- Позвольте оправдаться! - выдохнул Эдуард.
- Валяй!
Надо думать, от страха и быстрого бега все мысли в голове Эдуарда перепутались, потому что он открыл рот и единым духом выпалил:
- Ингерман Велиханович… - и тут же осекся, поняв, что допустил фатальную ошибку.
Инспектор побагровел.
Гаврилыч ошеломленно посмотрел на Эдуарда.
- Ебс, - только и смог выговорить Гаврилыч. - Сам же предупреждал…
- Вон отсюда! - заорал Велихан. - Я до вас еще доберусь.
Эдуард посмотрел на Гаврилыча, Гаврилыч посмотрел на Эдуарда.
- Вон! - снова дико заорал инспектор.
Эдуарду Гаврилычу не оставалось ничего другого, как только убраться из помещения клуба вон.
- Я еще с вами поговорю! - неслось им вслед.
- Вот и снова мы с тобой под выговор подпали, - сказал Эдуард, когда закончилась финальная головомойка.
- Да, - скорбно кивнул Гаврилыч. - Причем не просто под выговор, а… как это…
- С предупреждением, занесением в личное дело и постановкой на вид, - сформулировал Эдуард. - Проще говоря, еще один проступок - и нас вычистят на пенсию.
- Хреново, - сказал Гаврилыч.
- Да уж…
На столе перед Эдуардом Гаврилычем лежал листок бумаги. Гаврилыч тоскливо толкнул листок толстым пальцем.
- А это что за дерьмо?
- А это, - ответил Эдуард, - постановление. По которому мы обязаны ликвидировать тот бардак… который тут - в Колонии X - развели. Так и написано.
- Ликвидируем, - вздохнул Гаврилыч. - С чего начнем?
- Как с чего? С Раскольникова, конечно, и с этого Черного Плаща. Раскольников вообще в последнее время распоясался. Сколько старух своим топором на кусочки разрубил. Ты знаешь, что он даже частное предприятие организовал? ЧП "Нарубим бабок".
- Знаю, - сказал Гаврилыч.
- Кстати, откуда взялся еще этот селезень? - продолжал Эдуард. - Что-то я не помню, чтобы в нашу колонию прибывал герой с таким именем. И вообще герой-селезень - я о таком и не слышал.
- Посмотрим по спискам, - сказал Гаврилыч.
- Посмотрим по спискам, - согласился Эдуард.
Из ящика стола была извлечена толстая папка. Эдуард склонился над исписанными мелким почерком листами.
- Черный барон, - начал читать он. - Джек Черная Борода… Чак Норрис… Че Гевара… Черноморские герои… Шерлок Холмс…
- А он-то почему на "Ч"? - удивился Гаврилыч.
- Потому что - частный детектив, - пояснил Эдуард и продолжал:
- Четыре мушкетера… Чук и Гек… Слушай, нет тут никакого Черного Плаща.
- Как это может быть? - не поверил Гаврилыч. - Он что - не отмечался в списках прибывших?
- Должен был отметиться, - сказал Эдуард. - Хм… Странно. Ладно, пока оставим этого селезня и перейдем к другому вопросу.
- А что у нас за другой вопрос?
- Раскольников.
- Я за ним уже послал, - заметил Гаврилыч. - Его сейчас должны задержать и привести сюда. Вот - слышишь топот? Наверное, его ведут.
За дверью кабинета и правда раздавался дробный топот. Это стучали копыта подручного Эдуарда Гаврилыча кентавра Борисоглебского. Борисоглебский в свое и жизни-до-смерти был человеком, да не простым - а известнейшим бегуном на дальние дистанции, поэтому и возродился в Загробных Мирах в виде кентавра. Эдуард Гаврилыч очень ценил своего подручного, поскольку тот способен был догнать любого нарушителя, как бы быстро этот самый нарушитель ни передвигался. К тому же все поручения Борисоглебский выполнял по-спортивному - с огоньком и задором. Вот и сейчас, проскакав галопом в кабинет, подручный участкового взмахнул гривой и проржал:
- Физкульт-привет!
- Привет, привет, - откликнулся Гаврилыч. - А где задержанный?
- А нет его, - весело ответил кентавр. - Всю колонию обскакал, нигде не нашел. Как сквозь землю провалился ваш Раскольников. А частное предприятие его "Нарубим бабок" ликвидировано.
Эдуард присвистнул.
- Это что же получается? - задумчиво проговорил он. - Не колония, а проходной двор какой-то… Одни приходят, другие уходят. И это при том, что по закону пределы колонии покидать запрещено. Да и нельзя никак выбраться за пределы - цутики магический забор воздвигли, чтобы наши герои не разбежались. И куда Раскольников подевался? И откуда на наши головы Черный Плащ свалился?
- А может быть, он просто спрятался, - предположил Гаврилыч. - В смысле - Раскольников?
- Исключено, - мотнул гривой Борисоглебский, - я всех героев опросил. Они Раскольникова давно уже не видели. Пропал он. А прятать они его не будут. Он тут всем надоел, никто его не любит.
- Да не мог Раскольников просто исчезнуть! - воскликнул Эдуард. - Это невозможно!
- Значит, возможно, - проворчал Гаврилыч. - Эх, если инспектор про этот бардак узнает - точно нам кранты! Когда он обещал с повторной комиссией прибыть?
- Скоро, - ответил Эдуард. - Не успеешь оглянуться.
- Ну, я поскакал? - спросил застоявшийся на одном месте Борисоглебский. - А то у меня еще рысистые испытания. С тремя богатырями. С Ильей Муромцем, Добрыней и этим… поповским сыном… Алешей!
- Скачи, - разрешил Гаврилыч, а Эдуард не разрешил.
- Погоди, - сказал он. - Рысистые испытания потом. Не до них сейчас. Сначала попробуй отыскать нам Черного Плаща.
- Кого? - наморщился Борисоглебский.
- Черного Плаща, - повторил Эдуард.
- Не знаю такого, - сказал кентавр.
- И я не знаю, - вздохнул Эдуард. - А тем не менее он есть.
- Сейчас я опишу тебе этого урода, - встрял Гаврилыч. - Знаешь, такой мерзкий селезень с отвратительным носом… клювом… У него мерзкие крылья, поганые лапки и такой чудовищный черный плащ…
- Вот и решена проблема недостатка населения, - пробормотал Никита, натягивая набедренную повязку.
- А я-то старался с этими голубокожими… Нет, самое интересное, что в Первом Загробном секс возможен только после соответствующего укола, а здесь- в любое удобное время в порядке рабочей дисциплины. Атмосфера, что ли, такая тут?
- Не атмосфера, - басовито, хотя и томно ответила Мария. - Магическое заклинание, наложенное цутиками. В любых других загробных мирах секс неестественен, поэтому возможен только при искусственной стимуляции. Уколы, например, как в Первом Загробном, или еще что…
Никита огляделся вокруг. Он вдруг почувствовал себя неловко. Мария замолчала. И чтобы что-то сказать, Никита снова огляделся по сторонам и позвал:
- Мария? Вы еще здесь?
- Во-первых, я еще здесь, - немедленно откликнулась Мария, - вернее, ты еще здесь. А во-вторых, мы с тобой давно перешли на "ты". Не помнишь?
Никита не помнил.
- Ты обещала отпустить нас, как только я…
- Отпущу, - сказала Мария. - Летите себе на здоровье. И спасибо за все.
Сразу после этих слов в душном еще воздухе пещеры материализовался полуцутик.
- Пожалуйста, - ответил он за растерявшегося Никиту. - Так мы пойдем?
При взгляде на хитрую рожу полуцутика Никита вдруг мысленно предположил, что никуда Г-гы-ы не улетал. Подглядывал - это вполне в его стиле. А предположив это, он еще больше заторопился.
- Улетаем, улетаем, - сказал он. - А где попугай?
- А здесь, - проговорил Г-гы-ы, запуская палец себе в ухо. - Я его уменьшил немного, чтобы он не потерялся.
Полуцутик извлек из собственного уха нечто похожее на толстого комара, взмахнул этим комаром, подул на него, и на пол пещеры упал совершенно ошеломленный Степан Михайлович - сильно помятый и все еще в обличье попугая.
- Степа хо-роший, - прохрипел Степан Михайлович. - Дай сахар-рок…
- Обойдешься, - откликнулся полуцутик и повернулся к Никите: - Полетели?
Тот кивнул.
- Генератор должен уже порядочное количество энергии нааккумулировать, - деловито проговорил полуцутик, вскарабкиваясь на кабинку. - Сейчас мы его заведем и…
- Можете не трудиться, - подала голос Мария. - Я сама вас могу перенести куда угодно по Цепочке.
- В любой Загробный Мир, в который мы захотим? - оживился Г-гы-ы.
- В любой, - подтвердила Мария. - Хотите в Сотый Загробный? Или в Трехсотый? И машинку вашу тоже переправлю. Только побыстрее решайте, потому что я… мне надо немного отдохнуть, чтобы сделанное Никитой пошло впрок.
- Хотим в Пятьдесят Восьмой Загробный, - хихикнув, объявил полуцутик. - Я там ни разу не был, как и никто из Присутствующих, наверное… А ты точно в Пятьдесят Восьмой нас перенесешь?
Мария помедлила с ответом.
- Точно, - сказала она, - кажется… Ну, плюс-минус пара-тройка миров. Понимаете, я сейчас так взволнована… Случилось то, о чем я так долго мечтала…
- Неплохо! - хмыкнул полуцутик.
- Слушай, - проговорил вдруг Никита. - А за пределы Цепочки ты нас выкинуть не можешь?
- Нет, конечно, - ответила Мария. - Хотя сейчас я так взволнована, что… Что энергия моя бьет через край. Итак, вы готовы?
Никита вздохнул.
- Готовы, - сказал за всех полуцутик.
- Тогда поехали…
Стенки пещеры вдруг завибрировали, а пол заходил волнами - так, что кабинка генератора сначала перевалилась набок, а потом установилась на попа. Никита пошатнулся и, чтобы не упасть, присел на корточки. Степан Михайлович испуганно заклекотал и затрепыхал крыльями, но был заботливо подхвачен Г-гы-ы.
- Готовы? - спросила снова Мария, и голос ее звучал как-то зыбко.
- Го… - успел проговорить Никита и, наверное, договорил бы слово, которое хотел сказать до конца, если б окружающий мир с бешеной скоростью не завертелся у него в глазах.
Стенки пещеры со всхлипом сомкнулись - но ни полуцутика, ни Никиты, ни Степана Михайловича уже в пещере не было.
В Колонии X в Пятом Секторе Положительных героев в ч доме номер сорок шесть, что на Петербургской улице, с самого утра стояла тоскливая тишина. Темные комнаты, тесно заваленные уродливым хламом, молчали. Изредка раздавалось только старческое шарканье, и летели из дальней комнаты длинные тяжелые вздохи, будто кто-то надувал громадный воздушный шар.
Скрипнула дверь и открылась. В комнату просунулась сначала рука, сжимавшая восковую свечу, желтый свет которой неохотно проел в комнатной темноте неправильной формы полукруг, затем гладко причесанная седовласая старушечья голова на тонкой и жилистой, словно куриная нога, шее.
- Арнольдушка! - несмело позвала в темноту старуха Алена Ивановна.
Ответа не последовало, зато показалось старухе, что темнота зашевелилась. Подслеповато щурясь, Алена Ивановна вползла в комнату, неся над головой свечу, и остановилась у длинного, но узкого дивана, совершенно задавленного какой-то бесформенной черной массой.
- Арнольдушка! - позвала снова старуха, сигнализируя свечой темноте.
Бесформенная масса дрогнула, диван жалобно застонал, а Алена Ивановна отступила на несколько шагов назад. Масса, оказавшись не кем иным, как Арнольдом, приняла вертикальное положение и проговорила:
- Чего тебе?
- Волнуюсь я, - сказала старуха. - Который день уже лежишь лежнем и головы не поднимаешь. Тоскуешь, родимый?
- Скучно мне, - не стал спорить Арнольд - и вздохнул.
- Так иди пройдись по колонии, развейся немного. Оно и скучно не будет.
- Пробовал уже, - сказал Арнольд и поправил на себе звякнувшую заклепками косуху, - ходил-ходил, гулял-гулял, а никаких приключений, понимаешь. Я ведь герой! Да еще какой - каких никогда не было, а нахожусь, так сказать, в простое… Ни тебе мир спасти, ни тебе робота уничтожить какого-нибудь. Даже Раскольников куда-то исчез - как сквозь землю провалился. Хотел надрать задницу его телохранителю… этому - Конану, пришел в "Нарубим бабок", а там табличка - "частное предприятие ликвидировано".
Арнольд снова вздохнул. Жалостливо глядевшая на него Алена Ивановна, приложив ладонь к морщинистой щеке покачала головой.
- На месте "Нарубим бабок" теперь находится мебельное агентство сэра Ланселота Озерного, - продолжал Арнольд, - "Круглый Стол" - так агентство называется. Заглянул я туда - а там тоже закрыто. Учет. Ну а на улицах со мной никто не связывается. Как на габариты мои посмотрят и на ружьишко помповое, так и сторонкой стараются обойти. А мне подраться хочется.
- А ты бы их за шиворот - и по морде, - посоветовала Алена Ивановна. - Все развлечение…
- Да не могу я, - с досадой отмахнулся Арнольд, - я положительный герой. Мне не полагается просто так по морде. Вот если бы кто-нибудь там… угрожал планету взорвать или еще чего- так тогда я с радостью… А пока все тихо - засохну я от тоски.
- Да, - посетовала и Алена Ивановна, - тяжело нам, героям…
- Давно хотел спросить, - оживился вдруг Арнольд, - а ты как, Алена Ивановна, в Колонии X оказалась? Ты ведь не герой вроде?
- Я не герой? - удивилась и даже обиделась старуха. - Да кто же герой, как не я? Умерла мученической смертью, защищая грудью свои капиталы, - и после этого я не герой? Да я всю жизнь, понимаешь, прожила под Вологдой, копила состояние, торгуя самогоном, куска хлеба недоедала, пенсию всю на книжке оставляла, а сотню тысчонок скопила… И погибла в неравном бою с дедом Харлампием, который мне четвертью тутового самогона голову проломил. Сволочь… И после этого я не герой? Да я ему ухватом два ребра сломала, репродукцией картины Шишкина "Утро в сосновом бору" нанесла сотрясение мозга, а "Книгой о вкусной и здоровой пище" отбила яички… хотя они старому Харлампию все равно не нужны были… И я не герой?
Алена Ивановна взмахнула руками. Пламя свечи взметнулось на стены, и на потолке, словно два нетопыря, мелькнули разлапистые тени ее и Арнольда.
- Да ладно-ладно… - Арнольд несколько опешил после взволнованной речи старухи. - Герой ты, базара нет. Героиня то есть. Только мне-то от этого не легче… Засыхаю от тоски совсем…
Он вдруг мечтательно закатил глаза и снова опустился на диван.
- Мне бы найти такого робота… - вдохновенно проговорил Арнольд. - Знаешь, такой - который сделан из жидкого металла и может как угодно менять свою форму? Вот с ним бы я схватился…
Тут он замолчал - на несколько минут замер в полной неподвижности, потом вдруг издал протяжное сладострастное мычание и сделал в воздухе жест сильными руками - как будто кого-то душил.
- Такого робота никогда не видела, - сказала Алена Ивановна.
- А что, такие бывают?
- Еще как бывают, - ответил Арнольд и опять вздохнул.
- Только - я слышала - в нашей колонии снова объявился какой-то возмутитель спокойствия, - заговорила Алена Ивановна. - Ну, такой же баламут, каким и Раскольников был. Зовут этого нового товарища - Черный Плащ. Говорят, он не человек даже, а селезень…
- Как? - переспросил Арнольд.
- Селезень, - повторила Алена Ивановна. - Большой такой, жирный. Ходит в черном плаще. Неожиданно появляется и неожиданно исчезает куда-то. Никто его схватить не может. Недавно совсем сорвал смотр самодеятельности. Появился на сцене и чего-то такого наговорил, что инспектор Велихан Сагибханович Истунбергерман едва нашего Участкового на пенсию не отправил.
Арнольд вскочил с дивана и пружинисто пробежал по комнате. Пламя свечи снова заметалось, размывая по стенам и потолку неясные темные силуэты.
- Никто поймать этого селезня не может? - внезапно остановившись напротив старухи, спросил он.
- Никто, - подтвердила Алена Ивановна. - А он редкостная сволочь. По слухам, его видели на улице Героев-панфиловцев. Он там тоже всех разоблачал. Говорил, что Саша Матросов на амбразуру не падал, а его толкнули. Говорил, что Гастелло в детстве занимался спекуляцией, а Рихард Зорге - японский шпион.
- Да ну? - удивился Арнольд.
- Вот тебе и ну. Последний раз этого отщепенца засекли на улице Американских героев. Там он говорил, что Авраам Линкольн хотел организовать в Северной Америке Нью-Израиль, а Нейл Армстронг на Луне торговал с гуманоидами неграми-рабами… Что там сейчас творится! Рембо от обиды за родную державу запил. Дюк Нюкем повесился - так и болтался на веревке два дня, а в тех, кто его снять хотел, плевал слюной и ругался грязными словами… Ужас просто…
Глаза Арнольда засветились так, что Алене Ивановне показалось, будто в комнате стало много светлее.
- Иду, - сказал Арнольд и передернул затвор ружья. - Я ему покажу, гаду… Я ему скажу мое последнее и решительное слово.
- Какое? - поинтересовалась Алена Ивановна. Арнольд поднялся на ноги, потер квадратный подбородок о приклад ружья и выговорил со зловещим присвистом:
- Аста ла виста, бейби…
С тяжким грохотом они рухнули на покрытую сыпучим щебнем каменистую почву. Никита первым поднялся, стряхнул с себя полуцутика и огляделся.
- Ничего не видно, - сказал он. - Туман.
- Туман - это хорошо, - бодро откликнулся Г-гы-ы, отряхиваясь. - Нас никто не увидит. А нам нужно время, чтобы спрятаться.
- Где? - спросил Никита.
- Пока не знаю, - сказал полуцутик, тоже оглядываясь. - Ничего же не видно. Но главное, что мы теперь не в Тридцать Третьем Загробном, а в Пятьдесят Восьмом. Тут лафа - ментов почти нет. Не любят они этот мир.
Откуда-то издалека донесся голодный вой. Никита поежился.
- А почему менты этот мир не любят? - спросил он.
- А чего ж им этот мир любить, если тут арестовывать некого, - ухмыльнулся Г-гы-ы. - Тут, в Пятьдесят Восьмом, обитают только покойные звероящеры с планеты Хым. У них размер головного мозга с кончик моего хвоста.
- У тебя же хвоста вообще нет, - покосился на полуцутика Никита.
- А у звероящеров мозга нет! - засмеялся Г-гы-ы. - Вообще! Зато есть клыки, когти, зубы, щупальца, крылья, шипы, панцири…
Никита поежился и встал поближе к полуцутику.
- А что еще у них есть? - спросил он, без особого, впрочем, желания узнать.
- Ну, не знаю… перепонки всякие… Я этих звероящеров особо не разглядывал. Их и не разглядишь особо…
- Такие они маленькие? - с надеждой проговорил Никита.
- Маленькие? - удивился Г-гы-ы. - Кто тебе это сказал? Вовсе они не маленькие. Огромные! А разглядеть их трудно, потому что они слишком быстро передвигаются - Как увидят кого-нибудь, так несутся со всех лап, чтобы сожрать.
Снова прорвался сквозь слоистые полосы тумана вой.
- Ё-моё, - проговорил Никита. - Какого хрена ты Марию попросил, чтобы она нас именно в этот мир переместила?
- Как это - какого хрена? - снова удивился полуцутик. - Мы ведь от ментов скрываемся, так? Потому что вот эту штуку, - он кивнул на валявшуюся рядом кабинку, - сперли. И контрабандой протащили в Загробные Миры мертвеца. А в этом мире - повторяю - ментов никаких нет,
- Зато звероящеры есть! - заорал Никита.
- Не ори, - посоветовал Г-гы-ы. - У звероящеров хороший слух. И аппетит хороший. А так как они мертвые и потреблять пищу им не обязательно, они из охоты развлечение сделали. Когда им надоедает друг за другом гоняться, они другую добычу ищут.
- Придурок, - процедил сквозь зубы Никита. - Нас же сожрут! Ну, не тебя, а меня скорее всего. Я ведь летать не умею. В случае чего мне остается только спасаться бегством. А ты сам говорил, что звероящеры передвигаются быстро.
- Быстро, - подтвердил Г-гы-ы. - Только не забывай о том, что я их превратить могу во что угодно - во что-нибудь безобидное, - как только они возникнут в зоне видимости. Ну, если успею, конечно. Быстрые они, сволочи… Прирожденные охотники.
- Придурок… - процедил опять Никита.