* * *
Карса обнаружил тварь скорчившейся в коридоре. Ее голова моталась, ударяясь то об одну стену, то о другую.
Должно быть, рептилия услышала шаги побежавшего Карсы: она развернулась, с шипением раскрыв пасть, за миг до его появления. Отбив в сторону нависшую лапу, Тоблакай ударил коленом в живот. Рептилия согнулась пополам, отчего гребень врезался в правое плечо Карсы. Он ткнул пальцами подмышку твари и ощутил, что кожа здесь мягкая. Проткнул ее большим пальцем, повел вверх, разрывая мясо и жилы. Затем схватил эти жилы всеми пальцами.
Острые как ножи зубы резанули по виску, содрав кусок кожи. Правый глаз Карсы залила кровь. Он напрягся, вытягивая руку.
Зверь повалился на него. Карсе едва удалось избежать попадания под полный вес твари; он сполна ощутил, как прогнулись и чуть не лопнули ребра.
Рептилия попыталась встать; но Карса оказался быстрее. Поставив подножку, он снова замолотил кулаками по черепу. При каждом ударе нижняя челюсть зверя шлепала по полу. Он чувствовал, как все сильнее проминаются толстые пластины костей. Не останавливаться!
Через дюжину бешеных сердцебиений он замедлил темп, поняв, что зверь уже не шевелится, уронив голову на камни и все сильнее распластываясь с каждым ударом могучих кулаков. Из черепа текла жидкость. Карса прекратил наносить удары. Прерывисто, мучительно вздохнул - и чуть не задохнулся в пронесшейся через разум тьме. Но дыхание быстро восстановилось. Он выхаркал полный рот мокроты прямо на череп мертвого зверя.
Поднял голову и огляделся. Справа дверной проем. В комнате за ним длинный стол и стулья. Он выпрямился, не сдержав стона, и поплелся туда.
Кувшин с вином. Чаши, стоящие ровным рядом вдоль сторон стола. Карса смел их, схватил кувшин - и поставил на запачканную деревянную поверхность. Поглядел на потолок, на котором некто нарисовал целый пантеон неведомых богов.
Все смотрят на него, и все как один ухмыляются.
Карса приложил кусок кожи обратно к виску и ухмыльнулся потолку. Поднес кувшин к губам.
* * *
Подул благословенно прохладный ветер, ведь солнце уже приближалось к окоему. Ничто не нарушало тишину после того рева.
Все солдаты, несколько звонов стоявшие на страже у ворот, ушли; их заменил одинокий раб, которого выделил из свиты Фалах'д.
Капитан Инашан готовил отряд, который должен будет войти в крепость.
Фалах'д приказал рабам массировать и протирать его ноги. Для этого они жевали листья мяты и смачивали их маслом. - Вы слишком медлите, капитан! - крикнул он. - Поглядите на демонического коня, на его глазищи! Пока вы возьмете крепость, наступит полночь!
- Факелы уже принесены, о Фалах'д. Мы готовы.
Его нежелание входить в ворота было явным и почти комичным. Семар Дев не решалась поднять глаз, боясь, что не сумеет скрыть выражение своего лица.
Крик из лагеря осаждающих.
Появился Тоблакай, спускавшийся по недавно сооруженной им лестнице из обломков. Семар Дев и Инашан поспешили ко рву, успев увидеть его восхождение. Белая шкура изорвана и покрыта кровью. Вокруг головы обмотана тряпица, удерживающая кожу на виске. Под рваными одеждами множество порезов и колотых ран.
И еще он вымазан в дерьме.
Сидевший в двадцати шагах фалах'д требовательно вопросил: - Тоблакай? Переговоры прошли успешно?
Инашан сказал вполголоса: - Похоже, малазан не осталось?
Карса Орлонг скривил губы: - Ни одного не видел, - и прошел мимо.
Семар поглядела ему в спину - и отшатнулась, ужаснувшись кровавым ранам. - Что там случилось?
Он пожал плечами. Дернулся прикрепленный за спиной каменный меч. - Ничего особенного, ведьма.
И ушел, не останавливаясь, не замедлив шага.
* * *
Пятнышко света далеко на юге, словно скопление умирающих звезд. Город Кейхум. За неделю песок бури опустился на землю, и ночное небо блистало двойной полосой Дорог Бездны. Корабб Бхилан Зену'алас слышал, что некоторые ученые утверждают, будто они - ничто иное, как бесчисленное собрание звезд. Но Корабб понимал, какая это глупость. Чем же они могут быть, как не небесными путями, трактами глубинных драконов, Старших Богов и тех кузнецов с солнцами вместо глаз, что выковали звезды? А крутящиеся около звезд миры - всего лишь шлак, отбросы кузен, бледные и обгорелые, на которых ползучие твари распускают хвосты тщеславия своего.
Хвосты тщеславия своего. Такое сказал ему один старый провидец, и по непонятной причине эти слова прочно засели в мозгу Корабба; едва он вытаскивал их, чтобы поиграть смыслами, как глаза его души загорались восторженным удивлением. Да, таков обычай людской. Он видит это снова и снова. Как павлины. Одержимые самомнением, почитающие себя способными достать головами до небес ночных. Провидец должен был быть гением, чтобы сказать так точно, уместить ТАКОЕ в три слова. Не то чтобы он хорошо понимал, что такое тщеславие… Кораббу вспомнилось, как однажды он спросил значение этого слова у некоей старухи, а та закудахтала и полезла ему под тунику, доставая пенис - что, само собой, было неожиданно и неприятно. Если не учитывать непроизвольную реакцию. Воспоминание вызвало смутное беспокойство, и он сплюнул в трепещущий огонь.
Леомен Молотильщик сидел напротив; рядом с собой он поместил кальян, забитый смесью вина и дурханга, а в рот вставил кончик трубки, вырезанный в подобие женского соска - даже окрашенный в розоватый цвет. Глаза вождя в свете костра блестели темно-красным, веки опустились. Казалось, все его внимание сосредоточено на лижущих дрова языках.
Корабб нашел кусок дерева длиной в руку, но легкий как дыхание девушки. Он догадался, что внутри прячется слизень - бирит, и начал ковырять древесину кончиком ножа. Существо завертелось на острие, и это зрелище, увы, снова напомнило о приключении с пенисом. Он разрубил червяка на две части и начал уныло сосать, пачкая бороду соком. - Ах, - промямлил он, набив рот, - у него икра. Вкусная.
Леомен поднял глаза и снова впился в трубку. - Мы теряем лошадей, - сказал он.
Корабб глотнул. Вторая половина слизня дергалась на кончике ножа, роняя нитку жемчужной икры. - Ну, командир, мы успеем, - ответил он, высунул язык и подхватил икру. Затем сунул в рот остатки твари и тщательно пережевал. - Думаю, четыре, пять дней.
Глаза Леомена блеснули: - Ты знаешь.
- Куда мы идем? Знаю.
- А почему - тоже знаешь?
Корабб бросил палку в костер. - И'Гатан. Первый из Святых Городов. Там умер из-за измены Дассем Альтор, прокляни его имя. И'Гатан, древнейший город мира. Построен на дымоходе кузницы Бездны, на костях ее кузнеца. Семь И'Гатанов, семь великих городов, отмеряющих века, видели мы, и нынешний стоит на сломанных костях шести прежних. Город оливковых Рощ, город сладкого масла… - Корабб нахмурился. - О чем был вопрос, командир?
- Почему.
- Ах да. Ты знаешь, почему ты выбрал И'Гатан? Потому что мы ожидаем осады. Этот город трудно штурмовать. Глупцы - малазане истекут кровью на его стенах. Мы добавим их кости к прочим, к костям самого Альтора…
- Он не умирал там, Корабб.
- Как? Ведь есть свидетели…
- Ранению - да. Попытке убийства. Но нет, друг мой, Первый Меч не умер, он еще жив.
- Но где же он?
- Где - не важно. Лучше спрашивай: КТО ОН? Спроси это, Корабб Бхилан Зену'алас, и я дам ответ.
Корабб начал думать. Даже утопающий в парах дурханга Леомен Молотильщик слишком умен для него. Сообразительный, способный видеть то, что не видит Корабб. Лучший полководец, когда-либо рожденный Семиградьем. Он победил бы Колтейна. С честью. Если бы он стоял во главе, победил бы и Тавору, и Даджека Однорукого. Вот это было бы настоящее освобождение, для всех Семи Городов, и восстание против проклятой империи расплескалось бы широко, пока ее иго не спадет со всего мира. Это трагедия, настоящая трагедия. - Благословенный Дессембрэ замети следы наши…
Леомен выпустил целое облако дыма. Согнулся пополам, жестоко закашлявшись.
Корабб схватился за водяной мех и бросил его в руки вождю. Тот наконец - то перевел дыхание и начал пить. Удовлетворенно разогнулся, вздохнул: - Ты чудо, Корабб Бхилан Зену'алас. Скажу честно - я и не надеялся!
Корабб приуныл. - Вы издеваетесь, командир?
- Нет, вовсе нет, благословенный Опоннами безумец - последний мой друг среди живых - вовсе нет. Повелитель Трагедии. Дессембрэ. Это Дассем Альтор. Уверен, что ты и сам догадался, да и подумай: для культа, религии со жрецами и прочими нужен бог. Живой бог.
- Дассем Альтор возвысился?
- Я в это верю. Хотя он не ценит божественность. Отрицает, как Аномандер Рейк из Тисте Анди. И поэтому блуждает, вечное бегство и, наверное, вечная охота.
- На что?
Леомен покачал головой: - И'Гатан. Да, мой друг. Там мы встанем, и его имя станет проклятием в устах малазан, вечно будет горчить на их языках. - Его глаза вдруг сурово сузились. - Ты со мной? Невзирая на то, что я буду приказывать, даже если покажусь безумцем?
Что-то во взоре вождя напугало Корабба, но он кивнул. - Я с тобой, Леомен Молотильщик. Не сомневайся.
Сухая улыбка. - Я не стану ловить тебя на слове. И все же спасибо.
- Почему ты сомневаешься?
- Потому что только я знаю, что намерен сделать.
- Расскажи.
- Нет, друг мой. Это лишь мое бремя.
- Ты ведешь нас, Леомен. Мы следуем. Как ты говорил, ты несешь нас. Мы тяжесть истории, свободы, но ты не согнулся под…
- Ах, Корабб…
- Я просто высказал то, что известно всем, но не высказывается вслух.
- В молчании таится милость, друг мой. Но ладно. Все меняется, как ты любишь говорить.
- Я испытываю твое терпение. Прости, Леомен Молотильщик.
Леомен отпил еще воды и сплюнул. - Об этом мы больше говорить не будем. И'Гатан. Это будет наш город. Четыре - пять дней. Как раз конец сезона сбора урожая?
- Оливок? Да, мы прибудем ко дню начала выжимки. Фермеры и тысячи купцов сойдутся, и рабочие начнут чинить прибрежные дороги. Горшечники, бондари, изготовители фургонов, караванные стражники. Воздух заполнится золотистой пылью и звоном золота, которого будет не меньше пыли…
- Да ты поистине поэт, Корабб. Купцы и наемные стражники. Скажи мне, склонятся ли они перед моим влиянием?
- Должны будут.
- Кто фалах'д города?
- Ведор.
- Который?
- Тот, что с лицом хорька. Его пучеглазый братец найден мертвым в постели любовницы, самой шлюхи не нашли - она либо пересчитывает денежки в тайном месте, либо покоится в дешевой могиле. Привычная история среди Фалах'дов.
- Можно быть уверенным, что Ведор стоит против малазан?
- Ни армия, ни флот еще не достигли города. Ты сам знаешь.
Леомен не спеша кивнул и снова уставился в костер.
Корабб поднял взор к ночному небу. - Однажды, - сказал он, - мы пройдем по Дорогам Бездны. И узрим все чудеса вселенной.
Леомен глянул вверх: - Это там звезды скрутились, как толстые жилы?
- Это дороги, Леомен. Ты же не веришь полоумным ученым?
- Все ученые безумны, да. Они бормочут чепуху. Дороги. Следы огня.
- Конечно, - продолжал Корабб, - до этого еще много лет…
- Как скажешь, друг. Не пора ли спать?
Корабб встал, заскрипев суставами. - Да увидишь ты сон о славе, командир.
- Славе? О да, друг мой. Наш огненный след…
- Брр, слизень мне живот расстроил. Вся эта икра…
* * *
- Ублюдок нацелился на И'Гатан.
Сержант Смычок оглянулся на Бутыла. - Ты что, ДУМАЛ? Это нехорошо, солдат. Совсем нехорошо.
- Не могу остановиться.
- Еще хуже. Придется за тобой следить.
Корик стоял на четвереньках, опустив голову: пытался вдохнуть жизнь в оставшиеся от ночного костра угольки. Вдруг он закашлялся, вдохнув облачко пепла, и отпрянул, мигая и кашляя.
Улыба засмеялась: - Мудрый дикарь сделал это снова. Ты спал, Корик, но я должна была разбудить, предупредить… Тарр ночью пописал в костер.
- Что!?
- Она врет, - крикнул Тарр. Он сидел у вещей, починяя ремешок сумы. - Но вышло забавно. Видел бы ты свое лицо!
- Как его увидишь под белой маской? Корик, тебе не пора взять уголь и нарисовать полосы смерти? Так ведь делают сетийцы?
- Только когда идут в бой, Улыба, - ответил сержант. - А теперь уходи, женщина. Ты не лучше той хенгезской комнатной собачонки. Сегодня она укусила локоть хундрилу и была такова.
- Надеюсь, они ее насадили на вертел.
- Никаких шансов. Крюк стоял на страже. Им придется умолять Темула, чтобы убрал собачку. Я к тому веду, Улыба, что твою спину не охраняет виканская овчарка, так что чем меньше укусов, тем безопаснее. Для тебя же.
О ноже, полученном Кориком в ногу, никто не упоминал.
К лагерю подошел Каракатица. Взвод уже успел выхлебать жидкий чай и по очереди прикладывался к его жестяной кружке. - Они здесь.
- Кто? - спросила Улыба.
Бутыл смотрел, как сержант не спеша уселся около вещей. - Ладно, - сказал Смычок, вздыхая. - Марш откладывается. Кто-нибудь, помогите Корику разбудить костер - пора готовить настоящий завтрак. Карак - повар.
- Я? Ладно, но потом не ругайте.
- За что? - с невинной улыбкой спросил Смычок.
Каракатица подошел к кострищу, сунул руку в карман: - Завалялось немного порошка из горелки…
Все, включая Смычка, отскочили. Каракатица вдруг оказался в одиночестве. Он задумчиво взирал на товарищей, вставших в пятнадцати шагах. Оскалил зубы: - Крупица или две. Черт, вы думали, я сумасшедший?
Все поглядели на Смычка. Тот пожал плечами: - Инстинкт, Карак. Удивляюсь, что ты еще не привык.
- А? Не ты ли побежал первый, Скрип?
- Кому лучше знать?
Каракатица скорчился у костра. - Да, - буркнул он, - я совершенно сражен. - Он достал из кармана небольшой глиняный диск - фишку для игры "плошки", за которой сапер проводил все свободное время. Плюнул на нее, швырнул в огонь. И проворно отскочил.
Остальные замерли.
- Эй, - сказал Корик, - это же не настоящая фишка?
Каракатица бросил на него взгляд. - Почему бы это?
- Да потому что такие раскиданы повсюду!
- Это те, что я потерял, - спокойно ответил сапер.
Внезапно пепел взлетел, взметнулось пламя. Каракатица вернулся к кострищу и начал подкидывать куски кизяка. - Ладно, привыкайте. Пойду поищу то, что сойдет за жрачку, и сварганю что-нибудь.
- У Бутыла есть ящерицы, - сказала Улыба.
- Забудь, - бросил Бутыл. - Они мои… э… друзья. - Сослуживцы, все как один, уставились на него. Солдат покраснел.
- Друзья? - удивился Смычок. И поскреб подбородок.
- А что, остальные для тебя слишком умные, а? - сказала Улыба. - Все эти заумные словечки, которые мы произносим? Тот факт, что мы умеем разбирать черточки на глине или бумаге? Кроме Корика, разумеется. И все же. Чувствуешь себя недостойным, Бутыл? Я не в физическом смысле - тут все ясно. Но умственно? В этом проблема?
Бутыл сверкнул глазами: - Пожалеешь еще, Улыба.
- Ох, он хочет натравить на меня друзей - ящериц! Помогите!
- Хватит, Улыба, - предостерегающе зарычал Смычок.
Та встала и провела рукой по распущенным волосам. - Ну, пойду поболтаю с Острячкой и Уру Хелой. Острячка рассказывала, что пару дней назад видела Непотребоса Вздорра. Лошадь пала, и тот притащил ее в палатку своего взвода. Они ее зажарили. Остались только кости.
- Взвод съел лошадь? Целиком? - фыркнул Корик. - И как это я не знаю такого Вздорра? Кто-нибудь его видел?
- Я видела, - ответила Улыба.
- Когда?
- Несколько дней назад. Ладно, язык устал. А твой костер снова погас. - Она ушла.
Сержант тянул себя за бороду. - Боги, надо вытравить все ссоры, - пробурчал он.
- Птенчики никак не вылетят из гнезда, - отозвался Каракатица. Он принес целую кучу съестного. - Кто тут собирал змей? - крикнул сапер, бросая свертки за песок. Он подхватил одну - длинную, похожую на веревку. - Они воняют…
- Это уксус, - ответил Корик. - Старый сетийский деликатес. От уксуса мясо размякнет, и тебе не придется долго его коптить.
- Зачем ты истребляешь змей? - вопросил Бутыл. - Они полезные твари.
Смычок встал: - Бутыл, отойдем.
"Проклятие. Я ничему не учусь". - Слушаюсь, сержант.
Они перешли ров и углубились в почти ровную степь Лато Одхана, на пыльную почву, по которой местами разбросаны острые камни размером с голову человека. Где-то на юго-западе город Кейхум, еще не видимый глазу, а за ним вздымаются Таласские горы, сотни лет лишенные лесов и покрывшиеся глубокими рубцами эрозии. На небе ни облачка, и утреннее солнце уже начинало припекать.
- Где ты держишь ящериц?
- В одежде, прячу от солнца. То есть когда день. Ночью они гуляют.
- И ты с ними.
Бутыл кивнул.
- Это полезный талант, - заметил сержант. - Особенно для шпионажа. Конечно, не за врагом, а за более близкими людьми.
- Вроде бы. То есть я имел в виду - мы слишком далеко от врага…
- Знаю. Вот почему ты никому еще не рассказал. Ты, значит, подслушиваешь Адъюнкта? С тех самых пор, как выведал про гибель Сжигателей Мостов.
- Правду говоря, не часто. - Бутыл колебался, гадая, что еще известно сержанту.
- Выкладывай, солдат. Еще кого?
- Того Когтя…
- Жемчуга.
- Ну, его, и еще Верховного Мага…
- Быстрого Бена.
- Точно, а еще Тайскренна…
Смычок резко дернул Бутыла за руку. - Он ушел. Он был здесь несколько часов, неделю назад.
- Да, но кто сказал, что он не сможет вернуться когда захочет? Все эти прожженные, могучие маги заставляют меня нервничать…
- Это МЕНЯ ты заставляешь нервничать!
- Почему?
Сержант прищурился, но отпустил руку.
- Куда мы идем? - спросил Бутыл.
- Ты мне скажи.
- Не туда.
- Почему?
- Гм. Нил и Нетер как раз за вон тем холмиком.
Смычок изрыгнул полудюжину портовых ругательств. - Возьми меня Худ! Слушай, солдат, я ничего не забываю. Помню, как ты играл в кости с Меанасом, делал кукол из Худа и Веревки. Магия земли, беседы с духами - боги, ты так похож на Быстрого, что у мне волосы дыбом стоят! Понятно, понятно - все от бабушки. Но, видишь ли, я ЗНАЮ, откуда у Быстрого его таланты!
Бутыл нахмурился: - Откуда?
- Что значит откуда?
- О чем вы, сержант? Я сбился с панталыку.
- Быстрый Бен умеет тянуть из большего числа садков, чем любой маг, о котором я знаю. Кроме, может быть… тебя!
- Но я эти садки не терплю!
- Точно. Ты же ближе к Нилу и Нетер. Духи, травы. То есть когда не играешь с Худом и Меанасом.
- Они старше садков, сержант!
- Вот как! И что это значит?
- Ну, оплоты. Это Оплоты. Они были до садков. Старая магия, вот чему меня научила бабушка. По-настоящему старая. Но я передумал насчет Нила и Нетер. Они за чем-то охотятся, и я хочу знать.
- Но не хочешь, что бы они тебе увидели.
Бутыл пожал плечами: - Слишком поздно, сержант. Они нас засекли.
- Отлично. Тогда веди. Хотел бы я, чтобы ты встретился с Быстрым Беном. И все узнать об оплотах, о которых ты тут намекал.