За стенами сидели несколько зверей, в основном суслики и бобры, да птицы – малиновки, воробьи и пара ворон.
– Вы здесь живете? – спросил у них Кен.
– Да, – ответил старший из сусликов, явно испытывающий страх перед большим кенгуру. – Это еще не все. Например, кабан убежал в дубраву, а…
– Не трепись, – сказал Войцех. – Не волнуйся, уважаемый гостюшка, позже ты со всеми познакомишься. Ты попал к нам в сложное время. Мы рады любой помощи.
Усадив гостя на почетное место, бобер поведал Гуру Кену о скором нашествии людей. Австралиец выслушал, сочувственно кивая и цокая языком.
– И какой у вас план? – спросил кенгуру, когда Войцех замолк.
– К сожалению, пока никакого. Ядвига думает, мы думаем, все думают. Матушка Ядвига очень умная… Был бы у нас план, разве стал бы я докучать тебе нашими проблемами? Пойми, чужестранец, мы в отчаянье!
Гуру посмотрел в глаза воеводы. Да, он не врал. Только отчего все так драматично? Ну, подумаешь, руины разрушат! Лес большой, можно уйти и никогда не встречаться с охотниками, которые сюда понаедут. Кенгуру недоумевал.
Бобер вскинул бровь:
– Удивляешься… Чему?
Кен объяснил. Войцех задумчиво помолчал, потом промолвил не без напыщенности, но искренне:
– Мы же боремся не только за эти священные для нас руины. Мы боремся за то, чтобы все вокруг оставалось таким же, как при наших дедах. Чтобы еды было в достатке, чтобы вода оставалась чистой, чтобы деревья охраняли нас от ветра и зноя, чтобы на нас не охотились. Мы за свою родину боремся.
Глава 6
Медленное течение отнесло лодку за поворот, и Лисена с Петером облегченно вздохнули. Теперь рыбаки их не увидят.
Чуть позже угонщики услышали удивленные, а затем и разъяренные вопли людей.
– Поздравляю, Петер, ты теперь самый настоящий ворюга, – сказала лиса.
– Как?! – недоуменно воскликнул петух, аж подпрыгивая от негодования. – Я?
– Я-я! – поддакнула по-немецки рыжая, уже не скрывая насмешки. – Угон плавательного средства. Разве это не воровство?
– Это возмутительно! Я есть честный гражданин!
– Ладно, не голоси ты так. Лучше быть немного вором, чем вкусным честным гражданином на вертеле у двух странных мужиков, которые ловят рыбу "телевизорами".
Певец вспомнил, как сидел на дереве, ежесекундно боясь попасться на глаза рыбарям, и его совесть тут же успокоилась.
Тем временем лодку подтянуло к бережку. Ивы расступились, лодка ткнулась носом в крутой травянистый подъем.
– Пора на землю, Петер, – бодро скомандовала Лисена.
Она перепрыгнула через резиновый борт. Петух перелетел следом.
Рыжая оглянулась на лодку.
– Жалко оставлять такую полезную вещь, – вздохнула лиса. – Впрочем, рыбка уже переместилась в мой живот… Пусть плывет.
На ночлег бродяги устроились тут же, возле реки, только поднялись к лесу, там и облюбовали местечко под огромным пнем. Петера испугали корни, торчащие в разные стороны подобно щупальцам морского чудовища, но он столько сегодня перетерпел, что быстро успокоился. "Если что, то эти щупальца сначала схватят Лисену, – рассудил петух. – Ведь она больше меня и наверняка вкуснее".
Еще до рассвета Лисена и Петер очнулись, почуяв неладное. Над ними нависла тень. Гамбургский тенор плохо видел в сумерках, зато рыжая просто спятила. Она закричала:
– Михайло, Михайло Ломоносыч!!! Понял, чучело пернатое? Живой, живой!!!
Лиса бросилась обнимать медведя.
– Кхе… Василиса, я рад тебя, то есть вас обоих видеть, – смущенно пролопотал косолапый. – А где остальные?
– Мы свалились на остров, вот выплыли, остальных не встречали, – выпалила Лисена.
Ее хвост неистово мел землю.
– Угу… – Михайло уселся. – А кто оставался в корзине, когда вы из нее вывалились?
– Серега.
– И все?!
– Все.
– Вы слышали, как корзина бьется о воду?
– Нет, она была лететь еще высоко, – подал голос Петер.
– Значит, наш санитар леса на другом берегу, – заключил косолапый. – И он наверняка ждет нас возле упавшего шара.
– Ты быть уверенный?
– Ну, я бы сам так поступил. Должны же мы где-то собраться? Как ни глупо это звучит, единственное место, которое все мы здесь знаем, – это наш упавший монгольфьер.
– Дура! – воскликнула вдруг Лисена. – Дуреха первостатейная! Зачем я упустила вчера лодку? Мигом перебрались бы к Серому! А как теперь?.. И ты, Петер, хорош! Мог бы хоть раз подумать гребешкастой своей головой.
Петух смущенно потупился.
Ломоносыч с интересом понаблюдал за внезапной вспышкой лисьего самобичевания, потом велел:
– Не кричи, Василиса. Лучше пробегись вон на тот пригорок да погляди на реку.
Рыжая послушалась. Она забралась на холм, поросший молодыми дубками, посмотрела поверх ивовых зарослей на воду.
– Батюшки! Мост! – завопила Лисена.
– Нечего так орать, – пробурчал Михайло, когда лиса вернулась. – Сейчас мы быстренько и без воплей перейдем на ту сторону.
Дружная троица зашагала к мосту.
Яцик Ковалевский был отчаянным семнадцатилетним поэтом. Односельчане над ним посмеивались, дескать, в облаках хлопец витает, тратит время на всякую чушь. Зато в один прекрасный день выяснилось, что девчатам нравятся безыскусные, но пылкие вирши молодого поэта. Листочки бумаги, покрытые неровными рифмованными строчками, покоряли сердца романтических деревенских невест.
Стоит заметить, что романтические деревенские женихи были не рады хитрому конкуренту, из-за чего Яцик не раз бывал бит. Стихоплету рекомендовали не докучать какой-нибудь очередной паненке глупыми куплетиками, а затем переходили к физической расправе. Пан Ковалевский залечивал раны, и, пока отцветали синяки, из-под его лирического пера выскакивали бойкие мстительные эпиграммы на обидчиков вперемешку с одами, посвященными новой музе.
Во времена поэтического вдохновения Яцик не спал целыми сутками. Он творил, творил и еще раз творил. Вот и этим прохладным ранним утром, когда Михайло набрел на Лисену с Петером, пан Ковалевский сидел на деревянном мосту, болтал ногами и строчил в специальную тетрадку шедевр за шедевром:
Агнесса, верю я: ты – поэтесса!
Стихи слагаю, сидя на мосту.
К тебе я не скрываю интереса,
Мою любовь заметно за версту.
Течет река в ночи. Ей снятся рыбы,
Пока свет звезд на небе не потух.
Мне до тебя добраться помогли бы…
– Что же помогло бы мне добраться? – в отчаянье прошептал Яцик, беспомощно озираясь, словно зарифмованный ответ спрятан где-то рядом. – …Пока свет звезд на небе не потух. Мне до тебя добраться помогли бы… Медведь, лиса и гамбургский петух!
Поэт принялся записывать гениальное завершение стихотворения и вдруг замер.
– Медведь?.. Лиса?.. Гамбургский петух?..
Яцек поглядел в сторону берега. На мост ступили Михайло, Василиса и Петер.
– Боже мой! – сдавленно крикнул Ковалевский. – Нечистая сила!
Он выронил тетрадь, и раньше, чем раздался тихий всплеск, засверкали в предрассветной мгле босые пятки деревенского лирика, а ужасно оригинальный крик "А-а-а!!!" разнесся над рекой, пугая редких рыбаков да сонных уток-нырков.
– Наверное, Петер, у тебя слишком свирепое выражение лица, – предположил Ломоносыч.
Троица "нечистых" рассмеялась. Вот уж действительно, они, сами того не желая, помогли поэту добраться до деревни.
Перейдя мост, через несколько сот шагов Лисена почуяла земляка.
– Серега впереди, за вот этими кустами, – доложила она косолапому.
– Отлично, дуй к нему. Только осторожненько.
Через минуту обрадованные земляки обнимались, хлопая друг друга по спинам. Волк сильно морщился, но терпел боль в поврежденных ребрах.
– Ты, чего, Серега? – озаботился Михайло.
– Приземлился неудачно, – небрежно бросил волк. – Здорово, Петер! Что, не слопала тебя Лисенка?
– Как ты мог такое ляпнуть, серый?! – В голосе лисы странным образом смешались возмущение и елей.
Михайло и Серега усмехнулись.
– Гутен морген, Серьога! – чинно поприветствовал волка гамбургский петух. – Я испытывать радость видеть тебя живой! Василисья есть хороший спутниц.
– Как ты тут сам-то? – спросил Ломоносыч.
– Замечательно, – улыбнулся серый, кивая на корзину воздушного шара. – Ночлег с комфортом. И потом, это страна непуганых травоядных! Вчера я произвел краткую санитарную инспекцию и выявил козленка на привязи. Он явно был тяжело болен, наверняка для того и привязали, чтобы других не заражал.
Косолапый нахмурился, но ничего не сказал. Личный состав должен быть сыт и здоров. А хутора тут богатые, люди вырастят еще козленка. Михайло вздохнул, сравнивая здешние людские поселения с тамбовскими. В последние годы российские деревни были беднее некуда, никакой охоты. "Ничего, будет и в нашем лесу праздник", – встряхнулся Ломоносыч.
– Хватит прений, – постановил он. – Почти рассвело, нам лучше перебраться обратно на тот берег.
– Не лучше ли дождаться всех тут? – предложил волк.
– Во-первых, они тоже по мосту пойдут. Стало быть, их можно подождать с той стороны. Во-вторых, сдается мне, что все наши друзья, по идее, должны были добраться до корзины. Следовательно, с Ман-Кеем, Гуру Кеном, Колючим и Парфюмером что-то случилось, – объяснил свое решение Михайло. – Все, шагом марш отсюдова!
В этот раз на мосту никого не было.
Расположившись в кустах так, чтобы проглядывался берег и пространство перед мостом, воссоединившаяся четверка стала держать совет.
– Я согласна с Михайло Ломоносычем, – сказала Лисена. – Остальных что-то задержало. Получается, надо их искать, а не отсиживаться здесь.
– Может, все-таки передохнем денек? – спросил Серега, глядя на косолапого.
– И я о том же подумал, – согласился тамбовский губернатор.
Полдня почти ничего не происходило. Явился давешний поэт со старой дедовой берданкой и, конечно же, никого не нашел. Звери умеют прятаться так, что не каждый другой зверь заметит, не то что человек.
Птицы, посланные бобром-воеводой, также не заметили волка, лису и медведя с гамбургским петухом, зато не могли не обнаружить Эм Си Ман-Кея, зависшего с бурундукиборгами.
Священный танцпол, на который туземцы пригласили шимпанзе, представлял собой обширную низину с каменистым дном. Вокруг высился лес, склоны, покрытые травой, были идеальным местом для зрителей. Любители движения могли отплясывать перед возвышением, приспособленным под сцену. Шершавый гордо демонстрировал, "как тут все нафаршировано". Здесь были невообразимые ударные установки, собранные из старых железяк и пластиковых бутылок. Бурундукиборги нашли их в окрестностях местных деревень. Имелась у них и пара патефонных труб, играющих роль усилителей.
В жестяные банки из-под газировки поклонники хип-хопа насыпали камешков. Шершавый потряс одну. Шум получился преотличный.
– Йо, это руль, это нормуль, вопросов нуль! – восклицал Эм Си, разглядывая раздолбанную радиолу с покоящейся на ней пластинкой. – А как дела со светом?
– Цветомузыка – полный улет, – похвастался Шершавый. – Здесь каждую ночь тусуются тысячи светляков. Кроме того, сюда слетаются несколько сов. Ты видел когда-нибудь, как горят совьи глаза во тьме? Реальная кислота! Через часок сам все увидишь.
Солнце почти зашло. К сцене слетелись несколько клестов. Бурундуки вынесли кадку с водой.
– Это еще зачем, йо?! – спросил Ман-Кей.
– Для древесных лягушек. Знаешь, какой они звук дают, когда хором трещат? Цикады тоже будут. У нас адский шумовой замес, аж с елок хвоя сыплется.
– А дятлы есть?
– Неа, они отдельно. Была тут пролетом группа "Дятлз", но они играют попсу какую-то.
По мере наступления темноты постепенно собирались бурундукиборги. Музыканты-ударники потихоньку начали отстукивать затейливый ненавязчивый ритм. Птицы тихо пели, лягушки приглушенно извлекали почти космические звуки из воздушных мешков.
Когда сгустились сумерки, Шершавый подмигнул Эм Си и заявил:
– Вечеринка начинается.
Главный бурундукиборг вышел на сцену, поймал ритм, стал хлопать в ладоши.
Публика подхватила: хлоп… хлоп… хлоп-хлоп… хлоп… хлоп… хлоп-хлоп…
– Добрейшей вечеринки всем! – выкрикнул Шершавый.
Собравшиеся ответили дружным радостным криком. Ударники заколотили погромче. Темные тени фигурок танцоров качались в такт.
– Да будет свет! – скомандовал главный.
Сразу в нескольких местах взвились в воздух мириады огоньков. Светлячки начали ночные воздушные игры. Ман-Кей восхищенно выдохнул, потом глянул на лес и словно под холодный душ попал. С деревьев на него таращились десятки огромных желтых глаз.
"Совы, – догадался Эм Си, – а как напугали, я не умер едва. Лишним не будет впредь так никогда-никогда не робеть!" Шимпанзе запоздало понял, что ночные птицы смотрят не на него.
– Пускай начнется расколбас!!! – зычно проорал Шершавый.
Вот теперь все инструменты жахнули на полную громкость. Клесты и лягушки не отставали. На танцполе началась дискотека.
Эм Си и не заметил, как стал топтаться, подергивая плечами, прихлопывать в ладоши, вертеться на месте. Шершавый выкрикивал что-то бессмысленное и оттого заводное, потом подскочил к Ман-Кею, вытолкнул его на сцену.
– С нами неподражаемый, всеми уважаемый посланник далекого рэпа! – провозгласил главный бурундукиборг. – Давай, парень, покажи им всем! Читай в рупор, пусть все услышат.
Два раза шимпанзе-рэпера просить не нужно. Он подскочил к патефонной трубе и завел речитатив:
Come on everybody
Ради танца, танца ради!
Бурундукиборги, эй!
Я – Эм Си Ман-Кей,
У меня все о’кей!
Я слов, я слов не нахожу,
Я словно дома.
Я сов, я сов вижу, гляжу,
И совсем знакомо
Чувство, что я дома!..
Афро-англичанин нес привычную околесицу, публика ревела в восторге, незаметные малиновки-наблюдательницы, посланные Войцехом, сидели в ветвях и недоумевали, как можно так ужасно проводить время?
Колючего и Парфюмера Сэма, путешествовавших верхом на Иржи, было невероятно легко обнаружить. Они вообще не прятались. Еж и скунс по беспечности, а лошак искренне полагал, что ему скрываться не от кого.
Пернатые разведчики бобра-воеводы следили за чужаками, регулярно докладывая Войцеху, куда те движутся. Доклады не отличались разнообразием, иноземцы следовали вдоль реки, вниз по течению. Бобра озадачила информация о лошаке. "Гуру Кен не упоминал об Иржи, – размышлял воевода. – Забыл? Ну, о крупном копытном трудно не вспомнить. Неужели чужаки что-то скрывают? Вдруг у них такие же грабительские намерения, как у людей? Зачем обезьяна отправилась к этим отщепенцам, как их там?.. Бурундукиборги. Стыд и срам нашего леса. Неспроста это все, ой, неспроста…"
Осторожный Войцех не торопился созывать всех чужеземцев, найденных малиновками, предпочтя немного понаблюдать за ними. Более того, самые опасные хищники, о которых сказал кенгуру, так и не были обнаружены! Лиса, волк, медведь, – каждый из них представлял огромную опасность. Это вам не еж со скунсом.
"Либо Гуру Кен наврал про хищников, либо они выполняют некую тайную миссию", – решил воевода, украдкой наблюдая за австралийцем, проявляющим нарочитую беспечность и глуповатость. Цирковой боксер отлично переночевал под защитой цитадели, а потом весь день валял дурака с братьями-енотами.
Войцех чувствовал, что свалившиеся ему на голову пришельцы еще доставят хлопот всему лесу.
Сэм, Колючий и Тырпыржацкий действовали, подтверждая догадки бобра. Огненно-рыжего жеребчика, вышагивающего по краю невысокого обрыва, было отлично видно с противоположного берега.
Там как раз расположились мальчишки из примыкавшей к реке деревеньки. Четверо ребят купались, играли в салки и загорали. Один из них, чернявый крепыш лет десяти, вдруг замер и, показывая пальцем в сторону Иржи, произнес:
– Пацаны, глядите-ка, ослик!
Теперь на троицу путешественников уставились все.
– А что это у него на спине? – спросил худой паренек в очках.
– По-моему, енот и еж, – проговорил третий, русоволосый.
– Вот цирк! – воскликнул четвертый, такой же чернявый, как мальчик, заметивший лошака. – Поплыли, догоним!
– Ты что, забыл? Нам нельзя на тот берег! – напомнил худой, и стекла его очков предупреждающе сверкнули.
– Да ну тебя, зануда! – отмахнулся четвертый и решительно полез в воду.
Все, кроме "зануды", поплыли к Иржи.
– Эй, вернитесь! – позвал худой.
Громкий разговор, всплески и окрик насторожили лошака и его седоков.
– По-моему, они плывут к нам, – протянул Парфюмер.
– Сейчас мы им накостыляем, – браво усмехнулся Колючий.
– Думаю, лучше ускориться, – пробормотал Иржи.
Он не любил катать детей на спине, а любое свидание с мальчишками заканчивалось именно этим.
Пловцы увидели, что "ослик" перешел на резвую иноходь и стремительно скрылся за пышными кустами.
– Тьфу, тюхтя! – тихо выругался пацан, предложивший переплыть реку.
Он решил, что в бегстве копытного виноват "зануда". А тот невозмутимо поправил очки и дожидался разочарованных приятелей, повернувших обратно.
– Зачем животного спугнул? – насуплено спросил чернявый крепыш, первым добравшийся до "зануды".
– Ты бы еще сильнее по воде руками молотил. Может, рыбы наглушил бы, – насмешливо ответил худой.
– Ты специально кричал, Збышек, – обвинил очкарика четвертый.
– Я звал вас, чтобы вы не делали глупостей, – пожал плечами Збышек. – Вы голову включайте хоть иногда, что ли. Засекут, что плаваем на тот берег, – запретят на реку ходить. Лучше оцените, что мы видели! Не каждый день встретишь зверьков, катающихся на осле.
Друзья, конечно, остались недовольны, но к доводам "зануды" прислушались. Через пару минут игра в салки возобновилась. Лето коротко, а нужно так много успеть.
– Йаху! – счастливо кричал скунс, размахивая хвостом. – Вот он – дикий, дикий Запад!
Лошак с иноходи перешел в галоп. Сэму понравилось ощущение скорости. Еж реагировал не так бурно, но его душа переполнилась восторгом, глазки загорелись. Единственная неприятность – постоянно приходилось чихать, так как ветер щекотал нос. Наконец жеребчик Тырпыржацкий вынес седоков к мосту, возле которого притаились Михайло, Лисена, Серега и Петер.
– Колючий! – окликнула земляка лиса.
– Тпру, Иржи! – скомандовал еж. – Рули к кустам.
Потом были бурная встреча, знакомство конька с новыми друзьями, расспросы.
Волк, например, не преминул поинтересоваться у Тырпыржацкого:
– А ты, случайно, не болеешь?
– Нет. А что? – удивился жеребчик.
– Не подкатывай к Иржи, Серега, – вступился Колючий. – Он вполне здоров, санитар леса ты этакий!
– Санитар леса?! – Лошак недоуменно глядел то на волка, то на ежа.
Ломоносыч, Лисена, Колючий и Серега рассмеялись. У конька похолодело внутри, когда он рассмотрел их зубы.
– Это моя профессия, – добродушно пояснил волк. – Я тебе потом объясню.