Орсон Скотт Кард
"КОРОЛЕВА ЯЗУ"
В книгах о мастере Элвине Орсон Скотт Кард показывает нам, какой могла бы стать история Америки, если бы Американской революции не произошло, а чародеи существовали на самом деле.
Америка у Карда разделена на несколько провинций, а Испания и Франция сохраняют прочную позицию в Новом Свете. Научная революция в Европе побудила многих людей с магическим даром эмигрировать в Северную Америку. Элвин - седьмой сын седьмого сына, что само по себе наделяет его незаурядной силой. Элвину предназначено стать Созидателем, адептом, который рождается лишь раз в тысячу лет. Но на каждого Созидателя есть свой Разрушитель, воплощение сил зла. Он использует против Элвина его брата Кэлвина.
В своих странствиях Элвин сталкивается с проблемами рабства и постоянной вражды между поселенцами и краснокожими, удерживающими за собой западную часть континента. В заключительных книгах Элвин, видимо, должен наконец сразиться с Разрушителем, и эта битва решит судьбу всего континента, а может быть, и целого мира.
"КОРОЛЕВА ЯЗУ"
Элвин смотрел, как капитан Ховард встречает очередных пассажиров - преуспевающее семейство с пятью детьми и тремя рабами.
- Эта река - американский Нил, - говорил капитан, - но даже сама Клеопатра не путешествовала в такой роскоши, какую вы найдете на борту "Королевы Язу".
Для хозяев это, возможно, и верно, думал Элвин, но только не для рабов - хотя их в качестве слуг тоже разместят намного удобнее, чем беглых. Последние - около двадцати человек, закованных в цепи, - ждали погрузки на причале под палящим солнцем.
Элвин наблюдал за ними с тех пор, как вместе с Артуром Стюартом прибыл в порт Карфаген-Сити около одиннадцати утра. Артуру Стюарту не терпелось осмотреть все вокруг, и Элвин его отпустил. Город, объявлявший себя Финикией Запада, представлял немалый интерес для мальчугана возраста Артура, хотя бы и мулата. Карфаген-Сити стоял на северном берегу Гайо, и в Артуре могли заподозрить беглого, но свободных негров здесь тоже хватало. Артур Стюарт - парень неглупый и сумеет за себя постоять.
Закон гласил, что черный раб с Юга остается рабом даже в свободном штате. Стыд и позор. Эти люди на пристани проделали долгий путь до Гайо, чтобы обрести свободу, а здесь их схватили ловчие. Теперь их снова ждут цепи, плети и прочие ужасы рабства. Озлобленные хозяева наверняка подвергнут пойманных рабов примерному наказанию. Неудивительно, что многие пытаются покончить с собой.
Элвин видел, что некоторые из них ранены - впрочем, эти раны они могли нанести себе сами. Ловчие не склонны портить товар, за который им хорошо заплатят после доставки. Эти порезы на запястьях и животах скорее доказывают, что свобода для беглецов дороже жизни.
Элвин ждал, чтобы посмотреть, на этот пароход их погрузят или на другой. Чаще всего беглецов переправляли через реку и гнали домой пешком - они то и дело прыгали за борт и сразу шли на дно из-за цепей, поэтому ловчие относились к речным перевозкам настороженно.
Элвин, однако, слышал обрывки их разговора; они переговаривались редко, потому что за это полагался кнут, и не настолько громко, чтобы он мог разобрать слова, но по мелодике их речь не походила на английскую - ни на северную, ни на южную, ни на негритянскую. Ни один из африканских языков это тоже не напоминало. Британия развернула настоящую войну с работорговлей, и невольничьим судам редко удавалось перебраться через Атлантику.
Скорее всего они говорили по-испански или по-французски - стало быть, их, вероятно, собирались отправить в Нуэва-Барселону (или Новый Орлеан, как до сих пор называли этот город французы).
Это вызывало у Элвина ряд вопросов, главный из которых был таким: как попали беглые из Барселоны в штат Гайо? Пешком топать далековато, особенно если они не говорят по-английски. Жена Элвина Пегги выросла в семье аболиционистов, и ее отец, Гораций Гестер, постоянно переправлял беглецов через реку. В работе "подпольной железной дороги" Элвин разбирался неплохо. Ее ветки доставали даже до новых герцогств Миззипи м Алабама, но он никогда не слыхал, чтобы ею успешно пользовались франко- или испаноговорящие рабы.
- Мне опять есть охота, - сказал Артур Стюарт.
Элвин взглянул на мальчугана - нет, на парня. Артур сильно вырос и говорил басом. Он стоял, сунув руки в карманы, и смотрел на "Королеву Язу".
- Я вот думаю, - сказал Элвин, - не проехаться ли нам на этой посудине, чем стоять и пялиться на нее?
- Далеко? - спросил Артур.
- А тебе как бы хотелось - далеко или близко?
- Она в Барси идет, это ясно.
- Если туман на реке позволит. Может и не дойти.
- Еще бы, - скорчил рожицу Артур. - Как ему не быть, туману, раз на этом пароходе поедешь ты.
- Кто его знает. С водой у меня всегда нелады.
- Это когда ты был маленький. Теперь туман делает то, что ты хочешь.
- Скажешь тоже.
- Ты сам мне показывал.
- Я показывал, как управлять дымом от свечки - и если у меня получилось, это еще не значит, что любой дым или туман будет меня слушаться.
- Сдается мне, что будет, - ухмыльнулся Артур.
- Я просто хочу дождаться и посмотреть, повезет этот пароход невольников или нет, - сказал Элвин.
Артур посмотрел туда же, куда и Элвин, то есть на беглых.
- Почему ты попросту не освободишь их? - спросил он.
- И куда они денутся после этого? Их стерегут.
- Тоже мне стража! Только и знают, что спиртное тянуть.
- У ловчих останутся их шкатулки. Их быстро изловят снова, и тогда им придется еще хуже.
- Так ты вообще ничего не собираешься делать?
- Я не могу снимать цепи с каждого раба на Юге, Артур Стюарт.
- Я же видел: ты плавишь железо, как масло.
- Допустим, что целая куча рабов разбежится, оставив за собой лужи расплавленного железа. Что подумают власти? Что рядом случился кузнеце мехами и тонной угля, который взял да и снял с них оковы? А потом сбежал за компанию, запихав оставшийся уголь в карманы?
- Лишь бы тебе ничего не было, - с вызовом бросил Артур Стюарт.
- Еще бы! Ты же знаешь, какой я трус.
В прошлом году Артур захлопал бы глазами и извинился, но теперь, когда его голос стал низким, "извини" он выговаривал с трудом.
- Вылечить всех и каждого ты тоже не можешь, - сказал он, - но некоторых же все-таки лечишь.
- Бесполезно освобождать их, раз они не смогут сохранить свободу. И вот еще что: сколько из них, по-твоему, пустится бежать, а сколько в реке утопится?
- С чего им топиться?
- С того, что они не хуже меня знают: беглому рабу в Карфаген-Сити свободы не видать. Этот город, может, и самый большой на Гайо, но когда дело касается рабства, он скорее южный, чем северный. Говорят, здесь в подвалах даже невольничьи рынки действуют, а власти знают об этом и ничего не делают, потому что тут завязаны большие деньги.
- И ты им помочь ничем не можешь.
- Я залечил язвы от кандалов на их запястьях и лодыжках. Сделал так, чтобы они не страдали от солнцепека. Очистил воду, которую им давали, чтобы они не подцепили заразу.
Тут Артур все-таки сбавил немного тон, хотя продолжал смотреть вызывающе:
- Я никогда не сомневался, что ты человек хороший.
- Здесь и сейчас я только и могу, что быть хорошим. И я не собираюсь платить этому капитану, если рабы поплывут на юг на его пароходе. Невольничье судно моих денег не увидит.
- Он даже не заметит, что их не хватает, денег твоих.
- Еще как заметит! Капитан Ховард по запаху может определить, сколько денег у тебя в кармане.
- Ты-то даже этого не можешь.
- У него по этой части дар, так я думаю. Корабль ведет рулевой, за машиной смотрит механик, колесо, если оно зацепит левый берег, чинит плотник. Почему же тогда капитан - он? Да потому что знает, у кого денежки есть, и умеет их выманить.
- И сколько же он должен увидеть у тебя в кармане?
- Достаточно, чтобы иметь крепкого молодого раба, но недостаточно, чтобы заставить этого самого раба помалкивать.
- Я не твой раб, - насупился Артур Стюарт.
- Я говорил, что не хочу тебя брать на Юг, потому что тогда мне придется делать вид, будто ты моя собственность. Не знаю, что хуже: тебе притворяться рабом, или мне - человеком, который способен владеть рабами.
- Я еду, и точка.
- Это ты так думаешь.
- Ты не должен возражать: ведь ты можешь заставить меня остаться, ежели захочешь.
- Не говори "ежели". Пегги это бесит.
- Ее тут нет. И ты сам все время так говоришь.
- Младшее поколение должно быть лучше предыдущего.
- Значит, ты никуда не годный учитель. Я уж вон сколько лет учусь у тебя творить, а всего-то и научился, что свечки гасить да вызывать трещины на камне.
- У тебя хорошо получается и получалось бы еще лучше - надо только мозги прикладывать.
- Я и прикладываю, аж башка трещит.
- Мне, пожалуй, следовало сказать не "мозги", а "сердце". Дело не в том, чтобы создать свечку, камень или цепи, как в данном случае, - а в том, чтобы заставить их сделать то, что нужно тебе.
- Я ни разу не видел, чтоб ты велел железу погнуться или сухому дереву дать ростки, но они тебя слушаются.
- Да, может статься, ты не видел этого и не слышал, однако я это делаю. Просто вещи откликаются не на слова, а на план в моем сердце.
- По мне, это все равно что желания загадывать.
- Тебе так кажется, потому что ты пока еще сам не научился это делать.
- Я ж говорю, учитель из тебя никудышный.
- Из Пегги тоже - стоит послушать, как ты говоришь.
- Разница в том, что я могу говорить правильно, когда она рядом. А вмятину на жестянке выправить не могу, хоть есть ты рядом, хоть нет.
- Мог бы, если бы постарался.
- Я хочу сесть на этот пароход, - сказал Артур Стюарт.
- Даже если он перевозит рабов?
- Если мы останемся на берегу, он их все равно повезет.
- Да ты идеалист, парень.
- Давай, Творец, поехали. Будешь ухаживать за этими несчастными, пока их не доставят обратно в ад.
Элвин счел насмешку раздражающей, но в общем оправданной.
- Ну что ж, - сказал он. - Мелкие блага кажутся большими, когда у тебя ничего больше нет.
- Тогда иди за билетами. Скоро он отплывет, и нам в это время желательно быть на борту, правильно?
Смесь небрежности и настойчивости в тоне Артура не понравилась Элвину.
- Уж не задумал ли ты освободить этих бедолаг в пути, а? Они тут же попрыгают за борт, а плавать никто из них не умеет, готов поспорить - так что это было бы самым обыкновенным убийством.
- Ничего я такого не задумывал.
- Обещай, что не станешь освобождать их.
- Я и пальцем не шевельну, чтобы им помочь. Когда надо, я умею ожесточать свое сердце - не хуже, чем ты.
- Надеюсь, ты понимаешь, что такие вот слова не доставляют мне удовольствия. Особенно потому, что я их не заслуживаю, как ты тоже должен понимать.
- Ты хочешь сказать, что не надо ожесточать свое сердце, чтобы видеть такие вещи и ничего не делать?
- Если бы я и правда мог ожесточить свое сердце, я стал бы хуже, зато счастливее.
И Элвин направился к будке, где сидел казначей "Королевы Язу". Себе он взял дешевый билет до самой Нуэва-Барселоны, а за Артура заплатил как за слугу. Он злился, что вынужден изображать рабовладельца, но кассир ни о чем не догадался ни по его голосу, ни по лицу. Возможно, все рабовладельцы хоть немного да злы на себя, поэтому Элвин не особенно от них отличался.
Сказать по правде, путешествие по реке радовало и волновало Элвина. Он любил механику, любил все эти шестеренки, рычаги и клапаны, и жаркий, как в кузнице, огонь, и рвущийся из котлов пар. Любил большое гребное колесо, напоминавшее ему отцовскую мельницу, где он вырос, - только здесь колесо толкало воду, а не наоборот. Любил работу стальных частей - вращение, компрессию, движение поршней. Он запустил в машину "жучка" и изучил ее не хуже, чем собственное тело.
Механик хорошо ухаживал за своей машиной, но были веши, которые он знать просто не мог. Трещинки в металле, детали, работающие под избыточным напряжением или трущиеся из-за недостатка смазки. Разобравшись что к чему, Элвин стал обучать металл навыкам самолечения, показывая, как заделывать трещины и смягчать трение. Не прошло и двух часов, как пароход отчалил, а он уже довел паровую машину почти до полного совершенства и дальше ехал спокойно. Он, как и все остальные пассажиры, разгуливал по слегка подрагивающей палубе, а его "жучок" занимался машиной, вникая в каждое движение механизма.
Перестав требовать особого внимания, она отошла на задний план его разума, и Элвин занялся пассажирами.
В первом классе ехали люди денежные, и тут же поблизости размещались их слуги. У других, как у Элвина, хватало средств только на четырехместные каюты второго класса. Их слуги, если таковые имелись, спали под палубой, как и матросы, только в еще более тесном помещении - не потому, что места не хватало, просто команда обиделась бы, будь у них условия такими же, как у черных.
Наконец, были палубные пассажиры, которым даже коек не полагалось, только скамейки. Некоторые из них ехали на короткие расстояния, проводя в пути не более суток, и потому экономили, другие были обыкновенные бедняки; путь их лежал до Фив, до Коринфа и даже до самой Барси, и если они за это время отсиживали себе зады на жестких скамейках, то в их жизни это было не первое и не последнее мытарство.
Элвин, однако, счел своим долгом - тем более что усилий это почти не требовало - как-то приспособить палубные скамейки к сидящим на них задам. Переместить вшей и клопов в каюты первого класса тоже было дело нехитрое. Он рассматривал это как образовательный проект - надо же и насекомым приобщиться к высшим сферам. Благородная кровь для них как тонкий ликер, вот пусть и отведают ее хоть раз за свою короткую жизнь.
Все это некоторое время занимало его. Не то чтобы он посвящал этому все свое внимание - ведь в мире были враги, готовые убить его, и незнакомцы, которые могли бы полюбопытствовать, что лежит у него в котомке, которую он всегда держал под рукой. Поэтому он присматривал за всеми сердечными огнями на пароходе и сразу замечал, когда кто-то интересовался его особой.
Вернее, должен был замечать. Он не почувствовал ничьего приближения, и когда ему на плечо опустилась рука, он чуть за борт не сиганул от неожиданности.
- Какого черта! Артур Стюарт, нельзя же так к людям подкрадываться.
- Трудно не подкрадываться, когда машина так грохочет. - Говоря это, Артур ухмылялся как старый Дэви Крокетт, очень довольный собой.
- Ну почему единственный навык, которым ты потрудился овладеть, причиняет мне одни неприятности?
- По-моему, это полезно - уметь скрывать свой сердечный огонь. - Последние слова Артур произнес вполголоса - о мастерстве созидания не следовало говорить при посторонних.
Элвин безвозмездно обучал этому мастерству всех, кто принимал его всерьез, но не желал устраивать представление для любопытных - тем более что многие из них могли вспомнить о беглом кузнечном подмастерье, укравшем волшебный золотой лемех. Не имело значения, что эта история на три четверти выдумка и на девять десятых ложь. Элвина все равно могли убить или просто стукнуть по голове и ограбить - а в котомке у него действительно лежал живой лемех, которого Элвин совсем не хотел лишиться, полжизни протаскав его по всей Америке.
- Никто на этом пароходе, кроме меня, твой сердечный огонь не видит, - сказал Элвин. - Ты научился его скрывать ради одного-единственного человека, от которого тебе скрываться не надо.
- Глупости. Раб в первую очередь должен скрываться от своего хозяина, - заявил Артур и только ухмыльнулся в ответ на сердитый взгляд Элвина.
- Приятно видеть человека, который хорошо обращается со слугами! - раздался вдруг чей-то голос.
Элвин, обернувшись, увидел коротышку с широкой улыбкой и весьма лестным, судя по лицу, мнением о себе самом.
- Тревис, - представился он. - Уильям Баррет Тревис, адвокат. Родился, вырос и прошел курс наук в Королевских Колониях, а теперь предлагаю людям честный заработок здесь, на окраинах цивилизации.
- Люди по обе стороны Гайо считают себя, в общем-то, цивилизованными, - заметил Элвин, - хотя что с них взять: в Камелоте они не бывали и короля не видели.
- Вы, кажется, называете вашего парня "Артур Стюарт"? Я верно расслышал?
- Его имя - чья-то шутка, не моя, но мне сдается, оно ему подходит. - Поддерживая разговор, Элвин все время думал: "Что может быть нужно этому человеку от загорелого, мускулистого, туповатого на вид малого вроде меня?"
Он чувствовал, что Артур Стюарт порывается что-то сказать, и знал, что ничего умного тот не скажет. Не желая возиться еще и с этим, Элвин взял его за локоть и незаметно для чужого глаза заставил временно онеметь.
- Ну и плечи у вас! - восхитился Тревис.
- Как у всех. По одному на каждую руку.
- Я подумал было, что вы кузнец, но у кузнецов одно плечо всегда развито больше другого.
- Есть кузнецы, которые левой рукой орудуют не хуже, чем правой, - чтоб не заносило при ходьбе.
- Вот все и разъяснилось, - хмыкнул Тревис. - Вы в самом деле кузнец.
- Когда у меня под рукой мехи, уголь и горн.
- Вряд ли все это помещается в вашей котомке.
- Сэр, - сказал Элвин, - я побывал в Камелоте и не помню, чтобы там было принято заговаривать о чьей-то поклаже после столь кратковременного знакомства.
- Да, конечно. Думаю, это сочли бы дурным тоном где бы то ни было. Виноват. Не хотел показаться невежливым, но я, видите ли, ищу людей, владеющих нужными нам ремеслами, однако еще не занявших твердого места в жизни. Странствующих умельцев, так сказать.
- Многие переезжают с места на место, - сказал Элвин, - и не все из них те, за кого себя выдают.
- Потому я так и накинулся на вас, дружище - вы-то себя ни за кого не выдаете. Если человек не хвастается даже здесь, на реке, это достаточно хорошая рекомендация.
- Значит, вы на реке новичок. Те, кто помалкивает, скорее всего просто не хотят, чтобы их узнали.
- По вашей речи видно, что вы получили кое-какое образование.
- Его недостаточно, чтобы превратить кузнеца в джентльмена.
- Я набираю добровольцев, - поведал Тревис. - В экспедицию.
- Предпочтительно кузнецов?
- Сильных мужчин, владеющих орудиями всякого рода.
- Но у меня уже есть работа, - сказал Элвин. - И поручение в Барси.
- И вас не манят новые земли, находящиеся ныне в руках у свирепых дикарей? Эта страна ждет прихода христиан, которые очистят ее от кровавых жертвоприношений.
Элвин ощутил приступ гнева, смешанного со страхом. Как всегда в таких случаях, он сохранил полное спокойствие, и его улыбка стала еще веселее.