Обреченное королевство - Брэндон Сандерсон 42 стр.


* * *

Адолин вошел в галерею географических карт. Отец все еще был там, один. Два Кобальтовых гвардейца поглядывали за ним издали. Ройона не было видно.

Адолин медленно подошел. Далинар посмотрел на него отсутствующим взглядом, таким частым в последнее время. Даже без видения он не полностью находился здесь. Раньше такого не бывало.

- Отец, - сказал Адолин, подходя к нему.

- Здравствуй, Адолин.

- Как прошла встреча с Ройоном? - спросил Адолин как можно более веселым голосом.

- Бесплодно. Оказалось, что я намного худший дипломат, чем воин.

- Мир не приносит дохода.

- Так говорят все. Но когда-то у нас был мир, и, кажется, дела шли хорошо. Во всяком случае лучше, чем сейчас.

- С тех пор как пали Залы Спокойствия, мира не было, - сказал Адолин и процитировал "Споры". - На Рошаре жизнь человека - вечная борьба.

Озадаченный Далинар повернулся к Адолину.

- Ты? Ты процитировал мне священную книгу?

Адолин пожал плечами, чувствуя себя глупо.

- Ну, понимаешь, Малаша довольно религиозна, и сегодня с утра я слушал…

- Погоди, - сказал Далинар. - Малаша? Это еще кто?

- Дочь светлорда Сивекса.

- А та девушка, Джанала?

Адолин скривился, вспомнив ужасную прогулку несколько дней назад. Потребовалось несколько дорогих подарков, чтобы исправить дело. И все равно она, кажется, почти потеряла к нему интерес, и он решил поухаживать за кем-нибудь другим.

- Все изменилось. Малаша вроде обещает больше. - Он быстро сменил тему. - Держу пари, что Ройон не скоро будет атаковать плато вместе с нами.

Далинар кивнул.

- Он слишком боится, что я попытаюсь управлять им и захвачу его земли. Возможно, я ошибся, начав с самого слабого из кронпринцев. Он довольно ограниченный, пытается скорее сохранить от непогоды то, чем владеет, и не хочет рисковать ради чего-то большего.

Далинар уставился на карту, опять глядя в никуда.

- Гавилар мечтал об объединении Алеткара. Когда-то я считал, что он достиг цели, хотя он сам всегда утверждал обратное. Но чем больше я работаю с этими людьми, тем больше понимаю, что Гавилар был прав. Мы проиграли. Мы победили этих людей, но не сумели объединить их.

- Ты собираешься обратиться к другим?

- Конечно. Для начала мне нужно, чтобы хотя бы один сказал "да". Кого, по-твоему, выбрать следующим?

- Ума не приложу, - сказал Адолин. - Но сейчас я должен тебе кое-что сообщить. Садеас прислал гонца. Он просит разрешения войти в наш лагерь и поговорить с конюхами, которые готовили коня Его Величества к охоте.

- Новое положение дает ему на это право.

- Отец, - очень тихо произнес Адолин, подходя совсем близко к Далинару. - Я думаю, что он собирается выступить против нас.

Далинар посмотрел на него.

- Я знаю, ты доверяешь ему, - быстро сказал Адолин. - И теперь я знаю почему. Но выслушай меня. Этот шаг дал ему идеальную позицию, с которой он может подкапываться под нас. Паранойя короля выросла до такой степени, что он уже подозревает тебя и меня - ты сам видел это. Садеасу достаточно изобрести вымышленные "свидетельства", связывающие нас с попыткой убить короля, и он повернет Элокара против нас.

- Придется рискнуть.

Адолин нахмурился.

- Но…

- Я доверяю Садеасу, сын, - сказал Далинар. - Но даже если бы я не доверял, мы не можем запретить ему входить к нам или препятствовать его расследованию. Так мы не только станем виновны в глазах короля, но и не подчинимся его прямому приказу. - Он покачал головой. - Если я хочу, чтобы другие кронпринцы разрешили мне руководить войной, я должен разрешить Садеасу использовать его власть кронпринца информации. Я не могу полагаться на старые традиции и требовать себе власть, одновременно отказывая в этом праве Садеасу.

- Допустим, - согласился Адолин. - Но мы можем подготовиться. И не говори мне, что ни капельки не озабочен.

Далинар заколебался.

- Возможно. Садеас действует очень агрессивно. Но мне сказали: "Верь Садеасу. Будь сильным. Действуй с честью, и честь поможет тебе". Вот совет, который я получил.

Далинар посмотрел на него, и Адолин мгновенно все понял.

- То есть ты поставил все будущее нашего дома на эти видения, - невыразительно сказал Адолин.

- Я бы так не сказал, - ответил Далинар. - Если Садеас действительно выступит против нас, я не дам ему просто так опрокинуть меня. Но не собираюсь нападать на него первым.

- И только из-за того, что ты видел, - разочарованно продолжил Адолин. - Отец, ты обещал, что выслушаешь мое мнение об этих видениях. Пожалуйста, выслушай сейчас.

- Неподходящее место.

- У тебя всегда есть отговорки, - сказал Адолин. - Я пять раз пытался поговорить с тобой, и пять раз ты оказывался!

- Потому что я знаю твое мнение, - сказал Далинар. - И еще я знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет.

- Или, возможно, потому, что ты не хочешь выслушать правду.

- Достаточно, Адолин.

- Нет, не достаточно! Над нами смеются на всех углах всех лагерей, наша власть и репутация уменьшаются каждый день, а ты предпочитаешь закрывать на это глаза!

- Адолин. Я не хочу слышать такие слова от моего сына.

- А от кого-нибудь другого? Почему, отец? Когда другие говорят о нас, ты разрешаешь им. Но когда Ринарин или я делаем хоть малейший шаг к тому, что тебе кажется неуместным, нас немедленно наказывают! Любой может лгать, но почему я не могу сказать правду? Неужели твои сыновья так мало значат для тебя?

Далинар застыл, выглядя так, как если бы ему дали пощечину.

- Отец, ты действительно не в себе, - продолжал Адолин. Часть его осознавала, что он зашел слишком далеко и говорит слишком громко, но внутри все накипело и рвалось наружу. - Мы должны перестать ходить вокруг да около! Ты должен перестать давать все более неразумные объяснения твоим странным поступкам. Я знаю, это тяжело признать, но иногда люди стареют. И голова перестает правильно работать.

Я не знаю, что не так. Может быть, вина за смерть Гавилара. Книга, Кодекс, видения - может быть, все это попытки убежать, освободиться, искупить свою вину. То, что ты видишь, не реально. И ты живешь, пытаясь сделать вид, что ничего особенного не происходит. Но я лучше отправлюсь в Бездну, чем разрешу тебе разрушить весь наш дом, не высказав все, что я думаю.

Последние слова он практически прокричал. Их эхо наполнило огромное помещение, и Адолин сообразил, что его трясет. За всю свою жизнь он никогда не говорил с отцом таким тоном.

- Ты думаешь, что я никогда сам не задавал себе такие же вопросы? - холодно сказал Далинар, глядя на него жестким взглядом. - Много раз я обдумывал все то, о чем ты говоришь.

- Тогда, может быть, ты должен обдумать еще раз.

- Я должен верить в себя. Видения пытаются показать мне что-то важное. Я не могу доказать это или объяснить, откуда я это знаю. Но это правда.

- Конечно, ты так думаешь, - сердито сказал Адолин. - Неужели ты не понимаешь? Именно так ты и должен чувствовать. Люди всегда видят то, что хотят увидеть. Посмотри на короля. Он видит убийцу в каждой тени, и перетершийся ремень превращается в коварный заговор против монарха.

Далинар ничего не ответил.

- Иногда самые простые ответы и являются самыми верными, отец! - сказал Адолин. - Подпруга короля просто перетерлась. А ты… ты видишь то, чего нет. Извини.

Их взгляды встретились. Адолин не отвернулся. Он не мог отвернуться.

Наконец отвернулся Далинар.

- Оставь меня, пожалуйста.

- Хорошо. Великолепно. Но я хочу, чтобы ты обдумал мои слова. Я хочу, чтобы…

- Адолин. Иди.

Адолин стиснул зубы, но повернулся и ушел.

Я должен был это сказать, подумал он, выходя из галереи.

Но легче на душе не стало.

Глава двадцать пятая
Палач

Семь лет назад

- Так не годно, - сказал женский голос. - Для чего резать народ, доставая наружу то, что спрятал Всемогущий, и не без причины.

Кал застыл, стоя в переулке между двумя домами. Небо над головой было серым; зима пришла вовремя. Скоро Плач, сверхштормы налетали нечасто. Но для растений было слишком холодно, чтобы радоваться передышке; камнепочки проводили зимние недели, свернувшись внутри раковин. Многие животные впадали в зимнюю спячку, ожидая возвращения тепла. К счастью, сезоны длились всего несколько недель. Непредсказуемо. Так устроен мир. Стабильность настает только после смерти. Так по меньшей мере учили арденты.

На нем было толстое, подбитое ватой пальто из хлопка разрыв-дерева. Грубая, но теплая материя, выкрашенная в темно-коричневый цвет. Капюшон накинут, руки в карманах. Справа от него стоял дом булочника - семья спала в треугольном погребе у задней стены, впереди находился магазин. Слева от Кала находилась таверна, в которой всю зиму текли в изобилии лависовый эль и шлакпиво.

Недалеко от него болтали две невидимые женщины.

- Ты знаешь, что он украл у старого лорд-мэра целый кубок сфер? - сказала женщина, понизив голос. - Хирург говорит, что это подарок, но он единственный, кто стоял у кровати бедного Уистиоу, когда тот умирал.

- Но, как я слышала, есть документ, - сказал первый голос.

- Немного глифов. Не настоящее завещание. И чьей рукой написаны эти глифы? Самим хирургом! Не годно, что в этот момент рядом с лорд-мэром не было женщины-писца. Говорю тебе, так не годно.

Кал стиснул зубы, ему захотелось выйти и показать женщинам, что он слышит их. Отец бы не одобрил. Лирин не хотел становиться причиной раздоров или конфузов.

Но то отец. Так что Кал вышел из переулка и прошел мимо нанны Терит и нанны Релины, чесавших языки перед булочной. Терит, жирная женщина с курчавыми черными волосами, была женой булочника. Она, захлебываясь от удовольствия, пересказывала очередную клевету. Кал резко поглядел на нее и с радостью увидел смущение, на мгновение вспыхнувшее в ее карих глазах.

Кал осторожно пересек площадь, стараясь не поскользнуться на тонком льду. Дверь булочной с грохотом закрылась, обе женщины сбежали внутрь.

Однако радость продлилась недолго. Почему люди говорят об отце такие гадости? Они называют его сумасшедшим и отвратительным, но со всех ног бегут покупать заклинания и охранные глифы у приезжего аптекаря или торговца счастьем. Пусть Всемогущий пожалеет тех, кто действительно помогает людям.

Все еще кипя от возмущения, Кал обогнул несколько углов и подошел к ратуше, к стене которой была прислонена длинная приставная лестница; на ней стояла его мать и тщательно обрабатывала карниз здания. Хесина была высокой женщиной и обычно связывала волосы в косу, а на голову повязывала платок. Однако сегодня она надела поверх платка вязаную шапочку. На ней, как и на Кале, было длинное коричневое пальто, из-под полы которого выглядывала синяя кайма ее платья.

Она занималась несколькими свисавшими с крыши наростами, похожими на сосульки. Сверхштормы приносили с собой воду, а вода приносила крэм. Если ничего с ним не делать, крэм постепенно облеплял здание. И надо было регулярно его счищать, иначе крыша в любой момент могла обрушиться под его тяжестью.

Она заметила Кала, и на ее красных от холода щеках появилась улыбка. Узкое лицо, решительный подбородок, полные красные губы - она была красивой женщиной. По меньшей мере так думал Кал. Но уж красивее, чем жена булочника, в любом случае.

- Отец отпустил тебя с уроков? - спросила она.

- Все ненавидят отца, - выпалил он.

Мать вернулась к работе.

- Каладин, тебе уже тринадцать. Ты уже достаточно взрослый и не должен говорить такие глупости.

- Но это правда, - упрямо сказал он. - Только что я слышал, как разговаривали женщины. Они сказали, что отец украл сферы у светлорда Уистиоу. И еще они сказали, будто отцу нравится резать людей и вообще делать то, что не годно.

- То, что не годится.

- Почему я не могу говорить, как все?

- Потому что это неправильно.

- Это достаточно правильно для нанны Терит.

- А что ты о ней думаешь?

Кал задумался.

- Она невежественная и болтает о вещах, в которых ничего не смыслит.

- Верно. И если ты хочешь быть таким, как она, я не буду возражать против твоего языка.

Кал состроил гримасу. Говоря с Хесиной, надо было внимательно следить за своим языком; она любила выворачивать слова. Он оперся спиной о стену ратуши и какое-то время смотрел на вырывающиеся изо рта клубы пара.

Возможно, другая тактика сработает.

- Мама, почему люди ненавидят отца?

- Они не ненавидят его, - сказала она. Однако вопрос был задан спокойным голосом, и она продолжила: - Но он заставляет их чувствовать себя не в своей тарелке.

- Почему?

- Потому что некоторые люди боятся знания. Твой отец очень образованный человек; он может объяснить то, что многие не понимают. То, что им кажется темным и непостижимым.

- Но они не боятся торговцев счастьем и охранных глифов.

- Этих они понимают, - спокойно сказала мать. - Сжигаешь охранный глиф перед домом и отгоняешь от себя зло. Очень просто. Твой отец не дает больному заклинание, которое вылечило бы его. Он требует, чтобы человек оставался в кровати, пил воду, принимал лекарство и каждый день промывал рану. И это трудно. Они, скорее, во всем уповают на судьбу.

- Быть может, они ненавидят его еще и потому, что он часто не в силах вылечить человека.

- И это тоже. Если охранный глиф не сработал, ты можешь сказать, что такова была воля Всемогущего. Если пациент твоего отца умер, значит, виноват отец. Так они думают. - Мать продолжала работать, осколки камня падали на землю. - Они не ненавидят твоего отца - он слишком полезен. Но он не один из них и никогда не был. Такова цена за то, что он - хирург. Иметь власть над жизнями людей - большая и неприятная ответственность.

- А если я не хочу брать на себя такую ответственность? Что, если я хочу быть кем-то обычным, вроде пекаря, фермера или…

Или солдата, мысленно добавил он.

Несколько раз он втайне упражнялся с шестом, и, хотя то чувство, которое он пережил во время драки с Джостом, не повторилось, оружие притягивало и волновало его, придавало силы.

- Мне кажется, - сказала мать, - ты очень быстро поймешь, что пекари и фермеры живут не самой завидной жизнью.

- По меньшей мере у них есть друзья.

- У тебя тоже. Например Тьен.

- Он мне не друг, мама. Он - мой брат.

- Но разве он не может быть и братом, и другом?

Кал округлил глаза.

- Ты знаешь, что я имею в виду.

Она спустилась на землю и потрепала его по плечу.

- Да, знаю, и прости, что я пренебрежительно отнеслась к твоим словам. Но ты сам поставил себя в сложное положение. Тебе не хватает друзей, но неужели ты действительно хочешь вести жизнь, которая ждет других мальчиков? Забросить уроки и работать до изнеможения в полях? Состариться раньше времени? Хочешь, чтобы твое лицо обветрилось и стало морщинистым, опаленным солнцем?

Кал не ответил.

- Чужой бутерброд всегда слаще, - сказала мать. - Перенеси лестницу.

Кал с сознанием долга взял лестницу, обошел ратушу и приставил лестницу к стене. Теперь мать снова может работать.

- Другие считают, что папа украл сферы, - сказал Кал, сунув руки в карманы. - Они говорят, что он написал приказ от имени светлорда Уистиоу и старик подписал его, уже ничего не соображая.

Мать ничего не сказала.

- Я ненавижу их ложь и болтовню, - сказал Кал. - Я ненавижу их за все то, что они говорят о нас.

- Не надо ненавидеть их, Кал. Они добрые люди. И только повторяют то, что слышали. - Она взглянула на особняк лорд-мэра, стоявший далеко за городом, на холме.

Каждый раз, когда Кал видел его, он чувствовал, что должен пойти и поговорить с Ларал. Но в последний раз, когда он попытался, ему не разрешили увидеть ее. Теперь, когда ее отец мертв, за Ларал присматривала няня, которая считала, что девочке нечего делать в компании городских мальчишек.

Муж няни, Милив, был главным слугой светлорда Уистиоу. И если кто-то и был источником плохих слухов о семье Кала, то только он. Он никогда не любил отца Кала. Ну, скоро Милив потеряет свою спесь. Со дня на день должен приехать новый лорд-мэр.

- Мама, - сказал Кал. - Эти сферы, они висят там и только светят. Неужели мы не можем потратить их, и тебе больше не придется ходить сюда и работать?

- Я люблю работать, - сказала она, опять отскребая крэм. - Работа прочищает голову.

- Разве ты не говорила, что я не должен работать? Иначе на моем лице раньше времени появятся морщины или еще что-то поэтическое в таком роде?

Она заколебалась, потом засмеялась.

- Умный мальчик.

- Замерзший мальчик, - пробормотал он, вздрагивая.

- Я работаю, потому что должна. Мы не можем потратить эти сферы - они для твоего образования - и работать лучше, чем заставлять твоего отца брать деньги за лечение.

- Может быть, они будут больше уважать нас, если им придется платить.

- О, они и так уважают нас. Нет, думаю, дело не в этом. - Она посмотрела на Кала, вниз. - Ты же знаешь, что у нас второй нан.

- Конечно, - сказал Кал, пожимая плечами.

- Воспитанный юный хирург высокого ранга может привлечь внимание обедневшей благородной семьи, которая желает денег и известности. В больших городах так происходит сплошь и рядом.

Кал опять посмотрел на особняк.

- Вот почему ты побуждала меня больше играть с Ларал. Ты хотела, чтобы я женился на ней, верно?

- Почему нет? - сказала мать, возвращаясь к работе.

Он даже не знал, что и думать. Последние несколько месяцев Кал вел странную жизнь. Отец заставлял его учиться, но втайне он занимался с шестом. Два возможных пути. Оба соблазнительные. Калу нравилось учиться, и он очень хотел помогать людям, перевязывать их раны, лечить их. То, что делает отец, - настоящее благородное дело.

Но Калу казалось, что, если он сможет сражаться, он будет делать что-то еще более благородное. Защищать страну, как великие светлоглазые воины из легенд. Вот что он чувствовал, когда брал в руки оружие.

Две дороги. Противоположные, почти во всем. Он должен выбрать одну.

Мать продолжала чистить карнизы, и Кал, вздохнув, принес вторую приставную лестницу, взял из мастерской инструменты и присоединился к ней. Он был высоким - для своего возраста - но все равно должен был стоять выше, чтобы достать до карниза. Работая, он поймал улыбку матери, без сомнения обрадованной, что вырастила такого чуткого молодого человека. На самом деле Кал хотел подумать.

Как он будет себя чувствовать, женившись на Ларал? Они никогда не будут на равных. Их дети могут родиться светлоглазыми и, значит, будут иметь больший ранг, чем он. То есть он будет себя чувствовать ужасно не на месте. Но есть и еще одна особенность жизни хирурга. Ему придется жить такой же жизнью, как и отец, - одиноко, в стороне от всех.

Назад Дальше