- С этой точки зрения, возможно, нет. Но человечество должно знать, что такое страх, навигатор. Ничем другим не добиться покорности. В последние дни, когда Галерея Криков стала командным пунктом и залом совета легиона, безумие примарха поглотило его изнутри. Опустошило его. Я все еще помню, каким царственным он нам казался, каким величественным представлялся наш отец затуманенным благоговением взглядам. Но смотреть на него было все равно что привыкнуть к отвратительной вони. Можно забыть об отвращении и вызывающем его запахе, но, когда что-то напомнит о нем, вонь воспринимается стократ сильнее. Его душа под конец прогнила до основания, и иногда это можно было заметить по промельку безумия в его угасающих глазах или по влажному блеску зубов. Кое-кто из братьев задавался вопросом, не осквернила ли его какая-то внешняя сила, но большинству из нас было уже все равно. Какая разница? Конечный результат от этого не изменялся.
Лампы выбрали именно эту секунду, чтобы моргнуть и погаснуть. Воин и мутант оставались в темноте в течение нескольких мгновений. Единственным источником света были лишь красные глазные линзы его шлема и серое мерцание экранов.
- В последнее время это происходит все чаще и чаще, - сказала Октавия. - "Завет" ненавидел меня. "Эхо", похоже, ненавидит всех нас.
- Забавное суеверие, - ответил Талос.
Свет, тусклый, как и прежде, включился снова. Однако пророк по-прежнему молчал.
- А убийство? - навела его на мысль Октавия.
- Убийство произошло вскоре после того, как его болезненная ясность достигла пика. Я никогда не встречал существа, столь спокойно и радостно воспринимавшего мысль о собственной смерти. Он видел оправдание в смерти. Тех, кто нарушает закон, ждет страшная и неотвратимая кара, и это должно было послужить примером всем, кто замышлял предательство. Так что он принялся сеять ужас и разрушение в Галактике, нарушая все мыслимые и немыслимые законы и твердо зная, что Император вскоре докажет его правоту. Убийца явилась, чтобы покончить с Курцем, Великим Нарушителем Имперских Законов, - и именно это и сделала. Я видел, как он умирал. Он был оправдан и доволен, кажется, впервые за несколько веков.
- Это нелепо, - ответила она.
Сердце девушки забилось чаще при мысли, что Талос воспримет ее слова как оскорбление, - но ее испуг оказался безосновательным.
- Может, и так, - снова кивнул воин. - Во всей вселенной не было никого, ненавидевшего собственное существование больше, чем мой отец. Он растратил жизнь впустую на то, чтобы показать, как следует держать человечество в узде, а его смерть стала жертвоприношением, доказавшим полную обреченность нашего вида.
Талос вытащил из поясного кармана гололитический шар и нажал руну активации. Перед ними встал в полный рост образ, сотканный из мерцающего синего света. С невидимого трона поднялась фигура, чья сгорбленная, звериная поза не могла целиком скрыть красоты мускулистого тела или первобытной царственности движений. Помехи исказили изображение, однако лицо человека - призрачная маска с черными провалами глаз, проступившими скулами и острыми клыками - кривилось в усмешке свирепого торжества.
Образ померк, когда Талос отключил шар. Еще долго оба они хранили молчание.
- Неужели не нашлось никого, кто возглавил бы вас после его смерти?
- Легион распался на роты и банды, следующие за разными вожаками. Только присутствие примарха заставляло нас хранить единство. Без него отряды грабителей уходили все дальше от Тсагуальсы, и походы их становились все дольше. По прошествии лет многие вообще перестали возвращаться. Многие вожди и капитаны заявляли, что они наследники Ночного Призрака, но их притязания всегда отвергали другие. Больше никто не мог спаять легионы Предателей воедино. Так уж устроен мир. Как бы я ни презирал Абаддона, именно его успех выделяет его среди нас и возвышает над нами. Это его имя шепотом передается из уст в уста по всему Империуму. Абаддон. Разоритель. Избранный. Абаддон. Не Хорус.
Октавия вздрогнула. Ей знакомо было это имя. Она не раз слышала, как его шептали в залах терранских правителей. Абаддон. Великий Враг. Гибель Империума. Среди псайкеров, покорных Императорскому Трону, ходило множество пророчеств о его триумфальной победе в последнее столетие человеческой истории.
- Был среди нас лишь один, - продолжил Талос, - кто мог бы стать преемником примарха и не опасаться предательства братьев. Или, по крайней мере, был один, способный пережить это предательство, - но даже ему пришлось бы приложить массу усилий, чтобы удержать легион от распада. Слишком много разных идеологий. Слишком много желаний и стремлений, противоречащих друг другу.
- Как его звали?
- Севатар, - тихо ответил пророк. - Мы звали его Вороньим Принцем. Он был убит во время Ереси, задолго до нашего отца.
Поколебавшись, она произнесла:
- Меркуций говорил о нем.
- Меркуций приходит поговорить с тобой?
Навигатор ухмыльнулась. Ее зубы были белей, чем у любого из команды, - она провела в рабстве еще немного лет.
- Не только у тебя есть истории, которыми хочется поделиться.
- О чем же он говорит?
- Он твой брат. Причем не из тех, кого ты пытаешься убить. Ты мог бы догадаться, о чем он говорит.
В черных глазах пророка блеснуло какое-то подавленное чувство. Октавия не способна была сказать, веселье это или раздражение.
- Я все еще не изучил Меркуция так хорошо.
- В основном он говорит о Ереси. Он рассказывает мне истории о братьях, погибших при осаде Императорского Дворца, или в Трамасском Крестовом походе против Ангелов, или в следующие столетия. Ему нравится писать о них, описывать их подвиги и их смерть. Ты знал об этом?
Талос мотнул головой. Он понятия об этом не имел.
- Что же он говорил о Вороньем Принце? - спросил воин.
- Что Севатар не был убит.
При этих словах по губам пророка скользнула тень улыбки.
- Забавная фантазия. У каждого легиона есть свои легенды и вымышленные теории. Пожиратели Миров утверждают, что один из их капитанов - избранник кровавого бога.
Октавия не улыбнулась в ответ.
- Когда вы высаживаетесь на планету?
- Братья хотели, чтобы сначала я повидался с тобой.
Она заломила бровь и улыбнулась, сильнее сжав покрывало.
- Чтобы преподать мне урок истории?
- Нет. Не знаю, чего они хотели. Они упомянули о каком-то затруднении. Каком-то недостатке.
- Не понимаю, что они имели в виду. Я устала, но полет сюда был сущим адом. Полагаю, я заслужила немного сна.
- Они сказали, что это касается еще и Септимуса.
Девушка снова пожала плечами.
- Все еще не понимаю. Он не отлынивал от своих обязанностей, так же как и я.
Талос поразмыслил с минуту.
- Вы часто видитесь с ним в последнее время?
Навигатор отвела глаза. Октавия обладала многими талантами, но способность искусно лгать среди них не числилась.
- В последние ночи я нечасто его видела. Когда вы высаживаетесь?
- Скоро.
- Я думала о том, что будет дальше.
Талос поглядел на нее со странным выражением, которого она прежде не замечала. Девушка не смогла определить, что это: удивление, интерес или подозрение. Похоже было, что и то, и другое, и третье.
- О чем ты? - спросил воин.
- Я думала, что мы собирались бежать в Око Ужаса.
Пророк хмыкнул.
- Не стоит так его называть. Только смертные, путешествующие между звезд и боящиеся собственных теней, используют это имя. Мы зовем его просто Оком, или Раной, или… домом. А ты уже достаточно навострилась, чтобы вести корабль по тем оскверненным волнам? Многие навигаторы теряют там разум, да будет тебе известно. Многие суда используют магов как проводников в Море Душ в том числе и по этой причине.
- Это последнее место, куда бы мне хотелось отправиться. - Октавия улыбнулась, прищурив глаза. - Вы уклоняетесь от моего вопроса. Как и всегда, когда я спрашиваю.
- Мы не можем вернуться в Око, - ответил Талос. - И я не уклоняюсь от вопроса. Ты знаешь, почему мне не хочется лететь туда.
Она знала. Или, по крайней мере, у нее была убедительная версия.
- Сны об эльдарах, - произнесла Октавия.
Это не прозвучало как вопрос.
- Да. Сны об эльдарах. Теперь еще хуже, чем раньше. Я не собираюсь возвращаться за собственной смертью.
Октавия какое-то время молчала.
- Я рада, что вы пробудились.
Талос ей не ответил. Он не понимал, зачем его отправили сюда. В течение нескольких секунд он просто осматривал комнату, прислушиваясь к плеску воды, ритмическому гудению корпуса корабля и…
…и двум пульсам.
Первый принадлежал Октавии: мерное тук-тук-тук отдаленных громовых ударов. Второй, приглушенный и спотыкающийся, был настолько быстрым, что почти походил на жужжание. Оба издавало ее тело.
- Я глупец, - сказал он, вставая на ноги под рык доспеха.
- Талос?
Он сделал глубокий вдох, пытаясь перебороть гнев. Его пальцы задрожали, а миниатюрные сервомоторы в костяшках надсадно взвизгнули, когда руки сжались в кулаки. Если бы он не был так измотан, а его чувства не притупились бы, он бы сразу услышал два сердцебиения.
- Талос? - снова позвала она. - Талос?
Он вышел из комнаты, не сказав ни слова.
III
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
Как только дверь распахнулась, Септимус понял, что сейчас он, возможно, умрет.
У него было ровно полсекунды, чтобы набрать воздуха в легкие, прежде чем рука сжалась у него на горле, и еще полсекунды, чтобы прохрипеть возражение. Перчатка сомкнулась вокруг его шеи с такой силой, что пресекла всякую возможность дышать, не говоря уже о речи. Рука вздернула его в воздух, где он отчаянно забарахтался.
- Я предупреждал тебя, - сказал непрошеный гость.
Септимус попытался сглотнуть, но только поперхнулся.
В ответ Повелитель Ночи швырнул его через комнату. Раб тяжело врезался в стену и соскользнул на пол грудой содрогающихся мышц и костей. Там, где он ударился головой, черный металл запятнала кровь.
- Я тебя предупреждал, - снова сказал воин.
Комнату наполнил рев сочленений доспеха и звук шагов.
- Разве я неясно выразился? Или моим предостережением можно пренебречь лишь потому, что я пробыл пятьдесят пять ночей без сознания?
Он поднял Септимуса за волосы и швырнул в противоположную стену. Раб снова мешком повалился на пол, на сей раз не издав ни звука. А воин все приближался, все продолжал говорить. Решетка вокалайзера превращала его голос в монотонную речь машины.
- Может, я не сумел высказаться достаточно категорично? В этом причина? Вот почему произошел этот дикий срыв коммуникации?
Септимус попытался встать. В первый раз в жизни он поднял оружие против своего господина. Точнее, попробовал. С рыком, который мог быть или не быть смешком, огромный воин вогнал ботинок в бок рабу - не боевой удар, а пинок, каким отбрасывают мусор с дороги. Тем не менее небольшая неприбранная комната огласилась треском ломающихся ребер. Септимус выругался сквозь сжатые зубы и потянулся к выроненному пистолету.
- Ах ты, сукин… - начал он, но хозяин перебил его:
- Не будем усугублять неповиновение неуважением.
Повелитель Ночи сделал два шага вперед. Первый превратил лазпистолет в груду обломков и протащил их по палубе под скрежет рвущегося металла. Вторым он наступил Септимусу на спину, прижав раба лицом к полу и вышибив из него дух.
- Назови мне одну причину не убивать тебя, - рявкнул Талос. - И пусть это будет очень хорошая причина.
Тело человека содрогалось при каждом вдохе и выдохе, затрудненном обломками ребер. Он ощущал вкус крови в горле. За все годы своего плена, все годы, когда его заставляли прислуживать и помогать легионерам в их еретической войне, Септимус ни разу не просил пощады.
И он не собирался делать это сейчас.
- Тшива келн, - прохрипел он сквозь боль.
При выдохе на губах выступила розоватая слюна.
Этой ночью все происходило в первый раз. Септимус никогда прежде не обращал пистолет против своего господина, а Талосу ни один из его рабов не предлагал "жрать дерьмо".
Пророк замер в нерешительности. Он почувствовал, как ярость убийства уступает место удивленному хохоту. Смех глухо раскатился по маленькой комнате.
- Спроси себя вот о чем, Септимус: очень ли умно раздражать меня еще больше?
Он поднял истекающего кровью смертного за шиворот и в третий раз швырнул его о покатую металлическую стену. Когда Септимус упал снова, он не ругался и не пытался сопротивляться - он вообще почти не подавал признаков жизни.
- Так-то лучше.
Талос подошел ближе и встал на колени рядом со своим почти бездыханным рабом. Лицевые аугметические протезы Септимуса были повреждены, глазную линзу рассекла уродливая трещина. Тело раба сотрясали спазмы, и, судя по неестественному углу, под которым торчала его левая рука, она была вывернута из сустава. На распухших губах смертного пузырилась кровь, но он не издавал ни звука - последнее, возможно, к лучшему.
- Я предупреждал тебя.
Септимус медленно повернул голову в сторону голоса. Он то ли не мог ничего сказать, то ли благоразумно решил промолчать. Нога хозяина давила ему на спину - весьма ощутимое свидетельство абсолютной угрозы. Повелителю Ночи ничего не стоило наступить сильнее и превратить торс человека в кашу из мяса и костей.
- Она - самое ценное, что есть на этом корабле. Мы не сможем идти по Морю Безумия, если она нездорова. Я тебя предупреждал. Тебе повезло, что я не содрал с тебя кожу и не подвесил твои кости к потолку Нового Черного рынка.
Талос убрал ботинок со спины раба. Септимус, захрипев, медленно выдохнул и перекатился на бок.
- Хозяин…
- Избавь меня от показных извинений.
Талос покачал головой. Череп, изображенный на наличнике, все так же бесстрастно смотрел кровавыми линзами глаз.
- Я сломал тебе от четырнадцати до семнадцати костей, и твои черепные бионические протезы нуждаются в ремонте. На линзе, заменяющей сетчатку, тоже продольная трещина. Считай, что ты наказан достаточно.
Он промедлил, глядя на распростертого на палубе человека.
- А еще тебе повезло потому, что я не приказал хирургам оскопить тебя. Душой клянусь, я говорю правду, Септимус: если ты снова притронешься к ней, если ты хоть пальцем ее коснешься, я позволю Вариилу содрать с тебя шкуру. А затем, пока в твоем освежеванном, рыдающем теле еще будет теплиться жизнь, я разорву тебя голыми руками и заставлю смотреть, как Кровоточащие Глаза пожирают твои руки и ноги.
Талос даже не потрудился обнажить оружие, чтобы подкрепить свою угрозу. Он просто смотрел на смертного сверху вниз.
- Ты - моя собственность, Септимус. Я позволял тебе много вольностей в прошлом, потому что ты был полезен. Но я всегда могу обучить новых рабов. Ты - всего лишь человек. Если еще раз осмелишься прекословить мне, проживешь ровно столько, сколько уйдет на мольбу о скорой смерти.
С этими словами он вышел из комнаты. Сочленения доспеха взревели в последний раз. В наступившей тишине Септимус прерывисто втянул воздух и пополз по палубе. Лишь одно могло вызвать в его господине такой гнев. Произошло именно то, чего так боялись они с Октавией, и Повелители Ночи почувствовали изменения в ее организме. Даже море боли, обрушившееся на него после избиения, не смогло целиком поглотить важности этого открытия.
Сплюнув два выбитых задних зуба на палубу, будущий отец потерял сознание.
Талос собрал Когтей в зале военного совета вокруг длинного гололитического стола. Всего восемьдесят один воин, каждый облачен во тьму. Многие были ранены, а на их доспехах еще виднелись шрамы, полученные при очищении глубин "Эха проклятия". Захват корабля у Красных Корсаров оказался лишь первым шагом. Зачистка судна таких размеров могла занять годы. Отряды воинов с огнеметами уничтожали самые явные свидетельства скверны Хаоса - те участки корпуса, что были извращены варпом, или, что еще хуже, те, где металл превратился в живую ткань.
"Эхо проклятия", как и "Завет крови" до него, представлял собой целый космический город, населенный экипажем численностью больше пятидесяти тысяч душ. "Эхо" по всем параметрам был более мощным - и более прекрасным - созданием, чем крейсера и баржи Адептус Астартес, построенные в соответствии с СШК. Пустота космоса впервые коснулась его корпуса десять тысячелетий назад, во время Великого Крестового похода, когда воители из легионов Астартес присваивали себе лучшие корабли и шли в авангарде флота завоевателей. Ударные крейсера недавнего прошлого часто не дотягивали до своих имперских собратьев, и по "Эху" было видно, насколько суда древности превосходили своих младших кузенов в размерах и огневой мощи.
Пятьдесят тысяч душ. Талос так и не привык к их количеству, несмотря на то что они десятилетиями прилежно трудились где-то у него под ногами. Его жизнь проходила среди элиты, чье число постоянно сокращалось, и среди избранных рабов.
Он спускался в промозглое нутро корабля лишь в редких случаях. Порой его вел долг, требующий изгнать упрямую скверну, угрожавшую функционированию судна, а порой банальная жажда убийства. Большая часть рабочей силы обитала в глубочайших закоулках и на самых нижних палубах, влача жизнь в абсолютной тьме. Они трудились в составе бригад, обеспечивающих исправность двигателя или выполняющих другие простые задания, подходящие для смертной скотины. Погоня за черепами и воплями смертного стада была всего лишь одним из традиционных способов тренировки. Несомненно, самым приятным.
Талос окинул взглядом своих братьев - восемьдесят одного воина, - сведенных судьбой в ненадежный союз, собранных из остатков десятой и одиннадцатой рот Повелителей Ночи. Как бы он ни собирался начать военный совет, все планы изменились в ту секунду, когда пророк увидел их вместе. При взгляде на их потрепанные ряды в глаза сразу бросалось одно обстоятельство - некоторые отделения насчитывали не больше двух-трех выживших воинов.
- Мы должны переформировать Когтей, - сказал им командир.
Бойцы переглянулись. Шейные сочленения загудели, когда легионеры обернулись друг к другу.
- Внутренним сварам пришел конец, братья. В Первом Когте останутся шестеро. Остальные когти будут переформированы так, чтобы максимально приблизиться к полному составу.
Ксеверин, воин, никогда не расстававшийся со своей богато украшенной цепной глефой, громко ответил:
- И кто же возглавит эти новые Когти, Ловец Душ?
- Поединки чести, - ответил Фаровен, носивший такой же церемониальный шлем, как у Ксарла.
Крылатый гребень дернулся вниз, когда легионер кивнул.
- Мы должны устроить поединки чести. Победители возглавят семь новых Когтей.
- Поединки чести - для слабаков и трусов, - ответил один из покрытых шрамами ветеранов, стоявший неподалеку. - Бой до смерти решит вопрос лидерства.
- У нас недостаточно людей, чтобы проливать кровь в боях до смерти, - парировал Карахад, командир Когтя Фаровена.