Совы на тарелках - Алан Гарнер 5 стр.


- А какой-то гром?.. А бильярдная?.. А то, что в мышеловке? - продолжал перечислять Гвин. - А совы? А цветы? А Мабиногион?

- Какая еще "ногион"? - переспросил Роджер.

- Та самая книга, - ответил Гвин. - Она так называется - "Мабиногион". "Чистый как слеза источник кельтского народного духа…" Так говорит Дикки Ниг-ног, наш наставник. А по-моему, порядочная тягомотина.

- Я не секу в этом, - признался Роджер. - Там что? Валлийские мифы?

- Вроде того…

- Вот камень, мы пришли, - сказал Роджер. - И дыра, которая насквозь и неизвестно откуда…

- И лабазник вязолистый там разросся возле камня, - произнес Гвин. - Там вовсю растет лабазник… Через то отверстье в камне на холме видны деревья…

- Ты прямо как стихами заговорил… Откуда знаешь, что видно в эту дыру, если сам не смотрел?

- Я знаю тут каждую коровью лепешку на дороге, - сказал Гвин. - Знаю, где искать овец после снежной бури. Знаю, кто построил мост к ферме Футхилл и почему миссис Мэй не ходит на почту. Знаю, где стоят вешки на горной тропе, если застигнет туман. Знаю, куда скрываются лисы, когда на них начинают охоту… знаю даже то, что известно только миссис Харви, здешней старожилке, а она знает все!.. А приехал я сюда впервые в жизни меньше недели назад. Тебе непонятно, да?.. Мне тоже… А моя мать ненавидит это место, но не может от него отвязаться, и мне иногда кажется, что каждый день своей жизни, в том доме, в Абере, где мы живем, я слышал материнские рассказы об этой чертовой долине. Она здесь жила с тех пор, как ей исполнилось двенадцать. Тогда тут было полно народа, не только Гув со своим топором и граблями.

- Куда же все подевались? - спросил Роджер. - Сколько домов пустых.

- Кто будет сдавать нам, если приезжие крахмальные воротнички из Бирмингема, вроде вас, платят по восемь фунтов в неделю только зато, чтобы похвастаться, что у них есть коттедж в Уэльсе?

- А ты бы хотел здесь иметь коттедж? - спросил Роджер.

- Я бы хотел быть членом парламента… - Гвин уселся на камень. - Да, для копья тут работенка немалая… Значит, слышал вчера, как оно ударилось в камень? И потом чей-то крик?

- Это почти не считается, - сказал Роджер. - Потом случились вещи и почудней. Ночью, например, когда вся комната Эли была как в трясучке.

- И сегодня на поляне, - согласился Гвин.

- Как считаешь, тут какое-то заколдованное место, что ли? - спросил Роджер со смехом. Но смех не очень удался. - Привидения?

- Привидения не едят мышей, - заметил Гвин. - Тот, кто сжевал мышь, может сделать то же самое со мной или с тобой.

- Я больше не хочу! - сказал Роджер. - Если опять начнутся эти штуки, я слиняю.

- Интересно, как ты это сделаешь?

- Уговорю отца уехать.

- А как же новая миссис Брэдли? - спросил Гвин. - У вас ведь вроде семейного медового месяца?

- Не твое дело!

Роджер установил треногу и укрепил на ней фотоаппарат.

- Где твоя настоящая мать? - спросил Гвин. - Что с ней случилось?

- Я сказал, не твое дело!

- Она где-то недалеко?

Роджер отвел глаза от камеры, взглянул на собеседника.

- Ты схлопочешь! Еще раз откроешь пасть, и я тебе врежу, клянусь!

- Ладно, - примирительно сказал Гвин.

- Ладно так ладно, - отрезал Роджер.

Гвин начал сосредоточенно выцарапывать на камне свои инициалы, Роджер занялся экспонометром, определяя необходимую в это время дня выдержку, резкость и прочее.

- Нет, никакие не привидения, - услыхал он голос Гвина. - А настоящие, живые…

- Не пойму, - пробормотал Роджер. - Наверно, вот так лучше поставить… Чего ты там лопочешь, Гвин?

- Гвидион… Один из трех Золотых Сапожников на Британских островах. Это он.

- Что ты несешь?

- Он был тем самым волшебником, который сделал из цветов жену для Ллью Лло Джифса. Я вдруг вспомнил. Мы читали об этом в школе. Этот Гвидион сотворил девушку Блодведд для Ллью, а она взяла и влюбилась в Гронва… Понимаешь?

- Про это уже выдавала сегодня Элисон. Ты только повторяешь.

- А Гронв убил Ллью на этом самом месте. Потом Ллью убил Гронва, а Блодведд превратилась в сову…

- Самое трудное, - рассуждал Роджер, - установить фотоаппарат так, чтобы через отверстие в камне были видны деревья на холме. Придется отойти футов на семь, иначе ничего не получится… А если выйдет, деревья будут как в рамке, понимаешь? Классная композиция!

- Подумай только, старина! - сказал Гвин. - Женщина, сделанная из цветов, превращается в сову. Это же то самое, что на тарелках! Усек?

Он вскочил с камня и помчался к дому.

- Эй, куда ты? - закричал Роджер. - Погоди!

- Гув Свиной Полубок! - бормотал Гвин на бегу. - Он ведь говорил: "Она на подходе, будьте осторожны…" Значит, он знает… Но что он знает?..

Роджер продолжал готовиться к съемке. Дневной свет быстро угасал, нужно было торопиться. Он решил делать максимальные выдержки и снять побольше кадров, для верности.

Он нажал кнопку аппарата. Раздалось жужжание, потом щелчок. Затвор фотообъектива закрылся… Еще раз - жужжание, щелчок… Жужжание, щелчок…

Тени над рекой сгущались.

- …Делаешь снимки, да?

Роджер взвизгнул от страха и обернулся. Позади него стоял Гув Полубекон. На плечах у него лежала вязанка хвороста. Роджер не слышал, как тот шел вдоль берега.

- Зачем вы так подкрадываетесь? Я же мог уронить аппарат!

- Я несу топливо, - сказал Гув. - Для печки. Чтобы топить.

- Почему вы не берете его из леса? Здесь оно все трухлявое, наверно.

- Мы не ходим туда.

- Но почему?

- Лес - частное владение.

- Частное? Чушь какая! Там висят объявления, чтобы отгонять бродяг и туристов, а не вас.

- Все равно, не ходим, и все тут, - сказал Гув.

Он скинул с плеч вязанку, опустился на одно колено, укладывая ветки поудобней.

- Снимаешь камень Гронва, да?

- Нет, мемориал принца Альберта в Лондоне.

- Это хорошо… - Жужжание, щелчок.

- Вы меня извините, - сказал Роджер. - Хочу успеть до темноты. Вас искал Гвин.

Гув начал посасывать незажженную почерневшую трубку.

- Это старый камень, - сказал он. - Очень старый. Камень Гронва.

- Я знаю… Гвин разыскивает вас.

- Совсем неплохой человек, - сказал Гув. - Его не за что ругать. Она завлекла его… жена другого мужчины.

- Вы говорите про ту, которую вроде бы сделали из цветов?

- А, и ты знаешь про нее? Блодведд… Ты все знаешь, как старый ворон, да?.. Она заманила его, благородного господина, Гронва Пебира, лорда Пенллина.

- Я смотрю, вы здесь больше ни о чем другом не говорите, - сказал Роджер. - Что, у вас никаких событий в вашей долине не происходит?

Жужжание фотоаппарата…

- Это так, - согласился Гув. Щелчок…

- Все, - сказал Роджер. - Кончен бал.

- Ллью, суровый властелин, - сказал Гув, не вынимая изо рта трубку. - Он убил Гронва без злобы, без любви, без жалости. Он был слишком задет - копьем и женской изменой. И что же у него осталось? Только его гордость. Ни жены, ни друга.

Роджер вовсю глазел на Гува.

- А вы не такой псих, каким кажетесь, правда? - спросил он. - Вот вы говорите… Я так понял… этот парень Гронв, получается, единственный из них, который… Нет, я запутался!

- Никого из них нельзя винить по отдельности, - сказал Гув. - А вместе они сгубили друг друга.

- Эта Бло… как ее… все-таки плохая женщина, - возразил Роджер.

- Нет, - ответил Гув. - Ее выдали замуж. А никто не спросил, хочет ли она идти за этого человека. Разве дело - быть запертой в одной клетке с тем, кого не любишь? Скажи мне… Думаю, она не раз пожалела о том времени, когда была просто цветком в горах, и печаль сделала ее жестокой. У розы тоже вырастают шипы…

- Господи, вы просто все зациклились на этой истории! - крикнул Роджер. - И меня втягиваете. Я всего неделю тут, а уже начал поддаваться. А ведь вокруг вашей долины тоже идет жизнь, разве нет? И там не бродят волшебники с дудочками в руках и нет чудес в решете!

- Я был там, - сказал Гув. - Один раз. Один день… Вот почему все меня зовут Гув Полубекон.

- Не вижу никакой связи. - Роджер сложил треногу и повесил фотоаппарат на шею. - Мне пора идти, а то опоздаю к обеду.

- Я тоже иду к дому. Могу рассказать еще что-нибудь.

- Ладно, пошли… Почему вас называют Полубекон?

- Это случилось давно, - ответил Гув. - Тогда в долине плохо было с мясом. А по соседству жил человек, он держал много-много свиней. Но никому не давал их.

- И что же вы сделали?

- Пошел к нему и предложил отдать половину того, что у него было, в обмен на то, что дам ему.

- Что ж, вполне честно. Он согласился?

- Да.

- Вы взяли половину свиней, и вас стали называть Полубеконом, так?

- Да. - Гув рассмеялся. - Я славно подшутил над ним.

- Что же вы ему отдали за свиней?

- Двенадцать прекрасных коней, - сказал Гув. - С золотыми седлами и золотыми уздечками! И двенадцать породистых собак - с золотыми ошейниками и золотыми поводками!

Гув так зашелся смехом, что даже пошатнулся.

- Вы отдали такое богатство за несколько чумазых свиней?

Гув схватил для поддержки руку Роджера, продолжая давиться от смеха и мотая головой.

- Нет, вы сумасшедший, - воскликнул Роджер. - Натуральный, полновесный псих!

Гув отер слезящиеся глаза.

- Ты не понял, - сказал он. - Я обманул его!

- Тогда я псих, - разозлился Роджер. - Псих, потому что слушаю вас. Всю эту муру.

- Нет, - повторил Гув. - Ты не понимаешь… Все эти собаки, и кони, и уздечки, и все другое… Я сделал их из грибов-поганок…

10

После обеда Гвин составил тарелки в мойку и отправился в гостиную разжечь огонь в камине. Он положил туда хворост, бумагу, подкинул березовой коры, растопил. Потом добавил дров в корзину возле очага. Затем начал зажигать масляные лампы. После чего возвратился к камину, подложил еще несколько поленьев в огонь, помешал их, стараясь делать так, чтобы дым не попадал в комнату.

Роджер и его отец вошли из столовой, уселись в удобные кресла. Гвин осторожно подвесил одну из ламп на крюк в печной трубе - не повредить бы асбестовое покрытие. Фитиль он пока прикрутил, чтобы не лопнуло стекло.

Потом снова поворошил дрова в очаге, подложил еще, поправил те, что лежали в корзине.

- Полагаю, теперь все нормально, - сказал Клайв. - Большое спасибо.

- Лампы скоро разгорятся, мистер Брэдли, - сказал Гвин. - Потом надо выкрутить фитиль.

- Да, конечно.

- Может, принести еще дров?

- Мы сами все сделаем, - сказал Клайв. - На твоем месте я бы занялся своими делами.

- Я… да…

- Спокойной ночи, Гвин.

- Спокойной ночи, мистер Брэдли.

- Еще одно, старина.

- Да, мистер Брэдли?

- Если захочешь о чем-нибудь сказать моей дочери, пускай это слышат все, хорошо? Не нужно тайн мадридского двора, ладно? Пусть все будет в открытую, а?.. Ты меня понял?..

Гвин стоял в темноте у подножья лестницы, между столовой и гостиной, и бил кулаком по стене, стараясь причинить себе боль.

- Удались снимки? - услыхал он голос Клайва через открытую дверь гостиной.

- Не знаю еще, пап, - отвечал Роджер. - Посмотрим завтра, когда проявлю. Если не получатся, надо благодарить этого полоумного Полубекона. Подошел и всю дорогу пытался отвлечь меня своими небылицами. Правда, пап, нужно что-то с ним делать, это становится…

- Я знаю, - сказал Клайв. - Но он абсолютно безвреден.

- Еще не известно. Такие бывают иногда… И потом, он сильный, как бык. И совсем того…

- Да, конечно, - согласился Клайв. - Но он здесь живет всю свою жизнь. Знает все ходы и выходы. И где мы теперь найдем другого работника? Эти места постепенно гибнут.

- Ну, знаешь, из-за этого я не буду хуже спать, - сказал Роджер.

- И потом, Маргарет… - продолжал Клайв. - Какой у нее получится отдых, если начнем сейчас заменять и искать прислугу.

- Да, конечно, - согласился Роджер. - Я совсем забыл про Маргарет…

Гвин отступил еще дальше в тень, когда услышал, что кто-то спускается по лестнице. Это была Элисон. Она несла небольшую лампу. Гвин вышел на свет, чтобы Элисон его заметила. Он махнул рукой в сторону столовой. Девочка задержалась перед двумя дверьми в раздумье. Взглянула через открытую дверь гостиной, где разговаривали Роджер с Клайвом, посмотрела на Гвина, снова в сторону гостиной. Потом прошла молча мимо Гвина туда, где сидели Роджер и Клайв, и закрыла за собой дверь.

- Привет, старушка, - сказал Клайв, поднимаясь с места. - Где это я положил?.. Ах, да… Вот, маленькая безделушка, которую я сегодня приобрел в городе. Подумал, она может позабавить юную леди. И еще купил тебе восковую бумагу.

- Ой, Клайв, как хорошо. Большое спасибо. - Элисон взяла коробку из его рук. - Ты очень милый…

Гвин промчался через столовую, через комнату, где хранились лампы, прямо на кухню, остановился возле мойки. Он стоял неподвижно. Потом открыл краны, наклонился над раковиной, смотрел, как струи воды наполняют ее. Он высыпал туда моющий порошок, схватил из сушилки какую-то посуду, начал мыть, медленно и упорно. Потом вытер все полотенцем и убрал в посудный шкаф. Он не слышал на кухне ни единого звука, кроме звука льющейся воды, но когда отошел в сторону, чтобы повесить полотенце, увидел возле печки свою мать.

Она сидела на табуретке, уставившись на закрытую печную дверцу. Одной рукой она ухватилась за трубу, на которой сушили полотенца, сжимая ее так, словно хотела открутить. Но пальцы только скользили по блестящему металлу.

- Ой, это ты, мама, - сказал Гвин. - Я и не заметил. Зажечь еще одну лампу?

- Нет, сынок, не надо.

- Совсем не такое освещение, как у нас в Абере, а, мам?

- Я не должна была сюда приезжать, - медленно произнесла Нэнси. - Не должна была приезжать. Здесь все не так… Никогда нельзя возвращаться… Никогда не надо возвращаться.

- Что с тобой, мам? - спросил Гвин. - Болит голова? - Он не видел ее глаз, но по прерывистому дыханию догадался, что мать с трудом сдерживает слезы.

- Если только есть справедливость на небесах… - сказала Нэнси.

Гвин обнял мать за плечи.

- Да что случилось, мам? Что-то не так?

- Не надо было сюда приезжать!

- Тогда зачем мы приехали? - спросил Гвин. - Откуда они взяли наш адрес?

- Он им дал. А потом она написала.

- Но мы же все равно могли не ехать. Кто нас заставлял?

- Это хорошие деньги, сынок, - сказала Нэнси. - Только мне не следовало слушать уговоры.

- А кто сообщил наш адрес? - спросил Гвин.

- Этот идиот, который там…

- Гув? Откуда он его знает?

Рука Нэнси продолжала откручивать трубу.

- Мам… Слушай, мам… Мы должны поговорить об этом…

- Нам не о чем говорить!

- Нет, есть о чем! Мам, ну послушай… хоть один раз!

- Я тебе уже сказала, ты не должен иметь с ним дело! Говорила я тебе?

- Мам, ну послушай… пожалуйста! - Нэнси молчала.

- Ты столько рассказывала про эту долину, - сказал Гвин, - для меня было, как будто я домой вернулся… Всю жизнь я знал эти места лучше, чем наш Абер… Знаешь, я даже узнаю здесь людей, хотя никогда раньше их не видел - так ты их здорово описала! Но почему я никогда не слышал о Гуве?

- Он не в счет. С ним никто дела не имеет.

- Нет, имеет… Здешние жители не считают его дураком. Его уважают. Почему ты мне не говорила?

- Кого ты больше слушаешь? - сказала Нэнси. - Болтаешь со всеми за моей спиной!

- Нет, мама.

- Ты на их стороне? Против меня?

- Да нет же!..

Гвин продолжал стоять у кухонного стола. Нэнси по-прежнему сидела на табуретке возле печки. Она больше не смотрела неотрывно на дверцу, она смотрела на Гвина, теперь уже двумя руками вцепившись в трубу сушилки для полотенец.

- Мам! Я должен все знать о Гуве. И об этих тарелках…

- Я уже говорила тебе, сын… - Голос ее был тих. - Если ты скажешь еще хоть слово с этим старым дураком… Если ты еще хоть раз заговоришь о нем со мной, я… я уйду из этого дома, а ты уйдешь из своей школы и будешь торчать за прилавком какого-нибудь магазина.

- Ты не сделаешь этого, - сказал Гвин.

- Я предупреждаю тебя, сын.

- Ты не сделаешь…

- Думаешь, мне не тошно кланяться тут перед ними, - продолжала Нэнси. - Я не привыкла к такой работе. Она у меня не в крови, нет… Я не прислуживала никому в Абере эти годы и не научусь - так что можешь не смотреть на меня свысока, как все они… здесь…

- Я зато очень расшаркиваюсь перед ними, да? - спросил Гвин.

Нэнси поднялась с табурета, подошла к одному из кухонных шкафчиков, стала что-то искать.

- Я все сказала тебе, сын… Куда ты собрался?

- Как куда? Спать. Спокойной ночи.

- Где у нас аспирин? - спросила Нэнси. - Ужасно нездоровится голове.

- Нельзя говорить "нездоровится голове"! - резко сказал Гвин. - Нельзя так говорить. Надо говорить "нездоровится мне"… Или просто "болит голова"… А если хочешь аспирин, посмотри у себя в сумке. Ты всегда его там держишь… И меньше кури!..

11

…Она не пойдет через кухню: мать заложила там дверь… Не пойдет и через главный вход: для этого нужно отпирать целых две двери. Значит, остается гардеробная. Правильно, девочка?.. Можешь не торопиться…

Гвин стоял позади дома, на высоком террасном уступе сада, откуда была видна гардеробная. Он стоял, опираясь спиной о ствол дерева, недалеко от изгороди, где дорога ближе всего подходит к дому, почти на уровне крыши, и затем скрывается за холмом. Он стоял здесь, возможно, уже часа два, если не больше.

Ты наверняка выйдешь из этой двери, и единственный способ подловить тебя - не спускать глаз с выхода; следить и следить, хотя нудное это занятие, не всякий бы выдержал.

Гвин тоже полагал поначалу, что не выдержит. Темнота не рассеивалась; хотелось пройтись, размяться, но он стоял, словно прирос, возле дерева, чувствуя спиной шероховатый ствол.

Мало-помалу ночь стала расслаиваться, дробиться на горы и облака, на деревья у реки и легкий ветер; стали появляться звуки в листве и в травах. Рядом прошмыгнул горностай. Гвин не шелохнулся.

Показалась луна.

Гвин принялся играть со временем, превращая секунды в минуты и затем в часы или, наоборот, брал целый час и делал из него одно мгновенье… Куда спешить? Надо дождаться… подловить… проследить…

Его сосредоточенность и тишина были всего один раз нарушены - он сильно вздрогнул, когда раздался быстрый топот копыт, но в следующий момент усмехнулся про себя: не узнал треск мотоцикла - вон он едет по дороге, мигает своей единственной фарой.

Ага! В доме небольшая суматоха: замелькали огоньки ламп. Семейство собирается бай-бай. Засветились лампы в двух комнатах - одна над другой. Там Роджер и Элисон. Окно Элисон первым потемнело.

Не торопись, девочка! Пускай все успокоятся…

Назад Дальше