Дрон в шлюзе натягивает скафандр, потом выходит делать приборку, а мы сидим и молчим – только слышно, как за стенкою сжатый воздух шипит. Серчо достает простыню, и мы заворачиваем Знахаря в нее, Сергей зашивает. Я беру лопату и лезу вслед за Дроном, отхожу поскорей от танка и, определившись по компасу, копаю могилу, строго с запада на восток, так у них на Побережье принято. Затем мы так же молча укладываем туда Знахаря и засыпаем, делая полукруглый холмик. Амгама, так же ни слова ни говоря – обычай ведь, хотя и прибрежный – вгоняет в землю в трех шагах от изголовья свое копье и привязывает сверху пук травы. Мы с Сергеем поднимаем винтовки в небо и делаем три выстрела – у нас тоже свои обычаи есть. Серчо зовет к танку.
Видок у коробки, конечно, тот еще. Краска обгорела, левого бортового экрана совсем нету, и видно, что траки у гусеницы на соплях держатся, а правая накладка искорежена – как фольгу в кулаке мяли да расправили наспех. Серчо заключает свои мысли вслух для всех: "Ремонт. Как Чисимет?" Чисимет уже сам вылезает из кормового люка и прикладывается в тени корпуса, но Дрон его гонит прочь – еще и рентген сейчас Чисимету не хватало. Дело есть всем, и это хорошо даже, потому что смерть Знахаря сильно задела и меня, и остальных тоже. Киснуть бы народ начал, и Серчо это осознает, а посему – Дрон с Амгамой дочищают танк, Амгама уже датчик освоил, я с Пьеро гусеницы в порядок привожу, отвлекает, надо сказать заметно, а Сергей с Серчо внутри приборы настраивают. К двум часам дня очухивается Чисимет. Он оглядывается, ощупывается, затем идет к могиле и долго стоит перед ней; а мы с Пьеро уже гусеницу натягиваем.
Серчо объявляет по внешним динамикам обед, кушать подано. Получились – поминки не поминки, но что-то похожее. Сидим, едим да разговариваем, кто что хорошего про Знахаря вспомнить может – оказывается, много кто много чего может. Чисимет, кстати, рассказал, в чем дело: чтобы отводить удары огненного меча, нужно было все силы класть, и даже больше. Счастье еще, что в коробке нашей работа Чисиметовская и Знахарская в резонансе шли – ну, тут уж наверняка наша аппаратура помогала – так что некоторое время Огненному великану было по нам попасть трудно.
– Но это не могло долго продолжаться. Я смог выдержать до конца, а он нет.
Так Чисимет свое слово заканчивает, а потом спрашивает:
– А что случилось с Огненным и с завалом? Я только успел почувствовать, что врага нет, и сразу отпустил себя в забытье.
Серчо криво усмехается:
– Мы на этого Огненного Врага другого духа выпустили, тоже огнем и еще кое-чем промышляющего. Такого, что и завал расчистил, и кто живой или живущий рядом случись – тоже убил бы. И нас тоже, не будь брони, и место там теперь отравленное. Кстати, хотя мы крышу и почистили, сидеть на ней долго не стоит – немного яду на ней все же есть.
Амгама, хоть и не ему говорят, кивает и на всякий случай отползает, плеская чаем на траву. Сергей у Чисимета спрашивает:
– А что ты про этих огненных великанов знаешь?
– Обычно они есть не в форме воинов, а в форме вот такого, как мы видели, красного тумана, который пронизывает недра земли. Когда он в виде человека иди другого существа – вы видели, что бывает. Это очень древний дух, и почти никогда нельзя понять, чего он хочет или что его рассердило. А когда наши маги его прижимали, то у нас он опять уходил под землю красным туманом.
Подумал Чисимет и добавляет:
– Только у нас, конечно, все немного по-другому выглядит, чем тут. Наверно, это его вахлаки Орогоччу имели в виду, когда говорили про подземного врага. Вот только странно, что он над землей был, сверху. Знахарь, – Чисимет делает грустную паузу, – Знахарь говорил о каком-то колдовстве, и скорее всего, это Враг заставил Огненного воина подняться из глубин, и даже не вчера, а еще тогда, когда мы шли по пустыне – помните зарево?
Я под влиянием рассказа боязливо гляжу в сторону Мелкогорья – горизонт как горизонт, ничего страшного, только облака начинающим заходить солнцем подсвечены. Серчо тащит из танка на траву экран, потом переносной пульт и принимается компоновать запись прохода через лабиринт. Я сижу терпеливо, охота поглядеть, что с великаном стало, когда наши полторы килотонны ухнули. Ага, вот – Серчо крутит медленно, кадр на кадр наползает – на экране Огненный воин вырастает чуть ли не с Эйфелеву башню и через треть секунды лопается как мыльный пузырь, как шарик воздушный слишком сильно надутый. Ошметки пытаются сохранить какую-то форму, но идет ударная волна, а потом и вторая, и третья – несколько раз она от скал отражалась. Окончательно остатки разметало. Чисимет говорит:
– Вряд ли вот этот Огненный воин сможет еще раз возродиться. Он и так, видимо, был усталый, а может, и слабый от рожденья, уж больно медленно он образ принимал, и мантия его огненная только жар источала, а должна была еще и давить. А тут еще ваш демон, видимо, гораздо более сильный. А его имя можно вслух произносить? Или хотя бы знать вообще?
Пьеро мрачно усмехается, у него брат на манхэдской станции работал, на той, которую потом иначе, чем "третье че", не называли. Сергей коротко говорит:
– Можно, он ведь не живой и не живущий, только имя его тебе ничего не скажет. У нас его работать заставляют – его младший брат вот и коробку нашу тащит, а может он и убивать. Называй вслух, не называй – ничего не будет. Он не из вашего мира и не по вашим законам живет.
Серчо прерывает Сергея:
– Ладно, хватит, все тут не объяснишь так, как надо. Если вообще надо. Так, Чисимет, как посоветуешь: идти нам дальше прямо сейчас или можно ночку передохнуть?
Чисимет отвечает сразу:
– Можно передохнуть. Я не чувствую на себе внимания Врага, он не думает о нас… обо мне. Наверное, у него есть забота или угроза ближе и реальнее, чем наш поход. А потом будь он хоть в три раза хитрее, чем он есть, и то б не догадался, как можно победить Огненного воина. Конечно, в этом краю степи наверняка есть его шпионы, но лишь такие, которые передвигаются не быстрее летящей птицы. На эту ночь можно быть спокойными.
Серчо:
– Тогда сейчас отдых до завтрашнего утра. Смене Сергей-Пьеро – подъем в четыре, и дальше по маршруту в среднем темпе.
Все лезут в танк, я последний, и закрываю люк – пусть конденсатор из нашего дыхания водички поднаберет, а то озерко-то я изгадил. Автосторож включен, и можно спокойно спать. А Знахаря мне жалко, честное слово. Ведь не заставляли же его идти – жил бы в своей деревне, в почете и покое, с бербазой бы дела вел, барыши бы имел – нет же, сложил голову за какие-то Светлые силы неясные, правда, очень благородно сложил, но все-таки…
На следующее утро меня расталкивает Дрон. Коробка бежит по степи – быстро и ровно. Время от времени корма задирается, конечно, или борт набок уходит, но особо резких толчков и тряски нет. Верхний люк открыт, и в него задувает встречный ветерок, он пахнет суховатой травой, нагретой землей и простором. В отсеке – завтрак, и я присоединяюсь, молча едим, я так больше не на соседей смотрю, а в стеклоблок степью любуюсь: до горизонта она желтовато-зеленая, а на горизонте десяток деревьев. На ЦП сейчас никого нет, и я устраиваюсь в командирском кресле с максимумом удобств, карту смотрю. Мы уже перевалили через один приток Пещерной реки и теперь идем внутри его небольшой подковы. Минут через полчаса вновь к нему выйдем и опять водную преграду форсировать будем. Полчаса у меня на разные разности ушло, а там и речка-приток, вот он. Пьеро некоторое время ведет вдоль берега, ищет спуск поудобнее, нашел и говорит:
– Я сейчас по дну пойду, люки закрою. А кто хочет – давайте вплавь: вода на удивление спокойная.
Вплавь хотят почти все, разве что Амгама, пронюхав, что сейчас будем под водой ползти, остается посмотреть в "окошко", что там, на дне этом есть. Я, Серчо, Дрон и Чисимет кидаем одежду с крыши в люк – он уже задвигаться начал – а сами хором прыгаем в воду, она не сильно глубокая, еле-еле танк покрывает. Пьеро выводит коробку на песчаный пляж, мы одновременно с ней вылезаем из воды, а из люка лезет Амгама. Он разочарован – ничего интересного на дне не увидел. Прямо так, не одеваясь, благо солнце над головой, устраиваем то ли второй завтрак, то ли первый обед. Если первый обед – это грустно, второго обеда придется ждать до вечера, и не обед это уже будет, а заурядный ужин. Я сижу и краем глаза потихоньку разглядываю Чисимета. Как я понимаю, его пару раз рубили топором, один раз жгли, и не менее шести стрел втыкалось ему в разные места; а когда Чисимет поворачивается ко мне правым боком, чтобы, например, хлеба взять, то на плече видно клеймо – три угла вверх смотрят, соединены между собой, средний чуть выше остальных. Я вспоминаю миледи из "Мушкетеров" и усмехаюсь. Чисимет заметил, но не обижается, а говорит:
– Это двенадцать лет назад, в Закрытой долине мне поставили. Есть на Востоке – ну, для нас это наоборот, ближний запад – страна, в которой под одной властью объединены и люди, и другие расы, и даже призраки. Любят это в тех краях – под одной властью… А долина – основа богатства тамошнего, там тебе и камни, и оружие, и золото – все что хочешь. Только одна беда – это все остатки от древнего народа, он в этой долине жил, потом сеча была мощная, и с обеих сторон колдовство бывало, в самых безобразных количествах. Почему безобразных? А потому, что мне туда полазить пришлось, и конечно, к тем, кто после себя такое оставил, у меня симпатии нету. Ведь это государство – Единая Власть называется – на провинившихся или просто беззащитных накладывает штрафы, которые и надо из сокровищ этой долины выплачивать. Дают кое-какое оружие, наскоро обучают защите от известных тамошних напастей – и вперед, с клеймом на плече и ярмом на шее. Впятером мы туда попали, только я с Керитом ушел, а остальные охрану отвлекали, и что потом было – я не знаю. Вообще-то они, как освободятся, должны по нашим следам идти, но в Приозерье о них ни слуху ни духу. Наверное, и в живых уже нет товарищей наших.
Дрон после рассказа загорелся и утаскивает Чисимета на ЦП, компоновать историческую карту и этой Единой Власти, а уж заодно и всего Востока. Чисимета это мало радует, но он не противится – то ли важность дела осознает, то ли вежливость соблюдает. За рычаги теперь я сажусь, пробегаюсь по экранам – вокруг чисто, фон нормальный, и вокруг на два километра единственное стоящее внимания живое существо – степная птица по принципу курицы, но размером с хорошего гуся, сидит и на нас внимания не обращает. Скорость у нас не галопная, но к часам четырем выйдем к Пещерной реке – хотя какая она тут пещерная, скорее Степная – затем перевалим второй левый приток, и тогда до холма, где вертолет сидит, останется дня на два ходу, не более. Серчо в башню переноску утащил, все с базой поговорить неймется, а на ЦП Дрон Чисимета допрашивает – до меня доносятся обрывки, в которых смысл уловить трудно. Я прислушиваюсь – имена, названия городов и стран сыплются ливнем, и я себя чувствую студентом, который полгода не писал лекций, а теперь вот взялся за ум и никак не может понять, про что же ему толкуют. Тем более, что каждые два десятка лет там бывшие враги объединяются на веки вечные (до первой ссоры) и напускаются на бывшего нейтрала; но я все равно слушаю, потому что по степи и автопилот неплохо ведет, и слишком много чести – еще и здесь ему помогать. Так под разговоры да под бесконечную Серчину морзянку "кью-эс-эй – вопрос" мы добираемся до реки. Я бы даже сказал, до Реки. Широка, величава, красива – слов нет. По берегу растут на уважительном расстоянии могучие деревья, а вот противоположный берег при всей своей красе удовольствия не вызывает. Там кустарник в воду полупогруженный, и переться через него даже нашему бегемоту будет весьма затруднительно. Серчо дно пощупал лобовым локатором и решил не вязнуть.
– Амгама, Сергей, понтоны ставьте! – говорит.
Однако Амгама куда как сноровисто работает – приучился, обвык, способный мужик. За десять минут они понтоны установили, и я в них весь воздух, что в системе был, стравливаю – а компрессор может и потом потрудиться. Подождал я, пока они обратно залезут, и с крутого бережку, корму вверх задрав, скатываюсь в воду – туча брызг и штормовые волны. Чисимет в люк лезет – не может сидеть в четырех стенах, даже ядовитые следы на крыше его не пугают; впрочем, я же ее заново красил, а краска наша радиацию глушит – ладно, пусть сидит. Сергей туда же – на боковом понтоне с удочкой пристроился и синтетическую муху закинул. Небо понемножечку хмурится, дождик крапает, клев, наверное, будет. Точно – когда мы движемся вдоль кустарника, прямо подряд тягать начал, некрупная рыбешка, но для запаха в уху пойдет. Хорошего выхода я так и не нашел, сдул понтоны, прогнал с крыши пассажиров и пошел кусты таранить. На траву выехал – на крыше мусор, обломки ветвей, а между ними ошалелая змея мечется, потом храбрости набралась и на землю шлепается. Опять равнина, часа через два – еще одна речка, последняя на нашем пути, ее по дну перейти можно было. Солнце все никак не может уйти за горизонт – на западе хмарь разошлась – а когда все же уходит, то там остается еще надолго желтая полоса, а потом и звезды над нами засверкали. Вокруг – тишина и раздолье, степь, над высохшими озерцами темнеют громады деревьев. У танка собралась вся команда, жадно обступили костерок, а над ним в жестянке юшка дымится. Как сварилась – прямо на горячую набросились: вкусно же! Чисимет для полного удовольствия предлагает сходить на охоту – Серчо согласен и предлагает нашарить живность при помощи наших приборов, но Чисимет это отвергает – сам хочет. С ним идти вызываюсь я и Амгама: я – больше для того, чтоб пройтись после девяти часов за рычагами. Чисимет берет свой верный меч, я – винтовку, а Амгама – небольшой арбалет, у нас в комплекте всего-то один и есть; ну, и наушник с микрофоном один на всех у меня. Мы пассажиров, конечно, пытались обучить работе с рацией, но пока что окончательного успеха нет, и для одной красивости надевать уоки-токи на них не стоит. Идем мы достаточно долго, никакой дичи даже на слух не заметно, Чисимет с Амгамой озабочены, а я даже рад.
Наконец дорогу нам пересекает небольшой ручеек, и Чисимет предлагает сесть в засаду – мы с ним у одного вероятного места водопоя, а Амгама выше по течению пошел. Ночь теплая и звездная. Изредка вопит что-то ночное, ему отвечают сверчки да цикады. Я лежу, гляжу на чуть рябоватую воду ручейка, мечтаю о том, что скоро потопаем обратно, чайку попьем, а повезет, так подстреленного кого зажарим, и тут все летит к черту. Меня хватают сразу три пары рук, и, видимо, то же самое происходит с Чисиметом – судя по возне и шороху травы. У меня из рук очень невежливо выхватывают винтовку и этак небрежно кидают на песок. Я пытаюсь распихаться, но вскоре оказываюсь на земле в распятом положении, руки в стороны и ноги тоже. Кто-то сноровисто вяжет мне руки, вбивает в рот кляп, затем повязка на глаза, и затем ноги – враскоряку – привязывают к деревяшке, которую я помню – лежала себе невдалеке и ни о чем подобном не думала. После этого меня поднимают на воздух и, судя по тряске, бегом волокут куда-то. Мотаю головой, пытаясь сбросить повязку, но за это у похитителей полагается пинок в под ребра, и я эксперименты прекращаю. Бег быстрый и какой-то неутомимый, хоть бы дыхание у мужиков потяжелело! Я теряю всякую ориентировку, и кажется, что времени проходит весьма много – это если учесть неудобство позы и затекающие руки. Похитители обмениваются короткими фразами, и я с удивлением узнаю все тот же прибрежный-общий язык, во докуда он распространен, оказывается! Наконец путешествие окончено, и мое тело небрежно валится наземь, а душа давно в упавшем состоянии. Ноги мне распутывают и под связаны белы ручки ставят вертикально, а затем – слава богу – снимают повязку и вытаскивают кляп изо рта. В глаза сразу бьет пламя костра, после него плавают пятна, а когда пятна отплавали, я вижу все ту же ночную степь и все те же звезды. В степи стоят юрты – или шатры, можно сказать, в общем, кожами крытые и явно мобильные конструкции, а между ними горят костры. Около нашего – где я и Чисимет стоим, из него кляп еще только вытаскивают – стоит толпа народу, и народу, надо сказать, на вид неплохого. Не будь у меня руки связаны, я бы их симпатичными даже назвал. Высокие, стройные, лица одухотворенные, глаза поблескивают, женщины так вообще – не оторви глаз; словом – симпатяги. Только уж больно умело эти симпатяги руки вяжут да кляпы вбивают, мне это не нравится. Постояла-постояла толпа и рассасывается. Чисимет рядом стоит, на сторожей смотрит, и по его лицу видно, что он наших гостеприимных хозяев симпатичными отнюдь не считает. Переговорку у меня с головы еще у ручья сдернули, и если у симпатяг намерения серьезные, то надеяться особо не на что. Это же надо такое удумать! В степь пойти, ночью, без предварительного просмотра, без маяка – вот это дурость так дурость – и моя, и Серчина, и Чисиметовская. Влипли.
Пока я себя чешу во все корки, ко мне подходит один из стражи и извещает:
– Сейчас ты войдешь вон в тот шатер, и друг твой тоже.
"Войдешь" он сказал – это что, намек на то, что, может быть, и не выйдешь? Я спрашиваю:
– Что вы за народ и что вам от нас нужно?
– Мы великие и первые из эльфов – степные, а что надо – об этом ты скоро узнаешь.
Эльфы – еще одно слово из легенд приозерных, правда, они вроде бы в степях не живут. Рассказывают как про таинственный народ, мудрый и благородный по своей сути, и в людские дела не мешающийся. Правда, в таком вот заявлении как сейчас особого благородства не заметно, но – век живи, век учись. Итак, шатер, сооружение еще то, хлипкий и тонкий. Нас с Чисиметом вводят внутрь, а там на земле безо всякой подстилки сидит по всем признакам местный князь, а может, и император всея степи. Одежда белая, лицо чистое, на голове массивная корона желтого металла и камни на ней.
Начинает разговор хозяин юрты:
– Здравствуй, Чисимет. Честно скажу, не ждал я тебя здесь, но раз уж пришел – не гнать же! И ты, Керит, – князь кивает мне приветливо, – тоже здравствуй.
Я пытаюсь понять, что к чему, и помалкиваю.
– Вы не удивляйтесь, что я вас по именам знаю, я вообще почти все знаю: и зачем идете, и как из Закрытой долины бежали…
– Откуда знаешь? – перебивает Чисимет.
– Один ваш спутник до меня добрался сюда, вот и рассказал все. Правда, он уже больной был, не больше месяца тут прожил. А ты, Керит, лучше расскажи, добрался ты до горных туманников или нет?
Я было раскрываю рот объяснить недоразумение, но Чисимет успевает первым:
– Да, добрался, и ношу свою отдал, а теперь просто меня сопровождает.