Голова многозначительно закатила глаза и промолчала. Затем вновь посмотрела на Юлиуса и подмигнула ему весьма игриво. Будь на ее месте живая дама, Корпс мгновенно подмигнул бы в ответ, но сейчас он вздрогнул и поежился.
– Из воды приходит, в воду уходит. Младенцев пожирает, силу набирает. Кормят на убой, наступает прибой. Время настанет – мстить станет.
Проговорив этот странный стишок несколько раз очень быстро, почти скороговоркой, старуха умолкла и посмотрела на Юлиуса.
Тот отстраненно подумал про существование дурной привычки неумелых оракулов выдавать свои пророчества в неумелых же стихах. Как будто им кажется, что слова, завернутые в рифму, куда весомей. На взгляд Юлиуса Корпса, стихотворные предсказания отдавали дешевым театром, хотя даже там слова лучше друг с другом сочетались, и уж рифма "настанет-станет" вряд ли могла быть озвучена.
– Ты нас не пугай и не стращай. Мы с Юлиусом вдвоем сейчас возьмем и уйдем, – Гераклид победно улыбнулся, а мошенника передернуло.
Он очень надеялся, что Аквус и сумасшедшая каменная бабка не начнут сейчас соревнование поэтов – от плохих Юлиусу становилось дурно, как от несвежей рыбы.
– Никуда мы не уйдем, – сказал он, надеясь тем самым повернуть мысли друга в иное русло. – Останемся здесь и попробуем разобраться, что же происходит в этой обители сумасшедших.
– Вот именно, – проникновенно и тихо сказал Гераклид. – Обитель сумасшедших. Наилучшее место, чтобы помереть молодым и в полном расцвете сил.
Юлиус вздохнул, заметив, что голова после слов Аквуса закивала.
– Скоро уже, – заметила она и тут же испуганно замолчала, словно выдала тайну.
– Не знаю как ты, а я помирать не собираюсь, дружок. Как ты заметил, до сих пор мы спокойно уходили от опасности.
– Спокойно?! – Гераклид завизжал. – Меня связали, истязали бегом, пытались утопить – и это ты называешь "спокойно"?! Я хочу в нормальное место, где нет монстров, где нет ничего странного, где вкусно кормят и есть мягкая постель.
Аквус шумно задышал и покраснел. Глаза сузились и превратились в две тонкие щелочки из которых, казалось, того и гляди полетят молнии, не хуже, чем у Зевса. Словно разъяренный кабан стоял перед Юлиусом, и невозможно было угадать, что он сейчас сделает: бросится на мошенника или же, ощерившись, отступит.
– Хорошо, дружок. Можешь идти.
Корпс отвернулся и сел на мозаику пола, всем своим видом показывая, что разговаривать более не намерен. Что никакого Гераклида Аквуса здесь нет, а дела, предстоящие Юлиусу, требуют куда большего внимания, чем какой-то горе-скульптор, вздумавший поорать.
– То есть как? – опешил Гераклид, и вся его злость, которая готовилась вылезти наружу, куда-то исчезла. – Ты меня просто так бросаешь?
– Я – нет, – Юлиус не оборачивался. – Это ты меня решил бросить. Я тебя не виню. Тебя ожидают куда более важные дела. В мире множество подвигов, которые ты можешь совершить, а я, уж так и быть, попробую разобраться, что здесь происходит. Уверен, что ты самостоятельно сможешь выбраться из грота. Тебе, дружок, и не такое под силу…
– Подожди! – оборвал его Аквус. – То есть ты меня называешь трусом?
– Нет-нет. Ты не трус. Но твоя жизнь, безусловно, настолько ценна, что ей не стоит жертвовать неизвестно где, да еще и в битве неизвестно с кем. Тут ведь даже никакого историка нет, чтобы записать твой подвиг.
Гераклид молчал, а Юлиус внутренне усмехался. Естественно, отпускать друга он не собирался. В одиночестве тот был куда более опасен, чем рядом с мошенником. К счастью, порция лести, сдобренная смирением, оказала благотворное влияние.
– Я могу помочь тебе, – нерешительно заметил Аквус.
– Не стоит, я не хочу тебя утруждать.
– Нет-нет! Я настаиваю. В конце концов, есть и маленькая часть моей вины в том, что мы здесь оказались.
– Маленькая?!
– Думаешь – больше? – с сомнением спросил Гераклид.
– Нет, что ты, дружок. Не маленькая, а мельчайшая.
– Ну, вот я ее и искуплю. И потом, ведь друг не может не спасти друга, – Аквус подошел к Юлиусу и патетично положил руку на плечо. – Вставай, нам нужно подготовиться к битве.
– Я думаю, что лучше все же для начала спрятаться.
– Спрятаться? Но подобает ли героям так поступать? А как же встретить врага в открытом бою, посмотреть в его мерзкие глаза и призвать к ответу за преступления?
Корпс вздохнул. Что называется – от Сциллы к Харибде.
– Нужно провести разведку. Мы еще не знаем, каков наш противник. Ничто не мешает потом выйти из засады и вызвать его на поединок. Пойдём, поищем укрытие.
Юлиус встал и направился у дальней стене грота. Рядом с ней лежали обломки колонн – на худой конец, за каждым мог вполне спрятаться человек. Не самое надежное убежище, но лучше, чем ничего. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что разломанные колонны – лишь первое из убежищ, коих руины предлагали в достатке. Ниши в стене, в которых раньше, по всей видимости, располагались статуи местных божеств. Две арки темных коридоров.
"Отлично", – Юлиус заглянул в один. Оттуда тянуло сыростью, пахло водорослями и тухлой водой. Второй коридор начинался с небольшого порожка, был шире и нравился мошеннику гораздо больше. Он нырнул под арку и двинулся по туннелю, решив исследовать его подробнее. Вдруг сзади раздался смешок. Сдавленный, тихий и донельзя ехидный. Аквус так точно не смог бы.
Юлиус замер. Почему смеется старуха? Просто из вредности? Или ее веселье связано с тем, что мошенник зашел именно в этот коридор?
Он медленно достал из кармана очки алхимиков и водрузил на нос. Ну, конечно.
На стенах виднелись знаки, такие же, как и в здании гильдии. "Да-а, мы бы здорово преуспели, спрятавшись в проходе, который связан с алхимиками. Особенно если учесть, что один из этих самых алхимиков выбрасывает в море младенцев, а другие, во главе с инспектором, хотят нас поймать", – Юлиус развернулся и осторожно пошел назад, старательно обходя знаки-ловушки и вознося благодарность Гермесу за то, что раньше не успел наступить ни на один из них.
– Ты быстро вернулся, – по всему было видно, что Аквус решил принять деятельное участие в поисках убежища. Он устроился на берегу озера – подальше от старушки, подпер щеку кулаком и с волнением следил за другом. – Нашел?
– Нет еще, – Юлиус поправил очки и заглянул в сырой коридор. Ни пентаграмм, ни ловушек, ни знаков. – Тот коридор совсем короткий. Еще там на полу скорпионы. И ядовитые змеи.
Последнее было добавлено, чтобы, ни дай Зевс, наивный герой не ринулся исследовать опасную дорогу. Фантазия у алхимиков хорошая, поэтому ловушки их славились разнообразием самый гадких последствий для здоровья того, кто неосмотрительно наступил на маленький знак сомкнутых фиолетово-красных челюстей. Отравленные иглы и резаки из прочнейших сплавов, в доли секунды выпиливающее в подошве ботинка – а заодно и в ступне – ровнехонькие круглые отверстия, миниатюрные капканы, клей, рычаги, приводящие в действие трубы-оглушалки… В общем, как обычно. Где-где, а в деле защиты и нападения последние достижения техники использовались особенно рьяно.
Оставив Гераклида, который в ужасе уставился на разверстый зев опасного прибежища ядовитых тварей, переваривать полученную информацию, Юлиус зашагал во тьму, ожидая, не засмеется ли мерзкая старуха снова. Но жертва неудачного алхимического эксперимента молчала. Под ногами хлюпала жижа, стены были покрыты толстым слоем слизи, а габариты коридора внушали серьезные опасения в том, что Аквус здесь пролезет. "Без хорошего пинка – точно не пролезет", – подумал Юлиус, однако твердо решил, что появления неприятелей будет ждать именно в этом тоннеле. В лучах скудного света, проникающего едва ли на десяток шагов вглубь коридора, укрытие выглядело отвратительно, а пахло – еще хуже, однако отточенный нюх на укромные убежища говорил мошеннику: вот то, что ты ищешь.
Выбравшись обратно в пещеру, Юлиус несколько мгновений соображал, как заставить друга лезть в вонючий коридор с великолепным шансом вновь промочить ноги, но тут от стены к стене заметалось эхо. Эхо шагов.
У мошенника поначалу пересохло горло – он решил, что это некто идет прямо за ним по пятам, но спустя мгновение понял, что шаги доносятся из прохода с ловушками. Между тем Гераклид, продолжавший скучать у озера, казалось, ничего не слышал.
Сюда! – позвал его Корпс громким шепотом.
А? – откликнулся Аквус громко.
Сюда иди! – повысил голос Юлиус.
Медленно и неохотно Гераклид встал и направился к мошеннику. Тому очень хотелось прикрикнуть на эту черепаху, которая уж точно никогда не убежит от Ахилесса, но Юлиус отлично знал, что стоит только повысить голос – и начнется. Гераклид остановится; Гераклид обидится; Гераклид недовольно покачает головой; Гераклид начнет громко возмущаться и спрашивать, почему это друг относится к нему, как к слуге. Нет, в такой ситуации лучше было потерпеть и помолчать.
– Как тут воня…
Закончить фразу мошенник не дал. Теперь Аквус был уже под рукой, потому можно было этой самой рукой и заткнуть ему рот, пока он не привлек внимание тех, кто приближался по соседнему коридору.
– Тихо, – прошептал на ухо другу Юлиус. – Слушай и смотри.
Гераклид на удивление послушно кивнул и замер. Возможно, что-то в голосе Корпса заставило его поверить, что происходящее серьезно.
Прошло совсем немного времени, как из прохода появилась женщина в очках алхимиков. Сдернув их с изящного носа, она на секунду остановилась на пороге и дала возможность рассмотреть себя.
Длинные вьющиеся волосы черного цвета. Прямая осанка и узкие бедра, что отдельно подчеркивала облегающая туника. Высокий рост придавал тонкой фигуре ощущение воздушности. Казалось, что одна из нимф по неведомой прихоти решила посетить этот старый заброшенный грот.
Однако вряд ли нимфы обладают таким лицом. Его можно было бы назвать красивым, если бы не наполненные ненавистью глаза и тонкие, презрительно поджатые губы. В своей жизни Юлиус Корпс немало повидал подобных лиц, и все их обладатели оказывались порядочными стервозами.
Следом за женщиной появился высокий мужчина, который двигался чуть более суетливо, чем надо. В руках он нес сверток, завернутый в ткань, и покачивал его при движении. Стоило незнакомцу остановиться, как раздалось причмокивание и неразборчивое бормотание.
– Он неправильно держит младенца, – прошептал Гераклид.
Юлиус вздрогнул. "Младенец? Точно!"
– Моя мама всегда говорила, что мужчины держат младенцев неправильно. Они несут их, как вещь. В то время как женщина, даже если у нее нет своих детей, всегда возьмет его, как это необходимо. Потому что у них это в крови.
– Помолчи, дружок, – прервал мошенник лекцию. – Если верить здешней статуе, то жить младенцу осталось недолго.
– Ужас, – благоговейно протянул Аквус, но намерения бежать и спасать ребенка от страшной участи – хвала богам! – не проявил.
Меж тем старуха из камня очень обрадовалась посетителям.
– Ой, а кто это у нас сегодня? Мальчик или девочка? Как зовут? Ну, дайте же мне посмотреть на лялечку, – затараторила она.
– Заткнись! – вскользь бросила женщина и повернулась к спутнику. – Арагунис, почему нельзя выбрасывать их мертвыми?
"Арагунис! – мелькнуло в памяти Корпса воспоминание. – Мужчина, который был за дверью. А женщина, видимо, Феломена".
– Причина смерти должна быть естественной, – Арагунис начал с менторской интонацией, но под взглядом спутницы сбился и заговорил торопливо. – Алхимики могут установить, от чего именно умер младенец. А для нас, как ты понимаешь, важно, чтобы ребенок именно захлебнулся.
– Ладно. Только давай покончим с этим поскорей.
– Хорошо, Феломена.
И Арагунис направился… прямо к тому проходу, в котором прятался мошенник с другом.
Мысли Юлиуса лихорадочно заметались, пытаясь найти выход. Коридор имел выход к морю. Может быть, что-то вроде проплыва, который привел друзей в этот грот. Значит, Арагунис совершенно точно пройдет до конца. И спрятаться на этом пути, насколько понимал Корпс, негде. Прижаться к стене и остаться незамеченным было бы можно, если бы мошенник прятался один, но Гераклид своим присутствием затруднял любые маневры.
"Что же делать? Где же выход?" – спрашивал себя Юлиус.
Меж тем старуха начала посмеиваться. Мерзкое хихиканье переросло в хохот. Мужчина остановился и обернулся к голове.
– В чем дело?
– Теплее, теплее, – выдала старуха и вновь расхохоталась.
Переглянувшись со спутницей, мужчина уже почти подошел к самому коридору, как вдруг снова раздалось эхо шагов. Только в этот раз уже не шли, а бежали.
– Ну, а это кто еще такой? – устало прошептал Корпс и резко поднял указательный палец вверх, предостерегая Гераклида, который собирался что-то ответить. Слова сработали на этот раз быстрее мысли.
"Старею, что ли?" – с ужасом подумал Юлиус. – Или просто слишком много событий на один день?" Из соседнего коридора раздался торжествующий вопль инспектора Лавраниуса.
– Стоять! – судя по хору голосов, инспектор прибыл с неплохим подкреплением.
– Нет, это вы стойте! – для того, чтобы перечить превосходящим силам противника, нужно обладать недюжинной силой духа. Феломена оказалось весьма смелой женщиной. – Еще один шаг, я имею в виду любого из вас, и мой друг перережет младенцу горло! Причем, правитель города будет в ярости, если вы позволите так просто убить его внука!
– Вам и вправду нужна кровь невинного младенца на ваших руках? – тут Юлиус узнал уверенный голос Брациса. – Не боитесь, что на вас натравят гарпий? Даже одной хватит, чтобы превратить остаток вашего существования в вечное страдание. Но я верю, что правитель Валлис не пожалеет денег на разговор со стаей мерзких тварей, лишь бы отомстить похитителям. Так что если хоть волос мальчика упадет с его головы…
– Ни шагу, идиот! – женщина перешла на визг. – Не пугай меня пустыми словами! Какой волос может упасть с лысой головы младенца?
"Она же вам зубы заговаривает, – тоскливо подумал Юлиус. – А вы ее слушаете, вместо того, чтобы броситься вперед всей толпой и схватить сумасшедшую и предателя. Ребенка они вряд ли успеют убить, у алхимика нет с собой оружия, а если его уронить… ничего страшного, всех нас роняли на пол в детстве. Кого-то реже, кого-то чаще…" И мошенник украдкой покосился на Аквуса.
Но инспектор, очевидно, не обладал должным опытом в переговорах, поэтому не командовал атаку. Юлиус уже было прочистил горло, чтобы выкрикнуть сигнал к наступлению, имитируя голос Лавраниуса, но не успел. Из грота донесся громкий плеск, как будто с потолка в озеро сорвалась каменная глыба, женский визг, вздох удивления – и секундой позже отчаянный плач.
Правда, через мгновение и он затих.
Глава четырнадцатая.
Герои и чудовища
– Тщ-тштш, – по пещере расползся шепот. Выскользнул на берег озера, пронесся над головой Феломены, окружил Лавраниуса и алхимиков, погладил по спине похитителя с ребенком на руках и растаял над головами спрятавшихся друзей. – Тихо-тихо, что за плач? Что за слезы? Что за люди? Молчите, первой буду говорить я.
Юлиус понял, что сейчас его не заметят, даже выйди он из тоннеля прогулочным шагом. Поэтому он молча показал кулак Аквусу – в надежде, что тот правильно истолкует этот жест – и скользнул вдоль стены к свету. Нагнулся. Осторожно высунул голову из-за каменного выступа.
– Аид меня забери… – пробормотал Брацис.
Рядом с ним молоденький ученик судорожно сглотнул и стал заваливаться набок, потеряв сознание. Инспектор закашлялся, пытаясь что-то сказать, но слова не желали покидать его горло, отсиживаясь внутри бульканьем и бессильным клекотом. Феломена замерла, как натянутая струна, боясь обернуться.
За ее спиной из воды поднималось нечто. Сначала Юлиус принял это за ожившую массу воды, потом прозрачный кокон рассыпался на брызги, и на берег шагнула она.
Длинные ноги с сильными бедрами выглядели почти по-человечески, если не считать слишком широких коленей. На язык просилось слово "колченогая", но в данном случае оно прозвучало бы слишком грубо. Вульгарно. Материалистично. При всей "тяжести" нижней части тела она казалась не массивной. Скорее, невесомой. Прозрачной. Будто это не плоть из мяса и костей, а водная зыбь, гребень волны, туман над морем в зимнюю ночь. Вздрогнет и уплывет прочь, раздробится на облако мелких брызг.
Юлиус сморгнул. Встряхнул головой. Наваждение было слишком сильным, глаза отказывались верить в то, что они видели. Противоречие между материей и иллюзией было настолько велико, что к горлу подкатывалась тошнота. Начинали дрожать руки, хотелось отвернуться, закрыть глаза и не видеть ничего. Однако взгляд будто примерз к этой твари, она поймала его, как рыбак, на невидимую леску, сотканную страха и любопытства.
Выше талии у нее была голубовато-белая кожа, сквозь которую просвечивали зеленые и синие дорожки вен. Еще выше – покатые плечи, длинная шея и по-детски тонкие ручки. Правда, ладони были непропорционально широкими, как будто к изящным женским запястьям Посейдон ради шутки прикрепил ласты или плавники, отобранные у крупной рыбы. Между пальцами трепетала прозрачная сиреневая кожа.
Мошенник не хотел смотреть ей в лицо. Но пришлось. Ради справедливости стоит заметить, что он сдался предпоследним. Лишь Феломена продолжала стоять к твари спиной, закрыв глаза, и мелко дрожала.
Прозрачные, как тихая заводь, зеленовато-серые глаза. Огромные, навыкате, с продолговатыми зрачками, которые пульсировали, сжимаясь до песчинки и расширяясь до размеров крупного яблока – тогда они заполняли чернотой все пространство между веками и становились похожи на провалы в глубину, откуда не выплыть. Никогда. Спутанные серо-коричневые волосы, больше напоминающие водоросли. Чересчур высокие скулы – четыре скулы, мимоходом отметил Юлиус, по две на каждую щеку, хотя разве это сейчас важно? – и тонюсенький, почти безгубый рот. Массивный подбородок – казалось, он должен был перевешивать, слишком тяжелый для тонкой шеи и изящной головы.
Сквозь одну щеку просвечивала пульсирующая красная слизь. На другой был легкий румянец. Тварь улыбнулась и вновь заговорила.
– Наконец я могу выразить свое почтение, милые человечки, – она ухмыльнулась, и Юлиус увидел десятки мелких игольчатых зубов. "Родственница того страхолюдища из "проплыва", которого мы встретили по дороге сюда? – подумал он. – Или…?" При мысли о том, что он проплывал в метре от этой твари, мошенника передернуло. Сзади завозился Гераклид.
– К-к-к-к… кто ты? – инспектор наконец совладал со словами.
– Ламия, – тварь мило улыбнулась. – Но если ты, человечек, подашь мне руку и проводишь в город, я позволю называть меня просто Ла. Как песня. Как волна, которая смоет весь город. Весь Кипр. Он слишком долго пробыл наверху. Пора вернуть остров туда, откуда он поднялся. Да, и благодарю за свежую кровь. Она здорово подкрепила мои силы. Кто из вас придумал мне помочь? Ты?
– Ты слишком самонадеянна, – подумать только, нервы у Феломены были покрепче инспекторовых. Фраза получилась с первого раза. – Кто сказал, что младенцы предназначались тебе?
Ламия опешила. Если только морское чудовище может опешить в принципе. Сбоку раздалось мерзкое старушечье хихиканье: