…Когда утреннее солнце заглянуло в мутные окошки гостиницы, Орландина была уже на ногах. Плеснув в лицо воды из умывального кувшина и одевшись, она растолкала сестру и сообщила, что намерена отправиться в город на разведку. А сестра чтоб из гостиницы ни ногой. И вообще, хорошо, если бы она все время могла просидеть в номере. Дабы вконец не заскучать, пусть, наконец, займется делом. Например, таки попробует расшифровать те документы, которые попали к ним в руки вместе с камнями и "синей пылью". А то все времени не хватало из-за этих пряток-догонялок. Или можно поучить Ваала каким-нибудь уморительным трюкам. Ну, хоть вытаскивать из кисета билетик с предсказаниями. Народ такое любит. Она и сама пару раз умирала с хохоту, наблюдая на рынках Сераписа сцены кусичиных гаданий. Выйдет что из затеи - на какое-то время доход им обеспечен. И пусть толстый тунеядец не ленится, отрабатывает свои харчи.
- А на всякий случай вот, - она протянула Орланде кинжальчик, - как раз по твоей руке. Если что… Короче, если станет кисло, бей сразу без разговоров. Лучше в живот. Да не сверху, такой удар отбивается с полпинка, а вот так, от бедра снизу вверх, слева направо.
Орландина показала, как именно следует бить.
- Я не смогу! - вымолвила Орланда, однако кинжал взяла, хотя и осторожно, как ядовитую змею.
- Сможешь! - отрезала воительница. - Ты такая же, как я…
Оставшись в одиночестве, Орланда посидела некоторое время на кровати. Затем походила по номеру. Повздыхала и принялась за работу.
Записки, обнаруженные ими в мешочках с драгоценностями и наркотиками, были написаны священными иероглифами. Это бы еще полбеды. Иероглифы она, спасибо матушке Сибилле, разбирала.
Вся загвоздка была в том, что автор таинственных записок (несложно было понять по почерку, что писал их один человек) пользовался архаичным вариантом иероглифов, вышедшим из употребления уже невесть сколько веков тому - еще до Цезаря и даже Птолемеев.
Провозившись с час, она только и разобрала, что пару имен: Мерланиус, Арторий, Ланселат. Имена, конечно, громкие и известные, но что это им с сестрой дает?
- Ох, устала! Да и поднадоело порядком. Нужно малость передохнуть.
Взялась за дрессировку. Навертела из кусочка старого папируса трубочек и рассыпала перед кусиком на столе.
- Ну-ка, - скомандовала. - Тащи!
Ваал хмуро уставился на кучку, лежавшую у него перед носом, презрительно фыркнул и повернулся к ней задом. "Угощение" явно не было ему по вкусу.
- Вот что я тебе скажу, милый! - елейным тоном обратилась она к пушистику. - Ты, конечно, уже дважды меня сильно выручил. Можно сказать, спас жизнь…
Кусик согласно хрюкнул и скромно потупился. Что есть, то есть. Если б не его героические зубы, то одному Всевышнему ведомо, что было бы с подружкой.
- И тем не менее, - продолжила воспитательница, - трудиться должны все! Слышишь?! Все-э!!
Зверек, обидевшись на такую черную неблагодарность, потрусил восвояси и забился под кровать. Оттуда раздались его печальные ламентации.
- Ух, дармоед! - подбоченившись, топнула ножкой девушка. - Жрать любишь, а работать нет!
Кстати, о еде. Ведь уже давно обедать пора. Голод властно напомнил о себе неприятным бурчанием в животе.
Позабыв все наставления премудрой сестры, Орланда покинула свое убежище, не забыв аккуратно запереть дверь на ключ, и спустилась вниз. Пятнистого приятеля оставила под замком. Пускай поразмыслит над своим поведением.
Постояльцев, харчевавшихся в столовой зале таверны, было немного.
За небольшим столом в углу степенно вкушала жаркое в винном соусе троица купцов средней руки - небритых и сизоносых. Распространяя запах давно немытого тела, конского пота и перегара, дремал у очага мавр, а может, и туарег, кто их, чернокожих, поймет, все на одно лицо. Пара грубо накрашенных проституток коротала время за столиком в ожидании клиентов.
Давешняя служанка-невольница принесла кашу с фруктами и не слишком большой, хотя и не маленький кувшин с неким дымящимся напитком.
- Это что? - подозрительно поинтересовалась постоялица.
Рабыня пожала плечами.
- Кофе, что же еще?
Мигом покончив с кашей (как же она все-таки проголодалась!), Орланда осторожно пригубила питье, оказавшееся сладким и довольно приятным на вкус. По правде сказать, куда лучше монастырской бурды, которой их иногда потчевала сестра Сусанна! И как ей показалось, в напиток было добавлено что-то покрепче. Впрочем, она не возражала. Ежели чуть-чуть, самую капельку, так оно же и не вредно, и не грешно.
Вскоре кувшин опустел на треть, потом наполовину, потом…
Оглядевшись по сторонам, Орланда не могла не отметить, что окружающее вовсе не такое серое и противное, как ей показалось вначале.
Эти симпатичные девушки у того стола, эти солидные благообразные торговцы… Даже темнокожий… Какой у него мужественный профиль, словно у патриция со старинных картин.
Что-то в сон клонит… Подремать, что ли? Ткнулась лбом в изрезанные доски стола. Вскинулась и затрясла головой, пуча, что есть сил глаза. Нет, так не годится - спать за столом в кабаке! Она же не какая-то там бродяжка…
Странно.
Почему никак не удается поднять башку, словно она приклеена…
Последним воспоминанием Орланды было, что ее кто-то несет на руках, и она бессильно расслабилась, ощущая вонь конского пота и немытого тела…
Глава 8. НЕРАДОСТНЫЕ МЫСЛИ
Трибун Ланселат, ближайший друг префекта Британии Артория, потомок древних кельтских царей, гогоча, как жеребец, гонялся за супругой своего патрона, прекрасной Януарией.
Дело происходило ночью, в священной роще друидов, что в паре миль за окраиной Сераписа, месте, которое Орланде показывали лишь издали и куда ни под каким видом христианке попадать не дозволялось. Тем не менее она, крадучись, пробиралась меж стволов, зачем-то следя за парочкой.
На воине был тяжелый персидский пластинчатый доспех, на Януарии-Жиневер - странное одеяние, состоявшее из замшевых ремней.
Несколько раз на их пути попадались друиды, пытавшиеся прекратить святотатство, но Ланселат просто отшвыривал их пинками прочь с дороги, и убеленные сединами старцы на карачках расползались по кустам.
Вот, наконец, трибун догнал женщину, повалил ее и, затащив в дупло огромного дуба, овладел визжащей от удовольствия красоткой, даже не сняв кольчуги.
Во все глаза Орланда смотрела на эту непристойную сцену.
- Нравится? - с тихим смешком осведомился кто-то сзади.
Девушка в страхе обернулась.
Позади нее стоял советник Артория, верховный понтифик Мерланиус. Его она как-то видела мельком, когда он в свите своего господина приезжал в монастырь.
- Как насчет того, чтобы последовать примеру этой благонравной дамы? - с той же усмешкой осведомился старец.
- Это не с тобой ли? - подавляя страх, бросила она ему прямо в лицо и, подражая сестре, добавила: - Старый козел!
- Понимаю тебя. - Колдун не обиделся.
Миг, и перед оторопевшей послушницей стоял уже не лысый и высохший серокожий субъект, а широкоплечий великан в набедренной повязке и львиной шкуре на загорелых плечах: ни дать ни взять кимр Горро, старший телохранитель Артура.
- Сгинь! - перекрестилась она. - Исчезни, нечистый! Ты, сын дьявола! Вот я тебе сейчас!..
Приняла боевую стойку, примериваясь, куда бы посподручнее ударить чародея.
Мерланиус, опять ставший самим собой, рассмеялся.
- Интересно… Вот, значит, что обо мне думают люди. Кто же тебе такое сказал?
- Матушка Кезия, - запинаясь, промямлила Орланда, - говорила, что…
Не закончив, подавилась собственными словами.
Настоятельница собиралась ее убить. Она уже давно это поняла. Иначе с чего бы это Кезии посылать ее за спрятанным кисетом, не дожидаясь утра? И как "своевременно" появились в том дворе душегубы. Словно наверняка знали, что туда припожалует глупая послушница.
- Вот как? - последовал смешок. - Но если и так, то я по крайней мере знаю своего отца. А вот ты этим похвастаться не можешь.
И шагнул к Орланде, похотливо протягивая руки.
- Не подходи! Я знаю молитвы против нечистой силы! Уже не одного, такого как ты, успокоила!
Никакой реакции. Только руки чародея словно стали длиннее. Вот они уже дотянулись до ее шеи. Холодные, как лягушки, пальцы коснулись кожи.
- Ваал! На помощь! Куси его!
Адский хохот заглушил ее беспомощные вопли.
И вдруг старец резко одернул руки. Словно обжегшись. Точно, вот он даже подул на ладони.
Удивленно вперил в послушницу круглые водянистые глаза.
- Не может быть, - пробормотал вполголоса. - Дивий Ключ? Но откуда… Да нет…
Его руки вновь потянулись к шее девушки.
- Сестра, сестра, спаси! - заверещала она. - Сестра-а-а!!!
И проснулась.
- Ну что тебе, горе мое?
Повернув голову, раскалывавшуюся тупой болью, беглая послушница с великим облегчением увидела Орландину, сидевшую на койке рядом.
- Нельзя одну оставить… Это ж надо, так упиться с кувшинчика кофе с медовухой.
Как сквозь сон Орланде вспомнилось: вливающийся внутрь сладкий напиток, блаженное головокружение, чьи-то руки, несущие ее куда-то…
И тут ужас пронзил ее. Она вспомнила рассказы своих подруг, послушниц и монахинь (в обитель попадали самыми разными путями, и не всегда путями праведными). Повествования о том, что может случиться с девушкой, решившейся в одиночестве предаться винопитию в трактире или ином злачном месте.
Торопливо стала ощупывать свою одежду.
- Спохватилась! - услышала насмешливый комментарий сестры. - О чем только думала, когда пила? Да успокойся, ничего такого с тобой не случилось. Скажи спасибо князю Адхарру. У туарегов женщин уважают, не то что в некоторых просвещенных государствах.
Орланда привстала и, сморщившись, провела рукой по ломящему затылку.
- На, попей, полегчает. - У ее рта появилась чарка с острым рассолом.
И в самом деле, боль отпустила и девушка смогла сесть на койке.
- И с чего ты такое учудила? - продолжала комментировать ее опрометчивый поступок сестра. - Или у вас в этой вашей обители все такие: чуть что, так сразу напиваться и развлекаться? Не зря говорят, запретный плод сладок. Это все от безделья. Зарылись у себя там, словно кроты…
Скверное самочувствие и раздражение выплеснулось наружу. Орланда решительно вскочила. Пусть это ее сестра, пускай спасла ей жизнь и честь, но считать ее никчемной дурой она никому не позволит!
- Сама ты крот! Если хочешь знать, после принятия пострига я собиралась поехать в Персию просвещать огнепоклонников.
Рассмеявшись, Орландина помотала головой.
- Нехорошо смеяться над верой, даже над чужой, - тихо пробормотала девушка, опустив глаза.
- Ой, извини, сестренка, я просто представила, что с тобой было бы…
- Пострадать во имя веры… - начала было Орланда.
Амазонка фыркнула и вновь рассмеялась.
- Пострадать? Если бы у тебя что-то и пострадало, так это то, что ты так боишься потерять. - И объяснила слегка запунцовевшей Орланде: - Определили бы тебя в гарем к какому-нибудь сатрапу, и рожала бы ты ему детишек. Уж я их порядки знаю, была там, как-никак.
- Ты была в Персии? - недоверчиво протянула послушница.
- Ну да, в Экбатанах. Вместе с матерью. Про шаха Каббаса и его наемников слышала?
Глаза Орланды округлились в изумлении.
- Ты была среди "Десяти славных тысяч"? Ты сражалась в том великом походе? Но ведь…
- Да не сражалась я, - пояснила воительница. - Меня матушка с собой взяла, ведь считалось, что поход будет легким. Кто ж знал, что этот идиот проср… проиграет трон?
Да, сераписским наемникам тогда пришлось кисло - отступать по враждебной стране, потеряв обозы, да еще имея на хвосте степную конницу… Под конец, в Эльдурских горах, когда припасы подходила к концу, ей приходилось слышать слова окружающих на тему, что от девчонки вполне может быть толк - как-никак пуд живого мясца…
Она тогда думала, что взрослые дяди шутят. Может быть, и в самом деле шутили. Только вот, вспоминая этих седых убийц, переживших не одну осаду во время жутких Рейнских войн, Орландина прикидывала, что наверняка многим из них довелось попробовать "странного мяса".
Вот, у того же Гордиана старшего братишку сожрали аллеманские наемники в Лютеции - просто схватили игравшего на улице мальчика и уволокли в переулок. Это было уже в конце осады, когда магистрат договорился с войсками Хлодвига Бешеного, чтобы умерших и погибших хоронили за стенами во имя спасения тел от поругания.
- Так что была бы ты там такой себе почтенной матроной, жила бы во дворце, а он делал бы тебе детишек в год по одному… А как помер, пришлось бы тебе выйти замуж за его брата.
- Какой ужас! - передернула плечами Орланда.
В ответ воительница снова расхохоталась. Пожалуй, первый раз за много дней ей вдруг стало по-настоящему смешно.
- Тебе бы все смеяться! - голос Орланды дрожал, и в нем уже явно сквозили слезы.
- Ой, не могу… Ну, в самом деле! Чего страшиться-то! Этой самой штуки! Корня… жизни… Ты баба, так? А стало быть, для этого самого дела на свет родилась!
- По-твоему, значит, женщина - лишь сосуд для удовлетворения мужичьего желания?! - пылко воскликнула Орланда.
- Ну, сосуд там или не сосуд, но только ведь раз Бог создал людей такими, как они есть, совсем, что полагается, то почему пользоваться этими штуками грех? Нет, не понимаю я вашей веры, сестренка.
Послушница хотела было возмутиться, но тут странная мысль заставила ее замолчать. Святые небеса, да ведь повернись все по-другому, это Орландина сейчас в растерянности бормотала бы молитвы и вытирала слезы, а она, Орланда, сурово учила бы ее жить и поминала вполголоса разных лжебогов и бесов.
У девушки даже дыхание перехватило - неужели именно так бы все и было?
Неужели все в мире - пустая игра случая и вовсе нет никакого Божьего промысла в том, что она росла в молитвах и благочестии, в то время как родная сестра воспитывалась в грехе и ужасах мира? И она сама, точно так же посмеиваясь, говорила бы, что невинность и целомудрие хороши до шестнадцати весен и женщина рождается на свет исключительно, чтобы быть рабой мужской похоти? И с непонимающей ухмылочкой пожимала бы плечами в ответ на слова нежной и благочестивой Орландины о ее страхе перед плотским соитием?
Тут мимолетная мысль, удивившая ее саму, промелькнула где-то на заднем плане сознания послушницы: а ведь странно, что это мнение высказывает та, что вроде бы должна была отстаивать право существ слабого пола на свою жизнь и на свободу от мужского всевластия.
Что она была бы грешницей, а сестра - благонравной и боголюбивой…
Здесь Орланда запнулась и только что не дала себе пощечину.
Да что она такое себе позволяет? Как она смеет осуждать родную сестру, предаваясь ужасному греху гордыни?!
Орландина росла среди грубых солдат, не зная иной жизни, и с самых юных лет должна была избрать ремесло наемника, чтобы заработать на кусок черствого хлеба. Ей наверняка доводилось по десять раз на дню отбиваться от домогательств разнузданных вояк…
Она вышла замуж, чтобы почти сразу овдоветь. Подумать только, потерять мужа через три месяца после свадьбы!
Рядом с ней не было никого, кто бы наставил ее в праведной вере, и она поневоле прониклась темными суевериями!
Орланде нужно осторожно, любовью и добротой, направить сестру на путь истинный, а не упиваться своей праведностью!
Минут пять девушка просила у Бога прощения за недостойные мысли.
Тем временем сестра приказала ей одеться. Как она выяснила от одного приличного человека, Миноса, тут имеется специальная контора для женщин, ищущих работу, и вот туда они и отправятся.
Контора, дорога до которой заняла час, вызвала у Орландины некоторые сомнения. Нет, вроде и район был приличный, и вокруг не шныряли оборванные головорезы, и дом не был похож на притон.
Но все же…
В полутемной передней за конторкой сидел лысый упитанный тип.
- Мир дому сему, - поздоровалась Орландина. - Мы ищем работу. Я телохранительница, а моя сестра - служанка. И Криспин сказал нам…
Толстячок поднял глаза от конторки, окинул девушек как будто невидящим взглядом.
- Хм, слегка староваты, но вполне симпатичные, - изрек он. - Восемь, пять и три монеты с рыла, по пятнадцать за ночь, по двадцать пять за день, ежели кто клюнет. Жратва и койка - от заведения.
Орланда испуганно вскинулась, сброшенный этим движением капюшон упал на плечи. Брови хозяина поднялись.
- У, близняшки! Это другое дело. По полдисмы за танец, по три серебряных с клиента…
- Вы не поняли, уважаемый, - сдерживая рвущуюся с уст брань, произнесла Орландина. - Мы не по этой части. Нам нужна работа у какой-нибудь женщины…
На лице колобка возникла целая гамма чувств - недоумение, презрение, насмешка. Девушка уже приготовилась, что он прикажет им убираться прочь, но тот вдруг хлопнул себя по лбу.
- А, ну так бы сразу и говорили! Так это вам не сюда. Это вам надо к Валерии или к Большому Евнуху! Да-да, как раз Валерия сейчас народ набирает! Ступайте прямехонько на улицу Чаек, за два квартала отселе, там уж вам укажут. Да-да, ступайте к Валерии… - И, вновь утыкаясь в бумаги, пробормотал: - Ну, придурок Криспин. Нашел кого посылать! Не видит, что ли?
Обескураженные девчонки вышли на улицу.
- Может, пойдем к этой Валерии? - робко предложила Орланда. - Вдруг он дело говорил?
Терпение Орландины лопнуло.
Повернувшись к сестре, она в соответствующих выражениях объяснила той, что именно за заведение держит оная Валерия и для кого оно предназначается, что конкретно там будут с Орландой делать и что она об этом думает. А также что милая сестрица уже достигла возраста, когда сама может решать свою судьбу, и что если все вышеозначенное ее устраивает, то она, Орландина, не будет ей в этом препятствовать, но тогда им придется расстаться.
Под конец ее речи Орланда просто отвернулась и заплакала.
Орландина мысленно сплюнула. Вот, опять обидела.
- Ладно, сестричка, хватит сырость разводить, - взяла она послушницу за руку. - Пошли. Не ночевать же на улице.
Вернувшись, они сразу поднялись к себе. Не раздеваясь, Орландина растянулась на койке.
- Знаешь, Ланда, я думаю, мы ошиблись, - изрекла. - Наверное, оседать тут не надо. Чую, что в этом городе нашу сестру не уважают. Это же надо - в приличной гостинице мало что рабыни прислуживают, так еще и в ошейнике их выпускать не стесняются.
- Да и Серапис слишком близко, - поддакнула послушница.
Воительница молча согласилась.
Как ей объясняли старшие многоопытные соратники, есть два способа спасения от врага, который тебя много сильнее.
Первый - бежать, пока хватит сил. Чем дальше, тем лучше.
Второй - залечь где-нибудь неподалеку, затаиться и, выждав момент, нанести удар. Да уж, две девки наносят смертельный удар префекту Арторию и всему его воинству, за что божественный август их тут же делает своими наследницами.