А он уселся на корточки перед лежавшими в снегу лайками и жаловался им, просил совета, просил повыть немного. Но лайки молчали. Уж так много он рассказал собачкам о своей жизни, а им ничего. Загрустил Добрынин, загрустил и коня вспомнил. Того, что ему товарищ Калинин подарил, еще перед тем, как он Твериным стал. Где-то в вещмешке еще его конский паспорт лежит. Где-то лежит… И стало Добрынину до слез погибшего коня жалко. И хоть давно уже это было, а теперь как по-новому вспомнилось, так подробно и ясно. И холодец тот вспомнился, который заместитель Кривицкого, шаман местный сварил…
"А, - мысленно махнул рукой Добрынин. - Назову его Григорием! Чем плохое имя? Хорошее. А когда вырастет - подарю ему конский паспорт, да расскажу, какая у меня тяжелая жизнь была…" Решив окончательно, что имя у сына будет - Григорий, вернулся Добрынин в вагончик и сел на свое место.
Ваплахов уже лежал на своей лежанке, усталый и пьяненький. Рядом за столом, склонив голову к недоеденному мясу, посапывал Дуев, который тоже хмелел необычайно легко и быстро. Остальные жевали мясо.
- Ну шо, решил? - поинтересовался, выковыривая что-то лишнее из зубов, радист Горошко.
- Да, - спокойно ответил контролер. - Григорием назову.
- Хорошее имя, - согласительно произнес Калачев. Храмов кивнул, выражая свое одобрение.
- Может, сразу отрадируем? - предложил радист.
- Завтра, - сказал Добрынин. - Чего спешить… Вытащил Добрынин после этого разговорчика себе мяса из ведра. Порезал его и тоже жевать принялся.
- Больше мяса не будешь? - спросил Добрынина Горошко.
- Не-е? - ответил тот.
- Тогда я это собакам отнесу! - сказал радист и, прихватив ведро, вышел.
Глава 10
После первого снега целую неделю шли дожди.
Банов просиживал дни в кабинете за "Педагогической поэмой" Макаренко. "Поэма" казалась ему скучноватой, но он терпеливо, страницу за страницей прочитывал, выискивая и запоминая полезные мысли.
Иногда он отвлекался от книги и думал. Думал о том, что ему надо купить новый костюм, хотя в то же время что-то внутри протестовало по этому поводу. Уж очень привык он к зеленому сукну гимнастерки и хотя последнее время все чаще одевал вместо гимнастерки черный простого покроя пиджак, это никак не влияло на его привязанность к зеленому цвету, цвету, связывавшему его настоящее с военным прошлым.
Мысли Банова текли свободно, они легко перескакивали с предмета на предмет.
Двери в кабинет на мгновение приоткрылись, и директор школы увидел заглянувшего и тут же исчезнувшего за дверью завуча Кушнеренко.
В последнее время завуч вел себя странновато и подозрительно.
Вчера он спросил, почему Банов не слушает радио.
Два дня назад очень интересовался, о чем Банов писал в своем сочинении в Кремлевском Дворце Съездов. Банов ему кратко ответил, назвав тему сочинения, но Кушнеренко, как показалось директору школы, остался недоволен. Что он хотел узнать? И зачем? Да и если бы даже Банов пересказал ему свое сочинение, он все равно, наверно, был бы недоволен. Ведь сочинение получилось ку-цое, всего полторы странички.
Банов вспомнил те несколько часов, проведенных в огромном зале Кремлевского Дворца Съездов. Было тихо, и только ручки поскрипывали.
Там собралось не меньше тысячи директоров школ, все в костюмах, все с портфелями. И интересно, что когда объявили перерыв, все директора, а может быть и не все, а только те, которые сидели рядом, достали совершенно одинаковые бутерброды с докторской колбасой.
Банов усмехнулся.
Отложил книгу.
Посмотрел на часы.
Позвонил Карповичу.
За окном снова лил дождь,
- Ну как там дела? - спросил Банов Карповича.
- Там? - переспросил Карпович, понимая, что имеет в виду его товарищ. - Там все хорошо.
- Ты не узнавал… насчет того, чтобы я с Кларой пошел туда?
- В четверг можно, - прошептал Карпович. - Встретимся там же в девять. Возьми с собой портфель для солидности. И она тоже пусть возьмет. Понял?
- Да, - ответил Банов.
- Ну, до встречи.
В четверг, придя первым к Лобному месту, Банов снова увидел недалеко от себя знакомого постового милиционера. Милиционер, казалось, тоже узнал Банова и подошел.
- Товарища ждем? - спросил он приветливо.
- Ага, - ответил Банов.
- А потом куда? В музей?
- Нет, - ответил Банов и опустил взгляд на свой портфель. - В Кремль…
Милиционер тоже посмотрел на коричневый портфель Банова.
Директор школы почувствовал себя неудобно. Портфель был довольно старый, но утром Банов провел полчаса, стараясь обновить его посредством коричневого крема для обуви. И теперь туфли и портфель Банова казались как бы родственными, словно были составной частью какого-то необычного костюма.
Милиционер, видимо, догадался насчет портфеля. Он дотронулся до него пальцем, потом понюхал палец и улыбнулся.
- Хорошая идея! - сказал он одобрительно. - Ая так и не попал еще в музей…
Банов решил поддержать разговор, тем более, что милиционер ему нравился, был он, по всей видимости, простым парнем, простым и сердечным.
- Не было времени? - спросил Банов.
- Был один выходной… - произнес милиционер. - Но мне поручили новогодние поздравления писать…
- Так еще рано! - удивился Банов.
- Лучше заранее… Мне ведь сто сорок поздравлений написать надо.
- Так много друзей? - Банов улыбнулся.
- Нет, - ответил милиционер. - Поздравления от нашего отдела другим отделам. Несложно, но много времени забирает.
Банов понимающе кивнул.
Подошла Клара - в руках красный кожаный портфель, с виду новенький.
Милиционер вежливо откланялся и вернулся на свой пост.
Вскоре появился Карпович в своем рабочем темно-синем костюме.
Втроем они вошли в Кремль. Быстро и деловито простучали каблуки Клары по бетонированной дорожке вдоль внутренней стороны Кремлевской стены. Банов и Карпович шагали беззвучно, но рядом.
Вот уже и знакомое приземистое зданьице за голубы, ми елочками. Открытые настежь двери.
- Придется пешком спускаться, - сказал Карпович, остановившись уже внутри зданьица. - Лифт поломался, да и все равно втроем туда никак не забраться.
Пройдя коридором и свернув налево, все трое окунулись в полную темноту.
Сырой воздух щекотал ноздри.
Клара чихнула, и гулкое эхо побежало куда-то вниз, по невидимым коридорам и ступенькам.
Дорога вниз заняла около часа. Глаза Банова привыкли к темноте, он даже различал фигуры шедших впереди Клары и Карповича.
В конце концов ступеньки закончились.
Карпович открыл какие-то двери. За ними был свет.
Пустая комната. На стенах - плакаты о бдительности и о любви к Родине. Еще одна дверь с надписью: "Предъяви пропуск!" Банов вопросительно глянул на Карповича.
- Там сейчас никого нет, - успокоил его Карпович. - Пошли!
За дверью светило солнце. Клара, выйдя на Порог, зажмурилась.
Банов поглядел вокруг - красота, словно вечное лето. Зелень, деревья, одуванчики…
К холму, на котором жил Кремлевский Мечтатель, они вышли в этот раз быстрее и, как показалось Банову, другой тропинкой.
- Стойте! - прошептал Карпович и поднес указательный палец к губам.
Банов прислушался. Где-то недалеко звучал одинокий человеческий голос.
- …ивые дети… гулять… солнечным… - долетали до Банова обрывки слов.
- Мечтает! - многозначительно прошептал Карпович. - Ну, ни пуха ни пера. Я здесь буду! Только вы недолго!
Банов кивнул и взял Клару за руку. Они пошли на голос.
Кремлевский Мечтатель совсем не удивился, увидев их.
Банов хотел было поздороваться, но, увидев на Мечтателе знакомый бежевый костюм, так обрадовался, что забыл обо всем.
- Добрый день! - сказала Клара, приветливо улыбаясь.
Было видно, что она очень волнуется.
- Здравствуйте-здравствуйте! - не вставая с травы, ответил Мечтатель. - Вы откуда? Присаживайтесь! Чаю хотите?
Ошарашенный Банов растерялся, но Клара наоборот, взяла себя в руки. Присела.
- Мы из Москвы, - сказала она.
- Очень хорошо! - сказал Кремлевский Мечтатель и потер ладонью о ладонь. - Ну как там?
- Хорошо, - кивнул Банов.
- А будет еще лучше! - Кремлевский Мечтатель поднял указательный палец правой руки вверх и словно нарисовал им в воздухе восклицательный знак. - Вы знаете, какая жизнь скоро будет?!
- Нет… - прошептал Банов.
Клара сидела в оцепенении, приоткрыв рот.
- Будет прекрасная жизнь! И не только в Москве! Я думаю, что и в Петрограде будет, и в Самаре! Везде будет! - вдохновенно говорил Кремлевский Мечтатель. - Для детей будут построены, да уже строятся, я знаю, красивые дворцы из стекла и дерева. Они так и будут называться:
Дворцы детства! Дети будут приезжать туда и играть в разные игры, там же их будут учить грамоте и музыке! Простых школ скоро не будет! Простые школы не в состоянии воспитать нового человека! Ведь так?
Банов машинально кивнул, а Кремлевский Мечтатель, улыбнувшись на кивок, продолжил.
- Вот вы какой национальности? - обратился он к Кларе.
- Из немцев… - ответила она.
- Вот не будет скоро такой национальности! И вообще никаких национальностей не будет! Будут все друг другу братья и сестры, и людей можно будет разделить на три группы: мужчины, женщины и дети… И тогда многие из предрассудков уйдут в прошлое. Мне вот как-то старик один с Урала написал, что он евреев не любит, а я спросил тут - есть ли евреи на Урале, и мне сказали, что нет там евреев! А как можно не любить того, кого нет? Заблуждения все, вековые заблуждения! Я вот сам прекрасно понимаю, откуда такие заблуждения берутся! Например, не понравился мне украинский хлеб, знаете, он такой черный! Не понравился, и вот, если я ограниченный и неграмотный, я и скажу, что я украинцев не люблю, у них и хлеб невкусный! Я сам это на себе испытал, когда в гостях у одной поморской семьи был на Севере. Они мне на обед суп дали, ну… невкуснее я ничего не ел, однако я ничего не сказал и добавку съел… Меня потом три дня крутило, вот тут болело, - он показал на живот, - и если б я был неграмотный, я бы и сказал, что не люблю я этих поморов, но я ведь грамотный!..
- Из всех искусств самым важным будет кино… - продолжал мечтать хозяин шалашика. - Мы из всего будем делать кино, каждый шаг каждого человека будет снят на кинопленку…
Банов задремал. Путь вниз был нелегок, и он здорово устал.
- А что будет с аэропланами? - спросила вдруг Клара.
- Аэропланы?! - воодушевленно переспросил Кремлевский Мечтатель. - Аэропланов будет очень много. У каждого колхоза будет свой аэроплан, на котором агрономы и простые крестьяне будут летать и проверять, как всходят их посевы. Я тут получил письмо от летчика пару дней назад…
Банов спал. Ему снилась зима, дети на санках катаются с горки. Из труб приземистых избушек в морозное небо летит дымок. Красноармейцы, сложив ружья шалашиком, строят поперек сельской улицы снежную крепость. А по другой улице два бородатых человека в кожанках несут елку, а за ними идут еще двое красноармейцев с ружьями в руках.
- …Дети тоже будут летать на аэропланах. Их будут учить этому с шести лет, а через три года каждый советский ребенок получит по велосипеду и совершенно бесплатно. За счет школьных профсоюзов…
Во сне Банов крался следом за мужчинами, несшими елку.
- Здесь! - один из них показал рукой на старую дряхлую избу с соломенной крышей, покрытой толстым слоем снега.
Они зашли во двор, постучали в низенькую дверь. Открыла старушка, голова ее была замотана в три или четыре старых платка.
- Здесь живет Пелагея Ершова? - строго спросил один из мужчин в кожанках.
- Я это, сынок, - ответила старушка.
- С Новым годом вас! - сказал мужчина. - Вам, как вдове и матери погибших на фронтах гражданской войны сыновей, полагается бесплатная елка!
- Ой, спасибо, сынки, заходьте, заходьте! Сняв шапки-ушанки, двое с елкой зашли в сени. Красноармейцы остались во дворе.
Банов притаился около соседнего дома и смотрел. Красноармейцы закурили самокрутки.
- Холодно же, однако! - сказал, переступая с ноги на ногу, один.
- Глядь! Глядь! - ткнул вдруг рукой в небо второй. - Летит! Ложись!
Нарастающий свист испугал Банова, и он тоже бросился на снег.
Раздался грохот, треск, человеческий крик.
- …и поэтому советские люди будут бессмертны, а это привлечет к нам много зарубежных союзников, - продолжал мечтать хозяин шалашика. - Это средство, конечно, будет даваться не всем, а лишь тем, кто самоотверженно трудился на благо Родины по достижении ими пенсионного возраста, который к тому времени сократится до 44 лет у мужчин и 35 у женщин. И таким образом, выйдя на пенсию, советские люди обретут бессмертие и смогут заниматься садоводством и огородничеством. У вас есть огород?
- Нет, - ответила Клара.
- Ничего, - успокоил ее Кремлевский Мечтатель. - Будет!
…Когда грохот стих, наступила гнетущая тишина, но тут же распахнулись двери и двое в кожанках выбежали во двор, испуганно озираясь, - один даже сжимал в руке наган.
Банов приподнял голову и посмотрел туда, откуда минуту назад донесся грохот. Метрах в ста от себя он увидел обломки добротного бревенчатого дома, буквально еще несколько минут назад стоявшего там. Подбежали к развалинам и двое красноармейцев, стали помогать двум в кожанках разбирать возникший завал.
- Давай! Давай! - командовал кто-то из них. - Вот-вот, нога! Ага! Бревно подвинь! Так! Ну, пошли!
И все четверо взяли кого-то на руки и, отнеся в сторону, положили тело на снег.
- Надо еще посмотреть! - скомандовал мужчина в кожанке.
Нашли еще кого-то. Банову не было видно - живы ли извлеченные из-под развалин или нет.
- А что это было? - спросил один в кожанке.
- Такая штука… - начал объяснять красноармеец. - Черная, как камень…
- Да, вроде камня!.. - подтвердил второй красноармеец.
- Председателя колхоза убило! - закричала какая-то женщина, и потянулись к развалинам соседи и дети, столпились у двух тел, на снегу лежавших.
Банов, осмелев, тоже поднялся, подошел. Председатель и председательша были мертвы.
- Хорошо, дети на улице играли!.. - сказала какая-то женщина. - Ой, сиротки теперь… - тут же завыла она и закрыла лицо руками.
- Не надо, товарищи! - предупредил один в кожанке. - У нашей страны сирот нет! Мы их возьмем с собой, определим в суворовское училище…
- Так там же две дивчины и один хлопец! - прошамкал старик-сосед.
- Девочек - в кулибинское училище, хлопца - в суворовское! - подвел черту под разговором один в кожанке.
- О! Вот эта штука! - крикнул вдруг красноармеец, копавшийся в развалинах.
Все обернулись.
Красноармеец нес в руках большой, размером с человечью голову, черный камень.
- Тяжелый дюже!.. - подойдя к толпе, сказал красноармеец и дал кому-то подержать его для доказательства своих слов.
- …А у вас с собой случаем свежих газет нет? - спросил вдруг Мечтатель и посмотрел на Банова. - Товарищ! Товарищ? А?
Банов открыл глаза. В голове шумело, все-таки разве сидя поспишь?
- Газет свежих случаем нет? - спрашивал Мечтатель.
- Не, нет, не взял… - забормотал директор школы.
- Ну, а может, вы так новости знаете? Что там? Банов напряг память. Единственное, что он хорошо помнил, - это указ о переименовании товарища Калинина в товарища Тверина.
- Товарища Калинина в товарища Тверина переименовали… - проговорил Банов и задумался над другими новостями, пытаясь их вспомнить.
- Переименовали?.. - Кремлевского Мечтателя эта новость заинтересовала - А вы не знаете, голубчик, только его переименовали или кого-нибудь еще?
- Кажется, только его… - ответил Банов.
- А… а может быть, вы слышали… Может быть, меня тоже переименовали?
Банов напрягся.
- Да нет! - сказал он уважительно. - Нет, разве можно…
- Ну, может, просто об этом не сообщили… - продолжал Мечтатель. - Я вот стал письма получать, вроде как мне пишут, а на конверте "Москва, Кремль, ЭкваПырисю"… очень как-то не по-русски звучит, но письма -точно мне…
Банов не знал, что ответить.
- Может, это ошибка? - спросила Клара.
- Может, - сказал Мечтатель, но лицо его выражало в этот момент крайнюю озабоченность. - Очень много писем таких приходит! Я вот на одно отвечал и както машинально подписал тоже - Эква-Пырись… . - Может, это просто ваша фамилия так на иностранный язык переводится? - предположила Клара.
- А-а… - кивнул Кремлевский Мечтатель. - Да… наверно, перевод…
- У вас такой хороший костюм, - решив отвлечь Мечтателя от тяжелых мыслей, сказала Клара.
- Вам нравится? - обрадовался он. - Жилетка просто прекрасная, вы не поверите - одиннадцать карманчиков. Таких жилеток даже до революции не было!..
"Почему "даже"?" - подумал Банов, но ничего не сказал.
Вдруг послышался свист.
- Птичка? - поднял указательный палец вверх Мечтатель.
Банов напряг слух.
Снова прозвучал свист, уже погромче, и тут же откуда-то из-за шалашика донеслось чье-то мурлыканье.
Банов вскочил на ноги. Так напряженно глянул на Клару, что и она поднялась.
- Бежим! - шепотом крикнул директор школы и понесся первый туда, где они расстались с Карповичем, на другую сторону холма.
Забежав за горб, Банов упал на землю.
Клара, запыхавшись, присела рядом.
Отдышавшись, они подползли к самому верхнему краю холма и выглянули оттуда.
Перед Мечтателем стоял солдатик с трехэтажным обеденным судком. Он что-то рассказывал старику, а тот в ответ улыбался. Потом, оглянувшись по сторонам, солдатик пожал Мечтателю руку и как-то по-приятельски похлопал его по плечу.
Ошарашенная Клара посмотрела на Банова.
- Как так можно? - спросила она. Банов пожал плечами. На землю упали первые капли дождя. Кремлевский Мечтатель с трехэтажным судком в руке забежал в свой шалашик.
Банов и Клара поднялись, пошли искать Карповича.