- Говорят, что кошки привязываются не к людям, а к жилью.
- Все это ерунда. Значит, такие хозяева, что к ним не стоит привязываться. У нас в семье больше тридцати лет были кошки. Родоначальница этой кошачьей династии жила двадцать лет. Для нее в жизни главным был я, а не те квартиры, которые мы довольно часто меняли. Кошки эгоистичны, но у этой не только была потребность в том, чтобы я ее ласкал, она хотела дарить ласку мне. Она могла долго и старательно вылизывать мне уши. Однажды я забыл ее на ночь во дворе. Она обиделась и ушла. Соседи видели, как Дашка, опустив голову, шла со двора на улицу. Я ее потом так и не нашел. Ладно, хватит об этом. Чем займемся? Домой идти неохота, там сейчас голо и уныло, даже телевизора нет.
- Продали?
- Отец одному лейтенанту своей службы продал комбайн за пятьдесят рублей. Наверное, отдал бы и так, только он не согласился. В Минске купим новый. Давай пройдемся по лесу? Погода прекрасная, а в Минске леса нет, когда еще сюда выберемся!
Мы сидели вдвоем на одном лежаке и смотрели на море. Оно уже успокоилось после шторма, который был позавчера, но вода еще была мутная и лезть в нее не хотелось. Ничего, к завтрашнему утру она отстоится, да и водоросли с пляжа уберут.
Нас привезли в Дом отдыха "Сосновый", принадлежащий Министерству внутренних дел СССР, пять дней назад. Место было сказочно красивым. Дом отдыха стоял у самого моря, окруженный прекрасным парком и сосновой рощей, и спуск к воде занимал минуты. Приехали мы сюда в сопровождении Семена, который оказался старшим лейтенантом милиции. Хвостом он за нами не ходил, но старался надолго не выпускать из вида. Детей здесь не было, поэтому мы вызвали интерес отдыхающих, тем более, что нас сразу узнали. Люсю подселили в двухместный номер, где отдыхала майор милиции откуда-то с Урала, а мы с Семеном разместились в таком же номере в соседнем крыле.
- Красота! - сказал Семен, когда мы разложили вещи. - Если бы не вы, хрен бы я сюда попал! Здесь в основном старшие офицеры, да и то по большей части москвичи. Послушай, Геннадий, если с вами что-нибудь случится, мне лучше домой не возвращаться, поэтому хотите вы или нет, я постараюсь все время быть поблизости. Можете обращать на меня внимания не больше, чем вон на ту елку, можете даже целоваться – я это как-нибудь перенесу. Главное, чтобы вы без меня не отлучались с территории и не лезли в воду. Договорились?
- Договорились, - согласился я.
Мне он нравился. Как только я стал своим, отношение парней Юрковича изменилось ко мне, как по волшебству. Я даже с Виктором Васильевым общался нормально. А чего на него злиться? Что приказали, то он и сделал. Сам полковник свое обещание выполнил, в результате чего моя подруга изрядно прибарахлилась. Жили мы все тогда по части одежды довольно скромно, и шкафы от нее не ломились. Купил и привез он все сам, и денег у меня за покупки не взял. И с Иваном Алексеевичем поговорил, так что скандала мои подарки не вызвали. Надежда наоборот оказалась довольной, видимо, я ее все-таки еще плохо узнал. Сейчас на Люсе красовался закрытый купальник, тоже купленный полковником.
- Жаль, что сегодня такая грязная вода, - сказала моя подруга. - Я ведь на море была всего два раза в жизни, да и то в один из них мне было пять лет, так что я почти ничего не запомнила.
- Всегда завидовал тем, кто живет у моря, - сказал я. - А многие из них не видят в нем ничего особенного, да и бывают редко. А я ездил при малейшей возможности, пока позволяло здоровье. Завтра вода еще не будет кристально прозрачной, но купаться уже будет можно. Послушай, как твой майор? Допроса с пристрастием не устраивала?
- Очень деликатно поинтересовалась, каким ветром нас сюда занесло. Я прикинулась дурочкой и перевела разговор на другое. Больше она не пристает. Я узнала, что здесь сейчас отдыхает заместитель Тикунова. Это их министр.
- Видел я его, - сказал я. - Он приехал вместе с женой и столкнулся с нами, когда шли в столовую. Мое присутствие его здорово удивило, он даже хотел заговорить, да супруга помешала, видимо, здорово проголодалась. Но мне кажется, что он еще поинтересуется. Я спрашивал у нашей дежурной по этажу. Были здесь до нас дети, но один раз, когда отдыхал сам министр с семейством. Надо бы придумать что-то такое, чтобы не бегать от него все оставшееся время отдыха.
- Может быть, им спеть? - предложила Люся. - Пианино здесь нет, но можно и под гитару. Если и гитары нет, можно попросить Семена и он смотается за ней в Туапсе.
- Мысль неплохая, - согласился я. - Только выходить к ним с нашим репертуаром… Всего три песни, да и то одна из них детская. Анекдоты им, что ли, рассказать? Про милицию? Боюсь, не все поймут. И первым, кто их не поймет, будет этот зам.
- А если ты им споешь ту песню, что пел мне?
- С ума сошла? Тогда нас, если не выгонят, друг к другу близко не подпустят. Эх, не хотелось мне снова светиться, но придется. Было бы здорово не только заткнуть этого зама, но и вообще расположить к себе здешних отдыхающих. Здесь, почитай, одно начальство. Как говорит моя мама, связи лишними не бывают. А в нашем государстве пословица о друзьях приобрела особый смысл. Ну это о том, что не имей сто рублей… Знаю я одну песню, от которой в семидесятые годы будет в восторге вся милиция. Послушай:
Наша служба и опасна, и трудна,
И на первый взгляд, как будто не видна…
- Здорово! - оценила Люся. - Я иду к Семену.
- Пойдем вместе, - сказал я. - Вон он со спасательной вышки за нами присматривает. Скорее всего, любуется на твой купальник. Или смотрит, чтобы мы не перевыполнили норму по поцелуям.
- Ты бессовестный! Всего один раз и поцеловались!
- А мне и одного раза хватило. Пришлось потом лезть в воду и там отсиживаться. Тебя такую обнимать – все равно что голую. А потом или в воду, или зарываться в песок.
- Будем целоваться в воде. Семен! Можешь спуститься?
- Что вам, королева? - Семен в два прыжка очутился на пляже.
- Ноги о булыжники побьешь, супермен, - сказал я ему. - Слушай, у нас проблема. Здесь можно достать гитару?
- В клубе должна быть, - сказал он. - Что вы затеяли?
Я рассказал, что.
- Вообще-то, ваше присутствие здесь вполне легально, - сказал он. - Все проводили через Москву, так что на любопытство некоторых можно наплевать. С другой стороны, если есть возможность его заткнуть… Но ты же больше не хотел петь?
- Выступать на конкурсах и концертах мы однозначно не собираемся, но если нужно для себя, почему бы и нет? Какого-то вреда я от этого не вижу, а польза может быть. Только нужно найти место, где можно было бы репетировать.
- Идите переодевайтесь, а потом пойдем в клуб, - решил он. - Все равно вы в грязную воду не полезете.
Через полчаса мы расположились в открытом по нашей просьбе клубе. Здесь были две гитары, и обе неплохие. Мелодию я подбирал два часа до самого ужина, а Люся выучила слова и теперь о чем-то разговаривала с Семеном, пока я терзал гитару.
- Все, - сказал я. - Мелодию я подобрал. Давайте отдадим ключ и пойдем ужинать, а завтра после купания опять придем тренироваться. Выучим эту песню и повторим остальные. А потом уже надо будет говорить с руководством Дома.
Утром вода была теплой и прозрачной, поэтому на пляже было полно народа. Я плавал хорошо, а вот Люся боялась заплывать далеко, поэтому мы плескались в самом дальнем конце пляжа метрах в пяти от берега. Уходить не хотелось, но мы сделали над собой усилие и отправились в клуб. До обеда успели спеть все песни по паре раз, а "Службу" – раз десять.
- Для самодеятельности сойдет, - удовлетворенно сказал я. - Семен, можно договариваться. Четыре песни, ну и я еще немного посмешу публику. Минут в сорок, я думаю, уложимся.
- Все-таки хочешь рассказать анекдоты? - спросила Люся, когда мы шли обедать.
- Песни это хорошо, но мало, - ответил я. - Я давно заметил, что у всех есть потребность смеяться, и к тем, кто ее удовлетворяет, совсем другое отношение, чем ко всем прочим. Их любят и редко принимают всерьез – это, по-моему, как раз то, что нам нужно.
- А что хочешь рассказать? - поинтересовалась подруга.
- Да вот, например, это. Останавливает гаишник машину. Смотрит, в ней за рулем мужик, на заднем сидении спит женщина (жена по всей видимости) и рядом с мужиком сидит теща. Гаишник обращается к мужику и говорит: "Поздравляю! Вы проехали эту трассу без нарушений и получаете денежный приз!" Тут просыпается жена. Смотрит – около машины стоит гаишник. Жена говорит мужу: "Я же тебе говорила, чтобы ты пьяный не садился за руль!" Гаишник ему: "Что, вы пьяны? А ну-ка, уважаемый, выйдите-ка из машины". А теща говорит: "Ну вот, я же говорила что на ворованной машине далеко не уедем".
- Смешно, - рассмеялась Люся. - А разве они дают премию за хорошую езду?
- Может быть, и не дают, но смеяться будут. Есть и гораздо более смешные анекдоты, но большинство из них рассказывать нельзя, не поймут. Поэтому сегодня вечером посижу и отберу десятка два тех, что получше.
Что можно сказать о концерте? Жаль, не было пианино, но мы и так очень неплохо спели, а песня о милиции вызвала бурные аплодисменты. Пришлось тут же ее исполнять вторично. Анекдоты тоже пошли "на ура", причем над ними смеялись гораздо сильнее, чем в мое время. Концерт сделал свое дело. Раньше на нас смотрели с любопытством, но никто не подходил. После концерта перезнакомились с очень многими. Нас поздравляли, благодарили, а многие в конце разговора совершенно искренне предлагали обращаться, если что. Подошли даже зам с женой. Обращаться он не предлагал, но смотрел благожелательно и пожалел, что не догадался взять с собой внучку. Можно было отдыхать совершенно спокойно и укреплять наиболее полезные знакомства. Это было нетрудно: анекдотов я знал много.
Глава 15
- Можешь ответить на вопрос? - спросил я Семена, который работал веслами нашей прогулочной лодки. - Как ты оказался в группе Юрковича?
- Интересно, по каким критериям подбирались люди? - спросил он.
- Естественно, - ответил я. - В том, что затеяли, самое главное – это люди. И они же – самое слабое место. Стоит попасться одной гниде, и нас даже положение Машерова не спасет. Если, конечно, предателю поверят.
- Можешь не беспокоиться, - сказал он, прекращая грести. - Людей подбирают очень тщательно, даже тех, кого используют втемную. А тех, кому открывают правду – и подавно. Мой отец и Илья Денисович старые друзья. Отец ему обязан если не жизнью, то свободой точно. Да и меня он однажды вытащил из дерьма. Возможно, ты на него до сих пор обижаешься, но если так, то зря. Человек он тяжелый, но честный, преданный друзьям и для дела себя не пожалеет. И потом, любой из нас, ознакомившись с твоими тетрадками, сделает все, чтобы остановить ту гнусь, которая развалила страну. Я ведь первые две твои тетрадки прочитал. Не сами тетрадки, конечно, их я видел только когда отвозил Юрковичу. Все, что ты написал, сразу же распечатали в нескольких экземплярах. Как это выглядело?
- Хреново выглядело, - ответил я. - Но при Люсе не хочу рассказывать.
- Не смеши, - сказал Семен. - Вы оба теперь под колпаком, за вами будут присматривать даже тогда, когда Машеров уйдет в Москву. Кто тебе поверит, что она ничего не знает? Ведь знаешь?
- Немного, - призналась Люся. - Подробности он не хотел рассказывать.
- То, о чем я прошу, рассказывать можно, - сказал он. - Не нужно имен и дат, просто расскажи, что ты тогда чувствовал. Для любого это не секрет, а бред сивой кобылы.
- Для того чтобы развалить нашу страну ее сначала довели до ручки, а потом избрали генсеком одну личность с хорошо подвешенным языком. Какие он говорил правильные вещи! Мы на кухне не осмеливались обсуждать то, о чем он вещал с высоких трибун! Все ему аплодировали, и я тоже не был исключением. Гласность и перестройка – эти слова были тогда у всех на устах. И вроде немало хороших проектов запустили. Опять заговорили об отмене привилегий чиновникам, да и вообще об их сокращении. Все закончилось пшиком. Все реформы спустили на тормозах, все выхолостили и превратили в болтовню. Объяснять вам подробно будет слишком долго и сложно. Реформы действительно были нужны, но не такие, какие пытались проводить. Проводить рыночные реформы, поддерживая на плаву множество убыточных предприятий простым увеличением числа денег в обращении, это даже не глупость, а нечто худшее. А потом в экономике, где чуть ли не каждое предприятие является монополистом, отпустили цены, и все рухнуло. В девяносто втором году рубль обесценился в двадцать шесть раз! Зарплату выдавали нерегулярно раз в полтора-два месяца, поэтому начали расти долги предприятий по зарплате. На иных заводах людям вообще не платили по полгода, а то и больше.
- Это я все читал в тетрадях, - сказал Семен. - Я просил рассказать о другом.
- Она не читала, - показал я рукой на Люсю. - Раз вы ее взяли под колпак, пусть хоть знает за что. Хотите впечатлений? Мы их тогда наелись вдосталь вместо продовольствия. Как выжить семье, где муж и жена работают на одном предприятии, не платящим зарплаты? Моя жена работала в аптеке, а я на заводе, причем умудрялся подрабатывать, поэтому мы сильно не бедствовали. Но другие… Шахтеры, которые по полгода не получали зарплаты, перекрывали шоссейные и железные дороги и колотили своими касками об асфальт перед Домом Правительства. Многие вообще голодали, в том числе и дети. Старики насмерть замерзали в неотапливаемых квартирах, а в городах появились беспризорники. Мы быстро догоняли Запад по наркотикам и проституции, а по пьянству давно уверенно держали лидерство. Взятки почти открыто брали все представители власти. Как вы посмотрите на то, что воинскую часть, находящуюся на боевом дежурстве, государственные чиновники отключают от электропитания из-за неуплаты счетов? А как они их могут оплатить, если военные ничего не получают от государства? Представьте себе офицера, который должен кормить семью, а ему месяц за месяцем ничего не выплачивают. Я прочитал в газете, что один такой майор, не в силах больше смотреть в глаза голодным детям, бросился вниз головой на асфальт с третьего этажа. Люди пытались выжить и хоть как-то сохранить свои зарплаты, а по телевизору им могли посоветовать только покупать водку. Сам слышал эту передачу. Полки магазинов были почти пустые, а в промышленности многие уже не покупали, а обменивали товары. Мы хотим купить комплектующие, а нам говорят, что наши рубли им и даром не нужны, вот если у нас есть голубые унитазы… Мы свеклоуборочные машины меняли на сахар, еще на что-то меняли муку, а потом через профком выдавали желающим в счет погашения долгов по зарплате. Было бы чудом, если бы Союз выжил. Этот период я описал очень подробно и не хочу о нем говорить.
- А потом? - тихо спросила Люся.
- Потом была независимость России и чудовищное разграбление национальных богатств. Все, что мы считали общим достоянием, отдали в руки всякой швали. Нас еще утешали тем, что и на Западе период первоначального накопления капитала тоже проходил тяжело. Ну и что, что все отдали сволочам и быдлу. Зато уже их дети станут вести дела культурно, и мы все будем в шоколаде. Хрена! Детишки выучились в престижных западных вузах, приобрели лоск на ворованные деньги и плевать хотели на всех остальных и на свою бывшую родину. Президент-алкоголик и череда никому не запомнившихся премьер-министров. Попался только один-единственный умный и пытающийся что-то сделать. У него начало получаться, поэтому, наверное, и отправили в отставку. Пока его еще мало кто знает, сейчас он работает собкором "Правды" за границей.
- Но ведь ты говорил, что вы потом неплохо жили?
- Нельзя же разваливаться до бесконечности. Со временем все как-то понемногу начало выправляться. Многие по-прежнему жили тяжело, но того маразма уже не было. А мне к тому же повезло. Так, заканчиваем политинформацию, иначе останемся без обеда. Может быть, я сяду на весла?
- Сиди уж, политинформатор, - сказал Семен, развернул лодку и быстро погнал ее к причалу.
Мы отдыхали на море больше двадцати дней, загорели, как негритосы, а Люся стала уверенно чувствовать себя в воде, и мы уже рисковали вдвоем плыть к буйкам. В таких случаях недовольный Семен плавал где-нибудь поблизости. В той жизни мне хватало провести на море пару недель, потом однообразие пляжной жизни начинало надоедать. Сейчас вместе с Люсей я бы отсюда еще месяц не уезжал. В этом отдыхе нас устраивало все, разве что временами внимание окружающих становилось назойливым. После концерта прошло уже порядочно времени, но многие отдыхающие продолжали оказывать нам знаки внимания. Часто они ездили в Туапсе, после чего буквально заваливали нас сладостями. Не брать было нельзя, есть – тоже. Поэтому мы потихоньку набивали конфетами и шоколадом свои чемоданы. Перед публикой мы больше не выступали, но через пару дней после концерта начальник МУРа принес магнитофон "Весна" и попросил исполнить, как он выразился, "нашу песню".
- Для вас, Анатолий Иванович, запишем прямо сейчас, - сказал я ему. - Только у него качество не очень…
- Эту вашу песню у нас будут петь, - ответил он. - А разучить ее по записи не составит труда. У меня самого, к сожалению, со слухом проблемы. Не с обычным, с музыкальным.
- Здорово вам помогла эта песня, - признал Семен, когда довольный полковник ушел, унося магнитофон. - Эти связи и для нас могут быть полезны.
Все когда-нибудь заканчивается, закончился и наш отдых в "Сосновом". До Туапсе мы добрались автобусом, а потом по заранее купленным Семеном билетам загрузились в купе и ехали до Москвы. Затем был еще день езды поездом до Минска, а от вокзала мы уехали на такси. Семен довел каждого до квартиры и распрощался. Родители Люси уже вернулись из отпуска, но мои уезжали позже их, поэтому я застал дома только Таню.
- Черный, как негр! - сказала она с завистью. - А что у тебя в чемодане, что его нельзя поднять? Камней с пляжа натащил?
- Подарки поклонников, - правдиво ответил я. - Конфеты и шоколад. Я тебя в детстве объедал, вот решил рассчитаться.
- Врешь, наверное, - она положила чемодан на пол, расстегнула замок и убрала лежавшие сверху вещи. - Ни фига себе! Ограбил магазин?
- Спел песню. Родители не писали писем?
- От мамы было письмо. У них все в порядке. Твои книги раздали родственникам, в Таганрог съездили, и примерно через неделю должны вернуться. Из редакции было уведомление о том, что тебе нужно получить деньги по договору за изданную книгу. Она дней пять, как поступила в продажу. Как ты и просил, я пять штук купила. Сама, кстати, тоже прочитала. Ничего, читать можно.
- Ничего – пустое место, - отозвался я. - За книги спасибо. Телефон поставили?
- Через пару дней после твоего отъезда. Так что можешь звонить своей Люсе, если лень спуститься на один этаж.
- А ее номер?