Он снова постучал по стеклу и издал низкий рык, который не вполне можно было назвать смехом.
- Сколько у тебя в мозгу осталось человеческих тканей? - спросил он.
Делтриан замер. Его многосуставчатые пальцы зависли над клавишами консоли.
- Я не имею ни желания, ни причины обсуждать эту тему. Почему ты спрашиваешь?
Люкориф приблизил демоническую морду наличника к амниотическому резервуару.
- Из-за этого. Это не холодная логическая конструкция. Это порождение разума, которому понятны страх и боль.
Делтриан снова заколебался. Он не был уверен, следует ли зарегистрировать слова раптора как комплимент. Кровоточащих Глаз всегда было трудно понять. Впрочем, отвечать ему не пришлось, потому что дверь открылась под рев гидравлики. На фоне красного аварийного освещения, затопившего коридор, выступили четыре силуэта.
- Приветствую, - сказал Кирион.
Зал Раздумий был скорее музеем, чем мастерской, и в его стенах Делтриан был царем в своих владениях. Кирион некоторое время наблюдал за тем, как тот отдает на бинарном коде приказы рабочим, воплощающим в жизнь непонятные воину проекты.
Повелитель Ночи прошелся по залу, не обращая внимания на суету адептов в рясах и бормочущих сервиторов. Его взгляд упал на оружие в починке и на огромные саркофаги дредноутов, прикованные к стенам, - приют священных мертвецов легиона, вечно ждущих пробуждения.
На последнем из этих бронированных гробов был изображен Малкарион - барельеф, отполированный и позолоченный, очень напоминал воина в жизни. Он стоял, сжимая в руках два шлема имперских чемпионов, распятый на лучах луны, восходящей над священными бастионами Терры.
- Ты!.. - Кирион повернулся к ближайшему адепту.
Рабочий-механикус кивнул головой, скрытой капюшоном плаща.
- Меня зовут Лакуна Абсолютус, сэр.
- Работа по пробуждению военного теоретика все еще продолжается?
- Боевые действия прервали наши ритуалы, сэр.
- Конечно, - ответил Кирион, - прошу прощения.
Он пересек зал и остановился рядом с Делтрианом.
- Талос приказал нам явиться сюда, чтобы охранять тебя.
Делтриан не поднял взгляда от консоли. Его хромированные пальцы щелкали по клавишам.
- Я не нуждаюсь в охране. Более того, согласно отчетам всех Когтей, сопротивление врага подавлено.
Кирион тоже слышал эти отчеты по воксу. И слова Делтриана не совсем соответствовали истине.
- Почтенный адепт, не замечал за вами прежде такой неточности.
- В таком случае переформулирую: боевые действия практически завершились.
Теперь Кирион уже улыбался.
- Вы раздражены, и стараетесь этого не показать. Скажите мне, что вас беспокоит?
Делтриан разразился сердитым треском кода.
- Ступайте, воин. У меня много дел, а мое время и внимание не безграничны.
Кирион рассмеялся.
- Все потому, что мы не ответили на ваши просьбы о помощи? Но мы были в бою, почтенный жрец. Если бы у нас нашлось время сопроводить вас на обшивку судна, мы бы, несомненно, выполнили вашу просьбу.
- Моя работа была критически важной. Требовалось закончить ремонт. Если бы мы вступили в бой с вражеским крейсером…
- Но мы этого не сделали, - возразил Кирион. - Не так ли? Вместо этого, Талос взорвал луну. Стрельба из пушки по воробьям, но красиво. Примарх хохотал бы и хохотал, наслаждаясь каждой секундой этой авантюры.
Делтриан отключил свой вокабулятор, чтобы ответ не был продиктован вспышкой гнева. Он просто кивнул, давая понять, что слышал слова воина, и продолжил работу.
Вместо него заговорил Люкориф, все еще стерегущий пыточный резервуар:
- Это неважно. Я ответил на его зов.
Кирион и остальные из Первого Когтя обернулись к раптору.
- Да, после того как ты сбежал со своей бешеной сворой, оставив нас драться в одиночку.
- Хватит ныть. - Голова раптора снова дернулась на сервосуставах шеи. - Вы ведь выжили, так?
- Нет, - ответил Кирион. - Не все.
Он работал в полном одиночестве, и кровь брата была на его руках.
- Талос, - раздалось из вокса.
Пророк как будто не услышал - он даже не задумался, кому принадлежал голос.
Извлечение геносемени не было сложным процессом, но требовало определенной аккуратности и сноровки, что облегчалось правильным подбором инструментов. Не раз за последние годы Талос повреждал прогеноидные железы, когда извлекал их во время битвы - рассекал труп гладиусом и вырывал железы голыми руками. Отчаянные времена требуют отчаянных мер.
Сейчас все было по-другому. Отсутствовал вражеский огонь, и вскрывал он не труп далекого родича.
- Ты всегда был глупцом, - сказал он мертвому. - Я предупреждал тебя, что однажды это доведет тебя до могилы.
Он работал в тишине своего зала для медитаций, нарушаемой лишь гудением сочленений доспеха и влажным хрустом плоти под ножом. Его собственный нартециум пропал давным-давно, потерялся в бою десятки лет назад, но он не хотел доверять это Вариилу.
Разрезать грудину под черным панцирем оказалось труднее всего. Биологические аугментации, сделавшие кости легионеров куда тверже человеческих, были проклятием для хирургов. Какое-то время он думал расширить рану рядом с первичным сердцем Ксарла, но для этого требовалось углубить разрез и вытащить больше плоти.
Талос поднял гладиус, несколько раз примерившись и взвесив его в руке. Затем он обрушил шар, венчающий рукоять, на грудину Ксарла - раз, потом еще и еще. Каждый удар сопровождался глухим стуком. В четвертый раз он вложил в удар больше силы, и в кости появилась неровная трещина. Еще несколько ударов расширили отверстие достаточно, чтобы Талос смог продеть пальцы под ребра и распахнуть грудную клетку брата, словно хрустящую, трещащую книгу. Вонь опаленной плоти и внутренностей скоро заполнила небольшое помещение. Талос просунул руку в перчатке в грудь Ксарла и вытащил первую округлую железу. Поначалу чувствовалось сопротивление - прогеноид был тесно связан с нервной системой. Он покоился в мускульном мешке, пронизанном сосудами.
Пророк опустил пригоршню вязкой плоти в медицинский контейнер. В лучшие времена в такие моменты произносили слова прощания и клятвы. Сейчас ничего не шло на язык.
Талос взял в ладони голову Ксарла и повернул набок. Когда тело сдвинулось с места, из открытого рта и обнаженных легких вырвался вздох. Несмотря на все обучение, несмотря на все, что пророк видел за столетия своей жизни, от этого звука руки его превратились в лед. Некоторые инстинктивные реакции оставались настолько человеческими, настолько глубоко встроенным в само его существо, что их нельзя было подавить. Этот вздох мертвеца вызвал одну из них. Пророк почувствовал, как кровь похолодела в жилах - пускай всего на один миг.
Прогеноидная железа в горле Ксарла извлеклась куда легче. Острием гладиуса Талос разрезал кожу и сухожилия, так что в мертвой плоти образовалась широкая рана. Он вытащил еще одну пригоршню кровавой пленки и опутанного венами мяса и опустил в контейнер к первой.
Поворот крышки, щелчок, и медицинский контейнер плотно закрылся. На его боковой стороне загорелась зеленая руна.
На то время, что потребовалось бы для нескольких медленных вдохов и выдохов, Талос замер на коленях у тела брата. Он ничего не говорил и ни о чем не думал. Изуродованные останки Ксарла мало напоминали воина в жизни - изломанный и поверженный, он был просто грудой расчлененной плоти и расколотого керамита. Талоса посетило предательское желание поживиться доспехом брата, но он подавил эту мыслишку падальщика. Нет, только не у Ксарла. И если по-честному, на павшем воине не оставалось почти ничего ценного.
- Талос, - настойчиво повторил вокс.
Он все еще не отвечал, хотя голос вывел его из прострации.
- Брат, - сказал он Ксарлу, - тебя ждут похороны, достойные героя.
Талос встал на ноги и подошел к стойке с оружием. Древний огнемет покоился там, как и все последние годы, очищенный от ржавчины и отполированный. Его холодный ствол высовывался из широко распахнутой бронзовой пасти демона. Талосу никогда не нравилось это оружие - он почти не использовал его с того самого дня, когда впервые забрал из рук убитого воина ордена Детей Императора пятьдесят лет назад.
Нажатие большого пальца активировало зажигание. Из ствола вырвалось короткое пока пламя. Сердито шипящее, оно отбрасывало яркий отблеск во мраке комнаты. Талос медленно навел огнемет на тело Ксарла, втягивая ноздрями запах изрубленной плоти брата и химическую вонь старого прометиума.
Ксарл присутствовал при том, как Талос впервые забрал человеческую жизнь: владелец лавочки, убитый мальчишкой в беспросветной ночи Нострамо. Он был рядом с ним во время войн бандитских группировок, захлестнувших города. Всегда сыплющий самыми грязными ругательствами; всегда стреляющий первым и последним задающий вопросы; всегда уверенный в себе и никогда ни о чем не сожалеющий.
Он был оружием, подумал Талос, вернейшим клинком Первого Когтя, их стержнем, их внутренней силой. Благодаря ему остальные Когти всегда боялись стычек с ними. Пока Ксарл был жив, Талос никогда не опасался, что Первый Коготь проиграет бой. Они никогда не любили друг друга. Их братство не требовало дружбы - только преданности. Они стояли спина к спине, пока Галактика пылала вокруг них: вечно братья, но никогда не друзья, предатели, идущие вместе до последнего.
Но говорить об этом сейчас казалось неправильным. Пламя шипело в расползающейся тишине.
- Если ад существует, - сказал Талос, - то сейчас ты там.
Он снова навел оружие.
- Думаю, мы скоро там увидимся, брат.
Он нажал на спуск. Химический огонь с внезапным ревом вырвался наружу, короткими выплесками омывая тело. Керамит почернел. Сочленения расплавились. Плоть растворилась. Талос в последний раз увидел обуглившийся череп Ксарла, заходящийся в беззвучном и мертвом смехе. Затем он исчез в клубах дыма, заполнившего комнату.
Огонь быстро распространился на кровать и на свитки, висящие на стенах. Вонь протухшего мяса, исходящая от горящей плоти, делала спертый воздух еще ужаснее.
Талос в последний раз окатил тело струей жидкого огня. Закинув огнемет на плечо, он прикрепил контейнер к бедру и лишь затем потянулся за собственным оружием. Он взял шлем Ксарла в одну руку и свой болтер в другую. Не оглядываясь, шагнул сквозь дым и вдавил кнопку открытия двери.
Жирные клубы дыма хлынули в коридор, а вместе с ними потек смрад. Талос вышел из комнаты и запечатал дверь за собой. Огонь скоро потухнет, лишенный кислорода и пищи.
Он не ждал, что кто-то будет снаружи. Двое смертных стояли недвижно, прикрывая ладонями рты и носы от рассеивающегося дыма.
Септимус и Октавия. Седьмой и Восьмая. Оба высокие, оба в темной униформе легиона, обоим, в числе немногих рабов, разрешено было носить оружие. Поврежденные лицевые протезы первого пощелкивали всякий раз, когда он моргал или двигал глазами. Длинные волосы обрамляли его лицо, и Талос - плохо умевший считывать человеческие эмоции, за исключением страха и гнева, - не мог сказать, что выражают его черты. Волосы Октавии были, по обыкновению, собраны в конский хвост, лоб скрывала бандана. Она заметно похудела, и кожа ее приобрела нездоровую бледность. Эта жизнь не щадила девушку, как и ее собственный организм. Жизненные соки и силы уходили на то, чтобы питать растущее внутри дитя.
Он вспомнил, что велел этим двоим держаться подальше друг от друга, и недавний приказ Септимусу оставаться в ангаре. Но сейчас все это не имело значения.
- Чего вы хотите? - спросил их Талос. - Доспех Ксарла не годится на запасные детали, Септимус. И не проси.
- Вариил приказал мне найти вас, господин. Он требует вашего присутствия в апотекарионе, и как можно скорее.
- Ему потребовались вы двое, чтобы доставить сообщение?
- Нет.
Октавия откашлялась, прочищая горло, и опустила руки.
- Я слышала про Ксарла. Мне жаль. Я думаю… по вашим стандартам, я имею в виду, согласно идеалам легиона… он был хорошим человеком.
Талос поперхнулся на выдохе и фыркнул, а затем язвительно хмыкнул.
- Да, - сказал он. - Ксарл был хорошим человеком.
Октавия покачала головой в ответ на саркастическое замечание воина.
- Вы знаете, о чем я. Они с Узасом однажды спасли меня, как и вы.
Смешок пророка перерос в хохот:
- Несомненно!.. Хороший человек!.. Еретик!.. Предатель!.. Убийца!.. Глупец!.. Мой брат хороший человек!
Оба смертных стояли молча, а Талос смеялся, пока, впервые за много лет, из глаз его не полились слезы.
XI
СУДЬБА
В главном апотекарионе царил хаос. На "Завете крови" медицинское святилище легиона больше походило на морг, чем на операционную. Тамошний апотекарион превратился в оплот безжизненного безмолвия - зал с ледяными рефрижераторными камерами, старыми пятнами крови на стальных столах и воспоминаниями, навеки застывшими в стерильном воздухе.
Апотекарион "Эха проклятия" был прямой его противоположностью. Вариил расхаживал от стола к столу сквозь море раненых человеческих тел. Его не скрытое шлемом лицо ничего не выражало. Смертные и легионеры одинаково кричали, протягивая к нему руки и наполняя зал вонью пота, жаром уносящей жизнь лихорадки и запахом насыщенной химикатами крови.
В зале рядами стояли сотни столов, и почти все они были заняты. Однозадачные сервиторы-погрузчики стаскивали трупы со столов и взваливали на их место еще живых раненых. Стоки в полу переполнялись кровью, стекающей по грязной плитке. Медицинские сервиторы и смертные хирурги истекали потом. Вариил шагал через все это - обрызганный кровью дирижер завывающего оркестра.
Остановившись рядом с одной из каталок, он оглядел изломанное тело рабочего, лежавшего на ней.
- Ты, - сказал он ближайшему медицинскому сервитору. - Этот человек мертв. Извлеки его глаза и зубы для дальнейшего использования и сожги останки.
- Слушаюсь, - пробормотал окровавленный служитель.
В нартециум апотекария вцепилась чья-то рука.
- Вариил…
Повелитель Ночи на соседнем столе сглотнул кровь, прежде чем заговорить. Его пальцы сжались сильнее.
- Вариил, прирасти мне к обрубкам новые ноги, и покончим с этим. Не держи меня здесь - нам еще надо покорить этот мир.
- Тебе понадобится больше, чем просто пара ног, - ответил Вариил. - А теперь убери руку.
Воин только вцепился еще крепче.
- Я должен быть на Тсагуальсе. Не держи меня здесь.
Апотекарий взглянул сверху вниз на раненого легионера. Лицо воина почти невозможно было различить под коркой крови и обгоревшей плоти. Под мясом просвечивал череп. Одна из рук была отсечена по бицепс, а вместо ног два толстых кровоточащих обрубка высовывались из рассеченного керамита там, где раньше были его колени. Орден Генезиса, несомненно, практически добил его.
- Убери руку, - повторил Вариил. - Мы уже обсуждали это, Мурилаш. Мне не нравится, когда меня трогают.
Пальцы лишь сжались сильнее.
- Послушай меня…
Вариил перехватил руку воина. Он оторвал пальцы от перчатки и крепко сжал. Не сказав ни слова, апотекарий выдвинул из нартециума костную пилу и лазерный резак. Пила впилась в плоть.
Воин завопил.
- Какой урок ты только что получил? - спросил Вариил.
- Ты проклятый ублюдок!
Вариил швырнул отрезанную кисть другому сервитору.
- Сожги это. Подготовь бионический протез левой руки вместе с остальными запланированными для него аугментациями.
- Слушаюсь.
В углу апотекариона, где воины Первого Когтя, прислонившись к стене, наблюдали за этим организованным хаосом, Кирион усмехнулся и передал по воксу Меркуцию:
- Ты был прав. Вариил действительно один из нас.
- Я бы вырезал Мурилашу сердце, - отозвался Меркуций. - Всегда его терпеть не мог.
Оба воина на некоторое время замолчали.
- Делтриан сообщил, что они снова работают над пробуждением Малкариона.
Меркуций в ответ вздохнул. По вокс-линку это прозвучало как смешанный и сипением треск.
- Что? - спросил Кирион.
- Он не поблагодарит нас за то, что мы разбудили его во второй раз. Я многое отдал бы, чтобы узнать, почему атраментар Малек оставил ему жизнь.
- Я многое отдал бы за то, чтобы узнать, где, во имя бездны, сейчас сами Чернецы. Ты веришь, что они погибли вместе с "Заветом"?
Меркуций покачал головой:
- Ни на секунду.
- Я тоже, - согласился Кирион. - Они не эвакуировались ни вместе со смертными, ни на одном из катеров легиона. Они так и не добрались до "Эха проклятия". Что оставляет лишь одну версию - они высадились на вражеский корабль. Они телепортировались на судно Корсаров.
- Возможно, - признал Меркуций.
В его голосе задумчивость граничила с сомнением.
- Но они ни за что бы не захватили корабль Корсаров в одиночку.
- Ты в самом деле настолько наивен? - Кирион усмехнулся под маской наличника, рыдавшей нарисованными молниями. - Посмотри, как Кровавый Корсар дорожит своей терминаторской элитой. Они - его Избранные. Я не говорю, что Чернецы атаковали Корсаров, глупец. Они предали нас и переметнулись к ним. Присоединились к ним.
Меркуций фыркнул:
- Никогда.
- Нет? Сколько воинов разорвали связь с Первыми легионами? Сколько посчитали, что эта преданность изжила себя, когда годы стали десятилетиями, а десятилетия превратились в века? Сколько легионеров остались легионерами лишь номинально, после того как нашли другой путь в жизни, более удовлетворяющий их стремления, чем бесконечное нытье о так и не воплощенной мести? У каждого из нас своя дорога. Кое для кого власть - искушение более сильное, чем высокие древние идеалы. Некоторые вещи значат больше, чем старые узы братства.
- Не для меня, - после долгого молчания отозвался Меркуций.
- Как и не для большинства из нас. Я просто говорил…
- Я знаю, что ты говорил.
- Но за исчезновением Чернецов стоит какая-то история, брат. И возможно, мы ее никогда не узнаем.
- Но кто-то знает.
- О да. И я бы с радостью пытками вырвал у них правду.
На это Меркуций ничего не ответил, и Кирион позволил дискуссии сползти в неловкое молчание. Узас, стоявший в нескольких метрах от них, разглядывал свои красные перчатки.
- Что с тобой опять не так? - спросил Кирион.
- У меня красные руки, - ответил Узас. - Красные руки у грешников. Закон примарха.
Узас поднял голову, обернув окровавленное и покрытое синяками лицо к Кириону:
- В чем я провинился? Почему мои латные рукавицы покрашены в багрянец грешников?
Меркуций и Кирион переглянулись. Очередной момент ясности, посетивший их слабеющего рассудком брата, застал воинов врасплох.
- Ты убил многих из команды "Завета", брат, - сказал ему Меркуций. - Месяцы назад. Одним из них был отец Рожденной-в-Пустоте.
- Это был не я. - Узас прикусил язык, и кровь, полившаяся с губ, начала медленно стекать по мертвецки белому подбородку. - Я его не убивал.
- Как скажешь, брат, - ответил Меркуций.
- Где Талос? Талос знает, что я этого не делал?
- Успокойся, Узас. - Кирион опустил руку на наплечник брата. - Успокойся. Пожалуйста, не нервничай.
- Где Талос? - переспросил Узас.
Он начал растягивать слова.