Во-первых, завтра нас в любом случае казнят, во-вторых, борлам, по-моему, наплевать, что мы друг с другом сделаем. Им важно, чтобы мы в ближайшее время покинули мир живых. Так что за помощь спасибо они, может, и не скажут, но и казнить меня дважды – за себя и за того парня – тоже не станут.
Обратимся к вопросам религии. Умерщвление ближних своих, безусловно, не относится к числу деяний, поощряемых Святой церковью. Но я совершенно уверен, что в небесной канцелярии не бюрократы сидят, и данный конкретный случай прописан там специальной строкой как исключение.
Ведь это благодаря Максу мы сидим в камере смертников на дурацкой планете в тысяче световых лет от родного дома. Особенно обидно, что на этот раз мы вляпались не из-за очередной гениальной идеи Макса, а по причине самой примитивной жадности.
Нет, и Риксон, конечно, мерзавец. Сто тысяч за одну, пятьсот – за пару… От такой занимательной арифметики у кого угодно башню снесет. Эх, половину из оставшихся мне часов жизни отдал бы за то, чтобы Риксон был здесь. Это ничего, что камера двухместная, мы бы потеснились.
Наверное, от искушения придушить Макса меня удерживает нежелание выглядеть глупо в собственных глазах. После того, как вчера я, имея возможность скрыться, ринулся вытаскивать этого идиота из лап двух десятков разъяренных борлов, без всяких шансов на успех… Чего уж теперь.
О, Макс, кажется, пошевелился. Он примерно раз в два часа шевелится. А так лежит, глаза в потолок вперивши, и непонятно даже, жив еще или сам Богу душу отдал.
– Не дрейфь, дружище, выберемся! – неестественно весело говорю я. Надоела тишина!
Макс смотрит на меня глазами умирающего от несварения желудка спаниеля.
– Прости меня, Кир.
– Даже не надейся! – Я громко фыркаю. – Вернемся на корабль, пять дежурств на камбузе подряд твои.
– Четыре. – Макс кривит губы в усмешке, принимая правила игры.
– Шесть. И не советую спорить дальше, – говорю с угрозой.
– Пусть будет шесть, – соглашается Макс. – Но учти, все шесть дней я буду готовить перловку.
– Ну и скотина же ты, Макс! – Я восхищенно качаю головой.
Мы замолкаем и дружно приподнимаем головы. Причиной тому – противный скрип открывающегося люка и прямоугольник света на потолке, добавившийся к свету тусклой лампочки.
* * *
Когда вы сидите с другом за второй бутылкой настоящего кубинского рома, когда в зубах у вас отличная сигара, а разговор как раз перешел с обсуждения достоинств знакомых и малознакомых дам на решение проблем вселенской важности – в такие моменты вам не нужны незнакомые посетители.
Есть исключения, конечно… Но тот, что высветился на мониторе моего домофона, был не того пола. Невысокий, толстенький мужчина с аккуратной круглой лысиной и неприятной улыбочкой на тонких бескровных губах.
Я решил, что он, очевидно, ошибся адресом и крайне неприветливо осведомился, какого, собственно, черта ему надо.
– Я к вам по делу, господин Ковальски. – Моя грубость не стерла улыбку с лица незваного гостя, и голос его был липким как мед.
– Мне нет никакого дела до вашего дела, господин Не-знаю-кто, – отрезал я.
– Меня зовут Риксон.
– Я вас об этом не спрашивал. – Я поднес палец к кнопке, прерывающей связь.
Или Риксон заметил и правильно оценил мое движение, или просто обладал завидной интуицией, но он засуетился.
– Подождите, прошу вас! Прежде чем вы отключитесь, позвольте сказать всего два слова.
Я недовольно поморщился, но кнопку пока не нажал.
– Говорите и учтите, что я умею считать до двух.
– Пятьсот тысяч, – медленно и четко сказал Риксон.
Мой палец сменил дислокацию и нажал совсем другую кнопку.
– Видите ли, господа, – Риксон вертел между пальцами стаканчик с ромом, так и не рискнув пока пригубить, – я – коллекционер.
– Судя по названной вами цифре, вы коллекционируете деньги? – спросил Макс.
Гость с готовностью засмеялся жирным благодушным смешком.
– Нет, деньги я предпочитаю тратить на предметы своего собирательства. Я коллекционирую редкости, господа. Предпочтительно инопланетные редкости.
– Довольно распространенное хобби, не так ли? – нейтрально заметил я.
– Как сказать, дорогой господин Ковальски, как сказать… – Риксон опрокинул, наконец, стаканчик себе в рот и забегал пальцами над столом. Выбрал кусочек копченого мяса – Макс при этом поморщился, а я одобрительно усмехнулся. – Мои редкости немного особенные. Не хочу показаться хвастуном, но большая часть предметов моей коллекции находятся на Земле в единственном экземпляре.
– Как им одиноко, должно быть. – Я пожал плечами.
Моя ирония, как видно, задела Риксона за живое. Коллекционеры – народ вообще слегка помешанный. По себе знаю. Вот и мой гость, не переставая вроде бы улыбаться, хотя улыбка стала какой-то неестественной, заговорил малость резковато.
– Вы слышали когда-нибудь о жидком алмазе, господин Ковальски?
– Кто же не слышал? Только сказка это, думаю.
Все-таки я напрягся. Посмотрел внимательно на Риксона. Тот довольно кивнул.
– Могу с вами согласиться. Сказка, самая настоящая сказка. Однако если пожелаете, я продемонстрирую вам одну из этих сказок. В том случае, конечно, если вы примите мое предложение. Поверьте, вы будете одним из очень немногих людей на Земле.
– Забавно, – протянул я.
– В высшей степени. – Риксон энергично кивнул. – Но в моей коллекции есть вещи и более забавные. О некоторых из них девяносто девять процентов землян просто ничего не слышали.
– Ладно, господин Риксон, – вмешался Макс, хлопнув ладонью по столу. – Мы поняли, что вы – всем коллекционерам коллекционер. Что вы от нас хотите?
– Ну, думаю, о сути вы уже догадываетесь…
– Разумеется. Расскажите, какой каштан и из какого огня нам предстоит для вас достать.
Риксон вытащил из внутреннего кармана пиджака портативный терминал.
Поющие рыбы с Борлага как раз, наверное, относились к тем диковинкам, о которых слышал только один процент землян. Мы с Максом, по крайней мере, в этот процент не входили. Слушали и смотрели поэтому с большим интересом.
На вид – рыбки как рыбки. Симпатичные, с хорошего карпа размером. Самочки серебристые, самцы – тоже серебристые, но с продольной красной полосой. Это важно. Действительно поют. Высовывают рыльца свои из воды и тихонько так насвистывают. Зачем – я так и не понял. Так себе поют, кстати. Не соловьи.
Если бы не еще одно обстоятельство, не представляли бы они такого интереса для господина Риксона, ибо не являлись бы такой редкостью. В каждом зоопарке Земли, наверное, был бы маленький бассейн с такими рыбками. Может, и в ресторанах бы подавали, если бы сумели обезопасить человеческий организм от действия инопланетной органики.
Но поющие рыбы водились исключительно на Борлаге. Вовсе не потому, что не могли переносить инопланетных условий. Вода – она везде вода, а даже воздух на родине рыбок пригоден для дыхания человека.
Если кто пролистывал в детстве учебник истории, может быть, знает о священных кошках в Египте, коровах – в Индии и тому подобным извращениях. Так вот, все это – просто мелкий фетишизм по сравнению с культом поющих рыб на Борлаге.
Надо сказать, что рыбы эти живородящие, и за свою жизнь самки приносят два-три рыбенка, не больше. Могли бы, наверное, и вымереть при таком отношении к процессу размножения, если бы не туземцы.
Семнадцать Священных Озер – места обитания рыбок – были вычищены ими от любого источника опасности для предмета поклонения. Ни один абориген не позволит себе пальцем прикоснуться к поющей рыбе, возле каждого из озер расположено некое подобие монастыря или храма, где ревностные служители культа денно и нощно оберегают покой своего идола.
Стоит ли говорить, что эти самые монахи близко не подпускают инопланетных гостей к Священному Озеру. Записи, продемонстрированные нам Риксоном, были сделаны автоматическим зондом с высоты сто метров. Ниже бы ему спуститься не дали.
Над всем этим мы с Максом посмеялись, но недолго. Задача представлялась не то, чтобы трудной, а почти невыполнимой. Вопрос о том, возможно ли справиться с сотней гориллоподобных существ двухметрового роста, вряд ли стоит обсуждать всерьез, а о массовых убийствах и говорить нечего. Этим мы с Максом не занимаемся, что бы там ни говорили о нашей этике.
Я уже собрался было изложить все эти соображения Риксону, как инициативу в разговоре взял Макс.
– Сколько? – по-деловому кратко спросил он.
– Как я уже сказал, пятьсот тысяч кредитов за пару: самца и самку. Если вы сможете привезти только одну рыбку, это будет стоить сто тысяч. Тоже неплохие деньги, согласитесь.
Согласиться, конечно, можно было, но Макс, верный своей привычке, принялся таки спорить. Однако… и спорил он больше для проформы, в душе приняв уже предложенные условия, и Риксон вдруг оказался цепким и неуступчивым дельцом, но ни кредита больше Макс не выспорил.
Да и Бог с ним. Меня волновал немного другой вопрос. Когда мы закрыли дверь за нашим гостем, я немедленно повернулся к Максу.
– Ну? – спросил я.
– Что "ну"? – изобразив лицом полное непонимание, переспросил он.
– Рассказывай, что ты придумал.
– В смысле?
– Прекрати корчить из себя большего кретина, чем являешься! – Я потихоньку начинал свирепеть. – Как мы будем рыбачить на Борлаге?
– Понятия не имею! – Макс широко улыбнулся и пожал плечами с обезоруживающе невинным видом. – Я уверен, ты что-нибудь придумаешь.
Какие-то две-три секунды злость кипела во мне лавой извергающегося вулкана. А потом я с шумом выдохнул воздух вместе с парочкой ругательств и пошел на кухню, где у меня имелась в запасе еще одна непочатая бутылочка рома.
Ко всему привыкаешь. Даже к такому отвратительному природному явлению как Макс. Он всегда был стратегом, генератором гениальных идей… как-нибудь посоветую ему сделать операцию по уменьшению размеров этой гениальности. На мою же долю доставалась тактика, то есть воплощение идей в жизнь.
Сейчас Максу не нашлось работы – идея сама пришла к нам под видом маленького и немного сумасшедшего толстяка. Стоит ли удивляться, что Макс с легкостью взвалил вся тяжесть решения проблемы на мои плечи?
Как ни удивительно, Борлаг – планета не слишком отсталая. Электричество, промышленность, даже космические полеты. К пришельцам с иных планет местное население привыкло и относилось скорее равнодушно, чем настороженно. Галактический кредит имел хождение в качестве второй валюты. Достаточное количество аборигенов владели лингвой, чтобы несчастным космическим туристам не приходилось учить варварские местные наречия. Нормальный средний мир. Но все-таки в достаточной степени контролировать пограничный космос борлы еще не научились. Поэтому ночная посадка нашего маленького кораблика в пустынной местности на расстоянии десяти километров от Священного Озера осталась незамеченной.
Маскировать корабль мы не стали, рассчитывая закончить все этой же ночью и моментально рвать когти. На миниатюрном электрокаре мы преодолели большую часть пути, остановившись на невысоком плоскогорье. До озера оставалось метров триста, и ближе мы подбираться не рискнули. Впрочем, это было ненужно.
Макс все-таки попытался принять участие в разработке плана операции. Я верю, что он честно старался. Выслушав две его первые идеи о баллонах с сонным газом и удочке, забрасываемой непосредственно с борта космического корабля, зависшего над озером, я решил поберечь свою нервную систему и выставил Макса за дверь.
После недолгого размышления задача перестала казаться мне такой уж сложной. Через полчаса она была благополучно решена. Правда, это решение предусматривало некоторые капиталовложения, но по сравнению даже с минимальным гонораром они выглядели ничтожными.
Тот, кто сказал, что все гениальное просто, был чертовски прав. Если озеро тщательно охраняют извне, надо проникнуть в него изнутри. Буровой агрегат "Суперкрот", модернизированный лично мною, практически бесшумно вгрызся в плотный борлагский грунт. Направлял его путь Макс, спускаясь вслед за ним по гладкому коридору диаметром в полтора метра. Я замыкал процессию, двигаясь по большей части, прошу прощения за подробности, на пятой точке. Там, где Максу пришлось всего-навсего наклониться, я был вынужден свернуться в три или даже четыре погибели.
"Крот" двигался со скоростью приблизительно пятнадцать-двадцать метров в минуту, перед глазами Макса находился экран, показывающий наше местоположение относительно озера, на моем запястье – тоже экран, но транслирующий картинку с зонда, висящего над озером. Караулы не спали, но никакого беспокойства проявлять пока не собирались.
Когда до озерного дна оставалось десять метров, мы нацепили маски, к которым были подведены шланги аквалангов. Еще несколько шагов, и навстречу мощным потоком хлынула вода. Мы вцепились руками в тяжелого "Крота", дожидаясь, пока давление не выровняется.
Это был первый опасный момент. Я тщательно рассчитал траекторию нашего подкопа, и уровень воды в озере должен был понизиться столь ничтожно, что заметить это практически невозможно. Однако без некоторого волнения на водной поверхности никак не обойтись. Разумеется, нужно обладать недюжинной смекалкой, чтобы связать его с подземными диверсантами. Я поставил на то, что среди борлов-монахов таких умников не найдется.
Моя надежда оправдалась. Экран на моей руке показывал все ту же спокойную картину. Охранники бдили, но не собирались нырять в воду при каждом появлении ряби на поверхности озера.
Тогда мы приступили непосредственно к рыбалке. Нашим вооружением были приборы ночного видения под водой и рыболовные сачки последней конструкции. Как оказалось, навыков в этом виде спорта у нас с Максом недостаточно. Рыбы проплывали в каком-то метре от нас, но легко и непринужденно избегали наши ловушки. Мне даже показалось, что они смотрели на нас с издевкой.
И все-таки именно человек является венцом природы, а не какая-то там рыба, даже поющая. Через сорок минут один красавец-самец заплыл-таки в мой сачок. Возможно, он страдал близорукостью или же излишним любопытством.
Я показал добычу Максу и подал знак к возвращению. Он в ответ только упрямо покачал головой. Я покрутил пальцами у виска. Он отмахнулся и продолжил охоту. У меня было два принципиальных выхода: хватать Макса за шкирку и волочь его отсюда силой или плюнуть и продолжить ловить рыбку.
Поразмыслив и обозвав мысленно своего напарника некоторыми словами, которые он заслуживал, я избрал компромиссный вариант. Решил отвести еще двадцать минут на попытку поймать самку, а по их истечению уже уносить из этого озера наши с Максом задницы.
Увы, судьба не удосужилась подарить нам эти несчастные двадцать минут. Всему виной чертовы поющие рыбы. Устроили ли они перекличку и, недосчитавшись личного состава, подняли тревогу или сработал какой-то животный инстинкт, но эти твари всплыли на поверхность и начали петь.
Мы бы не услышали этого из-под воды, но на нашем зонде была установлена отличная звукозаписывающая аппаратура. Сразу два десятка рыбьих морд высунулись из воды и затянули какую-то тоскливую мелодию.
Они никогда не поют хором.
Они никогда не поют по ночам.
Я знал это и моментально кинулся к Максу. Я в то время находился неподалеку от нашего лаза, а вот Макс – почти на самой середине озера. Но как бы быстро я не двигался, моя скорость была ничтожно малой по сравнению с сумасшедшим темпом мигом оказавшихся в воде борлов.
Несмотря на внешнее сходство с земными гориллами, туземцы были амфибиями. Не знаю, сумели бы они потягаться в скорости с подводными лодками, но Кирилл Ковальски явно не был им конкурентом в подводном плавании. Я не преодолел и пяти метров, как Макса облепила куча мускулистых лоснящихся тел. Меня они пока не замечали.
Барлог не имел луны, однако, я мысленно все же повыл на нее хорошенько, прежде чем кинуться в эту кучу.