* * *
Первым загадал желание Мирослав.
Он был человеком простым, но с запросами.
- Слушай, а ты в натуре исполняешь? - спросил этот любознательный молодой человек, отойдя в сквер и усевшись там на лавочку.
- А ты испытай, - предложила рыбка.
- А шо? Испытаю.
И Мирослав принялся думать. И очень скоро придумал, потому что у него, как и у каждого молодого человека наших дней, была мечта.
- Цепь желаю, - сказал он. - Как у Мыколы.
- А кто такой Мыкола? - спросила рыбка.
- Не проблема, - ответил Мирослав. - Я про цепь.
- Металл?
- Золото, а то как.
- А вес какой?
- От пуза, - сказал Мирослав. - В кулак.
Воображение у него было развито примитивно. Но было оно бурным.
- Длина? - Рыбка Мирославу попалась серьезная, с конкретным мышлением.
Мирослав развел руками.
Рыбка была при этом недоверчивая.
- А отпустишь? - спросила она.
- Куда тебя отпустить?
- В реку.
- А сколько желаний?
- Давай так договоримся, - сказала хитрая рыбка. - Желание будет одно, но тройное. Такой цепи ни у одного крутого не найдется.
- В натуре?
- Спрашиваешь!
- Тогда давай!
- На берегу реки.
Мирослав раскинул мозгами и решил - пока не появится цепь, в воду ее не кину.
До реки было недалеко.
Мирослав зажал рыбку в кулак и сказал:
- Давай цепь!
И тут же неумолимая сила потянула его к земле.
- Кидай! - пискнула рыбка.
Рука Мирослава разжалась, и рыбка по дуге полетела в реку, легонько и мелодично смеясь на лету.
А Мирослав уселся на берегу и больше подняться не сумел.
Золотая цепь, точно повторяющая якорную по размеру звеньев и длине, обвилась вокруг шеи молодого человека, ниспадая на живот и чресла. Мирослав попытался подняться, но его зад не смог оторваться от земли, и цепь опрокинула его на траву.
В таком положении его увидела Лика Пилигримова, могучая красавица, наездница и пловчиха брассом, существо циничное и находчивое. Ей рыбки не досталось, впрочем, она до того момента и не подозревала о существовании таких крошек.
- Это что за бутафория? - спросила женщина. - Ты что думаешь, если у тебя цепь из папье-маше или детского пластика, то тебя за крутого будут держать? Бросай выкобениваться, парень, вставай!
И со всей своей недюжинной силой Лика рванула на себя золотую цепь.
К счастью для Мирослава, цепь была настолько тяжелой, что Лика не смогла ее поднять и задушить юношу. Наоборот - она, Лика, сама взлетела в воздух и брякнулась рядом с Мирославом.
- Ты что, - ахнула она, переводя дух, - приковал ее, что ли?
И тут только Мирослав смог настолько собраться с духом, что произнес:
- Кем мне быть, пруха полезла!
На своем простом языке он поведал Лике о том, как исполнилось его желание.
Лика была женщиной неглупой, поэтому она сразу задала главный вопрос:
- А еще два желания, где они?
- Тю-тю, - сказал Мирослав, поглаживая цепь, как мать гладит по головке красивого ребеночка. - Я ее отпустил.
- Ты что, кретин, что ли?
- А шо? - Мирослав не мог понять, чем он прогневил женщину, к которой питал самые добрые чувства, то есть хотел лежать с ней на сеновале. - Я - ей, она - мне.
- А еще два желания! Господи, мне столько всего не хватает!
- А ты попроси, - сказал Мирослав. - Может, она еще не уплыла?
Лика бросилась к берегу.
- Эй, - сказала она негромко. - Рыбка, ты где?
Никакого ответа.
- Слушай, - продолжала Лика уже погромче. - Отзовись. Если тебе чего надо, я тебе обеспечу, я в этом городишке не последний человек. Говори, что тебе надо.
Молчание.
Как будто Лика с рыбой разговаривает, а та молчит, как рыба.
- Ты думаешь, я верю, что ты меня не слышишь? Никуда ты не делась. Ты своих товарок поджидаешь. Думаешь, сачканула - и с концами? Фига с два! Я тебя из-под воды достану! А ну, отзывайся - и сразу за работу!
Молчание.
Но потом раздался долгий глубокий вздох, будто вздохнула корова, а не золотая рыбка.
- Стыдно? - спросила Лика.
Недалеко от берега по воде пошли круги, появился небольшой рыбий ротик, что-то золотое сверкнуло сквозь водоросли.
- Как договаривались, - сказала рыбка.
- С кретином договаривайся, не договаривайся - сделка значения не имеет. Тебе любой психиатр скажет.
- Ну я же не могу на тебя работать, - сказала рыбка. - Мой хозяин сидит под гнетом золота.
И тут рыбка замолкла и надолго, потому что по реке промчался катерок, загрохотал, завонял, надымил.
Лика обернулась к Мирославу, который покорно сидел, опутанный золотой цепью.
- Ну, давай, мыслитель, - торопила Лика. - Загадывай для меня два желания.
- А мне? - спросил мыслитель.
- А ты уже получил в валюте, - ответила Лика.
- Я лучше сам еще загадаю.
- Я те загадаю!
- А в натуре! - Мирослав, как мог, поднялся и крикнул в сторону реки: - Эй ты, золотая, блин! Давай мне второе желание.
Лика поняла, что ее могут ограбить.
Она пантерой кинулась на Мирослава и стала сильными пальцами сжимать ему челюсть. Мирослав, конечно же, сопротивлялся, хоть и был прикован, как Прометей.
- Желаю! - вопил он. - Желаю, понимаш, желаю… - И тут его охватила тупость. Ведь человеку надо за секунду, в пылу борьбы с красивой и сильной бабой придумать такое желание, чтобы все офигели. И вот - сформулировалось! Изо рта выскочили слова: - Желаю еще одну цепь, длиннее первой. Вот!
А так как цепь возникла и шлепнулась на его голову, то Мирослав исчез под грудой золота.
Но в эту груду проникла правая рука Лики, которая твердо держала молодого человека за глотку.
- Придушу, - убедительно сказала она, - если сейчас не скажешь.
- Больно!
- Повторяй.
Голос Мирослава из-под золотых цепей доносился тускло и хрипло. Он повторял за Ликой:
- Желаю подарить гражданке Леокадии Семеновне Пилигримовой шестисотый "Мерседес" серебряного цвета, дарственная прилагается…
"Мерседес" возник из небытия, как запрошено, серебряного цвета, а Лика принялась разглядывать дарственную, потому что верила в силу официальной бумаги.
- Спасибо, - сказала она груде золота.
* * *
Николай Ложкин, бодрый ветеран восьмидесяти шести лет, ворвался домой, пробежал на кухню и вывалил рыбку в большой медный таз для варенья. Залил ее водой и стал любоваться.
Зрелище было впечатляющим: золотая рыбка в золотом тазу, освещенном через раскрытое окно золотыми лучами солнца.
- Ну прямо картина Шишкина, - сказал старик.
Его жена смотрела на рыбку с печалью, потому что была лишена эстетического чувства, к тому же обладала хорошей памятью и не ждала от рыбки ничего хорошего.
Столько лет ее муж ждал возвращения золотых рыбок в Гусляр, каждый день посещал зоомагазин, писал на бумажках списки желаний, сжигал бумажки в пепельнице, жевал пепел, чтобы никто никогда не догадался, а рыбок все не привозили. И жена Ложкина надеялась, что удастся дожить благополучно, не дождавшись новых рыбок и новых переживаний.
Наверное, ее мысли вызовут у вас недоумение. В конце концов, ничего дурного предыдущие рыбки Ложкиным не сделали. Но с тех пор изменилась не только страна, изменился старик Ложкин. Если всю жизнь он был политически активным человеком, то теперь, в глубокой старости, превратился в борца за идеалы прошлого. Программой-минимум для Ложкина стала публикация его собрания сочинений, начиная с заметок в стенгазету "По бухаринскому пути", переименованную вскоре в боевой листок "Смерть наймитам!", до характеристик на соседей и даже детских сказок с измененным классовым содержанием, которые Ложкин писал по поручению домкома.
- Желания заказывать будешь? - спросила жена.
- У меня все уже разложено по полкам, - ответил муж.
Он выпрямился, приподнял острый подбородок, седая прядь косо опустилась на лоб - некогда она именовалась чубом, - грудь вылезла вперед колесом, в глазах появилось яростное выражение. Всю жизнь Ложкин провел на переднем крае обороны социализма от многочисленных недругов, но сохранил главное - жизнь, здоровье и преданность идеалам.
- Первое желание, - произнес Ложкин, - собрание сочинений. В однотомнике.
- И зачем тебе, Коля, такая слава? - вздохнула его супруга.
- Народ должен знать своих героев, - пояснил Ложкин. - А вот про два других желания тебе знать не положено.
- Может, что по хозяйству? - спросила супруга. - У нас корыто прохудилось.
- Без намеков! - взвился Ложкин. - Как мы знаем из исторического опыта, желаний всего три, а пожеланий десятки. Не зря я всю сознательную жизнь отдал идеалам.
Он обнял медный таз и понес в комнату, там поставил на подоконник, чтобы не спускать глаз с драгоценной рыбки, которая поняла, с какой целью ее будут использовать, и молчала, рта не смела открыть.
А Ложкин принялся доставать из ящика стола и раскладывать перед собой тетради, листы, листки и бумажки, письма и квитанции, из которых и складывалась его сознательная жизнь.
Еще в детском саду Ложкина научили ябедничать. Считалось, что это главная обязанность ребенка страны Советов. И первым героем этой страны был ябеда Павлик Морозов, который так наябедничал на родного папу, что папу расстреляли без всякой пощады.
В старшей группе детского садика Коля Ложкин уже так хорошо усвоил эту истину, что когда воспитательница Клава Селезнева оставила его без компота за то, что баловался и щипал девочек, он в самый разгар мертвого часа оставил свою постельку, выбрался через дыру в заборе на улицу и добежал до редакции газеты "Гуслярское знамя". А там рассказал дяде редактору, что воспитательница тетя Клава вредитель, потому что морит голодом пролетарских детей. А когда Плохиши нападут на нашу страну, наши Мальчиши-Кибальчиши будут такие слабенькие, что не смогут дать им отпор.
В иной ситуации редактор посмеялся бы и отвел мальчика обратно в садик, но как раз за день до этого в газете был арестован главный редактор за то, что подсыпал иголки в корм скоту. Неудивительно, что молодой редактор Малюжкин догадался: мальчонка не случайно пришел именно к нему. Он понял, - это и есть Главное испытание. От того, как он его вынесет, выполнит, выдюжит, зависит его судьба и жизнь.
- Молодец, хлопчик, - сказал Малюжкин. - Так держать.
Он дал ему ириску и позвонил в органы.
Когда руководство детского садика сменили, встал вопрос, принимать ли мальчика Ложкина в пионеры сейчас или погодить до положенного возраста. Приняли, написали о том в журнале "Пионер", и так возникло движение ложкинцев под лозунгом "Скажи суровую правду!"
Когда все ложкинцы сказали друг о друге суровую правду, движение истощилось.
Потом Ложкин пошел в школу.
Ходил он туда редко, потому что искал шпионов и вредителей. Их тогда в стране развелось немало.
Репутация у Ложкина была такая боевая, что когда он приходил в школу, школа пустела. Кто не успел уйти через дверь, выбрасывались через задние окна.
Порой и улицы пустели, когда по ним проходил пионер Ложкин.
Особенно когда коммунист Эрнст Тельман прислал ему барабан и палочки.
Учиться дальше Ложкин не смог, потому что трудился на выборных должностях. Но и там он большой карьеры не сделал, так как им руководила страсть к совершенству, выражавшаяся в графоманском зуде. Каждый день он писал очередной опус - клеветническое жизнеописание того или иного своего коллеги или соседа. Ему долгое время верили, придуманные заговоры пресекали, заговорщиков карали и, может быть, покарали бы весь город, если бы в один прекрасный день Ложкин не написал совершенно обоснованный донос на самого себя, в конце которого призвал всех сотрудников правоохранительных органов заняться собственными преступлениями.
Заключать под стражу Ложкина не стали, но перевели на творческую работу. Его назначили детским писателем.
Так в Великом Гусляре появился первый сказочник.
В конце тридцатых годов Ложкин выпустил первый сборник переосмысленных в духе марксизма и современной политической обстановки народных и волшебных сказок. Тираж сборника был невелик и весь вскоре исчез, но одна из сказок затерялась в письменном столе писателя, и вот теперь, готовя к изданию собрание своих сочинений, Ложкин эту сказку обнаружил.
И перечитал.
Сказка называлась…
Подвиг красной косынки
Мама сказала Карине Пионеровой, ученице седьмого класса, отличнице и общественнице:
- Отправляйся на шестой перегон и отнеси бабушке Лукерье Сидоровне пирожок с капустой и последний номер газеты "Гуслярское знамя" со стенографическим отчетом о чистке рядов партийной организации нашего района.
- Как только я завершу приготовление уроков, - ответила Карина, - я немедленно выполню твою просьбу, мама моя.
- Не задерживайся и возвращайся домой до темноты, - предупредила мама. - Есть сведения, что в наших краях появились вражеские диверсанты.
- Разумеется, мама моя, - ответила Карина.
- Если бабушке понадобятся лекарства или неотложная медицинская помощь, запиши все подробно и по возвращении домой предоставь мне подробный отчет, - попросила мама.
И она повязала на голову любимой дочке красную пионерскую косынку.
Повторяя мысленно мамино товарищеское напутствие, Карина пошла через колхозные поля гречихи, миновала свиноферму имени XI партсъезда и углубилась в лес.
В лесу было мрачновато, но Карина преодолела пессимистические настроения и запела пионерскую песню "По долинам и по взгорьям".
Дверь в будку стрелочницы Лукерьи Сидоровны была подозрительно приоткрыта.
На койке вместо больной бабушки лежал здоровый диверсант, умело замаскированный под стрелочницу. Но Карина сразу разгадала маскировку и начала задавать вопросы.
- Бабушка-бабушка, - спросила она, - а почему у тебя такие большие уши?
- Пирожки принесла? - спросил диверсант Ганс Мессершмидт, который проголодался, пробираясь в наш тыл.
- А почему у тебя, бабушка, - спросила пионерка, - такой большой нос?
- Чтоб вынюхивать измену и строчить на всех донос, вот зачем шпиону нос, - ответил диверсант. - Принесла ли ты мне свежий номер газеты "Гуслярское знамя" с отчетом о партийном собрании нашего района?
Диверсант, конечно же, выдал себя. Откуда ему было известно о партийном собрании?
Пионерку так просто не проведешь.
- Почему у тебя такие большие стальные зубы? - спросила она.
И тут диверсант проговорился.
- Чтобы перекусывать проволоку на границе, - прошептал он.
- Нам все ясно, - сказала девочка. - А зачем тебе, бабушка, такие большие очки?
- Это не очки, а фотоаппараты, - признался диверсант, - чтобы делать снимки секретных предприятий и оборонных заводов.
- Ты разоблачена, бабушка, - сказала пионерка Красная Косынка. - Признавайся, где у тебя пистолет - под одеялом или под подушкой?
- Ну уж нет! - зарычал диверсант. - Не жить тебе на свете, как и твоей покойной бабушке, которую мне не удалось завербовать, несмотря на то, что я предлагал ей крупные суммы денег, а также отдельную квартиру в областном центре.
- Ты замучил бабушку? - ахнула Карина.
- Это было бы слишком гуманно, - расхохотался диверсант. - Я привязал твою бабушку к рельсам на перегоне. И уже слышно мне, как стучат по рельсам колеса скорого поезда, который везет на Дальний Восток комсомольцев сталинского призыва, чтобы воевать на озере Хасан и защищать ваши дальневосточные рубежи от фашистских союзников - японских милитаристов. Бабушку разрежет пополам, а поезд сойдет с рельсов. Ха-ха-ха!
Зловещий хохот матерого преступника, бывшего белогвардейца и помещика, потряс сторожку.
- Этому не бывать! - воскликнула Красная Косынка и бросилась прочь.
Она выскочила на насыпь и побежала по шпалам навстречу скорому поезду, который шел на Восток.
Вот она уже поравнялась с бабушкой, которая была привязана к рельсам.
- Не отвязывай меня, Кариночка, - из последних сил прошептала бабушка. - Пускай я погибну, а ты маши, маши красной косынкой, зови на помощь краснокрылые самолеты и броневые машины танков. И пусть из моего старого погибшего тела вырастут алые маки и красные гвоздики.
Но тут к Карине подбежал комсомолец Миша Каганович, вырвал из ее руки красную косынку и стал махать ею, привлекая внимание машиниста. Карина же развязала бабушку и стащила ее с насыпи.
Они были спасены.
А вот Миша Каганович спастись не успел.
Его разрезало пополам колесами скорого поезда.
Погибшего комсомольца посмертно приняли в почетные пионеры первой гуслярской неполной средней школы.
Когда Миша Каганович испустил последний вздох, сзади донесся страшный вой. Это советские чекисты взяли с поличным диверсанта в бабушкиной шкуре.
Не удалась империалистическая провокация!
Карина помогла бабушке дойти до сторожки стрелочницы. Там она передала ей пирожок с капустой и свежий номер газеты "Гуслярское знамя" с отчетом о чистке партийных рядов. Бабушка сразу начала читать газету, а Кариночка поспешила домой.
Назавтра она получила "хорошо" по русскому языку.
Так поступают пионеры.
Собкор Николай Ложкин.
Вырезано из газеты "Гуслярское знамя"
от 18 октября 1938 года.