Вновь полоснувший туман вой заставил его вздрогнуть.
- Да не бздюмо, пацан! - захохотал Г-гы-ы. - В Пятьдесят Восьмом Загробном не так много уже этих звероящеров осталось. Они сами друг друга лопают почем зря. Вот и искоренили сами себя почти подчистую. Нет, конечно, пара-тройка тысяч чудовищ осталась… Но это ерунда. Пятьдесят Восьмой - это еще семечки. А вот где я точно не хотел бы оказаться - так это в Пятом Загробном. Там вообще мрак.
- Пятый Загробный? - наморщившись, переспросил Никита. - Это… Что-то слышал об этом мире.
- Там Колония X располагается, - сказал полуцутик.
- А-а-а… Вспомнил.
- Вот тебе и "а-а-а"… В колонии X обитают одни герои. Ну, то есть те люди, которые на Земле - в мире живых - воображали себя героями и возродились теперь в Загробных Мирах в соответствующем виде. Надо сказать, забавная у вас планетка - Земля. Интересная. Такая маленькая, а шухеру наводит на всю Цепочку. Где какая-нибудь свара затеялась, знаешь наверняка- без покойничков с Земли не обошлось.
- Да ладно, - напряженно оглядываясь по сторонам, отозвался Никита. - Вы - цутики и полуцутики - тоже народ веселый. Этого у вас не отнять. Взять хотя бы эту вашу страсть - кого попало в кого попало превращать…
- Кстати, - вспомнил вдруг полуцутик. - А где наш попугай?
- Правда. Где Степа хороший? Ты же вроде его держал, когда эта… Мария собиралась нас отправлять из Тридцать Третьего Загробного.
- Я?
Полуцутик похлопал себя по пухлым бокам, точно у него Могли бы быть карманы и в одном из этих карманов мог прятаться Степан Михайлович.
- Черт его знает, - ощупав себя с макушки до пят, проговорил Г-гы-ы, - помню, что схватил его, когда все началось, а что было потом - не помню. Меня как швырнуло, Как смяло… А потом грохнуло - вот об эту почву.
Никита, словно осененный неожиданной идеей, подбежал к кабинке генератора, перевернул его набок и пошарил Подошвой босой ноги по щебню.
- И здесь его нет…
- Наверное, - предположил полуцутик, - его швырнуло в другой мир. Такое бывает вообще-то… Когда перемещение не совсем аккуратно производят. А эта твоя Мария, как она сама сказала, была так взволнована, что могла попугая и из Цепочки выкинуть…
- Из Цепочки?! - ахнул Никита. - Это что же… в мир живых?
- Ну конечно, маловероятно, что она могла на такое пойти сознательно, - сказал полуцутик. - Это все-таки против всех правил и законов. Скорее всего просто энергетический уровень у нее зашкаливало. А я даже не представляю, какой энергетический уровень может быть у целой планеты. Наверное, в миллион раз больше, чем у нашего генератора. Слушай, а вот ведь вариант вернуться домой, который ты точно не рассматривал, - соблазнить планету, шуры-муры всякие… - Г-гы-ы мерзко подмигнул Никите и проделал несколько энергичных движений тазом, будто имитировал забивание гвоздей нижней частью живота. - Ну, ты понял, братан. А потом, когда она - планета - вся еще в волнении и томлении, попросить ее тебя куда-нибудь перекинуть. От переизбытка чувств у нее все мозги перепутаются, если они есть, конечно. И отправит тебя планета куда подальше - за пределы Цепочки. Какой-то процент вероятности успешного завершения операции есть. Да… Обидно будет, если попугаю повезло, а тебе нет. Н-да… А что такого? Нам этот попугай больше не нужен. Он помог мне устроить канал связи с миром живых - ничего из этого не получилось. Мы так и не нашли Шороха.
- Шороха… Нет, ты скажи мне, - взволнованно проговорил Никита. - Ты на самом деле думаешь, что наш Степа вылетел из Цепочки?
- Ну, ты помнишь, что Мария тебе говорила? - ухмыльнулся Г-гы-ы. - Когда ты у нее спросил - можно ли тебя в мир живых переправить? Она ответила, что нельзя, но - в принципе - можно. Потому что она волнуется, энергетический уровень зашкаливает… и вообще. Вполне вероятно, что попугай наш сейчас уже в мире живых. Причем в своем родном городе. Даже, наверное, в своей родной квартире, родина, как известно, притягивает. Выхлест планетарной энергии был чудовищной силы - меня чуть не размазало по этому вот щебню… Никита застонал.
- Не может такого быть! - выкрикнул он. - Я уже сколько шляюсь по этим гребаным Загробным Мирам - мечтаю попасть домой, строю планы, устраиваю государственные перевороты, ворую ценнейшие приборы, а ничего у меня не получается. А какой-то свежий покойничек, который к тому же еще и попугай… Р-раз - и в дамках! Не бывает такого.
- Бывает, - заверил полуцутик. - Есть ведь еще один закон Загробных Миров, о котором ты, наверное, еще не слышал. Закон подлости называется. По этому закону…
- Помолчи хоть минуту! - попросил Никита. - И без тебя тошно. Нет, ну почему его в мир живых, а не меня, а?
- Бывает, бывает, - говорил Г-гы-ы. - Я вот как-то с Друзьями полуцутиками жабал "бухло" в Двухсот Шестом Загробном, а там как раз указ вышел - мол, пить запрещено. То есть - пить можно, а жабать вусмерть нельзя. А я как Раз только в кабак зашел, кружку опрокинул. Друзей встретил - они все гашеные уже сидели, то есть практически лежали. Я присел рядом с ними - и сразу патруль в кабак вломился. Друзей-то не заметили под столом, а меня взяли. Хотя я почти трезвый был. И осудили на срок исправительных Работ - на какой точно, не помню, - осудили как раз на основании закона подлости. Представляешь? А ты говоришь…
- Заткнись! - проревел Никита, и полуцутик хотя и хронически хмыкнул, но на несколько секунд и правда заткнулся.
- А ведь это он, Степа, разъяснил нам, почему у нас с генератором ничего не получалось, - после паузы грустно сказал Никита. - И он нам подал идею, как сделать так чтоб получалось: придерживаться законов Загробных Миров- найти Шороха и заменить его на… меня, скажем Подумать только - только прибыл и уже все обо всем понял. Жалко - сколько дельных идей он мог выдать…
- Оно, конечно, так, - задумчиво проговорил Г-гы-ы. -Но я вот рассудил сейчас… Степу могло и не выкидывать из Цепочки… Его могло кинуть и в этот мир - только не в то место, куда нас. Подальше…
И полуцутик махнул ручкой куда-то в напластования тумана.
Недолго думая, Никита набрал в грудь побольше холодного воздуха и заорал:
- Степа-а-а-а! Степа-а-а-а-ан! Ты где?! Откликнись.., Оглушительный злобный рык был ему ответом.
- Кто-то откликнулся, - почему-то шепотом проговорил полуцутик. - Но явно не Степа… Дурак ты, Никита, между прочим…
Дядюшка Степана Михайловича Турусова Георгий Петрович начинал в КГБ как раз в отделе пропаганды. И до сих пор его излюбленным коньком оставалось стандартное коммунистическое словоблудие, которое он называл партийной риторикой и к которому относился с исключительным трепетом, как верующий к тексту сокровенной молитвы. Конечно, Георгий Петрович понимал, что окружающим не всегда доступен смысл его высказываний, почти полностью погрязший в вязнущих в зубах метафорах, но прервать самого себя он обычно не мог. В пору боевой молодости Георгия Петровича способ выражать свои мысли посредством коммунистических языковых штампов ни у кого не вызывал, конечно, неприятия, а вот когда путь к социализму неожиданно привел к перестройке и Георгий Петрович остался не у дел, собеседников его частенько стали раздражать высказывания на тему о гидре империализма или тлетворном влиянии Запада. Мало того - Георгия Петровича нередко бивали за его оголтелую пропаганду в забегаловках, кафе и барах, куда Георгий Петрович любил захаживать в силу своей непреодолимой тяги к спиртному.
Итак, сегодня, добравшись на своем стареньком "запорожце" до подъезда дома, где совсем недавно обитал Степан Михайлович, а теперь поселился Георгий Петрович с женой Ниной, дядюшка своего племянника оставил машину во дворе, а сам завернул в подвальную забегаловку, находящуюся буквально в двух шагах.
В забегаловке Георгий Петрович выпил пива и неожиданно расчувствовался, вспомнив о своем пропавшем невесть куда племяннике.
"Вот Степка, - подумал Георгий Петрович. - Дурак дураком. Говорил я ему - работа в буржуазном издании до добра не доведет. Поди поймали его какие-нибудь сегодняшние бандиты, которые работают в Думе или в мэрии, сунули в багажник машины и отвезли куда-нибудь… Жалко парня. А квартирка его все-таки мне досталась. Правда, пока еще я не хлопотал об оформлении, ну и что? Успею. Жены у Степки не было, а ближайший и единственный родственник- это я".
Тут, как видно, мысли Георгия Петровича приняли несколько иное направление. Оставив грусть о Степане Михайловиче, Георгий Петрович подумал о том, как хорошо ему будет жить с женой Ниной в центре города, а не на Даче, где зимой все-таки холодно, хотя обогреватели шпарят на всю мощь. К тому же и дачу можно пропить, как Когда-то собственную квартиру. Зачем эта дача? Старый стал Уже на нее ездить. Да и жене не особенно нравится в грязи Копаться.
Георгий Петрович усмехнулся. Жена его Нина отчего-то считала себя дворянкой, хотя - как было доподлинно известно самому Георгию Петровичу - генезис имела в чухонской деревеньке Хунино, где еще ее прапрадед пас коров и овец. Просто в силу какого-то каприза природы волосы Нины смолоду были очень светлыми, гораздо светлее, чем брови, а кожа - смуглой, будто у метиса. Эффект получался какой-то немного искусственный. Сама Нина о своей экзотической внешности фантазировала, что вроде бы прапрабабушка ее, столбовая дворянка, жившая в конце девятнадцатого столетия, отличалась для того чопорного века излишней резвостью, а ее муж - прапрадед Нины - любил свою жену так, что ни в чем ей отказать не мог - в частности, выписал ей из Франции камергера-эфиопа, образованного, кстати говоря, человека, помимо своих основных обязанностей публиковавшего статьи о поэтике Пушкина, которого считал своим прямым предком, в петербургской газете "Луч света".
Георгий Петрович взял еще пива, потом подумал и заказал сто граммов водки, из скупости отказавшись от предложенного продавцом бутерброда с килькой. Он выпил водку, выпил и пива - вследствие чего ему стало так хорошо, что, взобравшись на шаткий столик, Георгий Петрович взмахнул руками и крикнул:
- Товарищи!
К нему обернулись. Продавец - здоровенный детина, - исполнявший в заведении также и обязанности вышибалы, прикинул, стоит ли ему из-за какого-то выпившего дедка, взгромоздившегося на столик, вытаскивать собственное дебелое тело из-за прилавка, и решил, что не стоит.
- Товарищи! - удивленный и обрадованный тем, что его еще не бьют, вновь крикнул Георгий Петрович. - Позвольте сказать речь!
И тут же начал говорить, хотя никто ему ничего не позволял.
- Вы все помните, в какое время мы жили! - загорланил Георгий Петрович. - Грозовое время! Устои рушились, весь мир смотрел с опаской на молодую страну, взятую в клеши бандой империалистов… Когда гидра капитализма поднимала одну из своих голов, мы тоже не дремали…
Долго говорил Георгий Петрович, и никто его не прервал. Только на втором часу речи какие-то темнолицые ханыги, допивавшие вчетвером пятую бутылку портвейна, поднялись из-за столика, заговорщицки глядя друг на друга. И были произнесены слова, которые Георгий Петрович так и не услышал:
- Пойдем этому Ленину броневичок покоцаем.
Домой Георгий Петрович попал, когда уже вечерело. Возбужден он был так, что даже не стал отгонять машину на стоянку. Да и отгонять-то там было, собственно, нечего. "Запорожец" Георгия Петровича теперь представлял собой такую жуткую колымагу, что никто на нее и не покусился бы. А если бы и покусился, то украсть оттуда все равно ничего нельзя было - автомагнитола была раздолблена вандалами в пыль, а старенькие чехлы измазаны какой-то гадостью. Три шины из четырех были проколоты, диски на колесах помяты… чего там говорить…
Но вдохновленный собственной речью Георгий Петрович на это не обращал уже никакого внимания.
"Все равно я хитрее вас всех, - думал он, шагая по направлению к лифту. - Кто еще, кроме меня, старого партийца, мог вот так запросто получить новую квартирку в центре города, а?" - и мысленно хихикал.
Лифт довлек Георгия Петровича до нужного этажа.
Хихикнув еще раз - уже не мысленно, а вслух, - Георгий Петрович вышел из лифта и прошел к двери своей квартиры. Позвонил.
"А то, понимаешь, строят из себя… - отвлеченно подумал он. - Не нужны нам, старым партийцам, пайщики, акции, офисы, брифинги… и дополнительный капитал не нужен".
- Привет! - сказал Георгий Петрович своей жене Нине открывшей ему дверь.
- Привет, - ответила Нина, пристально оглядывая своего благоверного. - Что это ты такой… сияющий? Выпил, что ли?
- Я не пью, - не обиделся Георгий Петрович, пролезая в дверь, - в завязке я - сама знаешь. Просто дела пошли у меня… неплохо сегодня. Понимаешь, надо старую закваску иметь, вот тогда и будешь в отдельной квартире жить. Я, наверное, на работу поступлю, - зачем-то добавил еще Георгий Петрович. - Диктором на радио. Речи буду произносить.
- Да? - обрадовалась Нина. - Наконец-то. Может быть, хоть на этот раз найдешь свое место в жизни… Знаешь, я ужин приготовила, но хлеба в доме нет ни крошки. И майонеза нет и красного вина - полусладкого, земляничного, такого, как я люблю. Дай мне, пожалуйста, ключи от машины, я в супермаркет съезжу. Я быстро - ты только душ принять успеешь.
- Конечно, - пожал плечами Георгий Петрович, - о чем речь…
Он уже давно привык к странностям своей дворянствующей жены и знал, что никакого полусладкого земляничного вина она не купит, а купит дешевый портвейн, рюмочку которого будет с возвышенно-вдохновенным видом смаковать в течение всего ужина.
"Дворянка-то дворянка, - неожиданно неприязненно подумал он, - а квартирку мы хапнули, она ничего не сказала. А когда я свою пропил, она мне совсем не по-дворянски выволочку устроила - последние волосья повыдергивала".
Он сунул руку в карман, достал ключи, протянул было их Нине, но тут рука его дрогнула.
- Понимаешь… - мгновенно изменившимся голосом начал он.
- Так, - проговорила Нина, тонко разбиравшаяся в интонациях речи мужа. - Что случилось?
- Да… - замялся Георгий Петрович. - Небольшая неувязка.
- Ты же говорил, что дела пошли хорошо?
- Теперь - да, - сказал Георгий Петрович, - но начались-то они очень даже хреново… Я потом расскажу…
- Ты сейчас расскажи, - потребовала Нина.
Георгий Петрович вздохнул и снял ботинки.
- Ладно, - согласился он. - Только, может быть, все-таки поужинаем, а? Без хлеба, вина и майонеза? Я с самого утра сегодня на ногах. Понимаешь… - начал рассказывать он, идя вслед за Ниной на кухню. - Началось все с того, что я зашел в пивнушку… Не для того, чтобы выпить, - торопливо поправился он, - а для того, чтобы… для того, чтобы…
Георгий Петрович вдруг замолчал, отодвинул от себя тарелку.
- Ты чего? - спросила Нина от плиты.
- Шипит чего-то… - нахмурился Георгий Петрович.
-Да, - прислушавшись, кивнула и Нина. - Шипит. Кажется, в ванной. Похоже на…
- Прохудившийся кран! - закончил Георгий Петрович и. вскочив, ринулся в ванную.
Громадными скачками он пронесся через большую прихожую, свернул к ванной, но вдруг споткнулся обо что-то и, пролетев несколько метров по воздуху, головой врезался в противоположную стену - рядом с дверью в ванную, из-под которой уже, бодро журча, струилась вода.
- Черт… - простонал Георгий Петрович, поднимаясь и потирая макушку, - какого… чего тут все валяется?..
Он зашлепал ладонью по полу и скоро обнаружил шнур от телефона, невесть как оказавшийся посреди прихожей - сам разбитый вдребезги телефон валялся в двух метрах от ушибленного Георгия Петровича.
- Сволочи… - пробормотал Георгий Петрович, неизвестно к кому обращаясь. - Как этот шнур тут оказался-то? Еще утром он был плотно прибит к притолоке…
Дверь в ванную задрожала и, внезапно изогнувшись, слетела с петель. Георгия Петровича, который уже успел подняться с пола, волна мутной воды сбила с ног и шибанула о стену.
- И… а-а! - проорал наполовину захлебнувшийся Георгий Петрович. - Ни-и-и-и-на-а-а!
Подбежавшая Нина всплеснула руками и метнулась к столику, на котором стоял телефон, но телефона там, конечно, не оказалось, а то, что в виде металлических деталек, проводков и обломков пластмассового корпуса валялось на полу, уже никак не могло выступать в качестве средства связи.
- Телефон разбит! - крикнула Нина, прижимая ладони к щекам. - Не могу никому позвонить!
Проделав поистине героические усилия, Георгий Петрович, уклонившись от напора воды, отклеился от стены, едва ли не ползком проник в ванную. Несколько минут оттуда доносились только нечленораздельные вопли, практически полностью заглушаемые шипением рвущейся из поврежденной трубы воды, потом вдруг напор ослабел и иссяк совершенно.
С головы до ног мокрый Георгий Петрович, пошатываясь, вышел из ванной навстречу бледной от перепуга Нине.
- Еле закрутил вентиль, - хрипло сообщил он. - Напор очень большой. Часть трубы сорвало к чертовой матери - хорошо еще пониже перемычки. Иначе вообще - утонули бы сами и весь дом утопили. Звони сантехникам, пускай приходят и разбираются. Хрен знает, что такое - месяц назад только Степка ремонт сделал, а теперь ванную заново перестраивать надо… Буржуазия чертова- при коммунизме такого ни за что не было бы…
- Да не могу я позвонить, - повторила Нина, осторожно заглядывая в искореженную ванную комнату. - Телефон разбит.
Георгий Петрович откинул с лица намокшие пряди волос.
- Кстати, какого черта телефонный провод на полу делал? - осведомился он. - Я через него полетел и башкой в стену… Хорошо еще не проломил ничего… ни стену, ни голову…
Нина пожала плечами.
- Он же у нас по притолоке шел, - сказала она, - провод-то…
- Ну и дела… - протянул Георгий Петрович. - Барабашка у нас, что ли, завелся?
Он вытащил из кармана свой мобильный телефон размером с батарею парового отопления, поднес- его к уху и потряс. Потом, оттопырив нижнюю губу, потыкал пальцами в кнопочки. Вынул телефон из промокшего насквозь чехла и, открыв крышку, посмотрел зарядную батарею.
- Мертвый, - констатировал Георгий Петрович. - Вода попала внутрь. Утопленник. Сим-карта полетела. Вот буржуйская игрушка… Как же это мы теперь без средства связи-то?
Нина снова пожала плечами.
- От соседей позвонить можно, - предположила она.
- От соседей… - проворчал Георгий Петрович и, швырнув ненужный теперь сотовый на пол, снова направился в ванную.
Нина, вздохнул, ушла за тряпкой и ведром.
- Кафель отлетел ко всем чертям! - гремел из ванной голос Георгия Петровича. - А тот, который еще остался, на соплях держится. Зеркало разбилось… Про полотенца и коврик я уже не говорю… Эх, мать твою! От раковины кусок-то какой откололся! Краники посшибало все…
- Это еще что… - попробовала было успокоить его Нина, собиравшая воду с пола тряпкой в ведро, - это еще трубу с холодной водой прорвало… А если бы вот с горячей…
Речь ее прервал неприятнейший скрип, мгновенно сменившийся ревом хлещущей воды. Ванная за несколько секунд наполнилась густым и горячим паром, стремительно заполняющим все комнаты квартиры Георгия Петровича, а сам хозяин с оглушительным воплем вылетел в прихожую.
- Обварился! - заорал он.
- Что случилось?.. - пролепетала Нина.
- Трубу с горячей водой прорвало! - выкрикнул Георгий Петрович, тряся в воздухе обваренными руками. - Беги к соседям - звони в "скорую"! В МЧС!!! Куда хочешь, только пусть они быстрее приезжают!