Узда едва не разорвала губ лошади, она привстала на дыбы и рывком попятилась, принимая в себя удар сразу трех копий. Олег дернул ступни из стремян, перекинул ногу, спрыгивая, и рубанул загривок проносящейся мимо лошади – нанести более прицельного удара в его положении было невозможно. Чужой скакун тем не менее споткнулся, кувыркнулся через голову. Ведун, уже приземлившись, побежал к нему, нагоняя катящегося воина, и, прежде чем тот успел встать, на всю длину вогнал клинок сабли тому под кольчужный подол, подхватил щит, развернулся. На него уже налетал другой воин, замахиваясь мечом. Олег, приседая, вскинул щит, рубанул вражеского коня вдоль брюха, распарывая подпруги. Оказавшись незакрепленным, седло провернулось набок, ратник вякнул, как пес с придавленной лапой, раскинул руки, падая на спину, – ведун оказался тут как тут, чтобы добить убийцу, не успевшего встать на ноги, и подобрать меч.
На миг настала передышка: трое невесть откуда взявшихся душегубов пронеслись вдоль обоза саженей на пятьдесят и теперь осаживали коней, разворачивались. Боярин Годислав лежал на снегу лицом вниз. Холопы, ошалев от увиденного, застыли на облучках саней.
– Я и сам обалдел, ребята... – пробормотал ведун, даже не задумываясь, по въевшейся в плоть и кровь привычке вытер клинок о штанину убитого чужака – чтобы не заржавел, – сунул в ножны, попятился к своей несчастной кобылке. Ратники, опустив рогатины, уже начали новый разгон.
– Стану не помолясь, выйду не благословясь, из избы не дверьми, из двора не воротами – мышьей норой, собачьей тропой, окладным бревном; выйду на широко поле, поднимусь на высоку гору... – Олег бросил щит и взялся двумя руками за одно из копий, торчащих из лошадиного брюха, напрягся, рванул к себе. Против конницы это оружие было куда более удобным, нежели короткий клинок. Рогатина поддалась, и после второго рывка оказалась в его распоряжении. Враги были уже совсем рядом, и Середин торопливо закончил любимое заклинание: – ...ты, Солнце, положи тень мне под ноги, вы, звезды, поднимите ее на небо, а ты, Луна, дай ее мне в руку!
Левой рукой он резко метнул тень влево. Темный силуэт помчался всадникам поперек пути. Кончики копий, нацеленные было ведуну в грудь, отвернули следом. Олег же опустил рогатину комлем вниз, упирая его в снег, кончик навел крайнему всаднику в грудь. Тот, не видя опасности, налетел на стальное острие на всей скорости. Пика пробила доспех, тело, на пару локтей вышла из спины и вывернула мертвеца из седла. Его копье упало на снег – ведун прыгнул вперед, поднимая оружие, и молниеносно метнул в спину уже удаляющегося второго ратника.
– Он сзади, сзади!!!
Но было уже поздно. На излете рогатина все же достала ворога меж лопаток. Удар получился слабым – копье тут же отскочило и упало на лед. В первый миг Середин даже подумал, что ничего не добился, но тут заметил, что кончик острия стал темным. Копье все же пробило броню и, хоть совсем неглубоко, но погрузилось в тело. Ратник оглянулся, потянул левый повод, разворачиваясь, однако глаза его уже бледнели, он начал медленно заваливаться.
– Колдун сзади, тупые собаки!
Услышав крики, Середин вспомнил про шестого вражеского всадника, оставшегося на берегу, и теперь наконец-то вспомнил, где видел этого типа.
– Проклятый чародей! Так ты еще и злопамятный, урод? – тяжело дыша, пробормотал он.
Пущенный ведуном морок рассеялся. Да и чего еще ждать от слепленной на скорую руку тени? Последний из ратников натянул поводья, потерянно озираясь. Наконец заметил Олега и стал разворачиваться. Середин не спеша добрел до кобылы и выдернул из брюха второе копье. Выпрямился, повернулся лицом к врагу.
Бездоспешный пехотинец против одетого в броню всадника шансов на победу не имеет. Никаких. Однако теперь, когда стало ясно, кто скрывается за нежданным нападением, Олег немного успокоился. На столь гнусное дело честный воин, достойный боярин не согласится никогда. Дворцовый чародей мог нанять для убийства только какую-нибудь шпану. Нищих скандинавов, за горстку серебра готовых убивать в чужой стране кого угодно и где угодно; душегуба, пришедшего из чащи продать награбленное добро; беглого холопа, проворовавшегося или изменившего хозяину. А какие из подобного сброда воины, даже если нарядить их в железо и посадить в седло?
– Ор-р! Ор-р! – закричал наемник, опустил копье и погнал лошадь вперед.
Олег улыбнулся. Сбить его грудью коня, приняв наконечник рогатины на щит, убийца не догадался. Это в сече, когда рать стоит плечом к плечу, пехотинцу от удара деваться некуда. Здесь же, на ровной широкой реке ситуация совсем другая...
– Ор-р! – Он разгонялся сильнее и сильнее, старательно метясь ведуну в грудь.
Олег поднял щит, прижал его к плечу и опустил наконечник своего копья вперед. Еще немного, еще чуть-чуть...
– Ор-р! – наклонился вперед враг, вкладывая всю силу в удар.
– Получи! – Середин, наоборот, чуть откинулся назад, "смазывая" толчок и поворачивая щит, чтобы наконечник прошел по дереву вскользь. Сам он никуда не бил. Комель ратовища упирался в правую ступню, острие он нацелил всаднику в ногу, на уровне конской спины. Бедром ведь в седле не пошевельнуть – значит, и не увернуться.
Сразу от двух сильных рывков в плече и ступне Олег отлетел на пару шагов назад, перекувыркнулся и сразу вскочил. Щит отлетел еще дальше, переломанный пополам, рогатина осталась лежать в месте столкновения. Наемник, еще не успевший остановить разогнанную лошадь, натягивал поводья возле первых саней. За ним по снегу тянулся длинный кровавый след. В горячке схватки бедолага не обратил внимания на боль в ноге и не знал, что уже убит. Он разворачивался, желая повторить атаку. Но артериальное кровотечение позволяет прожить не больше пары минут.
– А-а-а! – Княжеский чародей, поняв, что проиграл, сорвался в галоп, уносясь в сторону города.
– Мичура, сюда! – побежал к Годиславу Середин. – Остальные лошадей ловите!
Он упал на колени рядом с другом, перевернул его на спину. Боярин дышал – но зипун его был разодран и пропитывался кровью. Ведун раздвинул края одежды: кровавая рана тянулась через всю грудь, местами белыми пятнами проглядывали ребра – но кости явно были целы. Опытный воин в последний момент смог уклониться от удара, приняв его вскользь. Будь в кольчуге – и царапины бы не осталось.
– Поверхностная, – облегченно вздохнул Олег. – Не пропадет, коли заразы не занести. Хорошо, зима вокруг. Мичура! Белье чистое возьми, что в Русе стирали, рану закрой аккуратно и на сани его кладите. Накройте потеплее и везите. Я скоро.
Он подбежал к холопам, успевшим взять под уздцы скакунов с опустевшими седлами, запрыгнул в седло одного коня, схватил повод другого и "дал шпоры", пуская скакуна в галоп. Заводной первые сажени разбегался медленно, недовольно хрипел, но вскоре смирился и тоже помчался во весь опор.
Княжеский чародей успел удрать примерно на полверсты, и расстояние потихоньку увеличивалось. Все же его конь отдыхал на берегу, пока скакуны Олега то разгонялись во весь опор, то осаживались, то снова разгонялись. Но верст через пять ситуация выправилась – после долгой гонки коняга колдуна начал выдыхаться. Еще две версты они скакали на равных, потом скорость стала потихоньку спадать. Лошадь под Олегом хрипела, из-под седла, ремней, узды выпирала бледно-розовая пена, словно скакун потел кровью. Еще немного, верста-другая, и она должна была упасть от усталости. Ведун перешел на рысь, подтянул заводного и прямо на ходу перепрыгнул в его седло, отпустив повод загнанной лошади. Свежий скакун тоже уже отмахал почти десять верст – но он шел налегке и никакой пены пока еще не ронял.
– Пошел, пошел, пошел! – понукал бедолагу Олег, и расстояние стало потихоньку сокращаться.
Мало-помалу всадник впереди увеличивался в размерах. Стали видны стремена, тонкий янтарный пояс пригнувшегося колдуна, его простецкий, не привлекающий внимания тулуп – и дорогие сафьяновые, тисненые сапоги.
Скакун чародея начал спотыкаться и все сильнее сбавлять скорость, на снег падали крупные хлопья пены, он хрипел так, что это было слышно за сто саженей. За пятьдесят. За двадцать...
Лошадь Олега только-только начала покрываться пеной, и это значило, что она выдержит еще добрых четверть часа такой гонки. Бедолага же под седлом колдуна мог свалиться в любое мгновение.
Чародей все понял – и завыл. Завыл тонко и протяжно, как волкодлак, насадившийся грудью на осиновый кол. Он ничего не выкрикивал, не просил, не обещал. Он просто исходил в последнем предсмертном вое. Расстояние сократилось до двух саженей – Олег вытянул саблю и привстал на стременах. Еще минута. Морда лошади наконец-то поравнялась с передней лукой седла злопамятного неудачника. Ведун вскинул клинок и по всем правилам, как перед глиняной чушкой – с высокого замаха, с оттягом и подкручиванием кисти в момент завершения – рубанул чародея поперек спины. Туго натянутый тулуп тут же лопнул, раскрывая кровавую пропасть, из которой наружу выступили края позвонков. Вой оборвался – дворцовый колдун обмяк, его скакун наконец-то смог сократить шаг и перейти на рысь. От тряски тело запрыгало и головой вперед повалилось на землю.
– При дворе открылась вакансия. – Ведун опустился в седло и слегка подтянул повод, разрешая лошади тоже перейти на широкий шаг. – Жалко, мне не нужно. А других чародеев русский князь, вестимо, не захочет.
Он глянул вдоль реки и покачал головой:
– Всего час скачки, а наверстывать придется дня два. Ква. У меня ни пожрать, ни попить ничего с собой нет. Придется поститься...
Сам Олег поститься мог, сколько ему заблагорассудится, но вот лошади после жестокой гонки еле волокли ноги, и потому ведуну пришлось сперва дать им порыться в сугробах по берегам реки, выискивая промороженную осоку, а потом купить втридорога полмешка овса у идущего в город крестьянского обоза. Зато отдохнувшие остаток дня и ночь скакуны наутро пошли уже довольно бодро и к вечеру нагнали боярские сани.
– Как он? – первым делом поинтересовался Середин, спешиваясь возле возка Годислава.
– Вроде как дышит, – пожал плечами холоп. – Но глаз не открывал.
Ведун раскидал тулупы, которыми укрыли раненого слуги, осмотрел рану. Точнее – рубаху, которая рану закрывала. Та зачерствела от крови, чуть провалившись посередине.
– Пока ничего страшного, – кивнул Олег. – Раз нигде влаги не проступает, значит, запеклось и гноя нет. Авось, обойдется. Вперед скачи. К нашему приезду в усадьбе мох болотный быть должен. Чистый! Как можно дальше от дома собранный! Из-под нетронутого наста, и чтобы понизу никаких нор мышиных не было! Бери лошадь, скачи. На ночлег вставать не станем, так что к утру, хоть в лепешку разбейся, но чтобы мох был.
– Сделаем, боярин, – кивнул Мичура и побежал к скакунам.
Ночь выдалась морозной, но ясной, полнолунной. В бледном свете, хорошо отражаемом снежным покрывалом, обоз уверенно прошел по реке оставшиеся версты, свернул к дубраве, осторожно пробрался в темноте под кронами и еще до рассвета дополз до ворот усадьбы. Холопы под присмотром Лепавы перенесли боярина в его просторную, жарко натопленную светелку. Поднятая на ноги Елень принесла пятирожковый подсвечник, кадку теплой воды. Олег показал ей, как отмачивать и снимать тряпку, сам же сбегал к себе, нашел среди припасов порошок из цветков календулы и туесок с рыбьим клеем, вернулся. Осмотрел уже открытую рану, убрал корку с подозрительных мест, где померещилось нагноение, мхом тщательно промакнул все от крови и всякой влаги, засыпал своим зельем. Затем промазал края раны клеем, стянул, накрыл тряпицей, давая клею время схватиться.
– Ой, батюшка, боярин наш, кормилец, солнышко наше! – запоздало вдруг взвыла стряпуха.
– Не ори, беду накличешь! – вздрогнул от неожиданности Олег. – Иди лучше, бульон крепкий свари на мясе. Только не переборщи, ложка в нем стоять не должна. Иначе не накормить будет. Боярыня, прости за наглость, но не могла бы ты здесь посидеть, пока я посплю немного. Боюсь, задремлю, коли дежурить останусь.
– Конечно, знахарь, я послежу за братом, – кивнула Лепава. – Делать-то что надобно?
– Коли шевельнется или в себя из беспамятства придет, проследи, чтобы резких движений не делал. Как бы рана не разошлась. Попить ему можно дать, коли метаться начнет. Завтра Маре подарком поклониться хорошо бы. Пусть подношение возьмет, а к вам в усадьбу не заглядывает.
– Я поняла, знахарь, – кивнула боярская сестра. – Ступай, отдыхай.
Олег проспал почти до полуночи, потом сменил Лепаву. Боярыня поскакала в святилище молить богов о милости, ведун же еще раз внимательно осмотрел рану. Тряпица оставалась чистой, снизу не просачивалось ничего.
– Так и должно быть, – похвалил себя Середин. – Мох очень хорошо дезинфицирует раны. Ноготки тоже. Никакой грязи занести не успели, сразу все укрыли. Хорошо, зима. Снег чистый, микробы спят вместе с нежитью, никакого столбняка или антонова огня. Коли пару дней нагноения не будет, значит, обошлось.
– Молишься, что ли, дружище? – услышал он слабый голос.
– Тихо, не шевелись! – подпрыгнув, первым делом предупредил ведун. – Великие боги, Годислав! Ты очнулся?
– Я как сплю... Все слышу и вижу, а ничего сделать не могу. Нечто паралич разбил?
– Сплюнь, откуда паралич? Типун тебе на язык! Рана длинная, рваная. Крови очень много потерял, вот и слабость. Ничего, бульончика пару недель попьешь – на ноги как миленький поднимешься.
– Две недели – это немного, – простонал боярин. – Стало быть, смогу с тобой поехать.
– Куда? – не понял Олег.
– Ведьму истреблять. Али ты подумал, боюсь я ее? Ни капли не боюсь. Воин я али нет?
– Конечно, воин, – согласился Середин. – Но, увы, через две недели ты только ходить сможешь, и то по стеночке. Меч – хорошо, коли через месяц поднимешь. Броню раньше лета носить не сможешь. Извини, дружище, но к тому времени я уже два раза вернуться успею. Так что ловить ведьму мне придется без тебя.
Ведун пробыл в усадьбе еще неделю. И только убедившись, что его друг пошел на поправку, что заживающая рана чиста и никакого жара у раненого нет и в помине, он собрал свои вещи и тронулся в дальнейший путь: вверх по Поле, Явони, мимо застывшего в ожидании весны волока в озеро Велье, из него в Селигер. В Кличене Олег остановился на два дня, отдохнув сам и дав отдых лошадям, попарившись в бане и отдав грязную одежду в стирку. А когда она высохла – двинулся дальше. Но не хитрым зимником, известным только местным, в том числе и боярину Годиславу, а по Селижаровке – торным водным путем в Волгу. Ныне – прочным трактом, откованным морозами из толстого надежного льда. Пока надежного, хотя на взгорках, по северным берегам реки, на открытых склонах уже появились проталины, отогретые теплым весенним солнцем.
– Не уложусь в пару недель – опять застряну на каком-нибудь острове на добрый месяц, – вздохнул ведун, увидев на одной из таких полянок среди обтаявших сугробов первые хрупкие подснежники.
Путь от Селигера до Волги по Селижаровке занял всего два дня – но теперь Олег уже точно не представлял, в каком направлении Тверь, в каком Муром, и ему оставалось лишь довериться руслу, которое, хоть и петляло, но к Твери должно было вывести его обязательно. Три дня ушло на путь до Ржева. Тут Середин ради экономии времени останавливаться не стал и сразу поскакал дальше, через день миновал Зубцов – где Волга внезапно под прямым углом повернула на север, – и еще целую неделю шел на рысях, повторяя постоянные изгибы реки петля за петлей. Зимник, выбранный Годиславом, как понял теперь ведун, был чуть ли не вдвое короче – но не возвращаться же к Селигеру, чтобы повторить прежний маршрут!
На восьмой день Середин все же вышел к заветному повороту на Тверцу, завернул в крайнее селение и остановился на первом попавшемся постоялом дворе. Теперь можно было перевести дух – даже если вдруг настанет оттепель и вскроются сразу все реки, он не будет отрезан по крайней мере от ведьмы. И сможет закончить свое дело. Поэтому и позволил себе отдых в целых три дня.
– А я так мыслил, твои хлопоты у нас на Тверце, – удивился хозяин двора, когда он начал сбираться дальше. – Лед скоро тронется, куда ныне идти?
– До ледохода обернуться и тороплюсь, – ответил Олег. – Добрые люди мне прямой путь отсюда на Муром показали. По Волге я уже находился. На каждую версту три петли по две версты в каждой. Зимником куда как быстрее получится. Авось, еще успею. Да и что мне ледоход, коли дорога посуху идет?
– Идет, может, и посуху, – усмехнулся хозяин, – да токмо и Волгу, и Нерль, Клязьму и Кубрь пересекает. О сем тебя не упредили? Коли лед пойдет, что делать станешь?
Середин пожал плечами. Он не помнил, чтобы в пути им с Годиславом пришлось переезжать широкие реки. Хотя, конечно, встретилось их в пути изрядно, для каждого ночлега удобный берег находился. На озерце, пруду, ручье – разве подо льдом и снегом разберешь? И с переправой зимой намного проще.
– Волга рядом, проскочить еще успею, – предположил Олег. – Дальше, сказывали, больших рек нет. На ручьях мосты, в иных местах броды.
– Много тебе пользы от брода в ледоход будет? – неодобрительно поморщился хозяин. – Хотя дело твое. Иди, коли так к спеху. Об одном упредить я тебя должен, дабы греха на совесть не брать. Сказывали люди, неладно на этом тракте. Обозы вроде как проходят. Но коли путники одинокие али побратимство малое, то и исчезают без следа. Наместник княжеский не раз дозоры высылал, татей искал. Засады делал. Никого не выследил. Нет там от людей никакого следа на три дня пути. Вообще. Ан путники пропадают. Нечисто там – такая молва ходит. Неладное происходит. Ты же, вон, един отправляешься... Но держать не стану. Упредил, далее сам решай.
То, что с воинами ничего не случилось, Олега не удивило. Они ведь службу несли: в броне, при оружии. Стражу выставляли. Ратная служба беспечности не терпит. Вот серые их тронуть и не посмели.
– Давно там последний раз путники исчезали? – спросил ведун.
– Многие видели, как месяца два тому трое путников с малым обозом и лошадьми с тракта вышли. К Волочку потом отправились. Тогда у всех облегчение настало. Радовались, что путь торным стал. Спустя малое время ушел туда изрядный обоз. Благополучно ушел и вернулся с прибытком. Опосля раза три малые отправлялись. Малые сгинули все, никто не видел более. Так вот, мил человек. Мой тебе совет: дождись ледохода, без опаски на любом струге до Мурома доплывешь. Али поспрошай, не сбирается ли большого обоза в ту сторону. Хотя, конечно, для такого уже поздно. Но один не ходи. Пропадешь.
Олег кивнул. В отличие от собеседника, он знал, что за путники вышли из леса этой зимой. То, что после этого на дороге пропал кто-то еще, означало, что ведьма не вняла его предупреждению. Впрочем, виновата была не только она, но и сам Олег. Должен был остаться и довести дело до конца. Или хотя бы поторопиться с возвращением. И жертв оказалось бы куда меньше.
– Так что, убирать твою светелку али обождешь? – переспросил хозяин двора. – Я могу про обоз разузнать, и про ладьи, которые первыми после ледохода в путь тронутся.
– Спасибо за предупреждение, – улыбнулся Середин. – У меня есть отличный персидский доспех – ни одной нечисти не по зубам. Надену его прямо сейчас.