Мириад островов. 15 лет спустя.
То ли эпилог первого, то ли начало второго, несуществующего романа.
Тациана Мудрая
Мириад островов. Рождение героя
I
- Не топорщись, Олька. Купец это. Крутобёдрый… тьфу. Крутобортый. Корма словно у простонародной кормилицы и бушприт без тарана.
- Где это ты, Барби, видала у купца две оружейных палубы и двойной ряд пушечных люков? А что обводы не хищные - так не на вёслах ходит. Вон какая туча парусов навешена, хоть мачт всего две больших и одна малая.
Спорили, сидя на ветвях огромного ясеня, две очень юных брюнетки. Та, которая повыше, - смугленькая, кучерявая, в серых глазах откровенно прыгают зелёные чёртики. Другая, что расположилась точно в кресле - оперлась на ствол и уютно поставила ступни наземь, - слегка загорелая, серьёзная, волос и носик прямые. Обе по тёплому времени наряжены просто: в суровую домотканину с тонкой полоской черно-красной вышивки по вороту, рукавам и подолу. Ни поясов, ни ожерелий и браслетов, ни сандалий.
- Кнорру тоже бывает что охранять, - возразила Барбара. - Пушки небольшие, кстати. И доставлять на большой скорости. Где-то восемнадцать морских узлов в великочасец. Смотрела в книге про рутенские чайные клиперы? С картинкой, где "Катти Сарк"?
- Хм, - Олавирхо сорвала с коры пушистый лиловатый цветок, подвесила за ушком как серёжку. - "Катти" железная и бока… борта совсем впалые. Здесь явное не то. Только что и не воин, ты права. В шторм, пожалуй, весь наличный состав гонят управляться с холстами. И носовая фигура под бушпритом не как у дракона, змея или боевой карракарры. Длинная такая. Унылая.
- Из нохрийских святцев кто-то, - кивнула Барба, прислоняя к глазам двойную берестяную трубку с перемычкой. - Если не пророк Езу собственной персоной. Но и без длинного креста за плечом. Кто из них от удара спатой погиб?
- Сен-Дени вроде, - ответила Олли, принимая самодельный бинокль. - Но у того не меч в руке должен быть, в смысле орудия мучений, а собственная голова подмышкой.
- Так, суммируем по всем правилам. Статуй тематический, непонятный. Защита груза - по максимуму. Искусный быстроход - три мачты, оснастка и прямая, и косая, рангоут резко пирамидальный, длина корпуса раз в пять больше ширины. Вёсел нет - рабского труда не любит, в штиль поневоле простаивает или ползёт по зеркалу вод сонной мухой. Стало быть, на курьера не тянет. Обшивка не из дуба, как у парадных или погребальных кораблей - наш друг ясень.
- Откуда тут показуха? Вон сколько солёной воды вокруг острова, - вставила Олли. - Плыть долго - оснащаться крепко.
- Годится для крутой волны и сильного ветра. Корпус сам по себе не прочней дубового, но упруг и удар держит куда лучше, - продолжала Барба. - Зело пригоден рассекать моря. Не жена, как у британцев, но муж, упорный в своих намерениях. Потому что из аскра сделан.
- Это ты меня проверяешь на вшивость? "Старшая Эдда". Первого человека боги сотворили именно из дерева аскр, то есть ясеня.
- Тогда что такое Иггдразиль?
- Самый главный ясень в мире. Похоже, в тех местах, откуда "Эдда", только они и росли. Барба, прекрати умствования, лучше на воду смотри. Маневрирует.
- В самом деле стоит полюбоваться. Кормчий у них, однако, знаток своего дела.
- И верно. Заходит в бухту, как к себе домой. Бывал раньше?
- Разве что очень раньше - при одной тебе. Или когда никого из нас ещё тут не появилось. Все товары и вести для нас оставляют у кордона, - ответила младшая сестра. - Вот лекарь, хирург - тот и на берег ступал без страха. Члены головной семьи. Ещё плотники и прочие мастера, кому не лень потом в карантине отсиживать и чтоб их острыми иголками тыкали.
- Этого ба-фархи и морские люди ба-фархов пропустили с миром - иначе мы бы услыхали заварушку, - кивает Олли. - Смотри, только сейчас штандарт поднимает и полощет им по ветру. Нарядный: трава, золото, киноварь. Исконные цвета сид. Королевский?
- Нет, тот должен быть пошире - вспомни. Это знак поручения высших. Посольский. И…
- К дальнему причалу не идёт, ну ясно же. Осадка не та. Спускает якоря с переду и заду. Спускает парусную шлюпку. Гребцы, ковёр на банке и некто нарядный в тёмном.
- Чёрное и белый металл. Малое посольство с сильным религиозным душком, - итожит Барба. - Пошли мамочек и отца предупредим. А если знают - присоединимся ради большей ясности.
Галина давно смотрела на воду, плотно закутавшись в самовязаную шаль и поджав под каменный уступ ноги в замшевых "гуральках". Весна - почки на деревьях только-только набухли, дубы вообще стоят безлистые. Это Орри и девчонкам любо голышом разгуливать, а она солидная дама со слегка пошатнувшимся здоровьем.
Матросы вытянули шлюпку на берег. Важный пассажир с особой миссией, о коем пограничники загодя предупредили огневым сигналом, вышел, опираясь на трость с когтистым набалдашником. Немолод, однако фасонить любит: чёрный плащ-крылатка, подбитый седым бобровым мехом, наполовину расстёгнут, чёрный камзол в талию перехвачен наборным поясом тусклого серебра, в каждом из чёрных полусапожек отражается по рассвету. Голова укрыта плотной фиолетовой шапочкой, из-под муара струятся волосы - тоже волнистый узор, тоже цвет ворона и щедрое серебро.
Барбе.
Через пятнадцать лет. Пятнадцать с хорошим лишком лет.
Кажется, она удержалась - не произнесла всё это вслух. Не поднялась, только напружинилась слегка.
Не протягивай рук. Не раскрывайся навстречу. Вспомни: такие встречи радостны и чреваты бедой в одно и то же время.
- Гали, дочь Алекса. Победительница, - Барбе чуть обернулся, проговаривая её короткий титул, поймал её взгляд своим и уже вовсю улыбался навстречу. - Стройна-хороша, как и прежде, разве что серебро к пеплу подмешалось. Будто само время перед тобой пасует.
И вроде как тянется целовать ручки. Теперь хочешь не хочешь, а встать и поклониться надо.
- Здравствуй, лейтенант Ордена. Или давно уже майор, такие у вас в Братстве звания? Вижу, только теперь прорвался через цепь морских лошадок, - Галина начала разговор почти с того же, на чём он кончился много лет назад.
- Только теперь, - в его глазах, по-прежнему синих и ничуть не выцветших, раскаянья не обнаружилось ни капли. - Мы, орденские, в себе несвободны, сама знаешь. И чем дальше, тем пуще. Вести о вас добывал с лёгкостью, а сам отпроситься не умел. Такое вот послушание градус гравис.
- Как ты - благополучен?
- Более чем. Если тебя это в самом деле нынче волнует.
"Хм, разговор, слава Богу, начал слегка заостряться. Вот сейчас я…"
Как раз сейчас нагрянули девчонки-погодки: нечёсаные, грязнолапые, разрумянившиеся от сугубого азарта. И почти что хором:
- Ой, мам-Гали, посольский флейт приплыл, рядом со старой гаванью бросил якоря. Ай. Высокий отец-кавалер, вы ведь прямо с борта? Мы - Орихалхо и Барбара, мессер…
- Мессер кардинал-епископ, то же полковник ордена святого Езу Барбе Дарвильи МакБрендан, добрый приятель вашей матери, к её и вашим услугам, - Барбе церемонно раскланялся, не снимая тафьи. - А также старый знакомец прочих ваших родителей.
- Мам, тот самый? - догадливо спросила Олавирхо.
- Кто-то, - сурово ответила Галина. - И кончен разговор. Живо бегите к маме Орри и папе Рауди, доложитесь. Пускай сообразят насчёт особо хорошего обеда и баньку пожарче истопить. Ты как, Барб, в чистые овощееды пока не записался? Постов вроде бы нет никаких.
- Странника сие не касается. Потребляю всё, что дадут, - ответил улыбаясь.
- А уж мыться-стираться, помню, всегда любил. Признайся, во время долгого пути разве что из-за борта солёной водой окатывало?
- И ещё из ведра, когда палубу мыли, - подхватил он. - Ты, я вижу, наловчилась задавать своим мужчинам баню.
- Каким мужчинам? Орри у нас твёрдо по женской части идёт. Вот Рауди - иное дело. Ты ведь слышал, кто из нас есть кто?
- Слегка запутался. Какая девочка от меня?
- Младшая, конечно. Барба-Варенька. Черноволоса и синеглаза, словно капитан Блад.
- Пират?
- В пиратах у нас дочка Орихалхо числится. Азартна и не так любит учиться и рассуждать, как действовать.
- Наслышан. И что Рауди - догадывается?
- Нельзя же столько лет человека дурачить. Все мы всё знаем. И никаких с того слёзных драм не вышло.
- А такое распределение ролей - лишь для удобства в общении. Верно?
- Барб, я уж привыкла, что в простоте душевной ты перед моими очами не являешься, - чуть резко проговорила Галина. - Не заговаривай зубы. Говори, в чём дело, пока мы одни. И покороче.
- Покороче не выйдет. Одно могу сказать сразу: поручение моё - из добрых, хотя тебе не одна с него радость получится.
- Утешил. Ну, говори же.
Они снова уселись - Галина отделила от себя часть своей тряпки, ровно столько, чтобы щёголь-монах не повредил роскошных одежд.
"А если прострел заработает - его личное дело", - подумала с лёгкой мстительностью.
- Что король Кьяр развелся, отправил жену в монастырь и сам постригся в монахи - слышали ведь?
- Естественно. Голуби на крыльях принесли, а потом и указ по воде прибыл. Но без особых деталей.
- Там получился небольшой мятеж. Зигрид всегда чувствовала себя на чужом месте и оттого бывала несколько опрометчива. Помнишь Михаила?
- как не помнить. Безусловно.
- Ну вот, отродив нужное количество королят и не имея иных занятий, она предалась развлечениям, - чуть поморщившись, объяснил Барбе. - Вот и затянуло её. Пошла наперекор нашим вечнозелёным дамам во главе с матерью моей и Кьяртана. Взяла на ложе кавалера весьма двусмысленной репутации. Чуть не погубила этим одну девочку, королевскую воспитанницу, против коей и составился упомянутый заговор. На жизнь Кьярта тоже покушались - тот самый сьёр Эрмин. В целом обошлось: теперь у нас на троне юный Фрейр-Юлиан, родной сын короля, и та самая малютка Фрейя. Обменыши: первый вырос в городе Москва, вторая оттуда родом. Уже и наследник растёт.
- А ты как в эти дела замешался?
- Поручение Братства. Меня тогда смотрели на высокий пост, ну и сказали: "Недостойно тебе шарахаться от тени. Иди и склони короля Кьярта на сторону бывшей Супремы - это нам необходимо, но для тебя самого лишь предлог испытать себя. Смотри ему прямо в лицо и говори одну лишь правду - ничего, помимо правды, как ни была бы она для тебя невыгодна и опасна".
- И верно - твой самый жуткий страх. Встретиться с ним лицом к лицу.
- Я всё вспоминал святого Франциска из Ассизи. Как он велел стыдливому брату раздеться догола во время святой мессы.
- Теперь Кьяртан знает?
- Представь себе. Знает и то, что я, как его сводный брат, обязан ему верностью, а вместе со мной - моё братство. И что? Всё по сути осталось на своём месте. Земля не разверзлась и небеса не обрушились. Душу он мне подарил, сердце оставил при себе. Оба мы одиноко стоим против ветра - и оба тем счастливы.
- Я рада. Поистине рада. Так что там насчёт меня?
- Молодой король собирает вокруг себя родню, ближнюю и дальнюю. А твои дочки - они ведь тоже родственницы с левого боку, сам король-отец в своё время объявил о том прилюдно.
- Но это неправда. Даже в том, что касается Олли.
- Кто будет особо копаться и входить в детали? Я официально признан королевским братом, Рауди и такого признания не потребуется.
- А что мы все заразны - то не считается.
- Оставь. Вы все в этом смысле благонадёжны. Ещё ради того я и приехал, чтобы сообщить: никто в Вертдоме не сумел и не сумеет подхватить от тебя и других рутенцев бациллу. Доказано на опыте.
- А сама Земля…
- Там иные проблемы, - коротко ответил Барбе.
- Хорошо, об этом позже. Я ведь сама захотела коротко и ясно.
- Твои дочери неплохо образованы - вы покупаете им книги, круглые сутки с ними возитесь, а в последнее время пытливость девочек работает сама по себе. Отличные наездницы, хотя вот лошадей видели только на картинке: седлают мулагров. Владеют многими видами оружия. Рукодельницы и поварихи тоже отменные - в размере куда большем, чем принято у знатных девиц. Но ведь это сущие дикарки - не знают никого помимо вас троих, не сумеют быть одни посреди многолюдья. И, кстати, вы принимаете в расчёт, что это уже невесты на выданье?
- Да. Я немало о том думала. Им почти столько, сколько было мне, когда отец привёз меня в Верт. Но, Барб, если ты здесь, то на острове могут поселиться и другие.
- Хочешь устроить здесь колонию? - спросил езуит. - Предположим, ты получила такое право. Высокое королевское помилование, снятие печатей и открытие затвора.
"Ох. И верно - помилование. Я, как всегда, не помню самого важного".
- А здесь ещё и чумные погосты повсюду - вы свыклись с их дыханием, вам оно ни с какой стороны не страшно, однако вольный народ, пришедший со стороны…
- Барб, это же преодолимо, так? Если у меня такие влиятельные покровители. Стоит поманить этих вольных, убедить, что нет никакой опасности - а её взаправду нет. Стоит захотеть лично мне.
- А ты хочешь?
Она подумала:
- Тебе всегда было бесполезно врать. Нет, не хочу, в самом деле.
Она выставила ногу в самодельном башмаке, покачала носком:
- Мы вполне самодостаточны. Климат здесь не суровый. Затяжная весна, роскошное лето, нарядная сухая осень. Зима словно бы создана для обильного снега и влаги, чтобы земля сумела ожить по весне. Одичавшая пшеница и рожь, яблоки, груши и сливы, непохожие на дички. На прогалинах клубника с земляникой, на опушке - брусника, черника и гоноболь. Жердёлу прошлый год отыскали - это дикий абрикос, очень сладкий. В лугах - лён, который легко теребить, и конопля. В лесу - дуплистый сухостой и пчёлы с их мёдом. Мои охотятся и рыбачат - истребить и укротить никакую живность вообще не выходит. Имеются небольшие залежи гончарной глины. После каждого прилива можно отыскать в песке янтарь, сердолик и отломки кораллов - последнее не удивительно, мы ведь живём на сотворённом их силами щите.
Вздохнула:
- Заказываем со стороны всё меньше и меньше - стальной инструмент ведь оживлённый, практически не ломается. Да и времени нам не занимать: всем ремёслам успели обучиться.
- Идиллия, - кивнул Барбе. - Капсула. Блаженный анклав. Теперь, немного порассуждав, ты понимаешь лучше?
- Да. Мы замкнулись в уютной скорлупе. И хорошо, что только взрослые. Девочки уже вовсю глядят за горизонт, поверх далёких радуг.
Барбе помолчал с минуту, потом отрывисто спросил:
- Так отдашь?
- Если сами захотят сорваться с места.
- Уж будь уверена. Для них никакое время и никакой путь - не навсегда, но лишь увлекательное приключение.
- Авантюра, - кивнула женщина. - Ну ладно. Только я ставлю условие. Видишь ли, после того рождения ни Орихалхо не зачинала во мне, ни тем более Рауди. Ни они вдвоём, разумеется. Ты знаешь, их как следует законтачило друг на друге, я нынче с боку припёка, для сугубого почёта и уважения.
- То есть бедного целомудренного мужеложца снова понуждают возместить протори, - мужчина усмехнулся, покачал головой.
- Барб. Если не ты, то кто же?
Нет, подруга не обнимает его - знает, что ему такое противно. Только выпрямляется из своего платка: ещё более тонкая и лёгкая, чем раньше, кость будто истаяла, отроческая плоть сияет белизной, паутинный волос свободно раскинут по плечам.
- Со дня вторых родов я пью зелья, которые возвращают коже росную белизну, телу - девичью узость, - тихо говорит Галина. - Это касается и вместилища для мужской флейты. И груди. Первый раз меня заставили бинтовать сосцы, чтобы в них иссякло молоко и я могла понести второго ребёнка - они, Рауди с Орихалхо, знали кое-что уже тогда, когда все мысли мои были лишь о будущей казни.
- Рутенцы умеют брать плодную клетку от мёртвой и пересаживать - так был выращен в чужой утробе Король-Медведь, сын Хельмута и отец Моргэйна, - объясняет Барбе. - Разве ты не слыхала такого?
- Вы все хитрые, - отвечает Галина. - И предусмотрительные на любой случай жизни. Кстати, спасибо тебе за тот набор лекарских ножичков. Когда я родила Барбу, на месте белых пятен начался шквальный некроз. Врачей из-за моря ждать было некогда, так вот Рауди, который принимал девочку, накачал меня опием по самые ноздри и удалил с моей спины всю дрянь вместе со шкурой и мясом. После того болезнь затихла и до сих пор не напоминает о себе. По крайней мере, явно.
Доверительная беседа прервалась шумным явлением самого Рауди, который спешил в объятия брата, отдуваясь и слегка прихрамывая.
- Явился, неуловимый блудник, - проговорил "сын двух отцов". - Ты как, очень голодный после морской прогулки? А то там наша Орихалхо на самое главное яство никак не поохотится. Старый свин-одинец взялся нашу брюкву травить. Пока выследит, пока забьём да пока жёсткое мясо замаринуем… Зато банька уже вытоплена на славу.
- Вот и отправим гостя мыться-париться. Не грязным же за стол идти, - довольно рассмеялась Галина. - А кабану выдайте помилование на радостях. Негодная тварь, ни вкуса, ни приплоду, но пускай ещё поживёт.
Взяла своего избранника за руку и повела вдоль побережья - мимо бодро зеленеющих озимых полей и чистых рощ. Вглубь острова - через лес, прозрачный, ибо составляли его берёзы, осины, дубы и те же ясени с едва распустившимися почками.
- Не мне в рот - под ноги смотри: тропа убитая, поднята высоко, но лужи всё-таки случаются, - говорила женщина по пути.
- Неважно, я такое замечаю по наитию, - отвечал монах. - Но, скажи, как у вас рук на всё про всё хватает!
- Девчонки с младых ногтей к делу приучены. И натура вертдомская сама себя блюдёт. Если человек ей в том не препятствует, как в Рутене.
- В Рутене сейчас плохо. Не как раньше: намного более тупо, если можно так выразиться, - вставил Барбе. - С болезнями борются более-менее успешно, но всё остальное исходит прахом. Почти с начала времён брали у своего мира взаймы, а что придётся отдавать - и не подумали.
- Ты был прав вначале. Подробности в самом деле потом, ладно? - ответила Галина. - Смотри и впитывай в себя окрестности: как человеческие тропы сплетаются с водяными и звериными, где родник посреди мха, где клюквенное болотце. Может быть, пригодится лет через пятнадцать. Запомнить нетрудно: путь короток, вот-вот на месте окажемся.
- Мне на корабле говорили - главный дом у вас дальше, у самой лагуны, - чуть удивился Барбе.
- Так ведь целый остров во владении - к чему тесниться! - пояснила женщина. - У озера круглый год живут Орри с Рауди, младшее поколение наворотило себе шалашей по всему лесу и в тёплое время года устраивает большое кочевье. Здесь же моё личное укрывище: летом прохладно, зимой легко протопить. И опять же гигиена.
Внедрённое буквально посреди толстенных влажных стволов, перед ними стояло низкое строение с клочком глубокого синего неба над широкой трубой. Брёвна были положены на манер склавов, поперёк, концы затёсаны "в чашку", на крыше расцветал пышный луг мелких алых звёздочек.