– Другого нет у вас пути, как в Чертоногий лес идти. Этого леса все боятся: и люди, и звери. Даже самые премудрые чернокнижники стараются обходить сей лес стороной. Значит, и Аленка туда предпочтет не соваться. Тем более что лес этот так велик, что в нем две Фигляндии поместилось бы. Или одна Великая Братания. Но это я так, к слову. От моей делянки до Чертоногого леса верст десять идти. До опушки я вас провожу, всем, чем надо, снаряжу, но дальше с вами не пойду – увольте!
– Боитесь? – поддела я.
– Боюсь, – честно ответил Охранник сказок. Дважды я в этот лес ходил по весьма важным делам, дважды меня лес отпускал, только пошлину брал… Здоровьем моим. Теперь вот имею хронический эпиконделит и запущенный гломерулонефрит после посещений Чертоногого леса. Думаете, приятно маяться этими болячками всю свою бессмертную жизнь?! Так-то… А на третий раз лес меня и вовсе не отпустит, к себе заберет. Кто тогда сказки охранять будет?
– Да, действительно.
Моя прекрасная тезка вздохнула и со слезами в голосе произнесла:
– Видать, такая наша бабья доля – вдвоем сгинуть в лесу распроклятом.
– Стоп! – осенило меня. А почему вдвоем? У нас же есть Сэм! Эй, Сэм, покажись!.. Сэм, где ты?
– О ком идет речь? – спросил, прищурившись, Охранник.
– С нами все время был один парень по кличке Крутой Сэм. В смысле, был не целиком, а как бы это сказать поточнее… присутствовал в виде вооруженных верхних конечностей.
– Ну, ты загнула! – удивился Охранник.
– Но это действительно так! Просто Сэм – не живой человек, а компьютерная программа. Помогал он нам здорово, а с той минуты, как мы в этом доме появились, почему-то исчез. Обидно.
– Ладно, – помолчав, решительно сказал Охранник. Сэм так Сэм. Пойдемте в сарай.
Действительно, за избой, искусно замаскированный зарослями чертополоха, стоял сарай, крытый, кстати, рубероидом (видимо, кто-то пытался в сказку и стройматериалы протащить). Охранник подвел нас к двери, распахнул ее и крикнул:
– Семен, к тебе пришли! – И обратился к нам. – Лучше стойте здесь, у порога, а то в сарае навоза – по колено. Давненько я там не чистил, все руки не доходили…
Подтверждая слова Охранника, в носы нам шибанул концентрированный сложносоставной аромат навоза, прелой соломы, гнилой древесины и… парного молока. Едва я приспособилась дышать этим ароматом, как меня постигло новое удивление.
Сначала раздался свист. Но не залихватски-боевой, а, скорее, иронически-умиротворенный, словно свистел герой бессмертного фильма "Я шагаю по Москве". Под этот свист в дверном проеме появились руки. В татуировках и кожаных перчатках с обрезанными пальцами. Только вместо помпового ружья .или гранатомета эти руки крепко и бережно держали ведро с парным молоком.
– Подоил? – Охранник улыбнулся нашему Сэму.
– Все о'кей, – заверил Сэм и аккуратно передал ведро с молоком Охраннику.
Тот принял и заговорил, слегка смущенно и просительно:
– Я все понимаю, Сэм. Я понимаю, как тебе надоела эта бесконечная стрельба, эти погони, этот отсчет убийств, обитель страха, звездные войны, невыполнимые миссии… Когда мы говорили с тобой один на один, как мужчина с мужчиной, я, наверное, как никто другой понимал твое желание раз и навсегда завязать с кровавым спортом, правдивой ложью, криминальным чтивом, грязными танцами, бандами Нью-Йорка и близкими контактами третьего рода! И когда я предложил тебе бросить оружие и заняться мирным трудом, я увидел, с каким наслаждением ты отшвырнул автомат и взялся за лопату, чтобы разгрести весь этот навоз! А сегодняшняя утренняя дойка, Сэм! Я по твоим рукам вижу, что ты счастлив, найдя наконец себе занятие по душе. И я ни за что не отвлекал бы тебя от твоих занятий и общества Буренки, если бы не эти женщины, Сэм. Они идут в опасное место. И их некому сопровождать и защищать, кроме тебя.
Руки в перчатках безвольно повисли. А я чуть не плакала, слушая душераздирающую речь Охранника:
– Ты ведь не просто мужчина, Сэм. Ты – последний герой боевика. Ты – трудная мишень. Ты – кобра. И враги трепещут пред тобою, а друзья благословляют небеса, за то, что им дарован такой защитник. Защити этих женщин, Сэм! Помоги им. А потом, когда ты выполнишь свою миссию, возвращайся сюда, на ранчо, тьфу, то есть, в этот сарай к своей Буренке. Здесь тебя всегда будут ждать. И всегда будут тебе рады!
Когда Охранник закончил свою речь, я чуть не разразилась аплодисментами, а на перчатки Сэма из ниоткуда закапали крупные слезы. В глубине сарая горестно мычала корова, видимо, та самая пресловутая Буренка, предчувствуя скорое расставание.
– Идем, Сэм! – сказал Охранник. Тебя зовет твой долг.
Из сарая мы шли оригинальной компанией: заплаканная Василиса Прекрасная (в походе в Чертоногий лес она видела неминучую погибель), Охранник с ведром парного молока, Сэм, на ходу развлекающийся сборкой-разборкой "томпсона", и я, готовая уже ко всему.
Сборы были недолгими. Я только поинтересовалась у Охранника, сможет ли Сэм функционировать без компьютера. Оказалось, сможет. Потому что, по словам того же Охранника, уже является не простым виртуальным отражением, а персонифицированной модификацией, способной к самостоятельному замкнутому циклу жизнеобеспечения. С собой в дорогу по настоянию Охранника нам пришлось взять две дюжины ватрушек, баклагу с молоком и компактную двухместную палатку швейцарского производства. По поводу палатки Охранник предупредил, что она конфискованная и потому мы должны будем ее сдать, когда вернемся из леса. Это меня порадовало. Значит, он все-таки надеется на наше благополучное возвращение.
– Побудьте у меня сегодняшний денек, – упросил нас Охранник. Ночь переночуете, а на рассвете я вас поведу. Вам предстоит долгий путь, поэтому отдыхайте и набирайтесь сил. Я сейчас подам творожную запеканку.
– Как вы о нас заботитесь! – только и сказала я.
Охранник слегка смутился. Потом выдал:
– Вообще-то я делаю это по просьбе Сэма. Он хочет закончить уборку в сарае и не пропустить вечернюю дойку.
А я еще считала его джентльменом…
Едва забрезжило, утро нового дня, мы выступили в поход. Охранник нес мешок с ватрушками и две объемистых баклаги – с водой и молоком, Сэм волок гранатомет, обивая стволом макушки кипрея, Василиса Прекрасная, то и дело вздыхая и заранее отпевая наши пропащие души, тащила национальное достояние – связку волшебных вещей, а на мою долю досталась швейцарская палатка и узел Василисиных платьев, хоть я и упрашивала ее их оставить. Ну зачем в лесу парчовые или бархатные платья, да еще расшитые золотой нитью и всякими самоцветными каменьями?! Перед медведями красоваться? Однако прекрасная тезка была непреклонна.
Это только бешеному кобелю сто верст – не крюк. А для нас и десять верст оказались задачей если не непосильной, то, во всяком случае, трудновыполнимой.
Что также является дополнительным доказательством нашей полной вменяемости.
Несколько раз Охранник объявлял привал, и мы, бросив вещи, располагались в кукурузе (да, именно так, дорога в Чертоногий лес от избы Охранника вела через бесконечное кукурузное поле). Послеполуденное солнце палило немилосердно, всем, кроме Сэма, хотелось пить, но Охранник непреклонно защищал баклагу с водой от наших посягательств:
– Потерпите! Вот как окажетесь в лесу, там вам эта водичка дороже золота будет. Родника приличного вы там не найдете, а если вдруг и найдете, то или вода в нем наверняка будет отравлена, или родник сей будет охранять змий огнедышащий..
После подобных суровых предупреждений пить как-то не хотелось.
Отдохнув, мы шли снова. Несколько раз по дороге нам встречались Дети Кукурузы, но, завидев внушительные бицепсы Сэма и его боевой арсенал, с милыми улыбками удалялись в заросли стреловидных листьев.
Чтобы идти было не так скучно и томительно, мы периодически принимались распевать песни. Но по причине преобладания в этих песнях ненормативной лексики я их тексты здесь приводить не буду. Тем более что общей темой песен был предельно простой сюжет встречи красной девицы с добрым молодцем (бравым солдатом, хитрым коробейником, удалым вором и даже бурым медведем). Варьировалось также место и время встречи: ночь, улица, фонарь, аптека. Да, и берлога, конечно. Но должна сказать – ни в одной песне девица недовольства по поводу встречи не выражала. В общем, все были удовлетворены.
Ближе к закату перед нами черной сумрачной стеной вырос пресловутый Чертоногий лес. Василиса Прекрасная что-то шептала, бледнея лицом. Охранник тоже выглядел уныло, особенно в тот момент, когда кукурузное поле кончилось и начался непролазный кустарник.
– Все, стоп. Охранник опустил наземь мешок со снедью. Дальше, как договаривались, идете сами.
– Иду. Одна, – отчеканила я.
– Ты с ума сошла! – заявила моя тезка, но вышло это неубедительно.
– Сумасшествием было бы тащить вас с собой в полную неизвестность. Ты, Василиса, не спорь. Нечего делать в этом лесу беременной женщине. Пока мы сюда шли, меня без конца совесть мучила за то, что я тебя покоя лишаю, с собой тащу. Пожалуйста, останься с Охранником. С ним тебе ничего не грозит, Аленка тебя не тронет.
– Нет, – еще менее убедительно возразила моя тезка.
– Далее. Дорогой Сэм, ты настоящий мужчина и всегда готов прийти на помощь даме, но… пожалуй, я справлюсь сама. А ты… ты уже нашел дело всей своей жизни. Поэтому я не хочу, чтобы ты шел со мной. Охранник, разве я не права?
– Права, – вздохнул тот.
– В таком случае берегите их. Давайте мне все мешки. Нет, вот этот, с платьями, не надо, ради всего святого! И пожелайте мне удачи. Я пристроила на плечах вещи, улыбнулась: – До встречи!
И бесстрашно шагнула под своды Чертоногого леса.
Прошагала метров десять.
Остановилась.
Нет, на самом деле все тихо.
Мне просто показалось.
Просто мне все-таки хотелось, чтобы они пошли со мной.
Но шагов не было слышно.
Только тишина обрушивалась на меня с неотвратимостью снежной лавины. И эта тишина была страшнее всего. Такую тишину распространяет вокруг себя затаившаяся, кошка, когда видит выбирающуюся из норки мышь.
– Здравствуй, лес! – голосом свихнувшейся юннатки сказала я, нарушая тишину и оглядывая темные, кое-где позолоченные закатным солнцем стволы.
– Ну, здравствуй, коли не шутишь!, – раздался в ответ мне из ниоткуда густой бас.
Вот этого мои нервы не выдержали. И я, теряя сознание, рухнула на швейцарскую палатку.
Хорошо хоть не на ватрушки…
* * *
– Великий махатма Брахма Кумарис! Жаждущие просветления для проведения общей медитации построены! Дежурный по общине Шри Чайтанья Прабхупада! Мантру сдал!
– Мантру принял, – ленивым тоном, коверкая и растягивая слова, ответил на рапорт своего ученика кармический деспот Тридевятого царства, – Приступим к великому таинству просветления, завещанного нам богами Гимнолайских гор!
Красная площадь (кстати, недавно переименованная в Плато Гармонии) была до отказа набита смуглокожими людьми. В этот полуночный час их лица и руки сливались с густой темнотой кутежской ночи, и только белые одежды светились, являя тем самым жутковатое зрелище.
Махатма Кумарис рассеянно созерцал копошившиеся у его лотосных стоп стада послушных учеников. Шел мелкий дождик, но махатма был надежно и заботливо укутан в полиэтиленовую пленку, тогда как его адептам приходилось поучаться в терпении и пренебрежении к требованиям собственного тела.
Кумарис задумался, хотя это сделать было трудно – опять он переборщил со своим кальяном. Его разрозненные мысли были подобны стекающим по полиэтилену каплям дождя. Капли дождя… А что, это хорошая тема.
– Пусть каждый из вас сегодня медитирует над следующей мыслью; "В чем величие капли дождя?" – приказал Брахма Кумарис. Через полчаса я спрошу с вас результаты медитации.
Ученики послушно приняли позы лотоса, не опасаясь простудиться на мокрой и холодной кладке площади, и забормотали, медитируя на заданную тему.
– Мне вот что не нравится. За спиной махатмы встала, его кармическая супруга и пламенным взором орлицы оглядела медитирующих учеников. Почему на медитации ходят только твои люди, махатмушка? Надо ведь и местное население привлекать.
– Они – шудры, их сознание ниже, чем сознание муравья, – пояснил махатма. В последнее время он то ли благодаря колдовству Аленки, то ли в силу собственных возможностей организма легко, почти без акцента говорил на языке Тридевятого царства. И фразы строил правильно. Пусть они работают на просветленных, это и даст им возможность вхождения в нирвану.
– Брахма, ты не прав! – Аленка поплотнее укуталась в теплую шаль, прячась от дождя. Я знаю этот народ. Это ж кутежане! Можно лишить их всего – работы, дома, семьи, наконец, выпивки, но от этого они не станут покорными. Только если мы заберемся к ним в души и мысли и принудим их даже думать, радоваться и плакать в соответствии с нашими желаниями – вот тогда они действительно наши с потрохами.
– Мне это не нужно, – равнодушно отрезал. Кумарис.
– Правильно. Это нужно мне! – крикнула Аленка. Ты получил, что хотел: страну, принявшую твое учение, подкармливающую твоих учеников… А я тоже хочу получить свое! Мне недостаточно того, что кутежане живут, постоянно оглядываясь на мои запреты. Да, они перестали печь пряники и варить брагу. Но я же знаю этих сволочей: внутри они готовят против меня заговор! Они все хотят меня уничтожить, все! И тебя тоже – как чужака.
– Ты облажаешься.
– Что? – вытаращилась на махатму Аленка. Что ты хочешь этим сказать?
– Я, видимо, употребил не тот глагол. Я хотел сказать, что ты ошибаешься.
– Нет, махатма. У меня предчувствия нехорошие. Особенно в последнее время. Сны разные снятся… Вещие голоса слышатся. Вчера, когда пошла в подпол за огурцами, сразу три вещих голоса услыхала – это тебе не шутки!..
– Почему сама в подпол ходишь, а не служанки?
– Не доверяю я им, – раздраженно отмахнулась Аленка. Эти девки только и думают о том, как свою владычицу обокрасть. А для меня соленые огурцы сейчас дороже золота. Ем и ем их без конца…
– Это означает, что ты находишься на новом этапе перерождения.
– Да? Это хорошо.
– А что говорят тебе вещие голоса?
– Ох, махатмушка, и сказать-то страшно! Говорят – бежать мне надо из Кутежа и вообще из Тридевятого царства, иначе смерть ждет меня неминучая. А один голосок, тоненький такой, девичий, выводит, вроде как песню; "А у тебя СПИД, и, значит, мы умрем!" – рассказав все это, Аленка увлеченно захрустела большим соленым огурцом, распространяя вокруг себя крепкий аромат рассола.
– Если ты так боишься своего народа, заставь этот народ бояться тебя.
– Как их, подлецов, заставишь?! Уж лишила их всего, что только возможно…
– Лиши их веры. Их собственной веры. Тогда они станут просто послушными рабами и от них не будет никакого вреда.
Аленка догрызла огурец, вытерла с подбородка капли рассола и спокойно сказала:
– Я думала над этим. Это невыполнимая задача. Почти. Для того чтобы ее выполнить, мне и нужна Альманах-книга.
– У тебя не вышло, ее достать.
– Да! Вот тут я действительно облажалась! Проклятая Василиса помешала! Но ничего, все равно Альманах у меня будет… Кстати, махатмушка, не знаешь ли ты, к чему это снятся невысокие такие человечки в плащах и с босыми волосатыми ногами?
– Я не занимаюсь толкованием снов, – надменно заявил махатма и, отвернувшись от Аленки, продолжил созерцание медитирующих на площади.
Аленка тоже смотрела на площадь. Но ее мысли были иными. Она достала из небольшого берестяного туеска очередной огурец и принялась его жевать, изредка шепча себе под нос: "Врете! От меня не уйдете!"
* * *
Меж тем в лечебно-трудовом очистилище вовсю шла тайная работа по подготовке побега. При этом сторонниками марш-броска в Чертоногий лес стали все "пациенты", начиная с царевича и богатырей и заканчивая тихим церковным сторожем, которого взяли на "исправительное лечение" за то, что не пустил вашнапупцев в православный храм.
Побег готовили тщательно. Иван Таранов, как самый щуплый и незаметный, выяснил, где в очистилище есть еще запасные выходы, потому что если двести с лишним человек ломанутся в одну дверь, они до утра из очистилища не выйдут. Чтобы не сорвать операцию, все "пациенты" вели себя примерно: моментально выстраивались по команде "Обход!", не жаловались на неудобоваримую пищу и с подозрительной активностью выполняли задания по уборке и благоустройству ЛТО. Особенно поднаторели в этом Маздай Маздаевич и Елпидифор Калинкин. Именно им принадлежит честь сноса ветхого дровяного сарая, который своим покосившимся и непрезентабельным видом раздражал взоры просветленных лекарей… Правда, почему-то после слома сарая не нашлось ни одной доски (милосердные братья не обратили на это внимания, а зря). Все доски припрятали в надежном месте, справедливо полагая, что в ночь побега они сыграют свою роль – какое-никакое, а оружие.
Единственное, что смущало зачинщиков побега, так это потеря сил от плохой кормежки. С Микулы Селяниновича уже спадали штаны – так он похудел, питаясь морковным чаем да брусничными лепешками. А так как был он самым крепким да крупным богатырем во всей честной компании, то что уж тогда говорить об остальных…
– Пора, друзья, пора, – шептал ночью Микула. Промедление смерти подобно.
Но все еще не было решимости в рядах "пациентов". Словно и впрямь лечебные процедуры лишили их воли. И, глядя на изможденные лица товарищей, Микула Селянинович печально говорил царевичу:
– Ты только посмотри, царевич! Ну как они побегут! Тут половину надобно на носилках нести!
– Ничего, – отвечал царевич. Пусть тело слабое, зато дух боевой да крепкий.