- Только не пугайся, - произнес голос у меня за спиной.
Это предложение определенно нужно отнести к числу знаменитых последних слов, которые можно услышать перед смертью. (Сразу после "Он не заряжен" и "Он просто хочет поиграться".) Конечно, я ужасно испугалась.
- Это всего лишь я. - Гидеон стоял за диваном и улыбался мне сверху вниз.
Его вид тут же привел меня в особое состояние, и гамма различных чувств затопила меня изнутри, не задаваясь определенным направлением.
- Мистер Уитмен подумал, что тебе не помешает общество, - сказал Гидеон легко. - А я вспомнил, что здесь срочно нужно поменять лампочку. - Он подбросил в руке лампочку, как жонглер мячик, поймал ее и грациозным движением опустился рядом со мной на диван. - У тебя здесь уютно. Кашемировый плед! И виноград. Похоже, миссис Дженкинс весьма к тебе расположена.
Всматриваясь в его бледное красивое лицо и пытаясь взять под контроль свои хаотические чувства, я все же сообразила захлопнуть "Анну Каренину". Гидеон внимательно наблюдал за мной, его взгляд скользил от лба к глазам и вниз, ко рту. Я хотела отвернуться и отодвинуться от него, но одновременно не могла наглядеться, так что продолжала пристально смотреть, как кролик на удава.
- Может, скажешь "привет"? - сказал он и снова заглянул мне прямо в глаза. - Даже если ты на меня сердишься.
То, что он при этом, забавляясь, поднял уголки губ, вывело меня из оцепенения.
- Спасибо, что напомнил. - Я убрала волосы со лба, уселась прямо и снова открыла книгу, на этот раз в самом начале. Я буду просто игнорировать его, нечего ему думать, что между нами все в порядке.
Но Гидеон не позволил так легко отделаться от себя. Он посмотрел на потолок.
- Чтобы поменять лампочку, я должен ненадолго выключить свет. Временно будет совсем темно.
Я ничего не произнесла.
- У тебя есть фонарик?
Я не ответила.
- С другой стороны, похоже, проблем с лампой нет. Может, оставим все как есть?
Я чувствовала его взгляды, как будто он касался меня, но упорно смотрела в книгу.
- Хмм… Можно мне взять пару виноградин?
Теперь я потеряла терпения.
- Да, бери. Но оставь меня в покое! - резко сказала я. - И закрой рот, окей? У меня нет ни малейшего желания вести с тобой светский разговор.
За то время, что ему понадобилось, чтобы съесть виноград, он не произнес ни слова. Я перевернула страницу, хотя не прочитала ни одного слова.
- Я слышал, у тебя сегодня утром были визитеры. - Он начал жонглировать двумя виноградинами. - Шарлотта что-то говорила о таинственном сундуке.
Ага. Оттуда значит дует ветер. Я опустила книгу на колени.
- Какую часть от "закрой рот" ты не понял?
Гидеон широко ухмыльнулся.
- Эй, это нельзя назвать светской беседой. Я бы хотел узнать, как Шарлотте могла в голову прийти идея, что тебе кое-что подкинули Люси и Пол.
Он появился, чтобы выведать у меня что-нибудь. Скорее всего, по заданию Фалька и остальных. "Будь к ней внимательным, и она наверняка тебе расскажет, где и что она прячет". Считать женщин глупышками было, в конце концов, хобби всего рода де Вилльеров.
Я уселась скрестив ноги на диване. В гневе мне было легче смотреть ему в глаза, чтобы при этом нижняя губа не дрожала.
- Спроси у Шарлотты, как ей могло прийти такое в голову, - сказала я холодно.
- Спрашивал. - Гидеон тоже уселся скрестив ноги, так что мы сидели на диване друг напротив друга, как два индейца в типи. Было ли это противоположностью трубке мира? - Она считает, что ты каким-то образом заполучила хронограф, а твои брат и сестра, бабушка Мэдди и даже дворецкий тебя покрывают.
Я покачала головой.
- Никогда не думала, что произнесу эти слова, но у Шарлотты слишком богатая фантазия. Достаточно пронести через дом сундук, как она тут же начинает бредить.
- А что было в сундуке? - спросил он, не слишком заинтересованно.
Господи, как наивно!
- Ничего! Мы используем его как карточный столик при игре в покер. - Мне самой так понравилась идея, что я с трудом подавила ухмылку.
- Аризонский холдем? - поинтересовался Гидеон, став чуть внимательнее.
Ха-ха!
- Техасский холдем, - сказала я. Как будто меня можно поймать на такую дешевую уловку! Папа Лесли научил нас играть в покер, когда нам было по двенадцать лет. Он считал, что девочки обязательно должны уметь играть в покер, - почему, он нам никогда не объяснял. Во всяком случае, благодаря ему мы знали все приемы и были мастерами блефа. Лесли, правда, все еще чесала нос, когда у нее была хорошая карта, но об этом знала только я. - Иногда Омахский, но реже. Понимаешь, - я доверительно наклонилась к нему, - азартные игры запрещены у нас в доме: моя бабушка установила строгие правила. Мы, собственно, исключительно из протеста и упрямства начали играть - бабушка Мэдди, мистер Бернхард, Ник и я. Но потом игра стала доставлять нам удовольствие.
Гидеон задрал одну бровь. Он был под сильным впечатлением. Я его понимала.
- Может быть, леди Ариста права, и игра в карты - начало всех пороков, - продолжала я. Я по-настоящему вошла в роль. - Сначала мы играли только на лимонные карамельки, но сейчас ставки возросли. Мой брат на прошлой неделе проиграл все свои карманные деньги. Если бы леди Ариста знала! - Я наклонилась еще больше и пристально посмотрела Гидеону в глаза. - Но, пожалуйста, не говори Шарлотте, она тут же наябедничает. Пусть лучше выдумывает истории об украденном хронографе!
Весьма довольная собой, я выпрямилась. Гидеон выглядел все еще пораженным. Некоторое время он молча разглядывал меня, потом внезапно протянул руку и погладил меня по голове. Куда только девалось всё мое самообладание!
- Прекрати! - Он действительно не чурался никаких уловок! Мерзавец. - Что ты тут вообще делаешь? Мне не нужно никакое общество! - К сожалению, слова прозвучали менее ядовито, чем мне хотелось, скорее жалобно. - Разве ты не должен выполнять какую-то тайную миссию и брать кровь у людей?
- Ты имеешь в виду Операцию "Шаровары" вчера вечером? - Он перестал гладить меня, но взял прядь волос и пальцами перебирал ее. - Она выполнена. Кровь Илэйн Бэргли уже в хронографе. - Две секунды он смотрел мимо меня в пустоту и выглядел при этом очень грустно. Потом взял себя в руки. - Не хватает лишь крови неуступчивой леди Тилни, Люси и Пола. Но поскольку мы теперь знаем, в каком времени обосновались Люси и Пол и под каким именем они жили, это стало формальностью. О леди Тилни я позабочусь завтра утром.
- Я думала, что у тебя появились сомнения в правильности того, что ты делаешь, - сказал я и освободила волосы от его руки. - Что, если Люси и Пол правы и Круг крови нельзя замыкать? Ты же сам утверждал, что такое возможно.
- Правильно. Но я не собирался рассказывать это Хранителям. Ты - единственная, с кем я поделился.
О, какой тонкий психологический ход. Ты единственная, кому я доверяю. Но я тоже умею делать хитрые ходы. (Я тут же вспомнила рассказ о покере!)
- Люси и Пол сказали, что графу нельзя верить. Что он замыслил что-то злое. Ты сейчас тоже в это веришь?
Гидеон покачал головой. Его лицо внезапно напряглось и стало серьезным.
- Нет. Я не думаю, что он злой человек. Я только думаю… - Он поколебался. - Я думаю, что он благополучие одного человека ставит ниже благополучия общества.
- Даже собственное?
Он не ответил, а снова протянул руку. На этот раз он накрутил прядь волос на палец. В конце концов он произнес:
- Предположим, ты можешь создать что-то сенсационное, ну например… я не знаю… лекарство против рака и СПИДа и всех остальных болезней во всем мире. Но для этого один человек должен умереть. Что ты будешь делать?
Кто-то должен умереть? Это и было причиной, почему Люси и Пол украли хронограф? Они считали, что цена за это слишком высока, услышала я голос мамы. Цена - жизнь одного человека? У меня перед глазами тут же возникли соответствующие сцены из кинофильмов, с перевернутыми крестами, человеческими жертвами на алтаре и мужчинами в капюшонах, бормочущими вавилонские заклинания. Что было не слишком похоже на Хранителей - может быть, за незначительными исключениями.
Гидеон ожидающе смотрел на меня.
- Пожертвовать жизнью одного ради спасения многих? - пробормотала я. - Нет, я не думаю, что это слишком высокая цена, с прагматической точки зрения. А ты?
Гидеон долго ничего не говорил, он только скользил взглядом по моему лицу и играл с моим локоном.
- А я думаю, - сказал он в конце концов. - Не всегда цель оправдывает средства.
- Означает ли это, что ты сейчас не будешь делать то, что граф от тебя требует? - вырвалось у меня - признаюсь, не слишком изящно. - Например, играть моими чувствами? Или моими локонами?
Гидеон убрал руку от меня и удивленно посмотрел на нее, будто она ему не принадлежала.
- Я не… Граф мне вовсе не приказывал играть твоими чувствами.
- О, не приказывал?! - В одно мгновение я снова разозлилась. - Мне он, во всяком случае, сказал что-то такое. Что он глубоко впечатлен, как хорошо ты справился со своим заданием, хотя у тебя было так мало времени, чтобы манипулировать моими чувствами, и ты - как глупо! - так много сил потратил не на ту жертву - в смысле Шарлотту.
Гидеон вздохнул и потер тыльной стороной ладони лоб.
- У нас с графом действительно состоялось пару разговоров о… э-э-э… мужских разговоров. Он считает - и учти, он жил более двухсот лет тому назад, это можно извинить, - что действия женщин определяются эмоциями, тогда как мужчины руководствуются разумом, и что поэтому для меня было бы лучше, если моя партнерша по прыжкам во времени была бы влюблена в меня, чтобы в сложных случаях я мог бы контролировать ее поведение. Я думал…
- Ты… - перебила я его гневно. - Ты думал: ну тогда я позабочусь о том, чтобы все получилось!
Гидеон встал и стал быстро ходить по комнате. По какой-то причине он выглядел крайне взволнованным.
- Гвендолин, я же тебя ни к чему не принуждал, правда? Наоборот, я часто плохо обращался с тобой.
Я, онемев, смотрела на него.
- И я теперь должна тебя за это благодарить?
- Конечно нет, - сказал он. - Или да, должна.
- Ну так что теперь?
Он сверкнул на меня глазами.
- Почему девушкам нравятся парни, которые плохо с ними обращаются? Воспитанные, очевидно, и в половину не так интересны. Иногда мне с трудом удается сохранять уважение к девушкам. - Он все еще носился по комнате, как тигр в клетке, делая длинные, раздраженные шаги. - К тому же у лопоухих или прыщавых не такой большой выбор.
- Какой ты циничный и поверхностный! - Я не могла прийти в себя из-за поворота, который принял этот разговор.
Гидеон пожал плечами.
- Спрашивается, кто здесь поверхностный. Или ты позволила бы мистеру Марли себя поцеловать?
На какой-то миг я действительно была выбита из колеи. Небольшое, совсем крохотное зерно правды, возможно, и было в его словах. Но потом я покачала головой.
- Ты забыл кое-что решающее в своей потрясающей аргументации. Несмотря на твою внешность совершенно без прыщей - мои поздравления, кстати, по поводу твоей самоуверенности - я никогда не позволила бы тебе себя поцеловать, если бы ты не солгал мне и не притворился, что испытываешь ко мне какие-то чувства. - Тут же слезы подступили к глазам. Но я продолжила дрожащим голосом: - Я бы никогда… не влюбилась в тебя.
А если бы влюбилась, никогда бы тебе этого не показала. Гидеон отвернулся от меня. Какой-то момент он стоял, полностью замерев, а потом внезапно ударил со всей силы ногой в стену.
- Черт возьми, Гвендолин, - сказал он сквозь сжатые зубы. - А ты всегда была правдива со мной? Разве ты не врала, где только можно?
Пока я искала ответ - он был действительно мастером повернуть оружие противника против него самого - я почувствовала знакомое головокружение, но на этот раз мне было плохо как никогда. Испуганно я прижала "Анну Каренину" к груди. На корзинку времени уже не хватило.
- Ты хоть и позволяла мне целовать себя, но никогда мне не доверяла, - еще услышала я слова Гидеона.
Что он сказал дальше, я не знала, потому что в следующий момент приземлилась в настоящем и должна была собрать все силы, чтобы меня не стошнило под ноги мистеру Марли. Когда я наконец утихомирила свой желудок, Гидеон тоже уже был здесь. Он стоял, прислонившись к стене. В его лице не осталось и следа злости, он грустно улыбался.
- Мне бы очень хотелось принять участие в вашей игре в покер, - сказал он. - Я хорошо умею блефовать.
И он вышел из комнаты, не обернувшись.
~~~
Из инквизиционных протоколов доминиканского патера Жан-Петро Бариби
Библиотека университета в Падуе
(расшифровал, перевел и обработал доктор М. Джордано)
25 июня 1542 года
Я все еще провожу расследование в монастыре С. по случаю юной Элизабетты, которая, по словам ее отца, беременна ребенком от дьявола. В докладе на имя Главы Конгрегации я не скрыл своего предположения, что М. слишком - благосклонно говоря - склонен к Божественному просветлению и считает себя призванным нашим Господом уничтожить зло этого мира. Очевидно, что он предпочтет обвинить собственную дочь в ведьмовстве, чем принять, что она не соответствует его представлениям о целомудрии. Я уже упоминал ранее его хорошие отношения с Р. М., у него существенное влияние в этом регионе, в связи с чем мы еще не можем считать дело закрытым. Опросы свидетелей были чистой воды издевательством. Две юные соученицы Элизабетты подтвердили высказывания виконта о появлении демона в саду монастыря. Маленькая София, которая так и не сумела правдоподобно объяснить, почему она совершенно случайно в полночь сидела в кустах в саду, описывала великана с рогами, горящими глазами и копытами, который как ни странно исполнил номер на скрипке, прежде чем заняться развратом. Другая очевидица, близкая подруга Элизабетты, произвела впечатление гораздо более разумной. Она рассказала о хорошо одетом и высоком молодом человеке, который заманил Элизабетту в свои сети прекрасными словами. Он якобы появлялся ниоткуда и таял в воздухе без следа, что она, однако, сама не наблюдала. Сама Элизабетта доверила мне, что молодой человек, так умело преодолевший стены монастыря, не имеет ни рогов, ни копыт, а происходит из уважаемого рода, и что она даже знает его имя. Я уже радовался, что дело движется к разъяснению, как она добавила, что она, к сожалению, не может связаться с ним, так как он прилетает к ней по воздуху из будущего, точнее из года 1723 от Рождества Христова.
Представьте только мое отчаяние по поводу душевного состояния окружающих меня людей - я очень надеюсь, что Глава Конгрегации меня как можно скорее отзовет во Флоренцию, где меня ожидают настоящие дела.
Глава восьмая
Сверкающие райские птицы, цветы и растения в голубых и серебряных тонах свивались в орнаменте на парчовом корсаже, рукава и юбка были из тяжелого темно-синего шелка, который при каждом шаге шуршал и шумел, как море в шторм. Я понимала, что в таком платье любая выглядела бы принцессой, но все-таки я была потрясена собственным отражением в зеркале.
- Это… непостижимо красиво! - прошептала я, благоговея.
Ксемериус засопел. Он сидел на остатках парчи возле швейной машинки и ковырялся в носу.
- Девчонки! - сказал он. - Сначала они упираются руками и ногами, чтобы не идти на бал, но стоит натянуть на них красивую тряпку, они уже готовы напрудить в штаны от волнения.
Я игнорировала его и повернулась к создательнице этого мастерского произведения.
- Но другое платье тоже было прекрасно, мадам Россини!
- Да, я знаю. - Она улыбалась. - Мы используем его в другой раз.
- Мадам Россини, вы - настоящий человек искусства! - произнесла я от всей души.
- N'est-ce pas? - Она подмигнула мне. - И как человек искусства я всегда могу передумать. Прошлое платье показалось мне слишком бледным к белому парику. Такой коже, как у тебя, необходим выразительный - comment on dit? - контраст.
- О да! Парик! - Я вздохнула. - Он всё испортит. Можно сначала сделать фото?
- Bien sûr. - Мадам Россини пересадила меня на стульчик перед туалетным столиком и взяла у меня из рук мобильник.
Ксемериус расправил крылья, перелетел ко мне и не слишком удачно приземлился прямо перед фарфоровой головой, на которую был натянут парик.
- Ты в курсе, что обычно водится в таких штуках, да? - Он запрокинул голову и посмотрел снизу вверх на башню из белых волос. - Блохи, совершенно определенно. Возможно, моль. А может быть, что-то и похуже. - Он театрально задрал лапы. - Одно слово: ТАРАНТУЛ!
Я воздержалась от комментария, что urban legends стары как мир, и демонстративно зевнула. Ксемериус уперся лапами в бока.
- Но это правда, - сказал он. - Только ты должна бояться не пауков, а некоего графа, если вдруг ты в своем упоении одежкой об этом забыла.
К сожалению, тут он был прав. Но сегодня, выздоровевшей и тут же объявленной Хранителями годной идти на бал, мне хотелось лишь одного - позитивного мышления. И где, если не в ателье мадам Россини, нужно было этим заниматься?
Я бросила на Ксемериуса строгий взгляд и посмотрела на переполненные платьями стойки. Одно платье было прекраснее другого.
- А нет ли у вас случайно чего-нибудь в зеленом тоне? - спросила я тоскливо.
Я помнила про вечеринку у Синтии и про костюмы марсиан, которые Лесли для нас придумала. "Нам нужны будут только пару зеленых мешков для мусора, немного толстой проволоки, пустые консервные банки и несколько шаров из пенопласта", - сказала она. - "Со степлером и термоклеевым пистолетом мы в одно мгновение превратимся в классных винтажных марсиан. Так сказать, живое современное искусство, к тому же не будет нам ни пенни стоить".
- Зеленом? О да, - сказала мадам Россини. - Когда все еще думали, что рыжая худышка (она произносила "удишка") - будет прыгать во времени, я много зеленого использовала, он прекрасно гармонирует ("армоньирует") с рыжими волосами и, конечно, с зелеными глазами юного бунтаря.
- Ой-ёй! - сказал Ксемериус и погрозил ей лапой. - Опасная почва, драгоценная!
В этом он был прав. Юный мерзавец-бунтарь однозначно не был в списке позитивных вещей, о которых я хотела думать. (Но если Гидеон действительно появится на этой вечеринке с Шарлоттой, я точно не буду там торчать в мусорном мешке! Лесли может что угодно говорить о "крутизне" и современном искусстве.)
Мадам Россини расчесала мои длинные волосы и собрала их сверху резинкой.