Уронив ведро и тряпку, Нина опрометью кинулась вон из квартиры.
Георгий Петрович как сумасшедший бегал по квартире, сшибая мебель и натыкаясь на стены, бестолково орал что-то и даже пару раз попытался было сунуться в ванную - и обварился весь с ног до головы. От убежавшей к соседям Нины не было никаких вестей.
Обезумевший Георгий Петрович непонятно зачем выскочил на балкон, потом запрыгнул обратно в квартиру и застал в коридоре жену.
- Сантехников ЖКХ прислать не может, - сообщила жена. - Так как на штатной должности остался один слесарь, и тот уже второй месяц не выходит из запоя. Что делать, Жора?
- Доперестраивались! - заорал Георгий Петрович. - Суки! Сволочи! Демократы паршивые!
И снова забегал по квартире, которую завалило клубами пара полностью, - и бегал до тех пор, пока не сообразил накинуть на себя висящий на вешалке длинный осенний плащ Степана Михайловича, натянуть на руки варежки, на голову - свою спортивную шапочку, а на лицо - большие горнолыжные очки, которые хранил с тех пор, когда партактиву органов выдавали халявные путевки на Домбай. И в таком виде вошел в ванную, пробыл там некоторое время, после чего шум воды прекратился.
Георгий Петрович, хлюпая промокшей одеждой, вышел в коридор, плюхнулся на табурет, стащил шапочку и очки и прохрипел жене, совершенно не видя ее в клубах пара:
- Открой все окна и балкон.
Через десять минут пар из квартиры испарился, зеркала и стекла покрылись банным налетом, который скоро заиндевел. В комнате треснула стеклянная горка, обои скособочились. Георгий Петрович кинулся спешно закрывать окна и балкон, а когда справился с этим делом и вернулся на кухню, совершенно без сил сполз по стенке на пол.
- Вот так, Нина, - сказал он заплаканной жене. - Такие случаются катастрофы. Но хорошо, что все закончилось…
- Знаешь, Жора, - всхлипывая, проговорила Нина. - Я думаю, это нас господь бог наказал… Мы ведь Степочку не хоронили даже, а в квартиру его въехали. Может быть, он жив и еще вернется?
- Не дури, - хмуро ответил Георгий Петрович. - При чем здесь бог? А Степка… Последний раз его видели в супермаркете - перед тем, как там стрельбу начал тот самый Маньяк, который недавно ночной клуб захватил. Но тела Степки не нашли в супермаркете. Я думаю, что его демократы погубили. Такое вполне в их стиле - подговорили Маньяка, маньяк убил Степку, а труп демократы куда-то вывезли… Украли.
- Зачем они труп украли? - тупо спросил Нина, не в силах уловить в словах мужа логическую нить.
- Чтобы надругаться, - не думая, ответил Георгий Петрович и, кряхтя, поднялся на ноги.
Он стащил с себя мокрый плащ и варежки.
- Давай, что ли, ужинать, - проговорил он, - жрать хочется от всех этих переживаний. Уборку потом сделаем.
Нина, всхлипывая, начала заново накрывать на стол, а Георгий Петрович, потирая озябшие руки, прошелся по кухне - и вдруг остановился.
- Что-то того… - неуверенно проговорил он, задирая голову вверх и хлюпая носом. - Что-то… пахнет как-то… У тебя ничего на плите не сгорело?
- Ничего, - ответила Нина и дрогнувшим голосом добавила: - Знаешь, Жора, хорошо, что у нас трубы с водой прорвало. Это еще ничего. А вот если канализацию…
- Молчи, дура! - взревел Георгий Петрович и бросился в туалет.
Картина, которую он застал там, потрясла его настолько, что Георгий Петрович замычал, бессильно всплескивая руками. Унитаз клокотал, как кастрюля на плите - из вонючего его нутра перло зелено-коричневое содержимое, как перекипевший суп. Георгий Петрович открыл рот, по неосторожности глотнул зловонного воздуха - и содержимое теперь поперло из него самого.
- Что случилось еще? - долетел из кухни встревоженный голос Нины.
- Накаркала, гнида, - икая мучительной икотой, простонал Георгий Петрович. - Канализация… Скорее - вантуз, вантуз!
Через полчаса ценою невероятных усилий были ликвидированы последствия очередной катастрофы. Правда, зеркала и стекла в квартире снова покрылись водяными пупырышками, а пол в коридоре и на кухне был покрыт зеленой липкой пленкой, которая никак не желала оттираться. Георгий Петрович, неумело обращаясь с вантузом, повредил себе правую руку, а Нину так и вообще едва не засосало в унитаз - но теперь было все позади.
Бледный Георгий Петрович дрожащими губами пил на кухне чай, а сидящая подле него Нина размешивала сахар в своей чашке, но так как руки у нее тряслись, чай расплескивался по столу.
- Наказание божье, - вздыхала Нина. - Степочка с небес гневается. Ой, гневается Степочка с небес…
- Не болтай ерунды, - буркнул Георгий Петрович. - Наказание божье… Степочка с небес… Я же партийный! А ты мне такую муть несешь… Вот барабашка тут завелся - это точно…
Нина помолчала, оставила наконец в покое ложечку, положила на залитый чаем стол руки и молвила:
- А знаешь, Жора, прорыв труб и канализации - еще не самое страшное, что могло случится. Если бы, например…
- Заткнись! - рявкнул Георгий Петрович и так врезал кулаком по столу, что опрокинул обе чашки и свалил на пол заварочный чайник.
Нина послушно и испуганно смолкла.
- Степочка, Степочка… Заладила! Дура!
Степан Турусов, сидя в собственной квартире на открытой створке кухонного шкафчика, плакал, размазывая слезы по чудовищному своему клюву.
"Надо же такому случиться, - горько думал он, - чтобы я опять оказался в мире живых в своем городе, в своей квартире… Как так могло получиться? Наверное, эта Мария что-нибудь перепутала и меня перекинула сюда, вместо того чтобы переместить с Никитой и Г-гы-ы в Пятьдесят Восьмой Загробный… Совсем эта Мария ошалела от любви к Никите - вот и перепутала что-то в своем колдовстве… Я и мечтал дома оказаться - но почему в таком виде? Почему я все еще в обличье попугая, притом невидимого? Опять сработали какие-то дурацкие загробные законы? Никто из живых меня не видит… Считают барабашкой… А я раньше думал, что барабашки не существуют. Ну, ничего. Теперь по крайней мере знаю, откуда эти барабашки берутся".
Степан Михайлович посмотрел вниз - туда, где за его собственным столом пили чай измотанные переживаниями родственники дядя Георгий и тетя Нина. Степан Михайлович до такой степени вдруг преисполнился ненависти к подлым захватчикам, что даже перестал плакать.
- Сволочи! - выкрикнул он, но никто его, конечно, не услышал. - Гады! Я вам еще не такое устрою! Квартиру только жалко мою, а то я бы вообще вас тут сжег к чертовой бабушке! Куда Джему мою дели? На живодерню отвезли! Гад ты, дядя Жора, я тебе никогда твоей подлости не прощу! Гнида! Гэбэшник проклятый! Сталинист паршивый! Я тебе… Сгною! Джемочка моя…
И Степан Михайлович снова заплакал.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
- В городе бунт!
Ю. Олеша
Кентавр Борисоглебский по натуре своей был существом беззаботным и, несмотря на то что исполнял обязанности подручного инспектора Колонии X Эдуарда Гаврилыча, нечасто задумывался о служебных проблемах. Мало дела ему было до того, что Колония переживала теперь не лучшие времена - сначала обитающих в Пятом Загробном героев терроризировал маньяк Раскольников, расчленивший своим страшным топором всех наличествовавших на тот момент старушек, а потом неуловимый и загадочный Черный Плащ вносил смятение и хаос в и так неспокойную Жизнь колонии.
Борисоглебский весело скакал вдоль по улице имени Расстрела бакинских комиссаров, затем повернул в переулок имени Сожжения Лазо, поднялся к проспекту Каплан и, звонко дробя копытами брусчатку проспекта, пролетел несколько километров, насвистывая любимую песенку:
А я еду не грущу,
А наеду, не спущу…
Завидев в конце проспекта толпу народа, он перешел с иноходи на рысь и, подскакав к толпе, вовсе остановился.
Разношерстные жители колонии что-то гомонили. Из общего шума выделялся бас Илюши Муромца:
- Ай-ай-ай… Ай-ай-ай-ай…
Живо заинтересовавшись происходящим, Борисоглебский стал пробиваться в центр толпы и скоро добился своего, смяв при этом десяток-другой второстепенных героев, и увидел следующее - окруженный обитателями колонии стоял, прочно уперев в брусчатую поверхность проспекта перепончатые лапы, встрепанный селезень, закутанный в темно-синюю ткань. Мутно-голубые глаза селезня прикрывала черная повязка, а из массивного клюва вылетали пронзительные звуки, складывающиеся в слова:
- Тому в истории примеров нет совсем! Герои - товар штучный! Нельзя их всех причесывать под одну гребенку - это неправильно!
- Верно! - громыхнул из толпы суровый голос Фантомаса. - Нельзя всех под одну гребенку… Тем более тех, кто вообще не знает, что такое гребенка и зачем она нужна!
Борисоглебский перевел взгляд на отливающую под утренним загробным солнцем зеленую лысину Фантомаса и коротко хохотнул.
- Архиверно! - поддержал французского киногероя грассирующий тенорок. - Архиверно, товарищи! Гребенка нам вовсе не нужна! Теперь время не гладить по головкам, а бить! Бить по этим самым головкам!
- Очень приятно, что большинство из вас поддерживают мое мнение! - продолжал пронзительно вещать селезень. - Итак, я предлагаю вам, дорогие герои, изменить существующее положение вещей. Внести, так сказать, ясность! Выступить в роли, как говорится, бога из машины л поставить все на свои места! Если мы - герои, так мы должны совершать подвиги! А как можно совершить подвиги в колонии, где на каждый квадратный метр приходится по три десятка самых разнообразных героев - всяких конфигураций и ориентации?!
- И еще больше, чем три десятка, - пробасил, рубанув могучим кулаком воздух, Илюша Муромец. - Мою квартиру уплотнили недавно - мало того что до этого со мной в одной комнате жили Алеша Попович и Добрыня Никитич, так теперь еще целую отару героев татарского эпоса пригнали на личную мою жилплощадь - Кумбыз-хан, Бастур-ман-хан, Кимберлиз-хан, Беверлиз-хан, Суматри-хан и Лавизгум-оглы. Пернуть, извините за выражение, негде… А Кумбых-хан к моему богатырскому коню все присматривается - хочет его сожрать, наверное. У них, у татар этих, такой народный обычай!
- Я об этом и говорю, - закивал своим клювом селезень. - Перенаселенность - одна из существенных проблем Колонии X. А почему образовалась такая проблема? Что, места свободного нет в Цепочке? Да сколько угодно! Вон Тридцать Третий Загробный - по слухам, там вообще жесточайшая нехватка населения! Почему бы администрации туда пару тысяч героев не перекинуть?
"Дельно говорит селезень, - подумал кентавр Борисоглебский. - Тесно тут у нас в колонии, это правда. А если у Илюхи богатырского коня сожрут, с кем я буду рысистые испытания устраивать? Да и потом - героев с каждым днем все больше и больше становится - кончится все тем, что Рысистые испытания негде проводить будет… Откуда этот селезень взялся, кстати? - подумал еще Борисоглебский. - Что-то раньше я его не видел…"
- А сказать вам, - продолжал между тем селезень, - Почему администрация всех героев в одну-единственную Колонию сваливает? Да еще огораживает колонию магическим забором, через который заяц не перескочит, птица не Перелетит, змея не проползет?
- Сказать! Сказать!
- Так слушайте! - торжественно объявил селезень. - Недавно я разоблачил местного инспектора - Эдуарда Гаврилыча, который всем вам, наверное, прекрасно известен.
- Известен! Известен!
"Вмешаться, что ли? - засомневался вдруг кентавр Борисоглебский. - Эдуард Гаврилыч - не кто-нибудь, а мой непосредственный начальник. С другой стороны - очень интересно послушать, как его разоблачат… Потом вмешаюсь. Спешить мне некуда. Надо, конечно, исполнять приказ- ловить неуловимого этого… как его… Черного Плаща… но ничего, минута-другая принципиального значения не имеет. Послушаю…"
- Начнем разоблачение, - заговорил неугомонный селезень. - Вы когда-нибудь задумывались о том, почему Эдуард Гаврилыч в отличие от обыкновенного ифрита имеет две головы, мыслящих по-разному? Да потому что небезызвестный царь Соломон много тысяч лет назад приказал срубить бедному ифриту все его головы за то, что тот, охраняя территорию базара и воспользовавшись своим служебным положением, ограбил, убил и съел бедного персидского юношу Аладдина, торговавшего на базаре финиками! Приказание Соломона исполнили, но наполовину, потому что, когда Эдуарду Гаврилычу (в те времена его, конечно, звали по-другому) отрубили одну из голов, обезумевший от боли ифрит вырвался от палачей и сбежал. Потом, правда, истек кровью и испустил дух где-то в пустыне. Очутившись на том… то есть на этом свете, Эдуард Гаврилыч с понятным удивлением отметил, что все его головы на месте. Только вот одна - та, что была отрублена палачами царя Соломона, - вследствие, очевидно, перенесенного потрясения стала дурить. Эта голова и выбрала себе имя Эдуард… Эдуард Гаврилыч - урод! Ему место в кунсткамере, а не на должности инспектора! Если власти находят необходимым охранять нас, то пусть приставят к нам нормального среднестатистического ифрита, а не какого-то монстра, тем более осужденного самим мудрым Соломоном за мерзкое и ужасное преступление…
- Вспомнил! - раздался вдруг из толпы чей-то истошный крик. - Вспомнил, где я видел поганые рожи нашего инспектора Эдуарда Гаврилыча. Я ему отомщу! Клянусь своей волшебной лампой, я ему отомщу!
На минуту и селезень, и окружающие его герои примолкли, наблюдая, как вдоль по улице по направлению к конторе Эдуарда Гаврилыча, размахивая кривым ятаганом, помчался одетый по-восточному молодой человек.
- Да, - возвращаясь к прерванной теме, проговорил селезень, - теперь вы видите, что надзор над нами осуществляют типы крайне антиобщественные, самим фактом своего существования оскорбляющие наши легкоранимые героические души. Так доколе, я спрашиваю, доколе мы будем терпеть оскорбления? Не пора ли потребовать сатисфакции?
Толпа, окружающая селезня, молчала, переглядываясь сама с собой.
- Не пора ли потребовать ответа у зарвавшихся тиранов? - усомнившись в лингвистических познаниях слушателей, поправился селезень.
- Пора! - единой глоткой взревела толпа. - Даешь свободу!
- Даешь свободу! - вместе со всеми закричал и Борисоглебский, который, опьянившись зажигательными высказываниями селезня, совершенно позабыл - зачем и для чего он выехал сегодня на проспект Каплан.
- Вперед! - завопил селезень, когда шум возбужденного сборища немного утих. - Надерем задницу оккупантам! За мной!
И пошел вперед, скоро переваливаясь с боку на бок и Мягко шлепая перепончатыми лапками по нагретой загробным солнцем брусчатке проспекта.
* * *
- Скоро ты там? - нервничал полуцутик, бегая вокруг Никиты, копошащегося во внутренностях кабинки генератора.
- Скоро, скоро, - пропыхтел Никита, показывая из-за полуоткрытой створки перепачканную машинным маслом физиономию.
- Сам накликал беду, сам теперь возишься, - протараторил полуцутик и вздрогнул, когда сквозь серый туман до него долетел протяжный вой какого-то явно очень недовольного чем-то чудовища. - Давай скорее! Энергии-то генератор наш нааккумулировал достаточное количество? Надо валить отсюда, надо валить отсюда… Давай скорее! Давай скорее!
- Нааккумулировал достаточное количество, - эхом отозвался Никита. - Только настроить надо.
- Нет, какой ты все-таки дурак, Никита, - продолжал волноваться полуцутик, - надо же было додуматься - орать в Пятьдесят Восьмом Загробном. Тут же чудовище на чудовище сидит и чудовищем погоняет… Нас сожрут, не успеем и опомниться. Представляешь себе перспективку - быть пережеванным, переваренным и возродиться в виде кучи дерьма? Это в мире живых можно себе позволить умереть в каком угодно виде, а потом явиться в Загробные Миры свеженьким и чистеньким. А здесь законы другие. Будешь ты одушевленной и мыслящей какашкой.
- Не каркай под руку! - рявкнул Никита, снова отвлекаясь от своего занятия. - Займись сам каким-нибудь полезным делом.
- Я и занимаюсь полезным делом, - закричал в ответ Г-гы-ы. - Я тебя подбадриваю. Чтобы ты скорее чухался. Давай быстрее, придурок! Это чудовище, которое за туманами скрывается, уже очень близко - я по звуку определяю.
- Чего тебе бояться-то? - спросил вдруг Никита. - Ты лее в любой момент любое чудовище можешь трансформировать в кого-нибудь безобидного… в того же таракана, например.
- Ну, это еще бабушка надвое сказала, - уклончиво ответил Г-гы-ы. - Может быть, могу, может быть, и нет… Откуда я знаю, какое именно чудовище к нам подбирается? Вполне возможно, что оно с такой космической скоростью передвигается, что я и пальцами щелкнуть не успею…
- Что-то не похоже на то, что это твое невидимое пока чудовище с космической скоростью передвигается, - усмехнулся Никита. - Полчаса оно уже к нам подбирается, а все никак подобраться не может…
- Кружит, - пояснил бледный полуцутик. - Вынюхивает нас. Или сородичей своих созывает. На пир, так сказать…
Полуцутик вдруг прервался и прислушался, опустившись на колени и приложив ухо к щебню.
- Чую, бежит сюда кто-то, - упавшим голосом сообщил он. - Судя по сотрясению почвы, кто-то очень большой. И злой.
Вой - теперь уже не такой далекий, как раньше - перешел в полулай-полурев, и уже отчетливо стал слышен перестук множества ног.
- А может быть, и не одно чудовище к нам бежит, - Дрожа, продолжал размышлять вслух полуцутик Г-гы-ы. - Может быть, их целый легион. Черт его знает - топает не Меньше десятка ног. А я не могу с точностью сказать - у самых страшных монстров в этом мире десять ног или всего одна. Хорошо, если десять - тогда нам придется удирать только от одной твари. А если…
- Заткнись, а? - совершенно серьезно посоветовал Никита, вытаскивая из нутра кабинки шнур.
- Я просто на слух определяю…
- Сделай, будь добр, так, чтобы я тебя на слух не определял. Надоел, в натуре. Держи трос.
Г-гы-ы принял протянутый ему Никитой трос, зажал его в клыках и, взмахнув крылышками, взвился в туманные полосы, сгущающиеся на высоте человеческого роста до состояния полного мрака. Никита насадил ржавое колесо на такую же ржавую ось и с натугой принялся колесо вращать.
- Скорее бы, а? - косноязычно взмолился болтающийся на конце троса полуцутик,
- Заткнись.
- Чего заткнись-то?
- Заткнись.
- Думаешь, я обязан тебя ждать, да? Сейчас брошу этот чертов трос и улечу. А ты как хочешь.
- Заткнись.
- Чего "заткнись" да "заткнись"?! В натуре - сейчас брошу все и улечу! А тебя сожрут тут без меня.
Никита в последний раз крутанул колесо. В кабинке что-то взвыло и заурчало, потом раздалось механическое тарахтение.
- Готово, - выдохнул Никита.
- Готово! - радостно взвизгнул полуцутик.
Кабинка затряслась, заурчала, выбрасывая из всех своих щелей клубы густого черного дыма, и поднялась на полметра над землей. Никита прыгнул в кабинку. Полуцутик взмахнул крыльями и приземлился ему на плечо. Никита, наклонившись, даванул какую-то педаль, и из зада кабинки ударил вдруг сноп желтого пламени, мгновенно разогнавший полосы тумана в радиусе полукилометра.
- Поехали! - завопил полуцутик. - Вперед к…
Куда именно пожелал ехать Г-гы-ы, так и осталось неизвестным, потому что, выкрикнув начало фразы, полуцутик замер на плече Никиты, полуоткрыв рот и выпучив глаза.