- Ах, да, с морским делом ему пришлось познакомиться под Гибралтаром.
- Надо отдать должное Потемкину - он берет только первосортный товар и не скупится на цены.
- По-видимому, не обошлось без принца в организации водного кортежа, который ждет нас на Днепре.
- Восемьдесят, как говорят, дивно разукрашенных барж и галер? Может быть. Но надо отдать должное русским: у них есть практика сооружения флота на сухом месте, как поступал и сам великий Петр и даже, по рассказу Потемкина, еще его отец, царь Алексей.
- То есть задержка в Киеве неминуема. Но как отнесется к подобному препятствию ее императорское величество? Это может вызвать ее справедливый гнев.
- Полноте, Дюран! Вы до сих пор не разобрались в характере русской императрицы. Ей совершенно не присущи капризы, но в полной мере расчетливость и здравый смысл. Она наверняка знает или догадывается о всех замыслах Потемкина. Их отношения очень доверительны. Не случайно императрица зовет князя "папа".
- Из-за их общего ребенка, я так полагаю.
- Этой девочки Темкиной, о которой оба и не думают заботиться? Конечно, нет. Они оба не сентиментальны. К тому же императрица не испытывает к Потемкину и сотой доли той слезливой нежности, которой она так щедро дарит нынешнего фаворита.
- Бабушка и любимый внук!
- Никогда не произносите вслух ничего подобного, Дюран. Это может положить печальный конец нашей миссии. Каким бы мужским умом ни обладала императрица, на этом пункте она теряет объективность. Если в европейских странах за пренебрежение к действующим фаворитам могут грозить немилость и ссылка, то в России для верноподданных, во всяком случае, и Сибирь, и даже казнь.
- А что это за разговоры об одинаковых туалетах, которые якобы императрица велела сшить для себя и господина Мамонова?
- Ах, они дошли до вас. Вот вы и сами видите, как обстоят дела. Потемкин мне признался, что это была его идея, подсказанная им императрице, - одинаковые шубы из темно-синего бархата с отделкой из соболей. Князь сумел внушить императрице, что при таком одеянии разница в возрасте не бросается в глаза, о чем императрица все же очень заботится. Господин Мамонов не в восторге. Ему действительно не к лицу этот наряд, но воля монархини священна.
- Ну и помыслы у князя!
- Вообразите, он этим не ограничился и подсказал еще одну идею, чрезвычайно понравившуюся императрице: написать парные портреты ее и фаворита.
- Парные? Но такое не принято. Тем более при русском дворе.
- Какое это имеет значение. Главное было найти своего мастера, которому можно очень подробно объяснить свой замысел: императрица и фаворит должны выглядеть ровесниками. Или точнее - почти ровесниками.
- И кто же исполнитель? Любой портретист в Петербурге…
- Никакого Петербурга, и никакого заграничного мастера. Потемкин отыскал едва ли не крепостного художника, который будет развлекать императрицу своими сеансами в Киеве. Его имя Михаил Шибанов, и он достаточно хорош для подобной задачи. Так говорят.
Император Иосиф II о Екатерине II.
Страшная нравственная испорченность людей, стоявших у власти, не дает возможности ничего сделать для блага подданных. Об усердии, честности и добросовестности в управлении делами нечего было и думать; каждый старался выжиманиями с подчиненных добыть средства, чтобы умилостивить начальство. Поэтому недовольство было общее, и поэтому императрица, как она ни скрывала это, страшилась взрыва. Она боялась всех - боялась даже собственного сына.
Киев. Екатерина II и А. М. Дмитриев-Мамонов.
- Друг мой, вас пришлось искать.
- Виноват, государыня. Но мне и в голову не пришло, что я могу вам понадобиться в час, когда вы занимаетесь делами политическими.
- Как раз напротив. Я давно вынашиваю мысль, чтобы привлечь вас к ним. И пожалуйста, не ищите отговорок. Политика - основное поле деятельности венценосцев, а следовательно, и их непосредственных помощников. Вы отлично знаете, как мало в моем окружении людей, на которых я могла бы со спокойным сердцем положиться. Между тем задачи нынешней поездки совсем особые и было бы непростительно с ними не справиться.
- Вряд ли у меня есть необходимые способности.
- А у кого они определяются заранее - до того, как человек испробует себя в деле? Поэтому постарайтесь преодолеть скучающую мину и приготовьтесь к лекции, которую я собираюсь вам прочесть.
- Вы хотите, ваше величество, проэкзаменовать меня?
- На первых порах я ничего не хочу. Просто преподать вам урок и посмотреть, как вы сумеете воспользоваться им на деле. Давайте начнем с польского короля. Вы присутствовали только на официальной части моей встречи с ним в Каневе. Кстати сказать, до чего же убогий городишко! Этот местный, киевский предводитель дворянства Капнист куда более занят своими бездарными виршами, чей непосредственными обязанностями. И знаете, меня всегда забавляет, как эти рабовладельцы хлопочут о деле избавления от рабства! Эдакая форма политического кокетства, которая когда-нибудь сыграет с ними самими очень злую шутку.
- Господин Капнист сочинитель? Он показался мне прелюбезнейшим человеком.
- Не сомневаюсь. Его стать на это. Молод. Красив. Ловок. Носится со своей любовью к жене и дружбой с архитектором Николаем Львовым, не замечая, как прочно оба стоят на земле и как расчетливо подходят к жизни. Первая его ода, которую сочинил он семнадцати лет отроду, им самим была названа преглупою, но тем не менее в одном из журналов напечатана. Но достаточно было мне прикрепить крестьян к помещичьим землям в здешних наместничествах - Киевском, Черниговском и Новгород-Северском, как он разразился негодующей "Одой на рабство".
- Я читал ее.
- Ах, даже так!
- Она ходила в списках среди молодых офицеров. И - многие с ней соглашалися.
- Прошу! А когда в прошлом году я подписала указ, предписывающий именоваться в прошениях "верноподданными" вместо "рабов", Капнист разразился не менее поучительной одой "На истребление в России звания раба". И это в то время, когда он уже был избран киевским предводителем дворянства!
- Но что же в этом дурного, государыня? Он воспевает все ваши действия.
- Воспевает? Он желает руководить императрицей, поучать ее. Вольность - ты думаешь зря он жонглирует этим словом? Я не говорю "понятием" - толку в понятии он вообще не имеет. Он что, был у тебя? Мне никто не докладывал.
- Это я был у него, ваше величество.
- Час от часу не легче! Но об этом позже, а сейчас о Станиславе Понятовском. Вот это и впрямь кавалер, на которого засмотреться можно. Стареет, конечно. С последней нашей встречи много потерял в своей былой ловкости и остроумии. Поустал, видно, от сплошных плясок да пиров своего двора. Опять же в метрессах запутался. В Польше каждая аристократка за честь почитает на ложе королевском оказаться и, говорили, не разочаровывается в своих самых смелых ожиданиях. Во всяком случае, прежде это так и было.
- Ваше величество, он обожает вас!
- Разве что по старой памяти. Я очень обманулась в нем. Он не сумел стать достойным королем Польши. Раздел Польши в 1772-м был неизбежен, но он даже ничего ему не противопоставил.
- Не захотел?
- Скорее поленился. Вот и сейчас мне нужна его поддержка в будущей кампании турецкой, хотя полагаться на армию польскую не могу.
- Ваша встреча в Каневе была такой сердечной.
- Друг мой, я начала с тобой уроки дипломатии с тем, чтобы в первую очередь объяснить: в ней не бывает личных чувств. И не должно быть. Невольных симпатий к людям следует опасаться куда больше, чем рождающейся неприязни. Человеческие эмоции не должны тревожить монарха, иначе он заранее обречен на неудачу. Трон и человечность, о которой ты любишь толковать, несовместимы.
- Это оправдывается тем, что монарх заботится о целом народе, о множестве людей и видит перед глазами их беды.
- Ты любишь театр, мой друг?
- Обожаю!
- Но тогда ты должен знать: большой актер выходит к рампе и не видит ни обращенных на него глаз, ни отдельных зрителей и с блеском играет свою роль. Ничтожный актеришка ищет сочувствующие глаза, старается рассмотреть каждого зрителя и - проваливает свою роль. Монархи могут действовать только по такому принципу. Так вот, встреча с Понятовским к чему-то его обяжет, а главное - даст понять строптивой шляхте, что за спиной теперь уже ненавидимого ими короля могучая русская десница. Это послужит отрезвлению самых шалых голов.
- Зато его императорское величество Иосиф - это, по вашему счету, государыня, настоящий монарх.
- Ты так думаешь? Несомненно в большей степени, чем Понятовский. Впрочем, он сын римского императора. Его готовили к роли государя. Он долгое время был соправителем своей матери, знаменитой Марии-Терезии, и только семь лет назад избавился от ее слишком плотной и навязчивой опеки. Но и при матери это он определил двусмысленную роль Австрии в разделе Польши и измену туркам в 1774 году. Он высокообразованный человек, не чуждый идеям просветительства, но не рискнувший встретиться с Вольтером, хотя такая возможность и была. Он издал указ о веротерпимости, но народное образование поставил под жесточайший контроль государства. Он отменил крепостное право в Богемии, но счел возможным вмешиваться во все мелочи личной жизни своих подданных, вплоть до ношения корсетов.
- Но это же недостойно монарха в наше время, во всяком случае!
- Может быть, может быть. Но это его дело. Хуже, что император Иосиф постоянно запутывается в международных делах. Его позиция, пожалуй, еще ни разу не оправдала себя.
- Зачем же он вам в таком случае, ваше величество? А ведь вы виделись с ним в Смоленске и теперь здесь, на Днепре.
- Да, друг мой, именно он заложил вместе со мной первый камень в основание города Екатеринослава и посетил Херсон, вернее - кораблестроительные херсонские верфи. Камень - чистейшая символика, но будущий флот несомненно произвел на него должное впечатление. Ведь вся его нынешняя ставка - на раздел Турции. С помощью России. Никакой другой вариант попросту невозможен. Поэтому именно он будет верным союзником в назревающих событиях. К тому же и народу, и свите полезно присутствовать при встречах монархов, какие бы недомолвки и разногласия между ними не стояли. Разве тебе не понравилась церемония встречи? Надо отдать должное Потемкину: он и в этом оказался выше всякой похвалы.
- Церемония была великолепна. Но мне передавали, что император обменивался со своими приближенными не всегда восторженными впечатлениями.
- Лишнее доказательство, что Иосиф не дурак. Недоделок множество, театральных декораций тем более. Ему ли не знать, как все это делается к приезду монарха? Но главное - размах и то, что Россия, русская армия ему нужны как воздух.
Павел же предался любовным восторгам. Нелидова вскружила ему голову, он ни о чем уже не думал, как о ней, замуравился в Гатчине. Прекратились все съезды к его двору, одна Нелидова составляла его забавы и удаляла от взора великого князя всякое лицо для нее опасное, а ей страшны были все женщины вообще, потому что ее дурнее во всех частях найти было нельзя в целом городе. Это удалило многих от двора их высочеств, и мы почти перестали к ним ездить.
На пробах [репетициях любительских спектаклей] наших нечему было учиться. Шум один и споры их начинали и оканчивали; всякой заправлял и никто никого слушаться не хотел; к тому же совместничество препятствовало доброму согласию между нами. Гатчинские жители составляли свою партию, а мы, петербургские, свою, и оттого усилия наши часто не имели полного успеха.
И. М. Долгоруков. "Капище моего сердца" 1787–1788.
Харьков. Граф де Сегюр и Дюран, его секретарь.
- Дюран! На этот раз вам придется поторопиться. Мне нужна бумага, письменные принадлежности и ваше присутствие. Отчет в Париж должен уйти сегодня же.
- Я предполагал, вы задержитесь у князя Потемкина по крайней мере на обед.
- Дело сделано, и необходимости в китайских церемониях больше нет.
- Но князь, не сомневаюсь, достойно принял французского посланника.
- Преотлично. Вообрази, меня провели к нему тотчас же. Он, по своему обыкновению, лежал, раскинувшись на софе, закутавшись в меховой то ли халат немыслимого покроя, то ли попросту в шубу.
- Но ведь давно уже наступила жара.
- Для князя это одна из форм сибаритства. Говорят, что также ведут себя и его метрессы-племянницы. Особенно красавица Варвара Васильевна иначе как в соболевой шубе на нагое тело дядюшку не принимает.
- В этом есть действительно что-то от восточной роскоши!
- В окружении малороссийских мазанок и крытых соломой хат. Не знаю как племянницы, но дядюшка был непричесан, с взлохмаченными волосами и открытой, притом достаточно морщинистой шеей. И еще - в туфлях на босу ногу, которые он любит подбрасывать и ловить в ходе разговора.
- И это при посланнике французского короля?
- При всех. И так как подобное поведение не вызывает ни у кого ни обиды, ни негодования, я решился не нарушать общей гармонии. К тому же по сравнению со всем остальным обществом у меня есть огромное преимущество: мне дано право садиться непосредственно на софу, рядом с отдыхающим сатрапом, и здороваться с ним, целуясь щека в щеку. Ты же слышал, подобной фамильярности он не допускает ни с кем, кроме графа де Сегюра. Остальным дозволено просто раскланиваться или прикладываться к ручке. Последнее для самых усердных и искательных.
- Мой Бог, какое счастье, что мы живем в цивилизованной стране!
- Все имеет свои плюсы и свои минусы, Дюран. Скажу только, князь пребывал в превосходнейшем расположении духа. Он даже соизволил показать мне собственноручную записку ее величества императрицы, ему адресованную. Я постарался по памяти записать ее содержание - оно слишком примечательно для внутреннего расклада сил в здешнем государстве. Так вот, нечто вроде того, что "между мною и тобою, мой друг, дело в кратких словах: ты мне служишь, а я признательна; врагам своим ты ударил по пальцам".
- Значит, все эти не слишком тщательно пригнанные и не всегда удачно расставленные декорации сделали свое дело. Они удовлетворили императрицу.
- Как видишь. Князь даже откровенно пожаловался мне, какие расходы ему еще придется в будущем нести. Художники, которые писали декорации, не должны возвращаться в Петербург. Их рассказы могут испортить сложившееся впечатление. Князь решил платить им хорошее жалованье безо всякой работы с их стороны, лишь бы они остались в здешних местах по крайней мере на ближайшие годы. В дальнейшем правда потеряет свой смысл, как это всегда и бывает.
- Вы будете обо всем этом писать в Париж?
- Зачем? Занавес упал. Пьеса доиграна. Гораздо важнее те письма нашей королевы, которые изволил мне показать князь. Написаны они были непосредственно после путешествия русского наследника по Европе с супругой.
- Вояж графа и графини Северных?
- Вот именно. Собственно писем было два. Одно, связанное с очаровательным туалетным столиком, выполненным на королевской мануфактуре для наследной принцессы. Но вот другое - оно привело меня в полное замешательство.
- Письмо Марии Антуанетты?
- Собственноручное и с выражением самых пылких чувств дружбы и поддержки наследной чете. Имея в виду, что Великая Екатерина ни тогда, ни теперь не выражает желания уступать престола сыну и невестке, это письмо способно резко обострить отношения дворов. Могу прочесть тебе несколько строк - они говорят сами за себя. "Вы оставили здесь незыблемую о себе память, и мы можем поздравить русское государство с надеждой видеть Вас когда-нибудь на троне; надеюсь, что мне удастся это доказать. В Вашей личности есть что-то милое и дружелюбное, что будет благом Вашей стране, а познания великого князя сделают его совершенством на троне". Как вам нравится такая неосмотрительность? Подобное письмо в руках Великой Екатерины - и я могу считать свою посланническую миссию раз и навсегда законченной.
- И это рядом с речью архиепископа Могилевского!
- Вот именно. Если не ошибаюсь, Георгия Конисского: "Оставим астрономам доказывать, что земля вокруг солнца обращается: наше солнце вокруг вас ходит".
- Как вы правы, граф! Господину министру следует любым способом внушить королеве принципы большей осторожности и сдержанности. Да и вообще откуда такая пылкая дружба?
- Тем более, что сегодня королева может не вспомнить своих давних слов, а кстати, и русской принцессы.
- Ну, а как вы оцениваете общий результат путешествия в Тавриду? У Потемкина есть какие-нибудь прогнозы?
- Один и совершенно категорический: война с турками, в которой он сам намеревается принять участие. У меня сложилось впечатление, что в глубине души он все же надеялся на возвращение во дворец. И кто знает, не состоялось ли бы оно, если бы не все возрастающая привязанность императрицы к молодому фавориту. Похоже, что она готовит ему одну из главных государственных должностей. Тогда выходит, что князь просчитался.
- Зато фаворит стал выигрывать, и как! Для Мамонова крымская поездка - это пожалование в премьер-майоры Преображенского полка.
- Чин камергера.
- И корнета Кавалергардского корпуса. Храповицкий уверяет, что если так дальше пойдет, нам надо будет его поздравлять с чином генерал-адъютанта. Государыня призналась своему помощнику, что Мамонов верный друг и что она имеет неопровержимые доказательства его скромности.
- Мне остается повторить: такого хода событий князь Потемкин никак не мог ожидать, тем более в перспективе чудес, сотворенных им в Новороссии. Материальные вознаграждения давно перестали князя волновать, а так получается, что за все заслуги он получил одну-единственную награду - приставку к фамилии "Таврический". Отныне князь Потемкин-Таврический.
Петербург. Зимний дворец. Екатерина и Дмитриев-Мамонов А. М.
- Государыня! Это правда? Война? Война с турками?
- Что же вас так поразило, мой друг? Откуда столько ажитации? Война с Портой стала частью нашей государственной жизни.
- Но ведь мы только что вернулись из тех мест. Такая поездка! Такой триумф! Разве не был он гарантией мира?
- Ни в коей мере, мой друг. Я склоняюсь к тому, что именно наша с вами поездка в чем-то и спровоцировала начало военных действий. Князь Таврический явно перестарался и напугал турок своими декорациями. Во всяком случае они находились от них дальше и потому поверили в большей степени, чем мы с вами.
- Но ваш кортеж, государыня, вернулся в Петербург только в июне, а сейчас всего лишь август.
- Если бы вы больше интересовались историей, то не были бы так удивлены. Сочетание звезд в августе явно способствует началу войн.
- Я поражен вашим спокойствием, ваше величество!
- Что же остается мне делать? Итак, 13 августа война была объявлена. Спустя неделю турецкая флотилия атаковала два наших судна и вынудила их уйти от Кинбурна в лиман. Плохо. Но по счастью, обороной Кинбурна руководит Суворов-младший, и я уверена - любую осаду он выдержит.
- Что значит - младший?