Голос был таким тихим, что Тиффани, наверное, и не расслышала бы его, если бы не замерла в ожидании очередного "Гн-гн-гнх-ххх!". И вот оно разразилось:
- Гн-гн-гнх-ххх!
- Идём со мной, Царица Цветов! Я покажу тебе мой мир. Я покажу тебе все цвета льда!
- ХЫРРРРРР!
Примерно три четверти Тиффани подумали: "О нет! А если я отвечу - он найдёт меня? Нет. Если бы он мог найти меня, он бы уже был здесь. А ладонь не чешется".
А оставшаяся четверть подумала другое: "Со мной говорит бог или некто, равный богам, и было бы очень здорово, Аннаграмма, если б ты перестала храпеть, заранее спасибо".
- Гн-гн-гнх-ххх!
- Я же сказала, мне жаль, что так вышло, - прошептала Тиффани, глядя на мерцающий огонёк свечи. - Я видела айсберг. Это… очень мило с твоей стороны.
- С тех пор я сделал ещё много таких айсбергов.
- ХЫРРРРРРРРРРРРР!
Много айсбергов, подумала Тиффани. Множество огромных ледяных плавучих гор, за которыми тянется шлейф туманов и бурь, и каждая гора выглядит в точности как я. Сколько кораблей уже врезались в них?
- Не стоило так утруждаться, - шепнула она.
- Я становлюсь всё сильнее! Я прислушиваюсь и учусь! Я понимаю людей!
За окном запел дрозд. Тиффани задула свечу, и в комнату просочился серый утренний свет.
Слушает и учится. Разве вьюга способна что-то понимать?
- Тиффани, Царица Цветов! Я делаюсь человеком!
Тут "гн-гн-гнх-хххи" и "хыррыы" сбились с ноги, налетели друг на дружку, слились в сложную последовательность всхрапов, и Аннаграмма проснулась.
- А-а… - Она зевнула, потянулась и посмотрела по сторонам. - Похоже, всё прошло неплохо.
Тиффани сидела, уставившись в стену. Как это он "делается человеком"? Что он имеет в виду? Ведь он никак не…
- Ты не задремала, а, Тиффани? - спросила Аннаграмма тоном, который она сама, должно быть, считала шутливым. - Ни на минуточку, а?
- Что? - переспросила Тиффани, по-прежнему глядя в стену. - А, нет. Я не спала.
Внизу уже кто-то проснулся, были слышны шаги. Спустя какое-то время заскрипела лестница, и низкая дверь комнаты открылась. Мужчина средних лет, робко потупившись, промямлил:
- Мама просила узнать, не хотите ли позавтракать, уважаемые?
- О нет, мы не можем злоупотреблять вашей добротой, у вас ведь так мало… - начала Аннаграмма.
- Да, спасибо, с удовольствием! - сказала Тиффани, опередив и заглушив её.
Человек кивнул и закрыл дверь.
- Да как ты могла! - возмутилась Аннаграмма, когда скрипучие шаги двинулись вниз по лестнице. - Они же бедняки! Я думала, ты…
- Умолкни, будь любезна! - огрызнулась Тиффани. - Замолчи и очнись наконец. Это настоящие, живые люди! А не какая-то выдумка. Сейчас мы спустимся вниз, поедим и скажем: "Спасибо, было очень вкусно", а эти люди скажут спасибо нам, и мы пойдём. И это будет означать, что всё сделано, как велит обычай, а для них важно, чтобы обычаи соблюдались. И вообще, они не считают себя бедняками, ведь все, кто живёт в округе, такие же бедняки. Но они не настолько бедны, чтобы не соблюдать обычаи. Вот когда на обычаи не хватает, это настоящая нищета!
Аннаграмма таращилась на неё с открытым ртом.
- Хорошенько подумай, прежде чем что-то сказать, - добавила Тиффани, тяжело дыша. - А лучше вообще ничего не говори.
На завтрак была яичница с ветчиной. За столом все вежливо помалкивали. Позавтракав и попрощавшись, всё в том же вежливом молчании, но уже на двоих, ведьмы полетели к дому, который все вокруг, должно быть, так и будут до скончания века считать домом госпожи Вероломны.
Перед дверью околачивался маленький мальчик. Едва девушки приземлились, он выпалил:
- Бабка Оббло сказала, ребёнок вот-вот родится и что вы дадите мне пенни!
Тиффани повернулась к Аннаграмме:
- У тебя ведь есть сумка?
- Ну да, э-э, целая куча.
- Нет, неотложная сумка. Та, которая всегда наготове у двери и в которой всё собрано на случай… - Увидев выражение ужаса на лице Аннаграммы, Тиффани сказала: - Ясно, сумки нет. Придётся обойтись без неё. Дай мальчику пенни, и полетели.
- А мы можем позвать кого-нибудь на помощь, если что-то пойдёт не так? - спросила Аннаграмма, когда они оторвались от земли.
- Мы и есть те, кого зовут на помощь, - просто сказала Тиффани. - И поскольку это всё-таки твой удел, я взвалю на тебя самую тяжёлую работу…
…отвлекать бабку Оббло. Бабка не была ведьмой, хотя большинство людей этого не знали. Она выглядела точь-в-точь как ведьма - точнее, точь-в-точь как старуха, скупившая весь каталог "Боффо" в день невиданной распродажи волосатых бородавок. А ещё она была немного не в себе, и её нельзя было и близко подпускать к женщинам, которые ждали первенца. Потому что бабка так и норовила рассказать им (гнусно хихикая) о том, что может пойти не так, и будущие матери начинали верить, что у них пойдёт не так решительно всё. Но ей можно было доверить уход за больными, главное, проследить, чтобы не прикладывала примочки из перегноя куда ни попадя.
На этот раз было много шума и хлопот, но ничего такого, что предрекала бабка Оббло. В итоге на свет явился резвый мальчик, который не превратился в мячик только потому, что Тиффани успела его поймать - Аннаграмма не умела держать младенцев.
Зато она отлично смотрелась в остроконечной шляпе, и, поскольку Аннаграмма была заметно старше Тиффани и почти ничего не делала, женщины в доме решили, что она и есть главная из двух юных ведьм.
Оставив её держать младенца (на сей раз правильной стороной вверх) и лопаться от гордости, Тиффани отправилась в долгий обратный путь через лес к Тир-Ньян-Ягг. Вечер выдался ясным и морозным, вот только ветер сдувал с деревьев колючие снежинки прямо ей за шиворот. Тиффани летела долго, ещё в пути она страшно устала и очень, очень замёрзла. Он не может знать, где я, повторяла она про себя в сумерках. И ума у него кот наплакал. Зима ведь рано или поздно закончится, да?
"Э-э… а как она закончится? - спросил Задний Ум. - Хоть мисс Тик и говорит, что достаточно просто быть, должно быть, надо ещё и что-то сделать, правда?"
Ну, придётся, наверное, немного погулять босиком, подумала Тиффани.
"Что, повсюду?" - полюбопытствовал Задний Ум, пока она петляла между деревьями.
"А может, это как быть королевой, - вмешался Дальний Умысел. - Королева просто сидит себе во дворце, иногда выезжает в карете и машет ручкой, и этого вполне хватает, чтобы вся махина королевствования работала и монархические дела шли своим чередом".
И всё же, стараясь не врезаться в деревья, попадавшиеся на пути, Тиффани одновременно пыталась увильнуть от крохотной мыслишки, которая так и норовила просочиться ей в голову: "Рано или поздно, так или иначе, он найдёт тебя… И как он может сделаться человеком, а?"
Заместитель почтмейстера Грош не верил врачам. От них все болезни, считал он. Поэтому он каждый вечер клал в свои носки немного серы и хвастался, что ни дня в жизни не болел. Возможно, это объяснялось тем, что мало кто решался приблизиться к нему - из-за запаха. Но однажды кое-что всё-та-ки приблизилось. Когда заместитель почтмейстера Грош открывал поутру почтамт, в здание ворвалась вьюга и вымела его носки дочиста.
И никто не услышал, как Зимовей сказал: "Серы довольно на человека!"
Когда Тиффани вошла, притопывая, чтобы отряхнуть снег с башмаков, нянюшка Ягг сидела у огня.
- Я смотрю, ты до костей замёрзла, - заметила она. - Стакан горячего молока с капелькой бренди, вот что тебе нужно, точно говорю.
- Д-д-да, - с трудом проговорила Тиффани, стуча зубами.
- Ну, тогда и мне тоже стаканчик сделай, ага? - улыбнулась нянюшка. - Шучу, шучу. Ты садись, отогревайся, я всё приготовлю.
Ноги Тиффани превратились в две ледышки. Она опустилась на колени перед очагом и протянула руки к котелку, висящему на большом чёрном крюке. Похлёбка в котелке побулькивала.
Настрой свои мысли и не теряй равновесия. Протяни руки, как будто хочешь приложить ладони к котелку, и сосредоточься, сосредоточься на заледеневших башмаках…
Прошло время, и она смогла почувствовать пальцы ног, а потом…
- Ой! - вскрикнула Тиффани, отдёргивая руки, и сунула пальцы (рук, конечно, а не ног), в рот.
- Мысли не смогла настроить, - заметила нянюшка с порога.
- Знаете, довольно непросто правильно настроиться после трудного дня и бессонной ночи, да ещё и когда Зимовей тебя повсюду ищет, - огрызнулась Тиффани.
- Огню-то без разницы, - пожала плечами нянюшка. - Молоко почти готово.
Когда Тиффани согрелась, жизнь стала гораздо лучше. Интересно, сколько бренди нянюшка Ягг добавила в её порцию? В свою собственную она, возможно, лишь капнула молока…
- Что ж, вот теперь стало хорошо, тепло и уютно, верно? - сказала нянюшка спустя какое-то время.
- Мы будем говорить о сексе, да? - спросила Тиффани.
- Кто тебе сказал? - невинно удивилась нянюшка.
- У меня вроде как предчувствие возникло, - ответила Тиффани. - И я знаю, откуда берутся дети, госпожа Ягг.
- Да уж надеюсь.
- И как они там заводятся, я тоже знаю. Я выросла на ферме, и у меня много старших сестёр.
- Хорошо, - сказала нянюшка. - Выходит, ты вполне подготовлена к жизни, как я посмотрю. И я мало что могу сказать такого, чего ты не знаешь. К тому же, насколько я помню, ни один бог отродясь не ухаживал за мной. Льстит оно тебе, а?
- Нет! - Тиффани посмотрела в улыбающиеся нянюшкины глазки. - Ну, немного, - призналась она.
- А боишься ты его?
- Да.
- А ведь бедняга сам пока не понял, во что влез. Начал-то он неплохо, ледяные розы и всё такое. А потом решил силу свою показать. Обычная история. Но ты не должна его бояться. Это он должен бояться тебя.
- Почему? Потому что я притворяюсь, будто я эта его цветочница?
- Потому что ты девушка! Что ж это такое, если умная девица не может обвести парня вокруг своего миленького пальчика? Он в тебя по уши втюрился. Одно твоё слово может превратить его жизнь в ад. Ах, когда я была молоденькой, один юноша чуть не бросился с Ланкрского моста, когда я дала ему от ворот поворот.
- Правда? И что потом?
- А потом я дала ему поворот обратно. Он, понимаешь, так здорово смотрелся, когда стоял на мосту, я и подумала: "Чтоб меня, ну что за чудная задница!" - Нянюшка откинулась в кресле. - Или возьми хоть беднягу Грибо. Он норовит порвать в клочья всё, что шевелится, но кошечка Эсме прыгнула прямо на него, и теперь он, страдалец мой, всякий раз, прежде чем зайти, сперва засовывается в дверь и смотрит, нет ли где той кошки. Ты бы видела его несчастную мордочку! Он её прямо всю морщит. Конечно, он мог бы разделаться с кошкой одним когтем, но она заморочила ему голову, и теперь он беспомощен против неё, как котёнок.
- Вы что, хотите сказать, что я должна расцарапать Зимовею лицо?
- Нет-нет, так грубо и прямолинейно, конечно, не стоит. Дай ему капельку надежды. Будь доброй, но неуступчивой…
- Он хочет жениться на мне!
- Это хорошо.
- Хорошо?!
- Да, ведь это означает, что ссора с тобой ему не нужна. Не говори ни "да", ни "нет". Веди себя как королева. Пусть он научится уважать тебя… Что это ты делаешь?
- Записываю, - ответила Тиффани, занося новые познания в дневник.
- Такие штуки нет нужды записывать, голубушка, - сказала нянюшка. - Они уже все записаны, где-то глубоко внутри тебя. Просто ты, думаю, ещё не дочитала до этой страницы. О, чуть не забыла - вот, пришло, пока тебя не было. - Порывшись среди подушек на кресле, она выудила оттуда два конверта. - Шон, сынок мой, почтальоном служит, он-то знает, что ты ко мне перебралась.
Тиффани едва сдержалась, чтобы не выхватить письма из рук нянюшки. Надо же, целых два письма!
- По сердцу он тебе, дружок твой из замка? - ухмыльнулась старушка.
- Это просто друг, который мне пишет, - холодно ответила Тиффани, напустив на себя надменный вид.
- Во-от умничка, вот так с Зимовеем и держись! - радостно одобрила нянюшка. - Кто он вообще, мол, такой, чтоб с тобой разговаривать? Так с ним и надо.
- Я прочту письма у себя в комнате, - сказала Тиффани.
Нянюшка кивнула:
- Одна из молодух, - (всем было известно, что нянюшка никак не может запомнить имена своих невесток), - приготовила нам чудную запеканку. Твоя порция в печке. А я пойду в пивную, пропущу стаканчик. Завтра ведь рано вставать.
Оставшись одна, Тиффани поднялась к себе и стала читать первое письмо.
Если смотреть невооружённым взглядом, то на Меловых холмах ничего не происходило. Они стояли в стороне от Исторических Свершений. Холмы жили маленькими свершениями, маленькими радостями и печалями. Тиффани с удовольствием читала о них.
Второе письмо было очень похоже на первое, только там было ещё и про бал. Роланд ездил на бал!
В поместье лорда Ахваланга, своего соседа! И танцевал там с его дочерью! Её зовут Йодиной, потому что лорд в своё время решил, будто это прекрасное имя для девочки! Они танцевали три танца! И ели мороженое! И Йодина показала ему свои акварели!!!
Как он может сидеть там и писать такое?!
Тиффани перевела взгляд на те строчки, где описывались обычные новости, вроде плохой погоды и неприятностей с ногой старой Агги, но смысл слов ускользал от неё, не удерживался в голове, потому что голова пылала.
Да кем он себя вообразил, что посмел танцевать с другой?
"Ты же танцевала с Зимовеем", - напомнил Дальний Умысел.
Ладно, допустим, но акварели!!!
"Зимовей показывал тебе свои снежинки", - заметил Дальний Умысел.
Но я же смотрела просто из вежливости!
"Может, и Роланд тоже - из вежливости".
Нет, это всё его тётки, думала Тиффани. Я им никогда не нравилась, я ведь простушка с фермы. А лорд Ахваланг страшно богат, и Йодина - его единственный ребёнок. Конечно, тётки решили женить Роланда!
Но как он может писать о том, что он ел мороженое с другой, будто так и надо! Это же всё равно что… всё равно что… всё равно что делать что-то очень плохое, вот.
А ещё и акварели…
"Вы с Роландом просто переписываетесь, и только потому, что так уж вышло", - напомнил Дальний Умысел.
Да, но…
"Да, но что?" - гнул своё Дальний Умысел.
Тиффани скрипнула зубами. Уж собственный-то ум мог бы быть на её стороне! Совести у него нет…
"Просто "Да, но…", ясно?" - сердито подумала она.
"Ты мыслишь не очень-то здраво на этот счёт", - заметил Дальний Умысел.
"Ты так считаешь? Знаешь, я весь день мыслила здраво. Я годами оставалась очень здравомыслящей! И я имею право пять минут позлиться, забыв о всяком здравомыслии, тебе не кажется?"
"Внизу на кухне есть запеканка, а ты не ела с самого завтрака, - напомнил Дальний Умысел. - Поешь, и тебе полегчает".
"Как я могу есть, когда они там акварели рассматривают? Как он посмел смотреть на её акварели?!"
Но Дальний Умысел был прав, хотя Тиффани от этого легче не становилось. Если уж предаваться горю и злости, то лучше на сытый желудок. Так что она спустилась вниз и вынула запеканку из печки. Пахло вкусно. Для милой старушки-мамы - только лучшее.
Она потянула на себя выдвижной ящик, чтобы достать ложку. Ящик застрял. Тиффани его и трясла, и дёргала, и несколько раз обругала, но ящик не сдвинулся с места.
- О да, продолжай, - сказал кто-то у неё за спиной. - Увидишь, как много с этого проку. Не включай голову, не пытайся осторожно засунуть пальцы в ящик и поправить то, что не даёт его открыть. О нет. Тряси и ругайся, только так!
Тиффани обернулась.
У стола стояла худая, усталая на вид женщина. Она была замотана в простыню на голое тело и курила сигарету. Тиффани никогда ещё не видела, чтобы женщина курила, да ещё сигарету, пылающую жарким пламенем и рассыпающую искры.
- Кто вы и что вы делаете на кухне госпожи Ягг? - строго спросила Тиффани.
Настал черёд незваной гостьи удивляться.
- Ты видишь меня? - спросила она. - И слышишь?
- Да! - рявкнула Тиффани. - И это помещение, где готовят пищу, если вы не заметили!
- Но ты не должна меня видеть!
- Я прекрасно вас вижу!
- Погоди минуту. - Незнакомка нахмурилась. - Ты ведь не просто человек, да? - Она как-то странно прищурилась, глядя на Тиффани. - А, так ты - та самая! Я угадала? Ты - новая Летняя Владычица?
- Забудем пока обо мне, кто вы такая? - сказала Тиффани. - И мы всего-то один раз танцевали!
- Анунайя, богиня Вещей, Застрявших В Ящиках, - представилась гостья. - Приятно познакомиться.
Она затянулась пылающей сигаретой, посыпались искры. Некоторые из них упали на пол, но, насколько могла видеть Тиффани, не оставили никаких следов.
- Для таких вещей есть отдельная богиня? - удивилась Тиффани.
- Ну, ещё я отыскиваю пропавшие штопоры и то, что закатилось под столы и тумбочки, - беспечно ответила Анунайя. - А иногда и то, что провалилось между диванными подушками. Мне хотят поручить и заедающие "молнии", но я пока думаю, стоит ли браться. Чаще всего я являюсь там, где люди дёргают застрявшие ящики и взывают к богам. - Она снова затянулась. - Чайку не нальёшь?
- Но я ни к кому не взывала!
- Взывала, - возразила Анунайя, рассыпав новый фейерверк. - Ты ругалась, проклинала ящик. Рано или поздно любое проклятие становится молитвой. - Она махнула свободной рукой, и что-то в ящике сделало "Бдзынь!". - Вот, теперь всё в порядке. Это была яйцерезка. В каждом доме есть такая, и никто не может сказать, откуда она взялась. Неужели кто-нибудь когда-нибудь думал: "Схожу-ка куплю яйцерезку?" Вряд ли.
Тиффани осторожно потянула ящик. Он легко открылся.
- Так вот, насчёт чаю… - напомнила Анунайя.
Тиффани поставила чайник на плиту.
- Вы знаете обо мне? - спросила она.
- О да. Такого уже давненько не случалось, чтобы бог влюбился в смертную. Всем интересно, как оно обернётся.
- Влюбился?
- О да.
- И вы хотите сказать, боги наблюдают за нами?
- Ну конечно, - кивнула Анунайя. - Те, что покруче, сейчас, считай, только этим и заняты. Но моё дело, говорят они, зажимать "молнии", о да, а меня, между прочим, по такой погоде руки еле слушаются!
Тиффани подняла глаза к потолку. Под потолком уже клубились плотные облака сигаретного дыма.
- Они всё время смотрят на нас? - ахнула она в ужасе.
- Я слышала, твоя история сейчас привлекает больше внимания, чем война в Клатчистане, а она пользовалась большой популярностью. - Анунайя опустила взгляд на свои руки. Пальцы и кисти были красные. - Ну вот, обморозила! Но им-то, конечно, наплевать…
- Они смотрят, даже когда я… моюсь? - спросила Тиффани.
Анунайя неприятно усмехнулась:
- Да. И темнота им тоже не помеха. Лучше просто не думай об этом.