Корпс окинул взглядом комнату и заприметил то, что должен был увидеть еще вчера. Одеяло на кровати имело завязки. Наверняка, чтобы спящий ночью его с себя не сбрасывал. Или чтобы не выпускать теплый воздух, который шел от матраса – неприметный тумблер на боковине кровати был заботливо выкручен в сторону красного, полыхающего огнем человечка. А завязки затянули так, что оставалось гадать, как это мошенник ночью ничего не заметил.
Налицо была попытка убийства, замаскированного под несчастный случай.
В этот момент раздался одновременный рев-визг, и Юлиус Корпс бросился в коридор, пронесся до дверей кухни и замер, оценивая обстановку. Протянутые над полом нити, каждая из которых таила в себе что-нибудь острое и смертоносное, а может быть даже ядовитое. Ловушка простая, но всегда действенная.
Флавия демонстрировала редкую силу духа. Вместо того, чтобы заламывать руки и паниковать, как на ее месте поступила бы среднестатистическая девица, жрица Диониса с перекошенным ртом терла рану на ноге и стреляла глазами по сторонам. При этом она каким-то образом умудрялась балансировать, держась за дверку буфета, и почти подпрыгивала на одной ноге, стоя на мягком диванчике. На мгновение Юлиусу даже показалось, что его появление осталось незамеченным, однако в то же мгновение Флавия проговорила:
– С потолком не получится. По полу я тоже не пройду – профессиональная менада, преисполненная хладнокровия и веры в собственные силы, смогла бы – но я не она.
Мошенник кивнул. А что тут отвечать? Ни убавить, ни прибавить.
– Я уже говорила, что перед лицом смертельной опасности у меня обостряется логическое мышление? И способность к четким формулировкам?
– Сама себя не похвалишь – никто не похвалит, – не сдержался Юлиус. Улыбнулся уголком рта. – Работу логического мышления наблюдаю прямо сейчас, а вот то, что случилось с несчастной сиреной…
– Брось, – Флавия покраснела.
– Именно. Даже после того, как мы ее сбросили с плота, труп все еще продолжал стоять перед глазами. Так что ты справишься и сейчас, точно знаю.
Жрица картинно сложила руки на груди и лучезарно улыбнулась:
– Я даже не успела сказать, зачем позвала тебя. А ты уже все понял.
– Хм… Если честно….
– Поддержка. Знаешь, как много значат какие-нибудь три слова "Флавия, ты сможешь"? Гляди, что я придумала.
Если не можешь использовать пол или потолок, остаются стены. Неважно, что люди не умеют ползать, как мухи – выдвинутые ящики столов и выступы отменно справляются с человеческим весом. Благо, на кухне их полно!
Флавия двинулась к выходу из ловушки без изящества. Рывками, тяжело перекидывая тело с одного выступа на другой, шипя от боли в ноге. Выдвинутые ящики стонали под ее весом.
– Ну вот, я наступила в корицу, – жрица громко фыркнула и незамедлительно продемонстрировала мошеннику коричневую подошву. Удивительно, но даже в свете смертельной опасности женское кокетство нашло повод для проявления. Мошенник начал в чем-то понимать Гермеса.
Тут же из соседней комнаты донесся горестный вопль, взятый в новой тональности.
– Иди-иди, – Флавия махнула рукой на Юлиуса. – Вон, Гераклид уже иззвался..
"Не девочка, а подарок", – подумал Корпс.
Теперь надо было идти и спасать Гераклида. Поверить в то, что Аквус подобно жрице внезапно преобразится и вытащит себя из неприятностей самостоятельно, было решительно невозможно.
Добежав до комнаты Гераклида, Юлиус распахнул дверь, сделал шаг вперед и обомлел. Даже на всякий случай ущипнул себя за щеку.
Ничего не изменилось.
Гераклид Аквус, толстяк, растяпа и заочный победитель в соревновании "неудачник года" походил сейчас на героя, как никогда до этого.
Он стоял перед "морозильным ларем", выставив перед собой правую руку. Ноги скульптора находились на ширине плеч и были слегка согнуты в коленях. Ларь стрелял в толстяка острыми льдинами, одна за другой.
Едва из разверзнутой ледяной пасти вылетел снаряд, как правая рука скульптора подалась назад, прижимаясь к телу, а левая встречным ударом разбила ледышку. Тотчас же Гераклид издал тот самый рев, который Юлиус слышал до этого. Затем вместо льдинки вылетел снежной ком, но тут уже левая рука вернулась на исходную, а правая встретила снаряд в полете. Пар шел от разгоряченного тела Гераклида. Возможно, лед начинал таять, еще даже не долетая до художника..
Правда, во всем этом зрелище было нечто, доводящее его до комичности, как, собственно, и в большинстве действий скульптора.
– Льдинки разбивает, – проворчал мошенник. – А выйти через незапертую дверь, мы, стало быть, не догадались.
Заслышав голос Корпс, Гераклид тут же развернулся с сияющей улыбкой и высохшими дорожками соли на лице. Не то слезы, не то пот.
– Юлиус! Ты пришел, чтобы меня спасти! – завопил Аквус и тут же получил снежным шаром в затылок.
Морозильный ларь не дремал, и ему не было дела до проявлений людской сентиментальности. Более того, он ухитрился задеть льдинкой висок Юлиуса.
Этого мошенник терпеть уже не стал.
Резко упав на колени, он бросил нож, который все еще сжимал в руке. Клинок перевернулся несколько раз в воздухе, ударился об тумблер на морозильном ларе и тотчас же противный гул, идущий от механического чудовища, исчез. Внутри машины погас свет и в комнате стало тихо. За исключением сопения и всхлипываний Гераклида:
– Болит. Сильно.
– Нечего было руки под что попало подставлять, дружок – отозвался мошенник, вставая.
– Да не рука болит. Я, когда падал, коленкой ударился.
"Мда, – подумал Юлиус, – вот и нашлось слабое место. Гераклидова коленка – аналог ахиллесовой пяты. Зачем мне оно только – ума не приложу".
По самолюбию Юлиуса был нанесен очередной удар. Сначала появляется бог, и оказывается, что все проблемы имеют решения, а случайности не случайны. А теперь еще выяснилось, что его спутники способны постоять за себя. Правда, для полноты успеха одному не хватает ума, а второй – уверенности.
– Вы там как, живые? – послышался голос Флавии. – Я вот – почти.
– Мы тоже почти, – ответил Гераклид. – Юлиус – совсем живой, а я почти.
"А где же Леонид? – всплыл вдруг вопрос в голове мошенника. – Что стало с ним? Мы тут такой шум подняли, что он давно уже должен был выйти и посмотреть, что произошло".
Кажется, хоть кого-то все же требовалось спасать.
– Приводите себя в порядок – и за мной, – пробормотал Юлиус, прикидывая, где бы разжиться тяжелым ломом. Ну, или, на худой конец, куском трубы или просто крепкой палкой.
Флавия скривилась и, наклонившись, пощупала щиколотку – та уже успела покраснеть и распухнуть вокруг раны. Судя по отверстиям, это была вилка. Либо миниатюрный трезубец.
– Ты уверен, что нам всем стоит идти куда-то сию секунду? У меня дырка в ноге, а у Гераклида кулаки такие, будто он все утро засовывал их в рот к прожорливым гарпиям. Может, мы подождем тебя здесь и не будем мешать?..
– Ну уж нет, мы не будем разделяться. Пойдем медленно и осторожно! – Юлиус для подтверждения своих слов стукнул кулаком по дверному косяку и в тот же момент разрешил в уме вопрос об оружии.
Длинная отполированная деревяшка была наполовину оторвана от стены – держалась на нескольких погнутых гвоздях. Внизу на ней виднелись вмятины и облезший лак. Это наводило на мысли о том, что "морозильный ларь" не влетел в комнату, где ночевал Гераклид, и не материализовался там по мановению руки какого-нибудь мстительного Гефеста, а проник через дверь. Причем через слишком узкую для себя дверь.
– А может, все-таки…
– Вы что, книг совсем не читали? Или газетную хронику о преступлениях? – тут Юлиус взглянул в недоумевающие лица собеседников, махнул рукой и начал выламывать дверной косяк. – В общем, поверьте на слово, друзья мои. Стоит нам разделиться, как повторится та же истории. Поймают по одному и перебьют, как слепых котят.
– Котят…
– Или щенков! Или барашков! – мошенник с третьего раза отодрал деревяшку и провел ладонью по лицу. Потом рассеянно осмотрел руку. Пот, кровь и грязь. И это после первой за несколько месяцев ночевки на твердой земле в приличном доме! – Так что давайте не тратить время на рассуждения, а сразу придем к главному выводу -я тут главный, я всех спасу, слушайтесь меня, и все будет прекрасно.
После всех потрясений, связанных с осознанием собственной ненужности, Юлиусу срочно требовалось признание.
– Слушаюсь, – промурлыкала Флавия.
– А что это вдруг я должен слу… – опьяненный собственными успехами Гераклид хотел было поспорить с тем, кто тут является всеобщим спасителем и героем, но его прервал громкий стон со второго этажа.
Юлиус приложил палец к губам, и спасательный отряд двинулся на поиски Леонида.
Тот обнаружился в крохотной затемненной комнатушке на втором этаже. Комната была узкая, как кишка, и доверху набита коробками с шестеренками, трубочками, колбами, ретортами. Заглянув туда, Юлиус не сразу заметил ученого – тот лежал далеко от двери, в самом темном углу, в переплетении каких-то рычагов и проводов, и тихо стонал.
– Стадис! – прошипел мошенник.
Никакого эффекта. Инженер был то ли без сознания, то ли в глубоком шоке.
Юлиус стиснул зубы и переступил через порог. Сделал шаг, другой, ожидая в любой момент, что пол начнет проваливаться под ногами, а из стен полетят стрелы. Но ему то ли везло, то ли дом устал делать сюрпризы своим обитателям…
– Орк! Орк побери! – Корпс резко выдохнул и схватился за сердце. Он чуть не упал, наступив на нечто шерстяное, гладкое и живое.
– А-а-александр… – выдохнул Юлиус и со свистом выдохнул сквозь зубы. – Ну, хоть с тобой все в порядке. Не волнуйся, мы сейчас спасем твоего хозяина и…
Крот бешено запыхтел и, ухватив Корпса за сапог, потянул его из комнаты.
– Что, опасность? – мошенник наклонился и попытался погладить крота, но не тут-то было.
Александр не давался в руки. Стоило его схватить, как он тут же начинал извиваться. Отчаянно пищал и старался выгнать Юлиуса и остальных из комнаты. Как будто бы не его хозяин лежал там в проводах без сознания.
"Или не его?" – мошенник попытался вспомнить моменты, когда крот ошибался, но не смог. Да и не обманывал он никогда. Леонид, справедливости ради, тоже ничего плохого Корпсу не сделал, а даже пару раз помог, но доверять милому и обаятельному кроту было легче.
Однако просто так бросать человека – это было не в правилах Юлиуса.
– Я все понимаю, – сказал он Александру. – Что-то не так. Что-то плохое случилось. Я не могу понять что именно, а ты, друг, не можешь внятно объяснить, но, поверь, я буду настороже.
И, знаком велев остальным стоять на месте, Корпс сделал несколько шагов к Стадису, более не обращая внимания на возмущенный и обреченный писк Александра.
Провода, в которых запутался Леонид – не были порваны. Да, они перепутались, но не более того. А некоторые надписи на тумблерах: "морозильный ларь", "подогрев матраса" и прочие – наводили на мысли, что именно отсюда включили все те дьявольские устройства, с которыми пришлось сражаться Юлиусу, Флавии и Гераклиду. И это мог быть либо сам Леонид, либо кто-то другой. Ученый застал его, но не справился с противником, который обездвижил Стадиса, а сам сбежал.
"Сначала проверим плохую версию, – решил Юлиус. – В конце концов, никто не мешает потом извиниться". Мошенник поднял повыше свою импровизированную дубину и сделал еще один шаг к Леониду. Кажется, в писке Александра добавилось ободряющих ноток.
Когда до ученого оставался всего один шаг, тот внезапно и резко открыл глаза.
Некоторое время они смотрели друг на друга. Беспомощный Леонид и крадущийся с дубинкой Юлиус.
– Лучше по затылку, – сказал Стадис спокойно. – Так, даже если не насмерть, то я долго проваляюсь без сознания.
– Да я, собственно… – протянул ошеломленный Корпс.
– Я могу притвориться, что все еще не пришел в себя, если так будет легче нанести удар.
– Совсем у него от большого ума голова повернулась, – пробормотал Гераклид.
– Тихо ты, ему же больно, – шикнула на него Флавия.
– Мне тоже больно…
– Да, мне больно, – Леонид говорил неожиданно торжественно, словно читая поминальную речь или выступая перед огромной толпой. – Мне больно, потому что меня предали. Да, именно предали! И предательство это совершил лучший, а вернее – единственный друг, который у меня есть.
– Что-то я ничего не понимаю, друг мой, – вздохнул Юлиус. – Слушай, ты вправду хочешь, чтобы я тебя ударил этой деревяшкой, потому что тебя кто-то там предал?
– Не все так просто, – послышался знакомый голос Диоса-Гермеса.
В другое время мошенник бы съехидничал, что тот, как всегда, явился под самый конец, когда трудности уже закончены, но сейчас Юлиус обрадовался тому факту, что пришел хоть кто-то, кто наверняка сможет все объяснить. И сразу после этого Корпс устыдился своей радости – ведь он и так неплохо справлялся сам. А теперь вся слава вновь достанется богу. Как будто ему и без этого ее мало!
– Ты где шлялся? Видишь, что случилось, пока тебя не было? У меня в ноге – дыра!
– Меня ждали дела, несравненная Фло. Но поверь мне, если ты не сможешь ходить – я буду носить тебя на руках.
– Ох, это так мило…
– А что касается нашего друга. Или, вернее будет сказать, уже не друга, то пусть он сам все объяснит. И, на всякий случай напомню, кто-то из философов говорил, что вовремя предать – это не предать, а предвидеть. Так что, достопочтенный Леонид, будьте добры разъяснить, чем вы занимались перед тем, как Александр подстроил так, что вы упали на этот пульт.
– Александр?! – Юлиус, Флавия и Гераклид вскрикнули почти одновременно. Поверить в то, что крот предал своего хозяина, было невозможно.
– Да, Александр, – Леонид сел. Теперь его окровавленное лицо выглядело одухотворенным. – Предательство, которое невозможно забыть. А ведь я просто вершил историю. Боролся за свои права, как мог.
– Какие еще права? – хмыкнула Флавия. – Биться лицом об механизмы?
– Я придумал, как использовать энергию молний для работы механизмов. Я придумал, как управлять ими на расстоянии, что и делал здесь, с помощью этого пульта. Я изобрел то, что вам даже и не снилось. И все это хотят отдать Зевсу. Потому что, видите ли, бог об этом заявил. Конечно, у него больше прав, чем у меня. Вот только я скажу вам, когда боги начинают отбирать изобретения у смертных, то они слабее их. И такие боги нам не нужны.
– Хм, ну, начнем с того, что Зевс начал это все еще до вашего рождения…
– И чего он добился? Где патенты? Где изобретения? Где внедрение в производство? Где это все?!
– Эм… – на мгновение Юлиус почувствовал себя Гераклидом, которому вместо встречи с оракулом предлагают обратиться за предсказанием к железному механизму из разряда "опустите драхму – распечатайте прогноз на день".
Как объяснить, что есть то, что не просто не укладываются в существующее положение вещей, а вообще не может там находиться? Какие аргументы использовать в споре с собеседником, который доказывает, что небо должно быть оранжевым в крапинку – и никаким другим? Как вообще можно говорить с человеком, который долго притворялся здравомыслящим, а потом вдруг неожиданно вышел на такую грань логики, с которой ты в корне не согласен?
Однако дверной косяк в руках и Гермес за спиной ощутимо придавали уверенности, и Юлиус все-таки продолжил:
– Эм, знаешь, уже не друг, богам не пристало заниматься всей этой бумажной канителью. Не кажется ли тебе, что если бы они подходили к своим делам по человеческим меркам, многие чудеса и свершения просто не состоялись бы. Если бы, к примеру, Зевсу пришлось стоять в очереди за предсказанием от премудрой Афины, вместо того, чтобы прямо ее спросить…
– И пришлось бы! Все должно быть по правилам! Кто первый оформил патент, тот и прав! – Леонид выплевывал фразы одна за другой, лицо его багровело, а Корпс недоумевал все больше: куда девался тот спокойный, рассудительный, адекватный инженер, которого он спас из-под колес мобиля всего несколько месяцев назад? – Еще им, новый договор писать! Обойдутся! Право назваться первооткрывателем электричества принадлежит мне!
– Так назваться – это ж еще не бумажка, не доказательство, к которым ты питаешь столь нежную страсть, – в голове Гермеса слышалось неприкрытое ехидство.
Леонид, тяжело дыша, криво улыбнулся:
– Назваться не голословно, а в триста девятнадцатом приложении к старому договору. Гефест меня впишет. Он пообеща…
В этот момент Юлиус решил все-таки последовать совету жертвы и прицельно врезал Леониду по затылку. Тот на полуслове свалился лицом вниз.
– Запрем его здесь? – поинтересовалась Флавия, почесывая горестно пыхтящего Александра по спинке.
– Ни в коем случае, Фло. Отвезем к эскулапам, скажем, что помутился умом и пытался убить себя – видок у него соответствующий, а несколько десятков драхм подтвердят нашу версию. Запирать изобретателя в собственном доме – оставлять за спиной взрывное устройство замедленного действия. Тем более, что теперь Гефесту, скорее всего, известно о наших планах… Интересно, что Стадис успел разболтать? Юлиус, много ли ему было известно?
– Немного, – невольно расплылся в улыбке мошенник. Уж больно ему нравился план финальной схватки с богами – неповторимой простотой и изяществом. – Я и сам не то чтобы очень много придумал. Но на веселый вечер хватит.
Глава двадцать четертая.
Вершины и свершения
– Тяжело, – просипел Гераклид и оглушительно чихнул. Попытался вытереть нос рукавом и уронил бочонок – третий раз за последние пять минут.
– Всем тя…
– Нет, – аргументы не действовали. Скульптору, художнику – да и в целом духовно богатому человеку – было жарко, неудобно и гадко, и эти личные неудобства с лихвой перевешивали командный дух, обязательства и необходимость соблюдать маскировку. – Нет, мне тяжелее! Ты только посмотри на нос! На щеки! И даже шея, а…
Вместо того, чтобы поднимать упавшую ношу, Гераклид страдальчески тыкал себе в лицо:
– Раздражение! Шелушится! Вот, вот и вот!
Флавия громко фыркнула.
Юлиус возвел глаза к небу.
Успешно опробованный на поросенке способ превращения обычного существа в сказочное – при помощи золотой краски и подручных материалов – работал на все сто. Из Юлиуса получился худой сатир с кустами шерсти, торчащими из огромных ушей, глуповатой улыбкой и пританцовывающей походкой. А Гераклид, кожа которого сразу же "заявила" о нежелании мириться с краской, выглядел как сатир-пропойца с красной рожей и припухшими глазками.
Гермес, увидев его в подобном обличии, долго смеялся, да так, что пришлось после успокаивать Аквуса и заверять, что ухахатывался бог обмана над тем, как ловко Гераклид обманет небожителей.
– Наконец-то внутреннее содержимое совпало с внешним, – шепнул Гермес на ухо Юлиусу в тот момент. И добавил, уже для всех. – Маскировка хороша, но любой небожитель, оказавшись рядом, раскусит ее в момент. Хотя… пока вы с этими бочками дотащитесь до вершины, от вас будет вонять, как от самых натуральных козлов – к вам и близко никто не подойдет.
Нельзя сказать, что мошенник полностью поверил, но на всякий случай решил перестраховаться. Неприглядная и в чем-то даже неприятная сторона жизни сатиров была похожа на правду.
– А ну пошевеливайтесь, чего встали!