- Как я понял, вы собираетесь переправиться на западный берег реки, не страшась тумана. Я слышал, что у краснокожих на той стороне есть зоркие глаза и чуткие уши, и они внимательно следят за белыми, которым приходит охота нарушить мир.
- Вы неправильно поняли, друг мой. Я говорю не о прериях, где в свое время промышляли трапперы и куда теперь краснокожие не допускают ни одного бледнолицего.
- Каких же дикарей вы тогда имели в виду?
- Южных, мой друг, южных и западных. Злобные мексиканские племена, которые вырывают сердца у живых людей на вершинах своих пирамид.
- Да, предприятие у вас действительно дальнее. И глупое. Их вся мощь Испании не смогла покорить - думаете, это удастся кучке англичан с законником во главе?
Тревис облокотился на поручни рядом с Элвином, глядя на реку.
- Мексиканцы - гнилая нация. Все прочие краснокожие их ненавидят, и они полностью зависят от Испании, которая поставляет им устаревшее оружие. Говорю вам, они созрели для завоевания. Да и какую армию они смогут выставить, поубивав за долгие века столько народу на своих алтарях?
- Только дураки ищут войны, когда никто не нападает на них.
- Еще бы! Целое сборище дураков. Дураки, которые хотят разбогатеть, как Писарро, победивший инков с горсткой людей.
- Или умереть, как Кортес.
- Они все давно уже умерли. Вы располагаете жить вечно?
Элвин разрывался между двумя желаниями: послать этого деятеля подальше и разузнать побольше о его планах. И сейчас он решил, что слишком близко знакомиться с ними не стоит:
- Боюсь, вы напрасно теряете со мной время, мистер Тревис. Другие, возможно, заинтересуются больше, потому что меня это совершенно не интересует.
Тревис заулыбался еще шире, но Элвин видел, как участился его пульс и разгорелся сердечный огонь. Этот человек не любит, когда ему отказывают, но прячет это за улыбкой.
- Ну что ж. Нового друга завести всегда приятно, - сказал он и протянул руку.
- Не примите за обиду, - сказал Элвин, - и спасибо, что сочли меня достойным вашего внимания.
- Нет-нет, никаких обид. Я больше не стану вас спрашивать, но если вдруг передумаете, охотно приму вас.
Они обменялись рукопожатием, похлопали друг друга по плечу, и Тревис ушел, не оглядываясь.
- Давай поспорим, - сказал Артур Стюарт. - Никакие они не завоеватели, а просто охотятся за мексиканским золотом.
- Да как сказать. Уж очень он откровенен для человека, который собирается нарушить запрет короля и конгресса. И в Королевских Колониях, и в Соединенных Штатах с ним расправятся быстро, если поймают.
- Ну, не знаю. Закон законом, но что, если королю Артуру понадобятся новые земли и рабы, а со Штатами он воевать не захочет?
- Знаешь, это мысль, - сказал Элвин.
- И очень здравая, на мой взгляд.
- Тебе полезно со мной путешествовать. Мысли в голове появляются.
- Я первый об этом подумал.
Вместо ответа Элвин достал из кармана письмо и показал Артуру.
- От миз Пегги. - Артур прочел и расстроился. - Не говори только, что знал, что этот парень поедет с нами на одном пароходе.
- Понятия не имел. Я думал, что мое расследование начнется только в Нуэва-Барселоне. Теперь я знаю, за кем надо последить, когда мы туда приедем.
- Она пишет о человеке по имени Остин.
- С ним должны быть и другие. Вербовщики, раз он надеется набрать целое войско.
- И надо же ему было наткнуться именно на тебя!
- Просто он услышал, как ты мне хамишь, и решил, что хозяин я плохой - а значит, охотно буду подчиняться кому-то.
Артур сложил письмо и вернул его Элвину.
- Если король готовит вторжение в Мексику, что из этого следует?
- Так или нет, он сейчас не может позволить себе войну со свободными штатами, верно ведь? - сказал Элвин.
- Значит, рабовладельческие штаты в драку тоже не полезут, - заключил Артур Стюарт.
- Но война с Мексикой когда-нибудь кончится - ежели она вообще начнется, конечно. Король либо проиграет ее - тогда он взбесится и начнет лезть на рожон, либо выиграет, набьет казну мексиканским золотом и купит себе целый флот, ежели захочет.
- Миз Пегги не понравится, что ты говоришь "ежели" на каждом шагу.
- Война - скверная штука, сколько б они ни жужжали, что тебе от нее никакого вреда.
- Но ведь человеческие жертвы - это тоже плохо. Надо же их как-то остановить?
- Думаю, краснокожие, которые молятся, чтобы их освободили от мексиканцев, как-то не представляют себе рабовладельцев в качестве новых хозяев.
- Но рабство все-таки лучше, чем смерть, разве нет?
- Твоя мать думала иначе. Давай-ка прекратим эти разговоры - мне от них грустно становится.
- Про человеческие жертвы или про рабство?
- Про то, что одно, как ты полагаешь, может быть лучше другого. - И помрачневший Элвин отправился в каюту, которую пока занимал один. Он положил золотой лемех на койку и прилег, надеясь, что сон поможет ему лучше во всем разобраться. Почему этот Тревис держится так смело? И почему Артур Стюарт так слеп? Ведь столько людей принесли многое в жертву, чтобы сохранить ему свободу.
Только в Фивах к Элвину подсел еще один пассажир. Элвин сошел на берег посмотреть город, слывший величайшим из портов Американского Нила, а когда вернулся, на его койке спал кто-то другой.
При всей его досаде это можно было понять. Койка была лучшая в каюте - нижняя на той стороне, где солнышко светило утром, а не в дневную жару. А Элвин, когда уходил, никаких вещей на ней не оставил. Котомку он захватил с собой, а больше никакого добра на белом свете у него не было. Не считая ребенка, которого носила его жена, - и если уж речь об этом, она не расставалась со своей ношей точно так же, как Элвин с золотым лемехом.
Поэтому Элвин не стал будить нового и вышел поискать Артура Стюарта, а заодно и укромный уголок, чтобы съесть принесенный с собой ужин. Артур заявил, что останется на пароходе. Его дело, но Элвин не собирался сбиваться с ног, разыскивая его. Свисток, предупреждающий об отплытии, уже прозвучал, и Артуру полагалось встречать Элвина, а он этим пренебрег.
Не то чтобы Элвин испытывал какие-то трудности с его обнаружением. Он почти все время мог засечь его сердечный огонь и сомневался, что Артур сумеет скрыть его, если Элвин по-настоящему захочет его найти. Сейчас парень находился внизу, в помещении для рабов, где его никто не спросит, что он тут делает и куда девался его хозяин. Вопрос в том, что ему в самом деле там надо.
Едва успев достать из котомки кукурузный хлеб, сыр и сидр, Элвин увидел, как Артур поднимается по трапу на палубу - и не в первый раз задумался, так ли уж парень слаб в созидании.
По натуре Артур не лжец, но секреты, в общем, хранить, умеет - может, он просто не рассказывает Элвину обо всем, чему научился? Может, он вылез наверх именно сейчас потому, что знает: Элвин пришел из города и расположился поесть?
Элвин, само собой, и куска не успел проглотить, как Артур плюхнулся рядом с ним на скамейку. Элвин мог бы поесть в кают-компании, но там "слугу" рядом с собой не посадишь, а на палубе это никого не касается. Рабовладельцы, конечно, могли счесть его последним отребьем, но их мнение Элвина не очень-то волновало.
- Ну как? - спросил Артур Стюарт.
- Хлеб как хлеб.
- Я тебя не про хлеб спрашиваю!
- Сыр тоже ничего, хотя его делают из молока самых заморенных, костлявых, заеденных мухами, облепленных навозом коров, когда-либо стоявших в могиле двумя копытами.
- Стало быть, молочное дело у них не на высоте.
- Если они претендуют на звание столицы Американского Нила, им не мешало бы сперва осушить болото. Раз Гайо и Миззипи сливаются здесь, значит, это место низменное, а раз оно низменное, то его все время заливает. Не надо быть ученым, чтобы это вычислить.
- Никогда не слыхал об ученом, который отличал бы низменность от возвышенности.
- Не всякий ученый туп, как пробка.
- Знаю, знаю. Где-то должен быть ученый, в котором знания сочетаются со здравым смыслом, просто до Америки он пока не доехал.
- Это доказывает наличие у него здравого смысла. Что ему делать в стране, где большой город ставят прямо на болоте.
Отсмеявшись, они хорошенько набили рты.
Когда они отужинали - Артур умял больше половины и не сказать, чтобы наелся, - Элвин с деланной небрежностью спросил его:
- Что там такого интересного, в трюме?
- У рабов, ты хочешь сказать?
- Я пытаюсь говорить, как человек, способный владеть другими людьми, - очень тихо пояснил Элвин. - А ты попытайся говорить, как человек, который кому-то принадлежит - или уж не суйся на Юг.
- Я старался понять, на каком языке говорят эти беглые.
- Ну и?
- Точно не по-французски. Там есть один канадец, и он говорит, что нет. И не по-испански - так сказал парень с Кубы. Никто не знает, по-каковски они лопочут.
- По крайней мере мы знаем, на каком языке они не говорят.
- Я знаю больше.
- Слушаю тебя внимательно.
- Тот кубинец отозвал меня в сторонку и говорит: "Знаешь, парень, я уже слыхал такой говор". "Что ж это за говор", - спрашиваю? А он: "Мне сдается, никакие они не беглые".
- Почему он так думает? - Про себя Элвин отметил, что Артур в точности копирует слова того другого и его акцент.
Раньше Артур Стюарт мог скопировать что угодно, не только человеческие голоса - крики птиц и животных, детский плач, шорох ветра в деревьях и шлепанье башмаков по грязи. Был у него такой дар до того, как Элвин переменил в нем все, даже запах, чтобы ловчие не могли больше найти Артура по обрезкам его ногтей и волос. Перемены коснулись самых глубоких и потаенных уголков Артурова существа и сказались на его одаренности. Тяжело поступать так с ребенком. Благодаря этому Артур сохранил свободу, но Элвин сожалел о цене, которую пришлось за нее отдать.
- Он говорит, что слышал такую речь, когда ездил с хозяином в Мексику.
Элвин глубокомысленно кивнул, хотя понятия не имел, что это может значить.
- Я его спрашиваю, откуда черным ребятам знать мексиканский говор, а он: в Мексике когда-то много черных было.
- И то верно, - сказал Элвин. - Они прогнали испанцев всего пятьдесят лет назад. Думаю, их вдохновил на это Том Джефферсон, освободивший черрики из-под власти короля. К тому времени испанцы должны были ввезти в страну много рабов.
- Ну да. Вот я и спрашиваю: раз в Мексике приносят столько человеческих жертв, почему ж они первым делом не поубивали этих африканских рабов? А кубинец говорит: черные люди грязные, их нельзя скармливать мексиканскому богу. И давай ржать как сумасшедший.
- Пожалуй, в том, что другие считают тебя нечистым, есть некоторое преимущество.
- Многие американские проповедники говорят, что Бог всех людей считает нечистыми духовно.
- Это ложь, Артур Стюарт. Многих проповедников ты слышать никак не мог.
- Я слышал, что так они говорят. Потому-то наш Бог и не признает человеческих жертв. На кой они ему, раз все мы нечистые, как черные, так и белые.
- Однако я не верю, что Бог именно так думает о своих детях. И ты тоже не веришь.
- Мало ли во что я верю. Мы с тобой не всегда думаем одинаково.
- Я счастлив уже оттого, что ты вообще думаешь.
- Это так, хобби. Не основное мое занятие.
Элвин засмеялся, чем Артур остался очень доволен, и принялся рассуждать вслух:
- Итак, у нас есть двадцать пять рабов, происходящих из Мексики. Они следуют вниз по Миззипи на том же пароходе, что и человек, вербующий солдат для вторжения в ту же Мексику. Поразительное совпадение.
- Проводники? - предположил Артур.
- Весьма вероятно. Они, возможно, закованы в цепи по той же причине, по которой ты притворяешься рабом. Чтобы их принимали не за тех, кто они есть на самом деле.
- Или у кого-то хватает ума полагать, что закованные рабы будут хорошо показывать дорогу на неизвестных землях.
- Ты хочешь сказать, что они не такие уж и надежные.
- Может, они не прочь умереть с голоду в пустыне, чтобы прихватить с собой белых рабовладельцев.
Значит, мальчик все-таки понимает, что смерть можно предпочесть рабству. Это хорошо.
- Жаль, что я не говорю по-мексикански, - сказал Элвин. - И ты тоже.
- Да-а.
- Не вижу, как ты сможешь выучить их язык. К ним никого не подпускают.
- Да-а.
- Надеюсь, у тебя не зародился какой-нибудь дурацкий план, о котором ты умалчиваешь.
- Могу и сказать. Я уже договорился, что буду носить им еду и выносить за ними парашу. До рассвета, когда больше никто это делать не рвется.
- Их стерегут круглые сутки. Какты вообще собираешься разговаривать с ними?
- Брось, Элвин. Ты же знаешь, что хоть один из них да говорит по-английски - как иначе они могли бы работать проводниками?
- Или по-испански, а кто-то из белых тоже владеет этим языком. Об этом ты не подумал?
- Я уже попросил кубинца выучить меня испанскому.
Это показалось Элвину явным хвастовством.
- Я отсутствовал всего шесть часов, Артур Стюарт.
- Ну, он ведь не совсем еще меня выучил.
Элвин опять задумался о том, так ли уж сильно пострадал талант, которым Артур обладал в детстве. Выучить язык за шесть часов? Нет, конечно, гарантии, что кубинский раб хорошо владеет испанским - как и английским, впрочем. Но что, если у Артура Стюарта природный дар к языкам? Что, если он был вовсе не имитатором, а мальчиком, от рождения умеющим говорить на любом языке? Элвин слышал о таких людях. Им стоит только услышать чужое наречие, чтобы заговорить на нем, как на родном.
Может быть, этот дар по-настоящему проснулся в Артуре только теперь, когда он становится мужчиной? Элвин даже позавидовал ему и тут же посмеялся над собой. Представить только, чтобы человек с его, Элвина, даром завидовал кому-то другому! Он может сделать камень жидким как вода, воду - прочной как сталь и прозрачной как стекло, может обратить железо в живое золото и при этом жалеет, что не способен овладеть чужим языком с той же легкостью, с какой кошка падает на лапы? Грех неблагодарности, один из многих, за которые его наверняка пошлют в ад.
- Чего ты смеешься? - спросил Артур Стюарт.
- Все время забываю, что ты уже больше не мальчик. Хочу только надеяться, что если тебе понадобится моя помощь - вдруг, скажем, тебя поймают на разговорах с мексиканскими рабами и начнут драть кнутом, - ты сумеешь как-нибудь дать мне знать.
- Очень даже сумею. А если убивец с ножиком, который спит на твоей койке, вдруг начнет плохо себя вести, ты тоже дай знать, что написать на твоей могильной плите.
- Убивец с ножиком?
- Так говорят под палубой. Но ты лучше спроси его сам, он тебе все и расскажет. Ты ведь так поступаешь обычно, правда?
- Угу. Если я что-то хочу знать, то так прямо и спрашиваю.
- И тебя, как правило, не убивают.
- В среднем у меня неплохие результаты, - скромно ответил Элвин.
- Но ты не всегда выясняешь то, что хочешь.
- Зато всегда выясняю что-то полезное. Например, как легко раздражаются некоторые люди.
- Я сказал бы, что у тебя дар на это дело, если б не знал, что у тебя есть другой.
- Бесить людей, да.
- Они начинают злиться, не успеешь ты поздороваться.
- А на тебя вот никто не злится.
- Потому что я симпатичный.
- Ну, не всегда. Хвастовство тоже иногда раздражает.
- Только не моих друзей, - ухмыльнулся Артур.
- Но твоих родных это с ума сводит.
Когда Элвин вернулся к себе, "убивец с ножиком" уже проснулся и вышел куда-то. Элвин подумал, не занять ли ему снова свою койку, но это значило нарываться на драку, и он решил, что дело того не стоит. В каюте четыре койки на двоих - незачем злить попутчика, борясь за одну-единственную.
Засыпая, Элвин, как всегда, отыскал сердечный огонь Пегги и удостоверился, что у нее все хорошо. Ребенок в ней рос как положено, и у него теперь тоже билось сердечко. Не то что во время первой беременности, когда ребенок родился преждевременно и выжить не смог. Теперь Элвину не придется смотреть, как его дитя синеет и задыхается у него на руках, несмотря на отчаянные попытки отца отыскать в маленьком тельце хоть какой-то шанс на жизнь. Что пользы быть седьмым сыном седьмого сына, если единственный, кого ты неспособен исцелить - это твой первенец?
В первые дни после его смерти Элвин и Пегги не отходили друг от друга, но потом она начала отдаляться, избегать его. В конце концов он понял, что она просто боится забеременеть снова. Тогда он поговорил с ней, сказал, что от беды не скроешься - многие люди теряют детей, даже тех, что уже подросли немного. Надо пытаться снова и снова, чтобы было чем утешиться при мысли о маленькой могилке.
"Я выросла, глядя на две такие могилки, - сказала она. - И знала, что родители, глядя на меня, видят двух моих сестер, носивших то же самое имя".
"Ты была светлячком и потому знала больше, чем полагается знать ребенку. Наша малышка скорее всего светлячком не станет. Все, что она будет знать, это как мы ее любим и как мы хотели, чтобы она родилась".
Элвин не знал, убедил ли он Пегги или она согласилась снова завести ребенка только ради него. Во время второй беременности она, как и в первый раз, разъезжала по всей стране и боролась за освобождение рабов, стараясь при этом, чтобы оно не привело к войне. Элвин в ее отсутствие оставался в Церкви Вигора и учил желающих началам созидания.
Оставался, пока она не давала ему какого-нибудь поручения. Вот и теперь Пегги отправила его вниз по реке в Нуэва-Барселону, хотя в глубине души ему хотелось побыть дома с ней вместе и позаботиться о ней.
Она, будучи светочем, прекрасно знала, чего он хочет, - стало быть, сама хотела как раз обратного: пожить врозь.
С этим Элвин мог примириться, что не мешало ему отыскивать ее на грани сна и засыпать, лишь когда в нем затеплятся два сердечных огня - ее и ребенка.
Элвин проснулся в темноте, поняв, что происходит что-то неладное. Рядом с ним горел чей-то сердечный огонь, и он слышал тихое дыхание крадущегося к нему человека. Запустив "жучка", он определил, что тот тянется к котомке, которую Элвин обхватил рукой.
Кража? Чертовски глупая затея на борту парохода, если у незнакомца именно это на уме. Разве только он превосходный пловец и способен добраться до берега с тяжелым золотым лемехом.
Нож злоумышленника висел на поясе, и тот пока не собирался его доставать. Элвин, учитывая это, произнес как можно тише:
- Если вы ищете что-нибудь съедобное, дверь с той стороны.
Ох, как подскочило при этом сердце у незнакомца! И первым делом он схватился за нож - это движение, как отметил Элвин, было у него хорошо отработано.
Впрочем, он почти сразу взял себя в руки. Элвин догадывался почему - ночь была темная, и незнакомец полагал, что Элвин видит в темноте не лучше его самого.
- Уж очень вы сильно храпели. Я просто хотел перевернуть вас на другой бок.