С тех пор пришлось отвечать на множество вопросов. Отделились ли ТВЭЛы от "Космоса-1900"? Как назвать дочку? Как прокормить семью без зарплаты? Как уволиться по ОШМ? Какой камень выбрать для надгробия на могилу родителей?
Но на всю жизнь в память врезан вопрос сопливого, косоглазого мальчишки
КЕБ Олежка
Утро на коммутаторе выдалось какое-то бешеное. Почти сразу после развода всем приспичило куда-то звонить. Причём, по таким позывным, что у меня ум за разум заходил при попытках вспомнить схему связи.
Неожиданно всё прекратилось. Не веря своему счастью, я достал "Астру", закурил и налил в банку воды из канистры для кофе. Курить на коммутаторе вообще-то было запрещено, но при высокой нагрузке на телефониста на это дело закрывали глаза.
Солдатским чутьём уловив какое-то шебуршание за дверью, я повернулся. Дверь медленно отворилась, и в комнату вошло нечто… Передо мной стоял незнакомый солдат. Ростом 185, примерно 44 размера в плечах, наверное, 42 в талии и одетый, конечно же, размера на четыре больше. Кроме этого, при движении он выворачивался так, что казалось, будто он просто переламывается. А если посмотреть на него сбоку, то по всему выходило, что солдат какой-то двумерный. У него были высота и ширина, но отсутствовала толщина.
– Бляяяяя… – только и смог я выговорить.
Следом за ним зашёл начальник штаба.
– Так. Это ваш новый боец. Переведён в наш батальон. Зови "замка" или Палыча. Пусть оформляют, как полагается. Кстати, где Палыч?
– Недавно вышел. На территории где-то.
– Знаю я, как он на территории. Или спирт в санчасти пьёт, или за грибами пошёл.
– Не, товарищ капитан. Он до 18.00 ни-ни…
– Ну ладно. Я пошёл.
***
Палыч – это наш командир взвода. Уже, можно сказать, дембель. На пенсию ему через года полтора. Отличный специалист, максимум чего достиг – звания старшего лейтенанта. Просто когда ему в очередной раз присваивали капитана, он это дело отмечал с таким размахом, что через пару дней его снова делали старлеем. А капитана ему пытались дать раз 5-6.
***
– Олег, – протянул мне тонкую и длинную руку новичок и уставился на меня огромными, грустными глазами. Не надо было смотреть в его личное дело, чтобы определить его национальность. Передо мной стоял чистокровный еврей.
– Костя, – ответил я. В этот момент снова заверещал коммутатор.
– Включи кипятильник. Чай, кофе, сахар в шкафу. Перекусить там тоже есть.
И я сразу же забыл о нем.
***
На следующий день мы думали, куда пристроить Олежку. Как-то сразу получилось так, что все стали звать его таким уменьшительным именем.
Дел у нашего взвода было невпроворот. Поэтому первое, на что решили его направить, была линия. Аккурат мне и была предложена "почётная" обязанность научить Олежку лазить по столбам. Благо, неподалёку от части здорово провис наш кабель.
Взяв когти, телефон и нехитрый инструмент, мы вдвоём вышли за ворота. Добравшись до нужного столба, я стал показывать Олежке, как надевать когти. Затем, подойдя к столбу, показал, как на него надо залезать. Сначала как обычно, когда создаётся впечатление, будто идёт себе человек по горизонтали, а потом вдруг начинает идти по вертикали. А затем медленно, чтобы показать, как и чем цепляться. Олежка вроде все понял.
Понять не значит сделать. Обхватив столб, Олежка поставил на него одну ногу, затем вторую. Чуть не упав, перехватился руками и подтянул ноги. Далее чуть подумал и снова переставил ноги выше. И ещё раз. Но руками не перехватывался. Он застыл на высоте примерно метра в причудливой позе: руки держат столб, ноги почти прижаты к рукам, тощая задница свисает вниз. В такой позе обалдевшего лемура он провисел несколько секунд, затем посмотрел на меня глазами, в которых отражалась вековая скорбь всего еврейского народа, и обречённо рухнул вниз. Ему элементарно не хватило сил подтянуться.
Таким образом, мы перепробовали на Олежке все направления деятельности нашего взвода. Единственное, что он мог отлично делать, это дежурить на коммутаторе. Но при его дежурстве из-за его манеры разговаривать ничего не могли делать офицеры штаба. А после одного случая ему вообще запретили садиться за пульт на срок дольше получаса и только на подмену.
А дело было так. Звонок командира части. За коммутатором Олежка.
– Соедини меня с командиром четвертой роты.
– А таки нет его на месте. Вышел куда-то.
– Найди его.
– Не, товарищ майор, дел много. Давайте я вам замполита дам?
Опешивший от такой наглости комбат, не нашёл ничего другого, как спросить:
– А зачем мне замполит???
– А зачем вам командир четвертой роты? – не менее резонно заметил Олежка.
ТА-57– хороший телефон. Он отлично выдержал бросок в сейф. А комбат с тех пор начал скрежетать зубами, услышав жмеринский акцент.
***
Как ни странно, Олежка сам себе нашёл дело. За нашим взводом числилась уборка территории. Как-то мы разбежались по делам ещё с развода, и Олежка остался один убираться на территории. К вечеру приштабную территорию было не узнать. Олежке самому это дело так понравилось, что на следующий день трава была аккуратно пострижена, ещё через день пострижены кусты, потом побелен бордюр. За такую красоту комбат простил Олежке его национальные особенности и даже стал втихаря снабжать того сигаретами.
Олежка от нечего делать даже сделал симпатичную клумбу из цветов, которые накопал в лесу и посадил выкопанные там же ёлочки.
Целый день его можно было видеть с метлой, ножницами или лейкой. А территория просто преобразилась. Казалось, что человек нашёл своё место.
***
Беда пришла, как всегда, неожиданно. Мне позвонил знакомый из штаба бригады и сообщил, что нач. связи бригады собрался на днях проверить нашу работу ключом на Р-102. Это был удар под дых…
Дело в том, что этой станцией мы пользовались только в качестве приёмника и иногда как телеграфной станцией. Работать ключом никто из нас не умел. Было понятно, что за такой пробел в связи нам несдобровать…
Несколько дней мы мучительно пытались освоить азбуку Морзе, сидя в классе ЗОМП в окружении муляжей, показывающих, что бывает при поражении теми или иными веществами. Но всем нам было понятно, что ничего толкового не получится. Проблема была не в том, чтобы передать, а в том, чтобы принять…
В назначенный день все мы, включая ком. взвода и нач. штаба, набились в радиостанцию. Грустно глядя на выключенную пока панель, нач. штаба спросил:
– Ну, кто упадёт на амбразуру?
Желающих не нашлось. В самой глубине около двери стоял Олежка, также грустно глядя на станцию. Время приближалось. Неожиданно Олежка тихо произнёс
– Можно я тогда, раз никто не хочет?
Палыч, ком. взвода, только махнул рукой, проглотив обычное выражение про то, кого и где можно.
Олежка сел на сиденье, как обычно скрючив своё худющее тело, и стал разглядывать станцию.
Неожиданно я понял, что он смотрит на неё не с точки зрения "с чего бы начать", а смотрит как на старого знакомого, что он когда-то её видел и знает её отлично. А сейчас он просто здоровается с техникой.
Олежка повернулся и спросил:
– А где журнал связи?
– А что это за журнал?
– Ну… туда записывается время начала и окончания сеанса и ещё всякая ерунда.
– Да хрен знает. Может, в ящиках. Посмотри.
Олежка достал журнал и обратился к нач. штаба:
– Его нужно пронумеровать и прошить.
– Зачем?
– Так положено.
Олежка отложил журнал, пару раз щёлкнул ключом и быстрыми, точными движениями включил станцию.
– Пусть прогреется. Дайте кто-нибудь ручку…
В назначенное время запищала морзянка. Олежка взялся за ключ, ответил, дал настройку и сделал первую запись в журнале.
В этот момент мы поняли, что эту проверку наш взвод пройдёт.
Олежка пододвинул к себе лист бумаги, и тут началась передача. Лично я не смог разобрать ни одного символа, а Олежка, подперев голову рукой строчил на бумаге странные знаки. Как потом оказалось, он просто стенографировал…
Передача закончилась, Олежка переписал всё на нормальный язык и протянул лист нач. штаба.
– Это вам. Только тут бред какой-то…
НШ взглянул на лист и взялся за телефон:
– Кодировщика, быстро!
Через несколько минут вернулся кодировщик:
– Товарищ капитан, это условный текст, на него надо ответить вот это. И протянул НШ другой лист бумаги.
– А тот я во входящие занёс…
– Хорошо. – НШ протянул принесённый текст Олежке.
– Передавай вот это.
То, что произошло дальше, никто не ожидал. Выйдя на связь, Олежка начал передачу…
Звук ключа слился в сплошной какой-то гул, неонка, прикреплённая на фидере под самым потолком, не мигала в такт ключу, как обычно, а светилась ярким, ровным светом. Самым интересным было то, что при такой скорости передача была чётко структурирована.
Выпулив текст за какие-то секунды, Олежка стал ждать ответ.
– RPT.
– Хм… – сказал Олежка и повторил медленнее.
– RPT.
Ещё медленнее…
– RPT.
Ещё медленнее передавал Олежка…
В конце концов, после очередного повтора, дождавшись нового RPT, Олежка чётко и внятно передал– DLB и сообщил о закрытии связи. Этот DLB мы все приняли "на ура" и откровенно заржали. Было понятно, что Олежка превосходит, и ещё как превосходит, любого связиста штаба бригады.
Тут зазвонил телефон. Стоящий рядом НШ снял трубку и чуть не отбросил её в сторону – из трубки лился сплошным потоком отборнейший мат!
Дождавшись паузы, НШ вежливо поинтересовался, с кем он говорит. После очередных порций матюков выяснилось, что это начальник связи бригады.
– А я начальник штаба, капитан ххх. И я буду требовать собрания суда офицерской чести, так как вы посмели меня не только оскорбить, но оскорбить в присутствии моих подчинённых. Но сначала я напишу на вас рапорт в политотдел корпуса. На том конце провода стали мямлить что-то неразборчивое.
Как выяснилось, начальник связи бригады решил лично размяться – он считался большим специалистом по ключу. Поэтому он сильно удивился, когда Олежка с первого раза принял всё, что он передал, и совсем обалдел, когда сам перестал успевать за Олежкой. Сильно краснея, он передавал просьбу о повторе. А уж когда услышал мнение далёкого абонента о своих способностях и такое бесцеремонное закрытие связи, просто чуть не сошёл с ума…
Мы стали потихоньку расходиться. Олежка выключил станцию и побрёл к выходу.
– А куда это вы, товарищ ефрейтор? – спросил НШ.
– Я там подмести до конца не успел. И я не ефрейтор…
– Уже ефрейтор. И это,– НШ обвёл рукой вокруг,– твой пост. Это. Твоя. Радиостанция. А уж кому подметать, мы всегда найдём…
Олежка обалдело огляделся и ответил:
– Ну, я тогда пойду, журнал прошью…
***
PS. Всё было очень просто. Олежкин дед был коротковолновиком. Много раз его с рацией забрасывали в тыл врага во время войны. Отец тоже стал коротковолновиком. Поэтому Олежка всю эту технику видел сызмальства. Писать и работать ключом он начал буквально одновременно. Выступал на каких-то соревнованиях, что-то успешно завоёвывал.
В последующем он неоднократно нас выручал, умудряясь выходить на связь из таких мест, где связи и быть не могло.
При этом, не имея специального образования, ни разу не слышав ни об Остроградском, ни о Гауссе, ни тем более, о роторах и дивергенциях, он буквально чувствовал радиосвязь.
А то, что он никому не говорил о своих знаниях, он объяснил просто: так вы же не спрашивали…
КЕБ Ко Дню Победы
Эту историю я услышал от совсем древней бабки в глухой подмосковной деревне, у которой мы как-то остановились переночевать. Естественно, я ничего тогда не записывал, и это пересказ её рассказа на память. У рассказа есть очень грустное продолжение, и я даже не знаю, стоит ли его публиковать…
В те далёкие времена она жила в одной избе со своей подружкой, о которой этот рассказ.
Ей тогда было 22 года. Зимой 41-го года в деревне появились немцы. Нет, сначала куда-то исчезло руководство колхоза, а затем появились немцы.
Появились они как-то буднично. Быстро обыскали деревню, а затем объявили, что они здесь останутся, и местным жителям надо будет их кормить и обстирывать.
Собственно, на этом все различия в прошлой и настоящей жизни закончились. Однако продуктов в деревне оставалось всё меньше, а немцы продолжали хотеть кушать всё также. А если на столе не было привычных блюд, то командир местного гарнизона делал удивлённые глаза и что-то гневно говорил на немецком.
Зимой темнеет рано. Как-то она вышла за водой. Набирая воду из колодца, ей показалось, что в глазах у неё что-то не так. Протерев глаза, она обнаружила, что в поле между деревней и лесом едва заметно шевелятся сугробы. Она ещё протёрла глаза и поняла, что это бойцы Красной армии в маскхалатах передвигаются ползком по полю в сторону деревни. Им оставалось около полукилометра.
Скажите, что сделает в такой ситуации нормальная русская баба? Правильно. Она приготовит на стол.
Принеся воду, она принялась готовить всяческую стряпню, ибо бойцы должны были появиться с минуты на минуту.
– О! – сказал сидящий за столом немец.
– Праздник?
– А ну, кыш! Не для вас готовлю! – ответила она.
– А для кого? – резонно спросил немец.
– Сейчас узнаете…
Немцы недоумённо переглянулись и только накатили по стопке, как началась стрельба.
Собственно, весь бой уложился в несколько минут. Во дворе раздался одиночный выстрел, и в избу зашли несколько человек в маскхалатах.
– Здравствуйте! Прошу к столу. Уже всё готово!
– Спасибо, дочка. Но нам не до посиделок. Нужно успеть в соседние деревни, пока их не сожгли.
– Ну, может, хоть по маленькой? Зря я, что ль, готовила-то?
– Э, нет. Нам пора. Деревню проверим и уйдём. Скоро придут регулярные части. Они отловят разбежавшихся по лесам немцев. А пока смотрите в оба, всякое может быть.
– Тогда я пойду с вами!
– Ты что дочка, сдурела?
– Всё равно пойду!
– Хм…
– Санитаркой будешь?
– Буду!
– Сержант! Подберите ей оружие из трофейного, передайте санитарную сумку. У тебя, дочка, 10 минут на сборы, ждать не будем.
– Поняла.
Она вернулась домой в 44-м, беременной. Восстановился колхоз, она родила прекрасную дочку. Многие мужики косились на молодую, красивую, одинокую мамашу, но никто так и не осмелился к ней подойти. Хотя бы потому, что в глазах молодой мамаши время от времени мелькало такое, что наводило ужас на мужиков, вернувшихся из эвакуации.
Выросла дочь. Она дождалась внука. Сидя на скамейке со своими товарками, она, снисходительно улыбаясь, смотрела как мальчишки играют "в войнушку".
– Ты не так это делаешь, – сказала она однажды своему внуку, которого "сняли" как часового.
– Вот, смотри…
Пожилая женщина около часа занималась со своим внуком в саду. В итоге вдрызг разругалась с дочерью, а внук больше никогда не играл в войну.
Юрий Ветринский Звёздное шило
(из цикла "Будни АГП")
Технический этиловый спирт (шило) всегда играл немаловажную роль в жизни любого воинского коллектива. Во-первых, спиртом можно протирать контакты разъёмов во время технического обслуживания станции, хотя это не самое удачное его применение. Во-вторых, спиртом можно откупаться от проверяющих во время сдачи очередной проверки. В-третьих, на спирт можно выменять у мабутовских офицеров горы стройматериалов для ремонта своего технического здания. В-четвертых… В-пятых…
И ещё его можно пить. С этого обычно и начинают.
А вот штабным спирт не положен – у них нет техники. Разве что стул, но хотя стул и имеет один контакт (с жопой), разъёмов на нем нет – а значит, и протирать нечего. Перепадает штабным холуям немного огненной воды всего два раза в год, когда техплощадка откупается от штаба во время плановых проверок. В остальное время офицеры техплощадки считают делом чести не налить штабным ни капли технической текилы ни при каких обстоятельствах.
Вот почему штабные клоуны чёрной завистью завидуют офицерам техплощадки, и при всякой удобной возможности стараются урезать им нормы выдаваемого на станции спирта, мол, ни нам, так и не вам! То выйдет очередное постановление партии про то, что "экономика должна быть экономной", и политотдел от имени всех офицеров части выступит с соответствующим почином, то какой-нибудь клерк из службы Главного инженера обоснует возможность сокращения норм – Москва такие вещи утверждает охотно. Придут начальники отделений за спиртом перед ТО, раскроют от удивления рты – вот тебе, бабушка, и Юрьев день! А если не получается урезать, то можно, к примеру, весь спирт технарям испортить. Добавить, скажем, в него лизола под предлогом борьбы с пьянством – с лизолом спирт не то что пить – нюхнуть противно. И очень тяжело очистить, практически невозможно – загублен продукт!
И только с астрономо-геодезическим пунктом никак не удавалось штабным провернуть свои гнусные штуки. Коллектив АГП, руководимый и направляемый мудрым майором Окорочковым, непреклонно отбивал все попытки клерков "сэкономить" положенный нам спирт. На все происки политотдела и службы Главного инженера у агепешников были железные козыри: квантово-оптический дальномер и астрономическая фотоустановка.
– А вы представляете, товарищ полковник, что будет, если не долить спирта в систему охлаждения лазера? Там же иттрий-алюминиевый гранат! ГРАНАТ! Не зря так называется!
– Ты что, Гендос, охренел?! Цейссовскую оптику лизолом? Ты хоть представляешь себе, сколько она стоит?!
И тушевался начальник политотдела, и сникал клерк, и все было хорошо.
До поры, пока какой-то рьяный штабной клоун во вдохновенном порыве достать-таки Окорочкова не раскопал в документации, что львиная доля спирта, положенная АГП, приходится вовсе не на лазер и не на астрономическую фотоустановку, а на обеспечение работы агрегата под названием ПУСФ-11. Величина "10 литров" настолько поразила воображение этого поборника экономии, что он бегом кинулся к Главному инженеру со своим открытием – такого не может быть! Что же это за агрегат такой?! Надо бы проверить!
Название "ПУСФ-11" мало что говорило и самому начальнику АГП майору Окорочкову. Он отловил меня в столовой и, помявшись, осторожно поинтересовался:
– Юрий Анатольевич, а где у нас стоит агрегат "ПУСФ-11"?