Хуже всего был мороз. Как холод может быть таким обжигающим? Металлические стены вокруг них расцветили ледяные кристаллы. Дыхание вырывалось изо ртов и ноздрей облачками пара, унося с собой драгоценное тепло. Марух ничего не смыслил в медицине, но понимал, что еще одну ночь в этой секции они не протянут. Убийцы, кем бы они ни были, разрушили теплообменники в восточной части Ганга. Может, они хотели выкурить спрятавшихся там членов экипажа? Вполне вероятно. Или им просто надоела охота и они решили заморозить уцелевших людей в их убежищах? Ни в первой, ни во второй догадке не было ничего утешительного.
- Вы это слышите? - прошептал Марух.
Впереди металл лязгнул о металл. Марух свистом дал сигнал остановиться, и три луча метнулись дальше по коридору. Ничего. Голое железо стен. Лязг не утихал.
- Это вентиляционная турбина, - шепнул Йоролл. - Просто вентилятор.
Марух отвернулся от широко распахнутых, испуганных глаз своего спутника и от его смрадного дыхания.
- Ты уверен?
- Да, думаю, просто вентилятор.
Голос Йоролла дрожал, так же как его руки.
- Я работал в этих туннелях. Я узнаю звук.
"Конечно, - подумал Марух, - но это было до того, как ты съехал с катушек".
Йоролл скатывался по наклонной быстрее всех их. Он уже мочился в штаны, сам того не замечая. Марух, по крайней мере, делал это сознательно, для того чтобы согреться. Еще один прием в тактике выживания. "Крысы самые живучие", - снова подумал он с невеселой усмешкой.
- Тогда пошли.
Они двинулись вперед с чрезвычайной осторожностью, не зная толком, на что способны убийцы. Йоролл сумел хорошо разглядеть одного, но не хотел говорить об этом. Дат, который тащился замыкающим в их троице, утверждал, что повидал больше Маруха, но и ему было особенно нечем похвастаться: заметил мельком огромный черный силуэт с красными глазами, вопящий механическим голосом. Дат пустился наутек прежде, чем успел разглядеть что-то еще, и, нырнув в люк, ползком удрал по техническому туннелю, пока его бригаду шумно разрывали на куски у него за спиной. На пятнадцать человек хватило одного убийцы.
Сам Марух не мог похвастаться такой встречей. Он подозревал, что только благодаря этому и остался в живых. С того момента, когда он услышал первые рапорты о ворвавшихся на борт убийцах, чернорабочий держался самых узких коридоров, покидая их лишь для набегов на пищевые склады или поисков новых батареек.
Но сейчас здесь стало слишком холодно. Сейчас надо было уходить отсюда и молиться о том, чтобы в остальных секциях станции отопление еще работало.
Какое-то время он подумывал о том, чтобы сдаться - забиться в тесный отнорок в техническом туннеле и позволить льду сковать тело. Возможно, он даже не сгниет после смерти. По крайней мере до тех пор, пока спасательные отряды Адептус Механикус не явятся на станцию и не запустят теплообменники… Тогда, без сомнения, его труп растечется жижей, превратившись в ржавое пятно на стальной трубе.
На следующем перекрестке Марух долго выжидал, стараясь сквозь лихорадочный стук собственного сердца уловить шум чужих шагов. Затем он направился к левому коридору.
- Думаю, мы в безопасности, - шепнул он.
Йоролл затряс головой, не двигаясь с места.
- Это неправильный путь.
Марух услышал, как Дат вздохнул, но тем дело и ограничилось.
- Это дорога к столовой, - как можно мягче и терпеливее произнес Марух, - и нам нужны припасы. Сейчас не время спорить, Йор.
- Нет, к столовой не туда. Нам надо направо.
Йоролл ткнул пальцем в противоположный коридор.
- Там восточная техническая палуба, - проворчал Марух.
- Нет. - Голос Йоролла становился все громче и пронзительнее. - Мы должны пойти той дорогой.
Ближайший вентилятор продолжал медленно пощелкивать.
- Давай уже пойдем куда-нибудь, - сказал Дат Маруху. - Брось его.
Йоролл заговорил прежде, чем Маруху пришлось делать выбор, за что пожилой чернорабочий был ему искренне благодарен.
- Нет, нет, я иду. Не оставляйте меня.
- Говорите потише, - шепотом произнес Марух, хотя и не был уверен, что им это поможет. - И приглушите свет фонарей.
Он повел их вперед. Налево. Снова налево. По длинному коридору, затем направо. У поворота он замер и, поколебавшись, навел луч фонарика на двойной люк, ведущий в столовую.
- Нет… - еле слышно выдохнул Марух, словно его разом покинули все силы.
- В чем дело? - прошипел Йоролл.
Чернорабочий сощурил больные глаза и провел лучом фонарика по остаткам дверного проема. Люк был сорван с петель и валялся на полу грудой смятого металла.
- Плохи дела, - пробормотал Марух. - Убийцы побывали здесь.
- Они везде побывали, - ответил Дат.
Слова его больше напоминали вздох.
Марух стоял, дрожа на жгучем морозе. Фонарик плясал в его трясущихся пальцах.
- Пошли, - шепнул он. - Как можно тише.
Когда они приблизились к разбитой двери, Йоролл втянул носом воздух.
- Я что-то чую.
Марух медленно вдохнул. Воздух был настолько холодным, что обжег легкие, но чернорабочий не почувствовал ничего, кроме запаха влажного железа и собственной вони.
- Я нет. Ты о чем?
- Специи. Плохие специи.
Марух отвел глаза от подергивающегося лица Йоролла. Похоже, тот стремительно терял последние крохи рассудка.
Марух свернул за угол первым. Подкравшись к дверному проему, он всмотрелся в глубину обширного, залитого тусклым красным светом зала. В сумраке ничего нельзя было разглядеть толком. На полу валялись десятки перевернутых столов. Стены покрыла копоть и вмятины от пуль, а целая куча стульев громоздилась в центре комнаты - без сомнения, остатки баррикады. Тела, множество тел, лежали поверх столов и распластались на покрытом изморозью полу. В распахнутых глазах посверкивали ледяные кристаллы, а лужи пролитой крови превратились в красивые рубиновые озерца.
По крайней мере, ничто не шевельнулось при звуке их шагов. Марух поднял фонарик и направил луч в глубину комнаты. Темнота раздвинулась, и фонарик осветил то, что скрывала аварийная иллюминация.
- Трон Бога-Императора! - выдохнул чернорабочий.
- Что такое?
Он быстро направил фонарик в пол.
- Оставайтесь здесь.
Марух не собирался испытывать на прочность и без того рассыпающийся рассудок Йоролла.
- Просто стойте здесь, а я добуду то, что нам нужно.
Чернорабочий шагнул в столовую, хрустя ботинками по кровавому стеклу рубиновых луж. Дыхание клубилось у его губ белой дымкой, тающей в тусклом свете. Он попытался обогнуть тела по широкому кругу, но взгляд невольно устремлялся в ту сторону. То, что с жутковатой ясностью показал свет фонарика, вблизи становилось лишь очевиднее: ни один труп в зале бывшей столовой не остался неоскверненным. Марух перешагнул через освежеванное тело женщины, стараясь двигаться как можно аккуратнее и не наступить на ошметки плоти, примерзшие к полу. Когда он проходил мимо, лишенное кожи лицо - маска из обнажившихся вен и почерневших мышц - сверкнуло на него зубастой улыбкой.
От многих тел остались лишь окровавленные скелеты с отрубленными руками и ногами. На морозе тела мумифицировались и бесформенными грудами усыпали столы. Холод почти убил запах, но сейчас Марух понял, о чем говорил Йоролл. В самом деле, плохие специи.
Он подобрался ближе к закрытому люку пищевого склада. Только бы поворотное колесо не заскрипело! Марух вцепился обеими руками в заиндевевший металл и повернул. В кои-то веки удача ему улыбнулась - колесо подалось, рывком крутанувшись на покрытом смазкой штифте. Чернорабочий перевел дух и распахнул люк, за которым обнаружилась кладовая.
Похоже, ее еще никто не успел разграбить. Целые полки были заставлены коробками с сухими рационами и контейнерами с восстановленными мясопродуктами. На каждом красовалась гордая печать с аквилой или зубчатая шестерня Марса. Марух сделал три шага внутрь комнаты, когда сзади раздался крик.
Он знал, что может спрятаться. Может захлопнуть дверь кладовой и замерзнуть тут до смерти или найти какую-нибудь нору и ждать, пока все закончится. К тому же его единственным оружием был ручной фонарик, зажатый в онемевших пальцах.
Йоролл снова закричал. Крик оборвался влажным хрипом. Прежде чем Марух успел понять, что делает, он уже мчался назад, стуча ботинками по ледяному полу.
Убийца вошел в столовую, волоча в руках Йоролла и Дата. Трон, он был огромен! Его темные доспехи в красном свете казались чернильным пятном в луже крови, а от назойливого гудения силовой брони у Маруха заныли зубы.
Йоролл мертвым грузом висел в руке убийцы. Металлический кулак сомкнулся вокруг его горла, а голова откинулась под неестественным углом. Дат все еще отбивался и вопил. Чудовище тащило его за волосы.
Марух разжал потную ладонь и швырнул в убийцу фонариком. Фонарик отскочил от наплечника с эмблемой крылатого черепа, не оставив даже вмятины. Однако это вынудило убийцу развернуться и прорычать два слова в динамики шлема:
- Так-так.
С показной небрежностью убийца отшвырнул в сторону тело Йоролла, бросив его на стол с освежеванным трупом. Дат дергался в кулаке монстра, скользя подошвами ботинок по обледеневшему полу в поисках опоры и безуспешно пытаясь разжать стальные пальцы, вцепившиеся в его длинные сальные космы.
Марух не побежал. Он смертельно устал от холода и тесных труб, был полумертв от голода и трех проведенных без сна ночей. Ему обрыдло это крысиное существование, когда единственным чувством, прорывавшимся сквозь муки голода и боль в обмороженных конечностях, был страх. Слишком измученный, чтобы попытаться спастись бегством, он стоял посреди комнаты, набитой ободранными телами, и смотрел в лицо убийце. Какая смерть может быть хуже подобной жизни? Если по-честному?
- Зачем вы делаете это?
Марух наконец-то произнес вслух то, о чем думал все последние дни.
Убийца не остановился. Закованная в перчатку рука, уже тронутая инеем, сдавила горло Маруха. Удушье было хуже мороза. Марух почувствовал, как трещит позвоночник, как пережатые сухожилия стягивают гортань, не давая прорваться внутрь ни глотку воздуха. Убийца медленно оторвал его от пола и поднял к своему шлему. Череп, нарисованный на наличнике, злобно уставился на человека.
- Это был вопрос? - Убийца склонил голову набок, вперив в Маруха немигающий взгляд красных линз. - Ты действительно хочешь знать ответ или просто бормочешь от ужаса первую пришедшую тебе в голову чушь?
Давление на горле уменьшилось ровно настолько, чтобы рабочий сумел втянуть несколько глотков драгоценного воздуха и заговорить. С каждым вдохом в легкие Маруха проникала трупная вонь и цепенящий холод.
- Почему? - процедил он сквозь клейкие от слюны зубы.
Из-под череполикого шлема донеслось рычание.
- Я создал этот Империум. Я строил его, ночь за ночью, - он выстроен на моем поту, на моей гордости, на стали моего клинка. Я заплатил за него кровью своих братьев. Я сражался за Императора, ослепленный его светом, задолго до того, как вы объявили его мессией и заключили в саркофаг. Ты существуешь, смертный, только благодаря мне. Твоя жизнь принадлежит мне. Взгляни на меня. Ты знаешь, кто я такой. Забудь о лжи, которой тебя вскормили, и ты увидишь, кто держит в руках твою жизнь.
Марух почувствовал, как по ноге его бежит обжигающе-горячая струйка мочи. Падшие ангелы Великого Предателя. Миф. Легенда.
- Всего лишь легенда, - прохрипел он, болтаясь в воздухе. - Всего лишь легенда.
Дыхание, затраченное на отрицание очевидного, изморозью осело на доспехах воина.
- Мы не легенда. - Кулак убийцы снова сжался. - Мы - создатели твоей империи, стертые со страниц истории, преданные тем самым трупом, который гниет на Золотом Троне, пока вы ползаете перед ним на брюхе.
Сквозь резь в глазах Марух заметил металлический блеск - серебряный орел, выгравированный на нагруднике убийцы. Имперский символ аквилы, изуродованный и покрытый трещинами, на доспехах еретика.
- Ты обязан нам жизнью, смертный, поэтому я предоставлю тебе выбор. Ты можешь служить Восьмому легиону, - с расстановкой произнес убийца, - или умереть, захлебнувшись собственным криком.
IV
ОТВЕРЖЕННЫЙ
Захватить станцию оказалось куда проще, чем они ожидали. Особых причин для гордости тут не было. Конечно, если кто-то из братьев считал славным подвигом захват отдаленного мануфакторума, Талос не стал бы отнимать у него эту радость - но великой победой их нынешнюю операцию все равно не назовешь. Набег, задуманный и совершенный по необходимости, а не ради мести. Рейд за припасами - слова кололи самолюбие Талоса, хотя и вызывали на губах улыбку. Нет, это не та битва, память о которой украсит штандарты легиона на долгие века.
И все же он был доволен Септимусом. И рад, что тот вернулся на борт, - два месяца без оружейника изрядно попортили ему кровь, чтобы не сказать хуже.
Три ночи назад Талос впервые ступил на палубу Ганга. Не лучшее воспоминание в его жизни. Двери абордажной капсулы раздвинулись, со скрежетом сминая металл обшивки. Затем, как всегда, был прыжок в привычную темноту. Визоры шлемов с легкостью разогнали мрак. Термальные пятна казались скопищем эмбрионов: смертные, ползающие на карачках, слепо шарящие во тьме, скулящие и сворачивающиеся клубком. Добыча, хныкающая у его ног, оказывала лишь самое жалкое сопротивление.
Нет более отвратительного зрелища, чем человек, пытающийся выжить любой ценой. А унижение, которому они себя подвергали! Мольбы. Слезы. Отчаянная пальба, не способная повредить керамит.
Восьмой легион шагал по станции, почти не встречая сопротивления и развлекаясь по мере сил. Талос несколько часов слушал завывания остальных Когтей по воксу. Некоторые отделения впали в совершенное бешенство и рубили все живое на пути, наслаждаясь своей способностью вселять в людей страх. Как они ликовали, перекрикиваясь друг с другом во время этой безумной охоты!
- Эти звуки… - сухо произнес Талос. - Голоса наших братьев. Мы слышим предсмертный бред легиона. Странно, что вырождение звучит почти как веселье.
Ксарл что-то буркнул в ответ - возможно, хмыкнул. Остальные воздержались от комментариев.
С тех пор прошло три ночи.
В течение этих трех ночей Первый Коготь выполнял приказ Вознесенного: наблюдал за пополнением запасов на "Завете". На борт грузили бочки и контейнеры с прометием. Из генераторов станции сливали свежую, бурлящую плазму. Со складов забрали огромные количества разнообразной руды, которая могла послужить сырьем для оружейных мастерских "Завета". Тех работников станции, которых сочли полезными - из нескольких сот, переживших резню, - загнали на борт в цепях. Крейсер все еще не отстыковался от Ганга. Словно гигантская пиявка, он тянул из станции соки через топливные трубы и линии погрузчиков.
Шесть часов назад Талос одним из последних притащил на борт рабов - он нашел их в столовой, явно сыгравшей роль скотобойни для одного из Когтей. Согласно планам Вознесенного, "Завету" предстояло провести здесь еще две недели, высасывая все сколько-нибудь ценное из литейных заводов и фабрик по обогащению сырья.
Все прошло настолько гладко, насколько можно было ожидать, пока один из них не сорвался с цени. Резня на борту Ганга завершилась, но некоторым оказалось непросто утолить жажду крови.
Одинокий воин бродил по палубам "Завета" с мечами в руках и кровавыми пятнами на наличнике шлема, и разум его был отравлен проклятием.
Быть сыном бога - проклятие.
Слова этого нытика Пророка, так ведь? "Быть сыном бога - проклятие". Что ж, возможно. Охотник вполне разделял его точку зрения. Может, и проклятие. Но еще и благословение.
В периоды относительного спокойствия, когда - пусть на мгновение - безумие его отпускало, охотник думал, что знает истину, позабытую остальными. Они зациклились на том, чего у них нет, на том, что утратили, на славе и почестях, которых им уже никогда не достигнуть вновь. Им виделись одни недостатки, и никаких достоинств. Они угрюмо смотрели в грядущее, не черпая сил в прошлом. Так жить было нельзя.
Череп налился знакомой тяжестью. Боль разрасталась за глазами, червем прогрызая дорогу к мозгу. Он слишком много времени провел за размышлениями и сейчас за это заплатит. Голод надо удовлетворять, иначе последует наказание.
Охотник двинулся дальше. Бронированные подошвы ботинок выбивали эхо из каменного пола. Враг бежал от него, заслышав мерный рокот включенной боевой брони и гортанный рев работающего вхолостую цепного топора. Оружие в руках охотника было истинным произведением искусства, острозубым и убийственно-эффективным. Священные масла умащали его клыки не реже, чем кровь.
Кровь. Слово пятном кислоты опалило его затуманенный разум. Кровь, ее нежеланный запах, ее отвратительный вкус, смрадный красный поток, извергающийся из разорванной плоти. Охотник вздрогнул и покосился на темную жидкость, обагрившую край клинка. Он в ту же секунду пожалел об этом - кровь спеклась в бурую корку между зубьями цепного лезвия. Боль вспыхнула снова, острая, как нож в глазнице, и на сей раз не утихла. Кровь засохла. Он слишком долго не убивал.
Вопль чуть ослабил давление, но его сердца все равно грохотали, как молот. Охотник сорвался на бег.
Следующим умер солдат. Ладони смертного бессильно размазывали пот по линзам шлема охотника, а кольца кишок влажно плюхнулись под ноги.
Охотник отбросил выпотрошенное тело к стене. Кости треснули от удара. Своим гладиусом - благородным клинком, который уже сотню лет как превратился в нож для свежевания, - он отсек голову умирающего. Кровь залила перчатки, пока охотник крутил трофей в руках, изучая очертания черепа под бледной кожей.
Он представил, как свежует отрубленную голову. Сначала сдирает полосками кожу, а затем отделяет от кости испещренные артериями и венами мышцы. Потом вырвет глаза из глазниц и промоет внутреннюю полость едкими очистительными маслами. Картина получилась очень четкой, потому что он проделывал это уже много раз.
Боль начала утихать.
Спокойствие возвращалось, и в наступающей тишине охотник услышал перекличку братьев. Вот голос Пророка - этот, как всегда, кипит от гнева. Вот смех калеки, звучащий резким диссонансом с приказами Пророка. Вот вопросы того, кто всегда держится спокойно и ровно, - приглушенные ноты, вплетающиеся в основной мотив. А вот и рычание опасного, перекрывающее все остальное.
Охотник замедлил шаги, пытаясь разобрать слова. Братья тоже шли по следу, судя по тому, что он сумел понять из их отдаленного бормотания. Его имя - они повторяли его имя снова и снова. Удивление. Гнев.
Но они говорили об опасной добыче. Здесь? В ржавых коридорах полуразвалившейся жилой башни? Здесь не было ничего опасного, кроме них.
- Братья? - сказал он в вокс.
- Где ты? - яростно спросил Пророк. - Узас. Где. Ты.
- Я…
Он запнулся.