Величайший из героев Хайборийского мира неистовый Конан-киммериец продолжает скитаться по свету в поисках приключений и наживы. От золотых копей заснеженного Севера до жарких джунглей Куша, от бескрайних морей до жарких пустынь - повсюду гремит его имя, и враги трепещут, когда неукротимый варвар встает у них на пути.
Содержание:
18 день третьей зимней луны 1286 года, - Аквилония 1
1273 год, полуночные области Куша 1
1286 год, Аквилония 4
1273 год, полуночные области Куша 4
1286 год, Аквилония 6
18 день третьей зимней луны 1286 года,
Аквилония
Конан и Эмерт выбрались по заснеженному тракту Немедийского хребта на высокое плоскогорье и спустились на четыре лиги вниз. Их глазам предстал каменный столб с глубоко выбитой надписью: "Здесь всякий путник вступает в пределы великого и славного королевства Аквилонского, что находится под рукой короля Сигиберта. до Танасула дорога займет двести шестьдесят лиг, до Галпарана - двести лиг, до Тарантии - триста восемьдесят лиг. Да будет ровным ваш путь и чисты стремления!"
- Куда поедем? - спросил Конан у оборотня, прикрывшего лицо от ветра длинным отрезом шерстяной ткани. - И вообще, почему на столбе помянуто имя Сигиберта? Сколько лет назад он помер?
- Около трех столетий тому, - ответил Эмерт. - И это был самый великий государь Аквилонии. По сравнению с нынешним королем, Нумедидесом, Сигиберт - скала рядом с невзрачным обломком. Вперед?
- Тогда едем в Галпаран, - скомандовал Конан. - Сейчас Тарантия нам ни к чему.
Сумерки как-то незаметно превратились в глубокую ночь, и путники решили остановиться на ночлег. Развели небольшой костерок, сварили нехитрую кашу с солониной и луком и, передавая друг другу баклажку с забористым гномьим вином, начали неторопливую беседу. Точнее Конан, немного захмелев, ударился в воспоминания бурной шадизарской молодости, а Эмерт, немногословный как всегда, лишь изредка заполнял неизбежные паузы, возникавшие в момент прикладывания киммерийца к заветной посудине восклицаниями наподобие: "Да ну!", "Ну и что?", "А дальше?.." После довольно живописно рассказанной истории башни Слона, Эмерт, подкидывая в костер очередное полено, попросил:
- Слушай, Конан, помнишь, ты в Пайрогии к шемиту этому ходил, Аль Браско, кажется… Расскажи, как вы с ним познакомились. Ты еще Стигию упоминал и какие-то темные делишки со жрецами Сета…
Конан смачно сплюнул:
- Не поминай к ночи… История, кстати, не особо приятная, да и загадок в ней осталось порядочно… И длинная она к тому же…
Эмерт ехидно ухмыльнулся:
- Варвар; хватит напрашиваться на уговоры, начинай! Дорога длинная, рассказать успеешь…
Конан помолчал и сделал хороший глоток. Общение с Эртелем и Велланом, приучило его стойко переносить постоянные шуточки, но от спокойного, как киммерийские скалы, лучника-боссонца варвар подобного не ожидал.
- Ладно, уговорил, - хмыкнул он и задумчиво почесал лоб, - даже не знаю, с чего начать…
- С начала, - услужливо подсказал Эмерт.
Конан некоторое время задумчиво разглядывал звезды и луну, потом сумрачные елки, и, наконец, остановив взгляд на веселом пламени костра, хлопнул себя по ляжкам и начал:
- Пожалуй, стоит сначала рассказать о том, как я впервые услышал о Великом Охотнике. Началось все примерно спустя три луны после того, как я похоронил Белит. Ух, какая женщина была! Огонь! Я, наверное, по настоящему любил ее… По крайней мере, мне так кажется. Хотя, как и любую бабу, я забыл Белит довольно быстро… А славно все-таки мы с ней в Стигии пошалили! - Конан снова приложился к сосуду и задумался. Лишь заметив, что Эмерт начал нетерпеливо ерзать на попоне, он продолжил:
- Ну, так вот, после ее гибели, я, злой как демон, шатался по Черным королевствам, активно очищая оные от всяческого рода нечисти и мрази, а ее, поверь, в тех краях немало. Стал военным вождем в одном тамошнем племени… Знаешь, как они меня называли? Амра! То есть - "лев"…
- А, по-моему, - встрял Эмерт, - ты истинный медведь, и умение превращаться в волка тебе дали совершенно зря! Это же оскорбление для нашего честного племени!
- Ну, ты прям как Веллан разговаривать стал, - снова изумился киммериец.
- С кем поведешься… - буркнул Эмерт, а Конан тут же подхватил:
- С тем и наберешься! Давай, твое здоровье! - он сделал хороший глоток и закашлялся. - Никак не могу привыкнуть к этой отраве! Уж больно крепка… Так о чем это я? Ага. Под конец всех этих похождений я стал начальником стражи королевы Куша, но пробыл им очень недолго. Королеву убили, а я, прихватив одну хорошенькую рабыню-немедийку, отправился на полночь, в сторону Стигии. Устал я от этих джунглей, они уже мне поперек горла встали! А на побережье, недалеко от места, где саванна плавно переходит как раз в эти треклятые джунгли, я знал одну укромную бухточку, где постоянно швартовались барахские корсары. Я надеялся завербоваться в чей-нибудь экипаж и добраться до Аргоса…
1273 год, полуночные области Куша
Весна в джунглях - довольно красивое зрелище, как, впрочем, и почти любое время года. Жизнь кипит здесь круглый год, от почвы, почти не видной под плотным ковром травы и гниющей листвы, до вершин огромных баобабов. Только молодому воину, несмотря на жару, затянутому в кольчугу поверх джуббы, вся эта красота уже осточертела до зеленых демонов глубочайшей из преисподних Нергала. Его раздражало все: отвратительные мелкие обезьяны, с ликующими воплями закидывающие его всяческой дрянью (от бананов до собственного дерьма), постоянный гул насекомых, от которого звенело в ушах, прикрытых кольчужной бармицей, постоянно пропадающая в хитросплетениях лиан тропка, и в довершении всего одуряющий запах всевозможных цветов. Да еще эта ноющая дурища! Надо было давно ее бросить…
Воину было двадцать четыре зимы, он был высок, широкоплеч и мускулист. Его когда-то черная, грива длиной до лопаток, выгорела на ярком южном солнце до светло-русого цвета. Звали его Конан, а родом он был из полуночной Киммерии, чьими обитателями очень любят пугать своих детей всякие изнеженные "цивилизованные" мамаши.
Одной рукой Конан прорубал себе дорогу при помощи длинного прямого меча, а другой тащил молоденькую голубоглазую блондинку, судя по длинному, остренькому носику и узким маленьким губкам - немедийку. Девица еле дышала от усталости и что-то жалобно бормотала, но киммерийцу, судя по всему, было на это наплевать. Он прорывался через заросли со скоростью и упорством носорога. И производя при этом примерно столько же шума.
Впрочем, он неплохо знал Куш - в этой части страны ему ничего не грозило; Кроме того, эта немедийская дура все равно не смогла бы передвигаться с должной осторожностью, а так хоть выберемся побыстрее! По его подсчетам, примерно через три дня джунгли должны закончиться, а там и до "Жадины" недалеко…
"Жадиной" корсары называли маленькую укромную бухту недалеко от границы Кушитских джунглей и Стигийской саванны. На берегах бухты стоял маленький поселок, состоящий из одних таверн и веселых домов. Имелся также рынок, на котором корсары продавали честно награбленное добро, чтобы потом спускали его в упомянутых заведениях.
А "Жадиной" ее прозвали благодаря одному заморийцу, который зим сто назад построил там первую таверну. Он скупал товар по совершенно бросовым ценам, продавал втридорога и отличался отменной неуступчивостью. Торговаться с ним было, практически бесполезно. Замориец давно умер, поселок разросся, а название к бухте приклеилось навсегда…
Естественно, власти Стигии знали о существовании Жадины, но смотрели на него сквозь пальцы. Разгромить поселок можно, однако в другом месте непременно возникнет нечто подобное. А эти разбойники по крайней мере налоги платят исправно…
В Жадине киммериец надеялся завербоваться к корсарам и добраться до Аргоса. Почему именно до Аргоса, он не знал. Хочется и все тут!
В общем, осталось терпеть джунгли и глупую бабу ещё три дня, а потом снова вольный свежий морской бриз в лицо и назад, к цивилизации…
При этой мысли Конан усмехнулся. Кто бы мог подумать, что он соскучится по изнеженным хайборийцам! Но иссушающая жара, джунгли и чернокожие варвары ему уже изрядно надоели…
Он в короткий срок сумел стать здесь своим, но для него самого все было невыносимо чуждо…
Переспелый банан с чавкающим звуком разбился о шлем, и липкое, желтоватого цвета месиво потекло ему на лицо. Ликующие крики обезьян огласили окрестности, и тотчас справа взметнулась в небо стая пестрых и истошно верещащих попугаев.
Конан с ненавистью посмотрел на скачущих от радости макак и зло сплюнул. Внезапно обезьяны как по команде умолкли, и Конан, вытирающий шлем пальмовым листом, замер и в тот же миг остро почувствовал на себе чей-то взгляд.
Киммериец привык доверять инстинктам, и первым его порывом было сразу броситься напролом, оглашая джунгли боевыми кличами. Но боевой опыт не позволил ему этого сделать, Он медленно надел шлем и расслабленно повернулся.
Там, откуда он чувствовал взгляд, ничего не было, только жаркое марево. Конан сначала не поверил своим глазам, но взгляд не исчезал, он ползал как противное насекомое по всему могучему телу варвара, изучая и оценивая. Киммерийца прошиб холодный пот, а волосы под шлемом зашевелились. Ему показалось, что между двух стволов, примерно в пятнадцати шагах, он видит зыбкую, воздушную фигуру…
Но в тот же миг взгляд исчез.
Конан выдохнул и осторожно подошел к деревьям. Никаких следов он там не обнаружил, зато понял, что зверски устал и голоден. Однако остановиться на ночлег в этом месте киммерийца не заставило бы все золото Офира. Он молча подхватил усевшуюся прямо на землю девушку и зашагал дальше…
Примерно через пару колоколов Конан остановился так резко, что немедийка ткнулась носом прямо в кольчугу и захныкала еще громче. Киммерийца передернуло, но на этот раз он снизошел до ответа:
- Дайна, послушай меня, справа деревня, я чувствую запах жареного мяса. Еще пару лиг, и у нас будет ночлег.
Звериное чутье не подвело варвара. Идти пришлось даже меньше. Лиги через полторы они вышли на большую поляну, сплошь уставленную хижинами, сплетенными из ветвей и обмазанными глиной. В грудь Конана тотчас уперлось четыре копья.
- Спокойно, ребята, я Конан-Амра. Я пришел с миром… - миролюбиво произнес киммериец и воткнул меч в землю прямо перед собой.
- Амра… - ухмыльнулся один из караульщиков, здоровенный чернокожий с исполосованным шрамами лицом. - Как же… Ты ври, да не завирайся, белая обезьяна! Мне Вахиба рассказывал, что Амра погиб в Проклятом городе…
- Какой еще Вахиба? - возмутился Конан и тут же пообещал, - а за белую обезьяну ответишь, черная морда! Выходи бороться! Так, без оружия. Я тебе докажу, что Амра жив.
- Некогда мне с тобой бороться, мы тут ведьму жечь собрались, не хочу пропустить, - лениво отозвался кушит. - Сейчас позову шамана, если он тебя признает - войдешь как гость, а если нет, то и твой меч тебя не спасет…
С этими словами он неспешно, вразвалочку, побрел в центр поселка, тут же затерявшись среди начавшей собираться толпы. Местные явно редко видели белых, а уж блондинок и подавно.
Шаман пришел довольно быстро. Никакой традиционной раскраски и побрякушек, кроме посоха, на который был надет человеческий череп, у него не было, и, что самое удивительное, он оказался очень молод для шамана, по меркам Конана.
Колдун обошел вокруг киммерийца, обошел вокруг Дайны, внимательно изучил меч, с видом знатока поцокал языком. И вдруг резко взглянул варвару в глаза. Тот оторопело уставился в бездонные провалы зрачков, окруженные голубыми кольцами… Глаза притягивали и затягивали, и до Конана не сразу дошло, что он видит.
Голубые глаза у кушита! Вот это да… Пока он удивлялся и хлопал ресницами, шаман, негромко заговорил:
- Не удивляйся, Амра, цвет моих глаз - это цвет неба, которому я служу…
- Но вы же вроде духам каким-то служите, - оторопело возразил киммериец.
- Одно другому не мешает, - улыбнулся шаман и уже громко добавил: - Радуйтесь, дети мои! Сегодня с нами будет есть и пить сам Амра!
"Дети" отозвались нестройными воплями и начали разбредаться кто куда. Стало ясно, что убивать чужеземца не будут, а кто такой Амра, потом видно будет…
- Иди за мной, Конан, - приказал шаман, и варвар, подхватив меч и девчонку, последовал за служителем неба.
Пока они пробирались к центру поселка, киммериец прикинул, что племя довольно большое - с полсотни семей, сотни две воинов. По меркам Куша, это было очень неплохо.
Возле большого, главного костровища, на котором жарились четыре здоровенных кабаньих туши, Конан увидел столб. Женщина, привязанная к нему, висела на веревках совершенно безжизненно. Длинные, черные с проседью, волосы закрывали лицо грязными лохмами. На теле, прикрытом лишь повязанным вокруг бедер куском ткани, ясно виднелись следы побоев.
- Это что и есть ваша ведьма? - скептически хмыкнул Конан, не увидевший и не почувствовавший в женщине ничего опасного.
Шаман утвердительно закивал и добавил:
- Она не просто ведьма. Она сумасшедшая ведьма.
Конан озадачено нахмурился:
- Это как? Что надо такого сделать ведьме, чтоб ее назвали сумасшедшей, а, шаман? Какой человек в здравом уме будет заниматься магией… - последнюю фразу киммериец благоразумно пробурчал себе под нос.
Шаман вместо ответа остановился у неприметной хижинки и, откинув львиную шкуру, занавешивающую вход, пригласил путников внутрь. Конан пожал плечами и вошел. И был несколько разочарован. Кроме большого, стоявшего на треноге закопченного котла, на потухшем очаге в центре, некоего подобия алтаря в углу и большого бубна, прислоненного к стене рядом с ним, ничего интересного и колдовского в жилище шамана не наблюдалось…
- Что ты выискиваешь? - засмеялся шаман, - сосуды с кровью девственниц, убитых в полнолуние на развалинах Проклятого Города?
Конан, несколько смутившись, забормотал что-то совсем невнятное. Шаман засмеялся еще громче, его поддержала Дайна. Варвар, махнув рукой, присоединился к ним. Когда все отсмеялись, шаман, вытирая слезы, уже серьезно объяснил:
- Магия находится прежде всего в голове, а внешние атрибуты, скорее антураж…
- Чего?! - ошалело выкрикнул Конан. - Ты где этого всего поднабрался?
- Чего? - в свою очередь спросил шаман, удивленный не меньше Конана, - чего поднабрался?
- Да словечек этих… непонятных, - буркнул киммериец и, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на шкуры, блаженно вытянув ноги…
- Ну, вообще-то я немного учился в Стигии, - отрешенно сказал шаман, не знающий плакать ему или смеяться.
Только-только расслабившийся киммериец тут же взвился, как укушенный в задницу гадюкой:
- Ты еще и в Стигии учился!? - заорал он
- Да, учился! - гордо отрезал шаман, - и не ори, не в горах! Я был недолго в рабстве у одного тамошнего мага, ну подсмотрел, да подслушал кое-чего…
- И как тебе удалось сбежать от этого мага? - осторожно спросила Дайна, устраиваясь рядом с Конаном. Варвар машинально приобнял ее, при этом его мозолистая лапа улеглась прямо на упругое полушарие высокой груди. Немедийка не противилась.
- Как-то раз хозяин отправил своего ученика в Шем, - начал шаман. - Зачем, я и сам не знаю. Рабам, само собой, этого не говорят. Вместе с ним поехали я и еще трое невольников, тоже кушиты. Но случилось несчастье. Не успели мы пересечь границу, как на нас напали бандиты. Все погибли, а я, получив стрелу в грудь, прикинулся мертвым. Меня даже не обыскали. Я неплохо знал лекарские наговоры, поэтому сумел затянуть рану… В Стигию я не пошел, а, добравшись до Асгалуна, нанялся к барахским пиратам и добрался с ними до "Жадины" и вернулся в своё племя.
- А как тебя зовут? - спросила Дайна, а киммериец добавил:
- Сколько же зим ты являешься главным шаманом?
- Я - Мтомба, а главным стал пять зим назад, - ответил шаман и достал откуда-то из под шкур большую тыкву. - Хотите отведать пальмового вина?
- Конечно, и побольше! - Конан заорал так воодушевлено, что Дайна подпрыгнула. - И мяса! Жареного мяса! Весь день жрал одни бананы, да сухари!
- Свежатина почти готова, слышите крики? Но у меня осталось немного копченого мяса и пара лепешек, если вы уж совсем голодны… - с этими словами Мтомба опять полез под шкуры.
- Давай, давай, - подбодрил его Конан, довольно потирая руки и улыбаясь. Мясо было жестким, как и всякое мясо диких животных, и обильно сдобрено большим количеством разнообразных специй.
- Кого мы хоть едим? - спросил варвар с набитым ртом. - А то из-за приправ не понимаю…
- Кажется, зебру, - хмыкнул шаман и передал ему тыкву.
Вино оказалось неожиданно крепким и довольно мерзким на вкус. Впрочем, Конану было все равно. А вот Дайна лишь пригубила и, сморщившись, вернула сосуд Мтомбе.
- Так за что ведьму сжечь собрались? - спросил варвар, расправившись с угощением…
- За язык ее длинный, - отрезал шаман и тут же добавил, - слушайте, если интересно. Она говорит с духами, и духи эти в основном все мерзопакостные.
- Пророчица что ли? - спросил Конан, знавший, как в Куше называют людей, у которых боги забрали разум, но дали возможность видеть будущее.
- Ну да, - подтвердил шаман, - только предсказывает она несчастья. На нее и раньше-то косились. Подойдет, бывало, к охотнику, который на зверя собирается, и говорит: "Береги ногу". А ему лев потом эту ногу так разодрал, что парень теперь еле ковыляет! Ну, и в том же духе. Мне ее, честно говоря, даже немного жаль, предупредить ведь пытается. Но кому охота слушать про несчастья, тем более, если их все равно не отвратить… Пошли слухи, что у нее дурной глаз, а после того, как сын вождя Нгусу погиб, ее и вовсе из племени выгнали. Она ушла, и три лета ее никто не видел. А вчера она неожиданно вышла к костровищу и понесла чушь про Великого Охотника. Мол, что он вернулся, и теперь все умрут… Глупая женщина! Люди и не вытерпели…
- М-да, - протянул Конан. - Печальная история… А что за Охотник?
- Понимаешь, Амра, - задумчиво сказал Мтомба, уставясь в пол, - вот этого как раз никто и не знает… У нас есть предания о богах и духах, хороших и плохих, но о нём в них почти ничего нет. Да и то, что есть, стараются не вспоминать…
- Что, так страшно? - заржал киммериец и осекся под пронзительным взглядом шамана.
- Мой дед говорил, - начал Мтомба изменившимся, гортанным голосом, глядя в глаза Конана, - что во времена его деда Великий Охотник спустился с неба, и многие женщины народа Куш оплакали своих мужчин…
- Ну и что? - с вызовом спросил Конан, с трудом отворачиваясь.
Взгляд шамана побороть было не просто.
- А то, - ответил Мтомба обычным голосом, - что никто и никогда не видел Великого Охотника, зато находили его жертв! Без кожи, без голов, со странными ранами, нанесенными неизвестным, оружием!
- Да демон какой-нибудь, - отмахнулся Конан. - У вас их тут полно! Вы просто слабаки и нытики…
Глаза шамана полыхнули яростью, но он тут же успокоился: