3
Вечер этого дня был исключительно хорош. Прохладный ветерок задувал с моря, стараясь остудить разогретые Желтым Карликом, дневным светилом морские причалы, вливаясь ласковым освежающим потоком воздуха в легкие человека. Прекрасная Эллида висела высоко в темном небе, изумрудным светом превращая ночь в нечто сказочное и волшебное. Было приятно пройтись по припортовой улице, которая, несмотря на очень поздний час, была заполнена народом. Хотя не слышалось прежнего беззаботного веселья и громкого заливистого смеха людей, жители городка уже прослышали о подступающих к городу номадах и были эти серьезно обеспокоены - они знали и не любили этих шакалов войны, уличный народ не спешил расходиться по домам и тянулся на открытый воздух, на берег моря.
Палуба биремы отливала изумрудным отблеском сияния Эллиды, когда мы с Боргом вышли в самый центр палубы биремы и остановились в этом волшебном свете. Старшему помощнику капитана Боргу хотелось прикорнуть и хорошенько выспаться, поэтому он с некоторым удивлением посматривал на мои, по его просвещенному мнению, дурацкие выкрутасы и, нетерпеливо, притоптывая мыском сапога по деревянному настилу палубы, поглядывал на меня, ожидая продолжения. Я же не обращал внимания на своего друга, скинул одежду и в одной набедренной повязке начал вытанцовывать шейк, танец, давно забытый на моей планете и вообще неизвестный на Тринидаде. Время от времени падал на колено и поднимал руку к верху, стараясь привлечь внимание своей блистательной богини. Но она не замечала меня, моего замечательного танца и не отвечала на вызов, а я продолжал танцевать и припадать на колено. Боргу надоели мои непонятные действия и он отошел в сторону, предоставляя больше простора для танца.
Эллида снизошла ко мне на двадцатом минуте танца, когда я уже весь покрылся потом, все-таки трудно столько времени танцевать без перерыва. Старший помощник капитана Борг негромким голосом и неторопливо вел беседу с коммодором-орангутангом Скандинавом, они оба были настоящими джентльменами, беседовали о своих делах и не обращали внимания на "обезьяну", танцующую под неизвестные, но отлично запоминающиеся музыкальные ритмы, они даже притоптывали в такт моим коленцам.
- Ну, чего стараешься, Скар, танцуешь ты средненько, смотреть не на что, мог бы больше времени репетировать в танцевальном зале для молодых аристократов. - Послышался столь знакомый и желанный женский голос. - Ну, знаю я, чего тебе хочется. Да ты и сам можешь это сделать, а то все помоги, да помоги. Вот Катти могла бы тебе неплохо помочь научиться танцевать нормальные и принятые у нас танцы, а не этот инопланетный выпендреж, который ты называешь шейком. Но ты тут же избавился от этой хорошей и заботливой девушке, отправив ее подальше в горы. Ну, да ладно, поговорим о делах, это ты хорошо придумал о тренировке своего экипажа во сне. Иногда даже я не понимаю ход твоих мыслей, поэтому приятно иметь с тобой дело, неожиданности в этой захудалой и провинциальной звездной системе всегда приятны и делают жизнь интересной и насыщенной. Этот твой Борг что-то мне совсем не нравится, пора им заняться и навести порядок в его мозгах какой-либо симпатичной девахой, а то совсем распустился и много себе позволяет. Смотри, сейчас он собирается вмешаться в наш разговор, а мы не так уж часто общаемся, как хотелось бы. Ему, видите ли не нравится то, что ты надолго замер в этой странной позе и не больше движешься. Хорошо, Скар, не даст он нам поговорить, - сказала Эллида, - давай займемся делами. Объявляй побудку и отправляйся море, а я посмотрю, что вы с этим орангутангом будете там вытворять.
Голос растворился в красоте и великолепии ночи. Я открыл глаза и увидел старшего помощника капитана Борга, решительно направляющего ко мне.
- Что произошло, капитан Скар? Я уже привык ко многим твоим магическим штучкам-дрючкам, но не могу привыкнуть и смотреть на полуголого дикаря, танцующего неизвестные танцы под неизвестную мелодию и вот уже несколько минут стоящего на одной ноге и с другой, задранной к небу.
- Я разговаривал с Эллидой, - мыслеречью ответил я, - она мне нравится и мы немного потрепались о делах.
Мой друг Борг был глубоко верующим человеком, но с атеистическим мировоззрением. Он верил во все то, что мог бы пощупать своими лапищами, ну, скажем, в звонкую монету или свой меч, с которым с некоторых пор не расставался даже во сне, а что касается других вещей, типа существования богинь вечернего небосклона, то относился к ним с некоторым скептицизмом интеллигентного циника.
- Эллида обещала в скором времени вплотную заняться твоим воспитанием и в первую очередь женить тебя на какой-нибудь старухе. - Нанес я удар ниже пояса своему другу, который верил и не верил в существовании богинь, но очень осторожно и бережно относился ко всему, что затрагивало его личность. Не ожидая ответного удара, спросил, опуская задранную ногу и восстанавливая баланс тела. - Где коммодор Скандинав, пора поднимать экипаж и выходить в море, у нас не так уж много времени.
Только я произнес эти слова, как из тени главной мачт возникла знакомая фигура орангутанга, Скандинав посмотрел мне в глаза, я не знаю, что он в них увидел или прочитал, но ответ послышался страшный рев раненного буйвола, в котором звучал призыв экипажу подниматься и приступать к работе. Никто, за исключением меня, не испугался этого рева и молодые парни вскакивали со своих спальных мест и, натягивая рабочие робы, выстраивались перед своим дядькой-коммодором Скандинавом. Несмотря на то, что побудка прошла в середине ночи, когда молодой сон был крепким и притягательным, лица парней являли собой чистоту и ясность мысли и не несли в себе ни капли сна.
Шеренга в два ряда из молодых парней выстроилась на верхней палубе "Весенней Ласточки". Я с Боргом, который, в конце концов, отстал от меня со своими глупейшими расспросами, отошли в сторонку, уступив палубу биремы в полное распоряжение Скандинава, который, упиваясь своей значимостью и властью, расхаживал взад и вперед перед строем, словно генералиссимус перед решающим сражением. Прозвучала краткая отеческая нотация, а затем рев-команды коммодора, причем, если я слышал только непонятный рев животного, то ребята неплохо в нем разбирались.
Шеренга рассыпались на мелкие ручейки бегущих в разные стороны молодых парней, устремившихся по местам боевого расписания. Несколько парней на бегу перескочили через борт биремы и спрыгнули в баркас, пришвартованного у носа судна, се на весла, он начали вытравливать буксирный конец, отводя бирему от причала и буксируя ее на открытый рейд.
Когда между бортом "Весенней Ласточки" и причалом узкая полоска воды выросла до значительных размеров, за дело принялись гребцы биремы. Первые же гребки веслами были не скоординированными и слабыми, морпехи впервые сели за весла такого крупного судна, и первые метры "Весенняя Ласточка" двигалась неравномерными рывками и ее мотало из стороны в сторону. В этот момент бирема напоминала раненную птицу, с трудом управляющуюся своим полетом-скольжением из-за раненного крыла, в ней не чувствовалось былой легкости и грациозности и это беременное судно ничем не походило на "Весеннюю Ласточку", стрелою перелетавшую с одной верхушки волны на другую.
Но, прихрамывая и мотаясь из стороны в сторону, бирема медленно и беспорядочными рывками уходила все дальше и дальше от берега.
Я же продолжал наблюдать за дядькой Скандинавом, вприпрыжку носившегося от одного закутка гребцов к другому. Он что-то нашептывал парням за веслами, еще и еще раз объясняя им технику работы веслом или, присоединившись к гребущей паре, работал веслом вместе с ними. Но ему пока не удавалось организовать работу всех пар гребцов в единый механизм. В этот момент на память пришли воспоминания о работе моего рабского ошейника, который координировал и синхронизировал усилия рабов-гребцов. Совершенно непроизвольно мысленно я начал выводить в голове мелодию "Дубинушки", я не знал и не помнил слов этой песни, но ее ритм сохранила память. Как только мне удалось воссоздать ритм и такт этой песни, я включил мысленный громкоговоритель над палубой и на моих глазах стало совершаться чудо. Ребята за веслами задвигались и начали заработали ритмично своими веслами, соразмерно и синхронно. Весла гребцов в едином порыве погружались в воду и двигали "Весеннюю Ласточку в открытое море, над биремой росла и крепла мелодия "Дубинушки".
Внутренний океан встретил "Весеннюю Ласточку" крупной волной по правому борту и низкой облачностью. Молодые парни из-за этой бортовой качки чувствовали себя неуверенно и их поташнивало, они все чаще и чаще отрывались от своей работы и склонялись над бортом биремы, выплескивая за борт содержимое желудков. Но Скандинав нисколько не смущался этими обстоятельствами, он продолжал козликом носиться по палубе от одного борта к другому, от румпеля к носу, и повсюду слышался зычный голос орангутанга, раздающего команды, а иногда и подзатыльники тем ребятам, которые из-за тошноты или плохо понимали, или плохо исполняли его команды. Море Скандинав преобразился, сейчас он ничем не напоминал того алкаша, которого небрежно сбросили мне под ноги на постоялом дворе. Чувствовалось, что он великолепно знает и понимает ремесло моряка, на наших глазах он превратился в опытного морского волка, выведшего на пробную охоту свое потомство. Матросы палубной команды и гребцы экипажа биремы работали под очарованием его незаурядной личности, все они, как единый, но пока еще не отлаженный механизм, доверяли своему дядьке и, не задумываясь, вверяли ему в руки свои жизни.
Выполняя приказы коммодора, ребята заработали с внутренним огоньком и, словно белки-летяги, засновали по вантам и реям, развязывая и завязывая морские узлы парусной оснастки. Настал момент, которого мы долго ожидали, когда "Весенняя Ласточка", глубоко вздохнув, распустила паруса и полетела по волнам, форштевнем едва касаясь пенных верхушек. Ранее валкий и неловкий ее ход превратился в легкий, грациозный и стремительный бег. Капитальный ремонт улучшил мореходные качества биремы, она стала более устойчивой на крутой волне, лучше слушалась штурвала, а увеличившаяся площадь парусов красиво и легко несла ее по волнам. Скорость судна увеличилась и достигла восемнадцати узлов в час, немыслимой скоростью по тем временам. Людей, находившихся на борту "Весенней Ласточки", охватило чувства любви и восхищения красотой хода биремы под парусами и ее стилем обращения с морскими волнами. Эти чувства помогли матросам и гребцам экипажа навсегда забыть о тошноте, а также понять и разобраться в том, что их вклад в общую работу экипажа превратило это, казалось бы, заурядное морское судно в прекрасную морскую амфибию-птицу, скользящую по океанским волнам.
Облака опускались все ниже и ниже и, казалось, что своей нижней кромкой они затрагивали верхушки пенных волн. Ветер усиливался рывками, пока не превратился в порывистый шквал. Коммодор Скандинав и "Весенняя Ласточка" слились в единое целое и не обращали особого внимания на изменившуюся погоду. Коммодор прислушивался к биреме, к скрипу шпангоутов, наполнению парусов и ее стремительному бегу, чтобы выйти на разворот судна под таким углом, не потеряв при этом скорость, и чтобы бирема не перевернулась. "Весенняя Ласточка" послушно выслушивала и тут же выполняла его команды, молодые ребята - экипаж биремы, слились с ней в единое целое, сделав ее одушевленным существом, чтобы бороться и побеждать морскую стихию.
Когда же разразился шторм и волны вздыбились до небес, а ураганный ветер сносил все на своем пути, "Весенняя Ласточка", вовремя убрав паруса, стала на веслах выгребать по ветру. Судну с подобным капитаном и экипажем был не страшен и девятибалльный шторм. Но экипаж неполного состава и неполной профессиональной подготовкой время от времени совершал ошибки из-за нечеткости и не слаженности своих действий. Иногда "Весенняя Ласточка" по неожиданной причине начинала мелко рыскать по сторонам, а непогода лишь усиливала эту возникшую проблему. Скандинав повышал голос и начинал рычать и орать, чтобы матросы быстрее догадались бы, что же произошло и какая ошибка ими допущена. Но уразумев ситуацию и осознав ошибку, ребята тут же исправлялись, корректировали свои действия и бирема возвращалась на прежний курс, прекратив рыскание.
Шторм продолжался около четырех часов, парни экипажа все это время работали не покладая рук и сильно вымотались, и прекратился незадолго до рассвета. К этому времени "Весенняя Ласточка" шла обратным курсом в Валенсию вдоль прибрежной линии, легко и грациозно скользя по волнам.
Борг возник из тени и подошел ко мне, своих глаз он не отрывал от прибрежной полосы, вдоль которой пролегала и дорога, ведущая материка в Валенсию и по которой двигались номады. В этом месте горы двумя скальными выступами близко подошли к океану, этими выступали, словно руками, охватывая впадину, по которой и проходила указанная дорога. Многозначительно обменявшись взглядами с Боргом, я подозвал Скандинава и кивнул головой на это место. Первоначально коммодор долго вглядывался извилистый берег, а затем начал, что-то просчитывать и оценивать. Через мгновение, закончив расчеты, Скандинав сказал:
- Чтобы пристрелять баллисты, мне потребуется провести тренировочные упражнения с артиллеристами биремы, - глубокомысленно заявил коммодор Скандинав, - но тренировки можно было провести не на полигоне, а на суше в действующем бою.
Глава 14
1
Три дня после неудачного боя Омар Эль-Нассар не покидал своей палатки, никого не принимал и никого не хотел видеть. Он тяжело переживал неудачу своих войск, которые, сделав серьезную заявку на победу, но так и не сумели из-за вмешательства вражеских магов переломить сражение в свою пользу. Размышляя о сражении, Эль-Нассар хорошо понимал, что на заключительном этапе этот бой вылился в противоборство магических сил. Ивонн Де ля Рунж сумела проявить высокий профессионализм и достойно за себя постоять. В этом противоборстве она одолела одного из сильнейших боевых магов-шаманов противника. Но более всего Эль-Нассар был поражен тем обстоятельством, что его воины, проявив высокий профессионализм и славно сражавшиеся на поле боя, оказались не в состоянии противостоять шаману колдуну. Они, словно дети, повелись на слова обещания шамана и были готовы бросить оружие под его магическим влиянием. Одним словом, его бойцы шаманом были принуждены прекратить бой и сдаваться на милость победителя. Слава богу, что в этот момент рядом с ним находилась такая сильная магиня, как Ивонн Де Ля Рунж, которая не попалась на крючок-уловку этого вражеского шамана.
Лейтенант Кимвелл очень неплохо показал себя в бою, он четко разбирался в ситуации на поле боя, показал себя одаренным военачальником. Под его командованием войска завлекли в западню-ловушку практически всю вражескую конницу и ее истребили. Но лейтенант все же оказался не достаточно стойким строевым командиром, он попал под гипнотические слова шамана колдуна и повел себя подобно рядовому бойцу, а не как подобает военачальнику.
Эль-Нассар понимал, что он не вправе судить, в какой-либо степени упрекать или осуждать лейтенанта Кимвелла за его поведение на поле боя, перед магией все равны. Но, как военачальник Кимвелл, должен был предусмотреть такую возможность и предпринять соответствующие меры. В душе повелителя остался очень нехороший осадок, когда в самый разгар боя было потеряно управление войсками, в результате чего была утрачена конечная победа над противником. Офицер, командующий войсками, обязан был предусмотреть подобный вариант развития и хода сражения, но Кимвелл, к сожалению, этого не сделал. Ему, как и самому Эль-Нассару, и в голову не пришло, что вражеский шаман может предпринять попытку подчинить себе его войско. Поэтому все получилось так неожиданно и страшно, в течение нескольких минут бойцы его войска находились под вражеским магическим влиянием. Все могло бы быть закончено гораздо хуже, если бы не своевременное вмешательство Ивонн Де ля Рунж, которая свой магией победила шамана колдуна. В этом просчете лейтенанта Кимвелла, разумеется, имелась немалая вина и самого Эль-Нассара, ведь он уже во второй раз он попадается в глупую ситуацию с этими боевыми магами противника. Слава богу, что в первой атаке их просто не оказалось. Не зря говорят, что один маг стоит полка кавалерии!
Этот недосмотр, а также душевное неудовлетворение исходом не проигранного сражения не позволяли повелителю и в дальнейшем доверять командование своими войсками лейтенанту Кимвеллу. Но, тем не менее, в то же самое время у Эль-Нассара рука не поднималась, чтобы подписать приказ о полном отстранении лейтенанта Кимвелла от командования войсками.