– Мозг... – недовольно повторил он. – С мозгами у него все в порядке... Своими поделиться может. Да и аурой тоже... Ладно, текст одобряю, иди вывешивай...
Комсобогомолец сломился в поясе и вышел, а Партиарх вновь вернулся к прерванной череде тревожных мыслей...
Окажись Африкан более мужественным или менее умным (что, впрочем, одно и то же), проблем бы не возникло вообще. Ну похоронили бы его, ну задавили бы, как водится, в толчее пару чрезмерно любопытных старушек, переименовали бы село Звездоочитое в город Африканок... Памятник бы воздвигли на площади, мавзолей... Дальше уже мелочи... Втайне от народа извиниться перед Баклужино, перед странами НАТО, свалить все на покойного протопарторга, совершить какой-нибудь там акт доброй воли – и считай, что конфликт исчерпан!..
А теперь – как поступать прикажете?..
Объявить, что Африкан бежал в Баклужино?.. Да Боже упаси! Америка не поверит, поскольку это – правда. А Портнягин – калач тертый и наверняка будет все отрицать напропалую: и факт перехода границы, и прочие проказы Африкана, включая чудо с гирей, о котором Партиарху сообщили нынче утром...
Первым побуждением Порфирия было вычеркнуть протопарторга из списка Чудотворцев и немедленно предать событие огласке, но, к счастью, остановила мысль о том, что народ не поймет. Вернее – поймет, но правильно... А с народом, как известно, шутки плохи: сорвется – на цепь не посадишь... За своего любимца столицу разнесут. Следовательно, придется усмирять. Армия, конечно, не подведет, поскольку гражданской совести у военных не может быть по определению, но устраивать пальбу в тот момент, когда у тебя над головой ревет палубная авиация шестого флота?..
Еще никогда в жизни Порфирий не чувствовал себя столь беспомощным. Если Африкан в ближайшее время не будет предан суду в Гааге (или, на худой конец, не погибнет внезапно), американцы запросто нанесут ракетно-бомбовый удар по Лыцку. С них станется! В прошлом году Нижний Чир разбомбить грозили – за непомерно большое количество наездов автотранспорта на пешеходов... Геноцид, дескать! Собственный народ давят...
Ближе к вечеру, как было назначено, пожаловал с докладом глава контрразведки.
Нарком инквизиции Питирим (в миру – Кудеяр) являл собою полную противоположность робкому комсобогомольцу, что сидел в приемной Порфирия. Во-первых, был он до неприличия молод, во-вторых, совершенно бесстрашен... Ибо что есть бесстрашие? Это такое состояние духа, когда человек настолько очумел от страха, что ему уже все равно... В-третьих, востренькое верткое личико молоденького митрозамполита отмечено было скорее печатью хитрости, нежели ума, – причем хорошо отмечено! С маху печать прикладывали, не иначе...
Словом, фигура довольно неожиданная.
Казалось бы, должность наркома инквизиции требует мудрого старца, но это – очередное общепринятое заблуждение. Дело в том, что, забрав такую силу, мудрый старец неминуемо спихнет главу государства и сядет на его место сам. Поэтому в данной должности как раз более уместен ушибленный высоким доверием юноша, от которого требуется одно: рвение, рвение, рвение. Кроме того, известно, что, достигнув высшей власти, всяк норовит как можно быстрее устранить свидетелей этого своего преступления: друзей, соратников, а если хватит твердости характера – то и родственников. Затем приходится устранять непосредственных исполнителей устранения – и так несколько раз подряд. Естественно, что в результате подобных ротаций кадровый состав контрразведки неминуемо омолодится.
Отсюда – юность, отсюда – бесстрашие, отсюда – сметка.
– Возможен вариант Че Гевары, – шмыгнув востреньким носиком, сообщил митрозамполит и разъял тоненькую папку без опознавательных наклеек. – Пламенный протопарторг решил на свой страх и риск объявить себя частным лицом, повстанцем, перейти границу и начать партизанскую войну с колдунами на их собственной территории... Пытались вразумить. Уговоры не подействовали...
– Он же, по официальной версии, болен!.. – напомнил Партиарх.
– Ну вот в бреду, стало быть, и перешел...
– Допустим... А кто уговаривал?
– Все Чудотворцы во главе с Партиархом!.. – без запинки отбил бойкий отрок.
– А как докажешь, что он это сделал?.. Баклужино-то – молчит, не протестует!..
Все-таки запнулся митрозамполит.
– Да... – с легким оттенком сожаления признал он и отложил листок в сторону. – Поэтому я считаю, что более приемлем следующий сценарий, – продолжал он дробить языком как ни в чем не бывало. – Обратиться завтра в ООН с жалобой на спецслужбы Баклужино: дескать, выкрали Африкана и тайно умертвили... Волну народного гнева организовывать не стоит – поднимется сама...
Партиарх слушал, сдвинув брови, и время от времени кивал. "Молодой... – одобрительно думал он. – Мысль с перепугу играет... Все-таки правильно я его назначил..."
Негромко крякнул – и митрозамполит умолк.
– А сопротивления он по болезни оказагь не смог... Ты ведь к этому клонишь?.. – уточнил Партиарх. – Общий упадок сил, в том числе и чудотворных?.. Ну, допустим, допустим... А спросят: на кой это пес вообще понадобилось баклужинским спецслужбам?..
Однако на сей раз сбить наркома инквизиции не удалось.
– Боялись, как бы он их не разоблачил на процессе в Гааге...
– В какой Гааге?.. – страшно раскрывая глаза, угрожающе переспросил Партиарх. – Ты... Ты соображаешь, что говоришь? Да чтобы мы... любимца партии, любимца народа... выдали этим собакам империалистам? Этим еретикам?..
– Нет, мы-то, понятно, выдавать не хотели... – поспешил объясниться Питирим. – А в Баклужино думали, что выдадим... Ну и выкрали...
– М-да?.. – Порфирий подумал. – А в чем он собирался их разоблачать?
–Преступления подберем... Фактуры хватает...
– Почему не разоблачил раньше?
– Так ведь Гаага же... – тонко заметил митрозамполит. – Мировая огласка...
Партиарх помычал, в сомнении качнул головой:
– Тогда выходит – Африкан сам должен был потребовать суда...
– А он и требовал!.. – со всей убежденностью подхватил Питирим. – Хотел явиться в Гаагу добровольно, а мы его не пускали... боясь за его безопасность...
Партиарх призадумался.
– Труп нужен, – сурово молвил он наконец.
– Нужен... – сокрушенно подтвердил Питирим.
– А спросят: где взяли?
– Выкрали из баклужинских застенков...
– То есть сами признаемся, что наш спецназ шурует на их территории?
– Ну почему же спецназ?.. Местные патриоты выкрали – и нам передали...
– Хм... – сказал Партиарх. Все еще колебался. – Ну а умерщвлять-то как собираешься? – прямо спросил он.
Питирим крякнул. Честно сказать, задача казалась ему неразрешимой. Пока Африкан жив, статуса чудотворца его никак не лишишь! А пока у него статус чудотворца – покушаться нет смысла: ни пулей не достанешь, ни ножом...
– Н-ну, может быть... как-нибудь все-таки... вычеркнуть его из списка?.. – с надеждой молвил он.
– Как?.. – сдавленно спросил Партиарх. – Как ты это сделаешь без огласки?.. А в него три четверти избирателей верят!.. Хочешь их переубедить? Иди – переубеждай!..
Молоденький нарком инквизиции пригорюнился, затосковал.
– Динамитом попробовать? – расстроенно предположил он.
– С ума сошел? – вскинулся Партиарх. – Динамитом!.. А что тогда в ООН будешь предъявлять? Клочья?..
За окнами высотной кельи Партиарха черной глухой стеной стоял двенадцатый час ночи по лыцкому времени. Сам Порфирий восседал за столом, угрюмо вслушиваясь в зловещий шелест над столицей. "Ночные призраки" шестого флота США возобновили разведку целей. Мало им было той катастрофы...
Вся эта история с Африканом настолько удручала Порфирия, что пару часов назад он вывел из состава Политбюро и отправил на пенсию престарелого протопарторга Василия, имевшего неосторожность внешне напоминать собою Африкана. Причем формулировка была страшна: "Отстранить от занимаемой должности с острой сердечной недостаточностью..."
Тоненько прозвенев, на левую руку Партиарха опустился прозрачный худосочный комар. Видимо, прилетел откуда-нибудь из-за Чумахлинки. Лыцкие на подобное кощунство просто бы не отважились... Любой на месте Порфирия сразу бы согнал его к чертовой матери, а то и размазал единым взмахом. Но Партиарх был политик во всем. Сокрушенно покачивая головой, с мягкой укоризной следил он за тем, как, вызревая в рубиновую каплю, раздувается брюшко неразумного кровопийцы... "Ну куда же ты столько пьешь, дурашка? – казалось, говорили скорбные глаза Порфирия. – Меня, допустим, не убудет, но ты хотя бы о себе подумай..." Наконец зарвавшийся комар всполошился и, натужно зазвенев, попробовал взмыть. Поздно. Перебрал. Кровушка тут же потянула вниз... Лишь тогда Партиарх вздохнул и погрозил пальцем изнемогающему в полете насекомому...
– У, нехристь!..
И то ли этого легкого сотрясения оказалось достаточно, то ли случилось одно из мелких нечаянных чудес, которыми славен был Партиарх, но брюшко мгновенно лопнуло, оросив столешницу невинной кровью, а сам комар (вернее, верхняя его половинка) вознеслась, звеня, к потолку...
Не так ли и душа человеческая?..
Внезапно Партиарх насторожился. Встал, прошелся по келье, выглянул в окно... Внизу сиял золотыми огнями ночной Лыцк... Вдалеке над пятиэтажным магазином "Культтовары" пылали алые неоновые буковки: "СЛАВА БОГУ!" Столица мирно отходила ко сну...
И тем не менее секунду назад что-то случилось... Что-то очень и очень серьезное... Впрочем, кажется, не здесь – за Чумахлинкой...
Прозорливец не ошибся. Именно в этот миг перед зданием, где располагалась фирма "Ограбанкъ" и где должна была, по первоначальному замыслу Африкана, состояться сходка "Красных херувимов", рванула легковушка с динамитом...
– Чадо... – елейно промолвил Порфирий. – Мы же вроде договаривались: никаких взрывов...
– Взрыв – не наш, – побледнев, открестился Питирим.
Отвага – отвагой, но при виде такого смирения струхнет любой. Кротость, по Достоевскому, это вообще страшная сила, а уж кротость Партиарха... Сразу можно гроб заказывать.
– Не наш, говоришь? – с детским недоумением переспросил Порфирий. – А чей же?..
– Пока трудно сказать... Уточняем... Главное – Африкана там не было... Видно, почуял опасность... собрал подполье по другому адресу...
Глаза Партиарха ласково просияли, прозревая грешную душу митрозамполита до самого донышка... Испугался – значит не врет. Потому что врут в таких случаях – без страха и упрека. Стало быть, взрыв и впрямь не его рук дело...
– Даже если не наш!.. – проворчал наконец Партиарх, снова становясь придирчивым и брюзгливым. (У Питирима сразу отлегло от сердца.) – Ты-то куда смотрел?.. Хорошо еще, что уберегся Африкан! А разнесло бы его в мелкие дребезги?.. Тут же бы легенда возникла: дескать, жив, уцелел, тому являлся, этому... А как опровергнешь? Мы ж без трупа – как без рук! – Порфирий фыркнул, помолчал, потом спросил отрывисто; – Что Баклужино?
– Молчит... Скорее всего свалят на пролыцкие элементы.
– Ну, это понятно... Думаешь, он уже и там кого-то успел достать?.. Кого?
– Завтра выясним!.. – стремительно оживая, заверил Питирим. – Кое-какие данные уже есть. Наводчик – наверняка кто-то из "херувимов", скорее всего перевербованный нами шофер джипа. Не знал, что место сходки меняется, ну и дал прежний адрес... И, видимо, не только нам...
– Что ж, оперативно, оперативно... – похвалил Порфирий.
Услышав комплимент, нарком инквизиции встревожился вновь. "С острой сердечной недостаточностью..." – прозвучал в ушах официальный траурный голос диктора.
Необходимо было что-то предпринять. Причем немедленно... И ширнутый адреналином мозг не подвел.
– Я вот думаю, – осторожно покашляв, отважился Питирим. – А так ли уж необходим этот труп?..
– То есть? – опешил Партиарх.
– Если похороны выльются во всенародную демонстрацию... Мне кажется, на Западе и без трупа поверят... А у нас – тем более...
– Погоди-погоди... – отстраняясь, сказал Порфирий. – Ты что предлагаешь?
– Самое простое. Национальный траур. Похоронить цинковый гроб – да и дело с концом!..
Несколько секунд Порфирий пребывал в неподвижности. Потом встал. Случай – редкий. Как это ни печально, но ростом Бог незаслуженно обидел Партиарха. Поэтому с людьми Порфирий предпочитал говорить сидя, а на трибуну всегда поднимался в одиночестве – чтобы не с кем было сравнивать.
Неслышным шагом лунатика прошелся он по устланной ковром келье. Искоса, как бы заново запоминая черты лица, взглянул на Питирима.
– А как быть с самим Африканом? – вкрадчиво осведомился он.
– Самозванец! – истово отвечал нарком инквизиции.
– Как же самозванец?.. А чудеса в Баклужино творит!..
– Да какие там чудеса? Его же весь народ хоронить будет! Искренне!.. Со слезами!.. То есть чудотворная сила сразу же перейдет с самого Африкана на его мавзолей! А уж самозванца, лишенного благодати, убрать – проблем не составит...
Партиарх слегка изменился в лице и, обойдя стол, медленно взъерзнул на высокое кресло. Кажется, выход был найден, но следовало еще продумать детали – и тщательнейшим образом...
– Ты говоришь: цинковый гроб? Значит, погиб при взрыве. То есть патриоты извлекли останки из-под обломков, передали нам... – Тут на лице Партиарха обозначилось некое сомнение. – Цинковый... – повторил он с неудовольствием. – Н-нет, несолидно! Лучше урну с прахом... Конечно, идеальный вариант-это мумия, н-но... На то, чтобы изготовить мумию, у нас просто нет времени... – Вновь призадумался. – Позволь!.. А как же официальная версия с болезнью?..
– Вполне стыкуется... Почувствовал приближение смерти – и решил пасть в бою. Тот же вариант Че Гевары, только чуть усложненный...
– Ну хорошо! А сегодняшние бюллетени? Кто их вывешивал?
– Враги – кому ж еще?.. – преданно глядя на Партиарха, молвил Питирим. – Внутренние враги... Открытый процесс над ними – сразу после похорон! Без этого – никак...
Порфирий вздохнул. Очень не хотелось жертвовать седеньким ясноглазым Дидимом – но что делать!.. Надо.
Глава 12.
САШОК, ДВАДЦАТЬ ОДИН ГОД, ЛЕЙТЕНАНТ
Везет дуракам. Ну как это: появиться средь бела дня в приметном монашеском одеянии на главной площади Баклужино – и не быть задержанным?.. На площади, полной цветов, детей и контрразведчиков, где каждый квадратный метр заговорен! Уму непостижимо... И ладно бы колдун, ладно бы чудотворец – это бы еще можно было понять! А то ведь лох лохом – и надо же! Просочился...
Оперативники, правда, говорили потом, что приняли гада за своего. Да им и в голову не приходило, что на площадь может проникнуть посторонний! Кое-кто даже утверждал, будто где-то уже видел эту волосатую гниду: не то на приеме в посольстве Башкортостана, не то при штабе танкового корпуса...
Короче говоря, никем не остановленный провокатор достиг благополучно узорчатой решетки перед Президентским Дворцом и, выждав, когда вереница широких правительственных машин выплывет из-за универмага, быстренько приковался к чугунному глухому завитку ограды. Забросил ключ от наручников в клумбу и, вытащив из-под черного подола алое полотнище с серпом и молотом, потребовал раззомбирования политзаключенных...
– Отставить!.. – отрывисто произнес в десятке шагов от места происшествия старший лейтенант Обрушин (для друзей и начальства – Павлик).
Двое сотрудников в штатском, метнувшиеся было за ключом, тут же сделали вид, что просто споткнулись, и, мечтательно вскинув брови, вновь залюбовались кустами роз.
– Сашок!.. – озабоченно позвал старший лейтенант, глядя исподлобья на приближающийся лимузин Президента, окутанный зыбким золотистым сиянием. – Займи его... А я пойду приведу разъяренных женщин из универмага...
Лейтенант Александр Корепанов скроил простецкую физию и ленивым прогулочным шагом двинулся к провокатору.
– Ты чего это, мужик?.. – наивно подивился он, остановившись перед прикованным. – А заклятие наложат?..
– Изыди, сатана! – сквозь зубы отвечал ему тот. Был он взвинчен, изможден и волосат до невозможности. – Не боюсь я ваших дьявольских козней!..
Аура – жиденькая, скорее жертвенных, нежели агрессивных оттенков... Оружия и взрывных устройств тоже не видно... Неужто и впрямь протестовать вышел?..
– Почему это "наших"?.. – обиделся Сашок. – Может, я и сам в комсобогомоле состою!..
Он приосанился и осенил себя даже не крестным, а звездным знамением, метнув собранную в щепоть пятерню молниевидным зигзагом: лоб – левый сосок – правое плечо – левое плечо – правый сосок. Однако схитрил: чуть просунул большой палец между указательным и средним, а мизинец – между средним и безымянным, так что знамение силы не возымело. Кто руку не набил – лучше не пробовать. А то в самом деле долбанет благодатью – и прощай карьера колдуна!.. Да и вообще карьера...
Приковавшийся моргнул и с недоверием уставился на слишком уж подозрительного союзника. А тот подступил поближе и, как бы нечаянно заслонив подруливающий кортеж, с интересом потрогал приколотый к рясе орден Ленина, искусно выпиленный лобзиком, раскрашенный и местами даже вызолоченный.
– А чего это он у тебя из фанеры? Под Африкана, что ли, работаешь?
Действительно, пламенный протопарторг, как доподлинно было известно лейтенанту Корепанову, тоже носил на груди подобную самоделку и уже многих ею исцелил.
– Да хоть бы и под Африкана!.. – огрызнулся волосатик, безуспешно пытаясь выглянуть из-за лейтенанта.
– Чего там?.. – простодушно полюбопытствовал тот – и обернулся.
Кильватерная колонна иномарок успела причалить к полого ниспадающим ступеням Дворца. Президент покинул лимузин и, лучась незримым для простых избирателей золотистым ореолом, стоял теперь в компании седого негра, двух махоньких очкастых японцев и рослого длиннозубого англосакса... Прочих иностранцев в расчет можно было не принимать: Москва, Петербург, Казань... Все со сдержанным удивлением смотрели на странную парочку у чугунной ограды.
– А знаешь что?.. – с азартом предложил Сашок, вновь поворачиваясь к провокатору. – Грянем "Интернационал", а? Хором! Слабо?
– Изыди, говорю!.. – беспомощно просипел тот, наглухо отгороженный от крыльца.
–Да ладно тебе! Заладил: "изыди-изыди"... Ну-ка!.. Чтоб знали! Хором! Ну! А то уйдут сейчас!.. Лейтенант Корепанов оглянулся. Все верно – комиссия ООН, ведомая Президентом, уже поднималась к распахнутым дверям... И тут наконец со стороны универмага подлетели науськанные Павликом разъяренные женщины. Впереди с брезентовым рюкзаком в отведенной руке катилась некая миниатюрная особа. Впрочем, нет, отнюдь не миниатюрная. Скорее приземистая, поскольку при всем своем малом росте была она большеголова и весьма широка в кости. Кажется, Сашок уже имел счастье встретиться с нею однажды...
– Ах вы, поганцы!.. – взвизгнула атлетического сложения коротышка, с маху опуская жесткий рюкзачок на голову Сашка. – И так мужиков не хватает, а они тут в монахи намылились?
Корепанов сноровисто упал на асфальт и, пинаемый в ребра, пополз из общей свалки.
– Э! Бабоньки! Бабоньки!.. – бормотал он, прикрывая затылок. – Меня-то за что? Я ж так, из любопытства...