Я похолодел: эту "мыльницу" я выбросил из стола вместе с остальным хламом. И как об этом сказать отцу?
Радиотехникой я увлекся давно. Отец вечерами просиживал над своими самоделками, собранными на лампах на алюминиевых шасси навесным монтажом, а я сидел рядом, слушал доносившиеся из динамика завывания и его ругань и вдыхал запах канифоли. Когда на маленьком экране кинескопа первого отцовского телевизора замелькали первые смутные изображения, для нас с сестрой это было чудом. Помню, показывали балет Чайковского "Лебединое озеро" и мы широко открытыми глазами смотрели в негативном изображении танец маленьких лебедей. Отцу нужно было делать настройку, а мы его упрашивали не трогать телевизор. Нам и так было здорово! Когда я учился во втором классе, как-то раз в отсутствии отца я включил паяльник, достал его радиодетали и кусок гетинакса с наклепанными на нем лепестками и начал на них паять все, что попадалось под руку. Спаяв солидное сооружение, я подумал (недолго) и, припаяв в две выбранные наугад точки провода, засунул из в розетку. Зрелище получилось завораживающее. Больше всего мне понравилось то, как сгорали большие зеленые сопротивления, обгорая по спирали и постреливая искорками. Большинство конденсаторов взорвались, что тоже не оставило меня равнодушным. В этот день в Союзе родился еще один радиолюбитель. Позже отец немало со мной занимался и отдал мне читать подшивки журналов "Радио". Для школы я собрал действующую модель лампового радиоприемника, для себя делал его из редких в то время транзисторов, которые отец приносил для меня с работы. Прежний я сейчас бы прыгал от радости и целовал отца, а я смотрел на него и не знал, что сказать.
- Папа, - наконец собравшись с духом, сказал я внимательно наблюдавшему за мной отцу. - Понимаешь, какое дело… Ты не сердись, но я, кажется, случайно выбросил приемник, когда чистил стол от хлама.
- Так "кажется" или выбросил?
- Выбросил, - опустив голову, признался я.
- Что с тобой происходит, не скажешь? - спросил отец. - Ты был так увлечен радиотехникой, а сейчас словно о ней забыл. Этот приемник ты делал целый месяц. Сколько было криков и слез!
- Так уж и слез! - возразил я. - Только один раз и было, когда сдох транзистор.
- Неважно, - сказал он. - Не заговаривай мне зубы. Ты выбросил результат месячного труда и не рвешь у себя на голове волосы. И динамик не доставил тебе радости. Напомнить, как ты упрашивал его достать? Не хочешь со мной поделиться?
- Я тебе скажу все, - пообещал я. - Но не сейчас.
- Надеюсь, - сказал он. - Не хотелось бы лишиться твоего доверия.
Ну и как ему сказать, если при всех своих замечательных качествах он почти начисто был лишен фантазии, а у меня ее было на двоих! После того, как он облучился от радиолокационной станции, пришлось долго лечиться в военном госпитале. Головные боли ушли, но они возвращались, если он начинал много читать. Поэтому он ничего и не читал, кроме любимого "Кобзаря" Шевченко. И откуда тогда взяться фантазии? Какие доказательства я ему мог представить, кроме своих слов? Рассказать о развале СССР? Точно попаду к психиатрам. Для него я был еще слишком мал, и авторитетом не являлся. Рассказать правду я ему мог, но не сейчас, а тогда, когда он сможет хоть частично поверить в рассказанное. Он ушел, а я сидел на кровати и вспоминал, как он незадолго до смерти плакал, держа мою руку в своих сморщенных, покрытых старческими пятнами руках и говорил, что я у него в жизни единственный друг. Голова у него уже соображала неважно, и он часто без всякой причины обижался на ухаживающих за ним моих сыновей, подозревая их черт-те в чем. Как хотелось ему довериться, поделиться своими сомнениями, попросить помощи… Я чувствовал, что этого делать нельзя. Не то время и не те люди. И я еще не та фигура, чтобы серьезно воспринимать тот бред, который я бы на него вывалил. Я знал, чем смогу привлечь внимание серьезных людей к своим записям. Отец в их число, увы, не входил.
Решив пока об этом не думать, я вышел в большую комнату посмотреть, что передают по телевизору.
- Не делай его громко, - попросила мама. - Что-то сильно разболелась голова.
- Давай помассирую точки, - предложил я. - Наверное, полностью боль не уберу, но болеть будет меньше.
- Какие еще точки? - с подозрением спросила она.
- Особые, - ответил я. - На голове и на руках. Это китайская медицина, я про нее в журнале вычитал. Не бойся, больно не будет.
Одно время после института я сильно увлекался электропунктурой и точечным массажем и даже сделал для лечения пару приборов. Расположение точек я знал хорошо, на какие из них и как воздействовать при многих болезнях тоже помнил, поэтому за пять минут сделал все, что нужно.
- Действительно помогло! - удивилась мама. - Болит, но уже не так сильно. Надо будет посмотреть самой те журналы, которые ты читаешь. Я вижу, ты конфеты, которые я купила, совсем не ешь. А я их потихоньку пробую. Смотри, спохватишься, когда их совсем не будет.
- Не хочу портить зубы, - сказал я. - Вот пойду в школу, принесу мел, тогда можно будет изредка кушать сладости.
- Можно купить в аптеке хлористый кальций, - предложила мама. - Если ты так боишься за зубы. Он недорогой, мы тебе его когда-то давали.
- Сами пейте эту гадость! - меня передернуло. - А я буду лучше грызть мел. Неплохо еще толочь скорлупу яиц, но нужна ступка.
- У нас же есть керамическая ступка с пестиком, - сказала мама. - Что, забыл? Сам же в прошлом году толок в ней сахар в пудру. Давай я буду перед употреблением яиц хорошо их мыть, а ты потом истолчешь. А то в мелу все, что хочешь, может попасться. Ты сегодня вечером никуда не идешь? А то Таня уходит гулять, и твой Игорь тоже собирается в городок. Неужели опять весь вечер будешь отжиматься и стоять на голове? Все нужно делать в меру, тогда будет польза.
- Золотые слова, мамочка! - я чмокнул ее в щеку. - Непременно сегодня пойду гулять и перецелую всех девчонок. Зря, что ли, портфели таскал?
- Болтун ты, - сказала она. - Точно с тобой что-то случилось. То был такой скромник, что я не знала, что и делать, а сейчас разошелся. По крайней мере, на словах. Ты для чего сюда пришел, телевизор смотреть?
- Не буду я его сейчас смотреть, - ответил я. - Все равно еще рано для чего-нибудь интересного, а у тебя еще болит голова. Где газета?
- Лежит на трюмо, - сказала мама. - Только никуда не задевай, отец ее еще не смотрел.
Я просмотрел газету, но ничего стоящего внимания в ней не было, поэтому я ее отложил и достал из-за шкафа тетрадь. С полчаса я поработал нормально, потом принесло сестру.
- Что это ты пишешь? - поинтересовалась она, увидев меня за тетрадью с ручкой в руках.
- А тебе не все равно? - спросил я, досадуя на то, что задумался и не услышал ее шагов. - Любовные послания пишу, а вечером пойду разносить. Довольна?
- Да ладно! - примирительно сказала сестра. - Что хочешь, то и пиши. Я хотела спросить, ты точно будешь учиться игре на гитаре?
- Если купят, буду, - ответил я. - А что?
- Не слышала, чтобы в городке были репетиторы по этому инструменту, - сказала она. - Игре на пианино учат человек пять, а по гитаре, по-моему, никого нет.
- И не надо, - сказал я. - Самоучитель обойдется гораздо дешевле. А ты для чего спросила?
- Да так, - сказала Таня, повернулась и вышла из моей комнаты.
И к чему, спрашивается, весь этот разговор? Я на всякий случай убрал общую тетрадь в ящик стола и сходил на кухню попить воды. Мама прилегла на тахте и заснула, сестра была в своей комнате, поэтому я хорошо посидел над тетрадкой, закончив с семьдесят третьим годом. Едва я закрыл тетрадь, как с работы пришел отец, и проснулась мама.
- Если хочешь гулять, то покушай и иди сейчас, - сказала она мне. - Нечего мотаться по темноте.
Заварка осталась с обеда, поэтому я разогрел на плите чайник и попил горячего чая. Сразу после пития я никогда не ел, поэтому немного поболтал с родителями и пошел делать себе ужин. На белый батон намазал сливочного масла и сверху посыпал сахаром. Можно было поесть плотнее, но я не захотел. Оделся я так же, как и на торжественную линейку, только без красного галстука, и рубашку надел не белую, а с рисунком. Куда идти я заранее не решил. Можно было зайти к Сергею или Игорю, но я не стал этого делать. Несмотря на медитацию, слезы Люси и разговор с отцом подпортили настроение, и общаться с друзьями не хотелось. Впервые с моего появления в детстве пропало чувство радости, ожидания чего-то необычного. Ноги сами понесли меня к дыре в заборе, а потом через школьный пустырь к домам, где жили Сашка и девчонки. По обычно малолюдным улицам городка прогуливались небольшими группами и поодиночке ребята и девчонки от третьего класса и выше. Если гуляли и более молодые, я их не видел. Я свернул к дому Сашки и в его дворе увидел на лавочках компанию из самого Сашки, Валерки Дворкина и Светки. Странная, надо сказать, компания. Наверное, Светка только что вышла, а ребята уже сидели на лавке. Мне они обрадовались.
- А я два твоих анекдота запомнил, - сказал мне Сашка. - Рассказал родителям, им понравилось.
Интересно, как быстро мои анекдоты станут достоянием всего Советского Союза?
- Спасибо! - сказала мне Света. - Если бы не ты, я с этим портфелем надорвалась бы. От Сашки помощи не дождешься.
- А вот я надорвался, - сказал Сашка, притворно скривив свое круглое лицо. - Нет, чтобы пожалеть и оказать внимание!
- Ты ведь провожал Ленку с Люськой? - спросила меня Света. - Не знаешь, что случилось?
- А в чем дело? - насторожился я.
- Они поссорились, - сообщила Света. - Столько лет дружат…
- При мне они не ссорились, - сказал я правду. - Помирятся, что им делить?
- А правду говорят, что ты умеешь играть на гитаре? - спросила Света.
- Я такого никому не говорил, - ответил я. - Я не Сашка, зачем мне врать? Вот на пианино запросто. Могу даже спеть, и не только арию Фигаро. Только где его здесь возьмешь?
- Я могу помочь, - обрадовала меня Света. - Родители допоздна ушли в гости, инструмент свободен, так что я тебя приглашаю.
- А нас? - спросил Валерка.
- Не слышал, что сказал Гена? - насмешливо сказала девчонка. - Он обещал спеть, а большая аудитория смущает неопытных певцов. Ну ничего, я распахну окна, и вам все будет слышно.
Черт бы побрал мой длинный язык. Я знал, что сильно нравлюсь Светке. Беда была в том, что она мне не нравилась. Чисто внешне, в остальном к ней, как и к остальным нашим девчонкам, никаких претензий не было. Поэтому меньше всего я хотел идти с ней в ее квартиру и там выпендриваться. Не нужно это было ни мне, ни ей. Но отступить без потери лица было нельзя. Завтра же Сашка ославит меня на всю школу.
- Только одну вещь, - поставил я условие. - Сыграю, и тут же на улицу.
- Хорошо, хорошо! - согласилась довольная Светка. - Только ты еще обещал спеть. Пойдем со мной.
Пришлось идти. Квартира Зимаковых была на втором этаже первой от лестницы. Видимо, на улицу Светка выбежала ненадолго, потому что квартиру она не запирала. На улице еще не совсем стемнело, но в их коридоре после освещенной лестничной площадки не было видно ни зги. Она пропустила меня вперед, закрыла дверь и подтолкнула к выходу в комнату.
- Включи свет, - попросил я. - Как я тебе буду играть в темноте?
Она нехотя включила торшер и, подойдя к пианино, откинула крышку, а потом пошла открывать двери на балкон. Я взял стул, поставил его перед инструментом и уселся сам. Когда отзвучали последние аккорды, и я закончил тем, что одна дождинка все-таки не дождь, за спиной раздались всхлипывания и на мои плечи легли ладони Светки. Я вскочил как ошпаренный, едва не перевернув стул.
- Немедленно прекрати реветь! - сказал я ей. - Иначе ноги моей у вас больше не будет! Умывайся и выходи во двор, я там подожду с ребятами.
И, подхватив свои туфли, выскочил за дверь. Обулся я уже на коврике, после чего сбежал вниз по лестнице и вышел во двор. Приплыли! Возле двух скамеек собралась треть нашего класса и еще кто-то из старшеклассников. Видимо, они гуляли рядом, и мальчишки их просветили, что сейчас будет моя сольная ария. Лучше бы завтра болтал один Сашка, чем теперь будут болтать они все. Еще и родителям Светки могут передать, что их дочь в темной комнате охмурял одноклассник. Я ее родителей не знал, поэтому не мог предугадать их реакцию. Вряд ли майор Зимаков пойдет разбираться с майором Грищенко, а вот ее мать, если ум в дефиците, может заявиться и устроить скандал. К сожалению, такое на моей памяти случалось не раз, хоть и не со мной. Так, еще лучше! Игорь тоже здесь, так что завтра же мать все узнает. И Ленка с Люськой здесь, только по разные стороны скамеек.
- А я думала, что ты соврал, когда говорил, что умеешь играть, - сказала Ира. - А что ты со Светкой сделал?
- Сейчас должна выйти, - буркнул я. - Нужно закрыть дверь, а она не может найти ключ. Расходимся, товарищи, концерт окончен!
- Хорошо играл, - сказала Ленка. - И песня отличная, никогда ее не слышала. А вот голос…
- Я над собой работаю, Леночка! - ехидно ответил я. - Через полгода ты меня не узнаешь.
- Я тебя и так не узнаю! - ответила она. - Пошли, девочки, больше ничего интересного не будет.
Шесть девчонок, в том числе и те, кто были из старших классов, ушли, но остальные уходить не спешили. Я обещал Светке ее дождаться, но понял, что пока под ее окнами стоит эта толпа, она не выйдет.
- Если появится Света, скажи, что мне было нужно уйти, - попросил я Валерку и вышел со двора, чувствуя спиной Люсин взгляд.
Старый дурак! Ведь знал, что этим все закончится. Начался этот день хреново и закончился не лучше!
- Что ты такой невеселый? - спросила мама, добавив соль на рану.
- Завтра узнаешь у тети Нины, - ответил я. - Пошел я спать, а то утром рано вставать в школу.
Если бы не медитация, я бы долго вертелся в кровати, прежде чем заснуть, после нее я выключился почти тотчас же.
Физкультуры во вторник не было, поэтому утром после медитации я совершил утреннюю пробежку, а потом еще выполнил силовые упражнения. С аппетитом позавтракав, я сверился с расписанием и положил в портфель нужные учебники. Все остальное в него было сложено заранее. Оделся я за пару минут, бриться, слава богу, было не нужно, поэтому осталось последнее – завязать проклятый галстук.
- Мам, - подошел я к матери. - Не знаю почему, но у меня на галстуке получается не узел, а черт-те что. Покажи, как ты завязываешь!
- Давай я тебе сейчас завяжу, а напомню, как это делается, когда придешь со школы.
Кто бы возражал! Я надел куртку, схватил портфель и сумку со сменной обувью и припустил к дыре в заборе. На той стороне меня поджидал Сергей.
- Говорят, ты начал ухлестывать за Зимаковой? - спросил он, когда мы поздоровались. - А как же Ленка? Или она – это уже прошлое?
- Для меня все они – это прошлое, - ответил я. - Кто тебя просветил, Игорь?
- Да, мы еще перед сном гуляли возле дома. Тебя сестра научила играть?
- Сам по самоучителю, - честно ответил я. - Только я одну песню нормально и заучил.
- Теперь о тебе долго будут болтать, - сказал он. - А Светка вчера так и не вышла, хотя ее специально долго ждали.
Мы зашли в вестибюль школы, переобулись и поставили свою обувь в гардероб. Кроме нашей технички и нескольких школьников младших классов здесь никого не было.
- Три минуты осталось! - сказал Сергей, глянув на большие настенные часы. - Ходу, сейчас Зинаида придет!
Звонок зазвенел, когда мы уже подбежали к дверям нашего класса, располагавшегося на втором этаже в самом конце коридора.
Глава 5
Когда мы заскочили в дверь, на мгновение класс замер, но тут же все опять занялись своими делами. Я сел за свою парту, раскрыл портфель и быстро выложил все необходимое к уроку русского языка.
- Привет! - поздоровался я после этого с сидящей рядом Леной.
- Привет, - отозвалась она. - Начинаешь новую жизнь с опоздания?
- Нет учителя – нет и опоздания, - отозвался я и крикнул классу: – Тихо, вы, Зинаида идет!
Шум моментально стих, и в наступившей тишине стал хорошо слышен приближающийся стук каблуков женских туфель. Вошла классная, и мы все встали. Она поздоровалась, мы ответили и сели на свои места.
- Еще раз поздравляю вас с началом учебного года, - сказала Зинаида. - Сегодня у нас не будет ничего нового. Хочу посмотреть, что вы запомнили из программы прошлых лет. Повторение – мать учения, поэтому Кулешин к доске. И не забудь дневник.
Игорь пробыл у доски минут пять. Он записывал диктуемые предложения, а потом объяснял, почему написано так, а не иначе. Слушать его было неинтересно, поэтому я рассматривал своих одноклассников, стараясь делать это не слишком явно, но Зинаида заметила.
- Грищенко, не верти головой. Ты у нас следующий. Садись, Кулешин. Ответил ты на твердую тройку, но, учитывая, что сегодня первый день занятий, поставим тебе четверку. С минусом.
Довольный Игорь отправился на свое место, а я, не дожидаясь повторного приглашения, взял дневник и вышел к доске. Задание у меня было то же самое: написать и объяснить, что я и делал. Не могу сказать, что в конце своей жизни писал совсем без ошибок. По моему мнению, в русском языке вообще не делают ошибок единицы: уж очень он сложен. Но никаких таких сложностей в том, что мне диктовали, не было, а все правила я помнил дословно, поэтому не сделал ни одной ошибки, несмотря на то, что отвечал вдвое дольше Кулешина.
- Ну что же, - подвела итог Зинаида. - Удивил и обрадовал. Не ожидала от тебя такого ответа. Молодец, "отлично"!
Мой дневник украсила первая пятерка, а по классу пронеслась волна перешептывания.
- Тишина! - навела порядок Зинаида. - Продолжаем работать. Остроумов к доске!
- Зинаида Александровна! - сказал Владимир, идя к доске, как на эшафот. - А почему вызывают одних мальчиков? Где справедливость?
- Вот когда ты будешь сидеть за этим столом, тогда и будешь решать, кого вызывать, а кого – нет, - сказала Зинаида. - Положи дневник на стол, что ты в него так вцепился? Бери мел, поборник справедливости, и пиши.
Зинаида вызывала учеников одного за другим, а я, чтобы не терять времени даром, начал продумывать, что сегодня напишу в тетради за следующий год. Прозвенел звонок, и мы вопросительно уставились на классную.
- Нового я вам ничего не давала, - сказала она. - Поэтому на дом в виде исключения сегодня ничего задавать не буду. Можете идти на перемену.
Я сидел ближе всех к двери, первый и выскочил из класса, как только его покинула классная. Она шла по коридору, поэтому я, стараясь не срываться в бег, быстро пошел к лестнице. Пока было тепло и сверху не сыпались осадки, мы все перемены проводили в школьном дворе. Обуви при этом, естественно, никто не менял, но руководство школы закрывало на это глаза. Какая грязь на сухом и чистом асфальте? Уже на лестнице меня догнал Сергей.
- Здорово отвечал! - хлопнул он меня по плечу. - Надо было вам с Сашкой спорить не на итоговые оценки, а на щелбан за каждую твою пятерку, а то слишком долго ждать результатов. Что ты так сорвался? От славы все равно никуда не убежишь!
В этом я и сам почти тотчас же смог убедиться, когда меня начали окружать одноклассники.
- Ты что, все лето занимался русским? - спросила Ирка. - Две пятерки за урок, и одна из них твоя! Я вообще не помню, когда ты по русскому получал пятерки!