* * *
Проповедовать Ршава никогда не любил. Изучение борьбы между благим богом и его злобным соперником всегда интересовало его гораздо больше, чем попытки рассказать об этой борьбе и растолковать ее смысл прихожанам. Он никогда не выдавал плохих проповедей: с его организованностью и общими способностями такое было немыслимо.
Но Ршава отличался знаниями, а не даром вдохновения и всегда ощущал его нехватку.
Теперь же его внезапно озарило вдохновение. Обращаясь с кафедры к жителям Скопенцаны в пользу Малеина и против Стилиана, Ршава говорил не разумом, а сердцем. Убеждая прихожан, он использовал ту же тему, что и в разговоре с Гимерием и Ингегерд, но в каждой проповеди добавлял к ней новые яркие детали.
Он поймал себя на том, что, глядя на море лиц в главном храме Скопенцаны, он словно видит перед собой множество язычников-халогаев и пытается обратить их в веру во владыку благого и премудрого. (Многие священники пытались обратить халогаев. Многие из них стали мучениками своей веры. А большая часть халогаев упрямо оставалась необращенной: Ингегерд была довольно редким исключением.)
- Станете ли вы отрицать - сможете ли вы отрицать! - что узурпатор стремится сломать естественный порядок вещей? - гремел Ршава с кафедры, стуча по ней кулаком. - Можете ли вы отрицать, что это есть не что иное, как злодейство? Можете ли отрицать, что это ведет только в лед? - Он вызывающе уставился на прихожан.
Среди них были и Зауц, и Гимерий. Если Ингегерд присутствовала в храме, то Ршава не мог ее видеть: женщины стояли в отдельной галерее на втором этаже, скрытые узорной решеткой от любопытных глаз.
Ни эпарх, ни командир гарнизона не бросили вызов Ршаве, не выкрикнули имя Стилиана. Равно как и никто другой. Почти все люди, приходившие в главный храм Скопенцаны, были среднего возраста, выглядели сытыми и благополучными. Почти все они предпочли бы, чтобы жизнь и дальше текла своим чередом.
Разумеется, в Скопенцане было несколько храмов, как и в любом видесском городе достаточной величины. Шпили с позолоченными солнечными шарами на концах вздымались над крышами домов в любом районе города. Управляли храмами другие священники, имевшие более низкие ранги в церковной иерархии.
"Каждый из них должен сказать то же самое, - подумал Ршава. - Все они должны заявить прихожанам, что Малеин - законный автократор, а Стилиан - лишь бунтовщик и узурпатор. Это правда, и ее надо донести просто и ясно".
Воодушевление прелата наполняло даже его обычные молитвы и гимны, и прихожане откликались на слова Ршавы с большим энтузиазмом, чем когда-либо. В тот день наступил один из редких случаев, когда Ршава мог ощутить силу своей проповеди. С этим чувством не могло сравниться даже удовольствие от вина.
Когда отзвучала последняя молитва, Ршава распустил прихожан. Они направились к выходу, громко переговариваясь. Прелат не мог вспомнить, когда в последний раз видел в храме такое оживление. Он даже не был уверен, случалось ли такое вообще.
- Хорошая проповедь, святейший отец, - сказал мужчина в одеянии, обильно украшенном дорогой вышивкой. - Вы действительно говорили, словно сами так думаете.
- Я всегда говорю то, что думаю, - ответил Ршава. То, что кто-то подверг сомнению его искренность, уязвило прелата в самое сердце.
Очевидно, прихожанин даже не сообразил, что оскорбил священника.
- Может, и так, - сказал он, - но в ваших проповедях не всегда есть тот самый уфф… ну, вы меня понимаете. - Изображенный им звук был таким, словно мужчина получил удар в живот. - Дайте людям услышать тот самый уфф, и они ваших слов не забудут.
- Уфф, - машинально повторил Ршава.
Мужчина кивнул, и Ршава с трудом сдержал желание удариться головой о полированные кедровые доски кафедры. Ведь он-то знал, как долго и тяжело надо трудиться, чтобы подготовить проповедь! Пусть даже ему как оратору не хватает вдохновения, зато логика у него всегда ясная и понятная, а теология - безупречно ортодоксальная. И ничего из этого до слушателей не доходило? Очевидно, нет. Страстность и напор значили для них гораздо больше.
"Я мог бы проповедовать и за Стилиана, - понял Ршава. - Мог обрушивать анафемы на голову моего родственника. И если бы слова звучали с достаточным вдохновением, люди похвалили бы меня так же, как сейчас".
И прелат задумался: зачем он столько лет корпел над священными писаниями Фоса и комментариями к ним - трудами целых поколений теологов? Нужно ли это было, чтобы стать успешным священником? Опять-таки очевидно - нет. Он мог добиться большего, присоединившись к труппе бродячих актеров. Похоже, толпе важнее, как он перед ней выступает, чем то, о чем он говорит.
Еще несколько прихожан, выйдя из храма, похвалили его проповедь. И после их слов он даже на секунду похолодел. "Стилиан? Да я мог призвать их поклоняться Скотосу! И если бы сделал это достаточно страстно, они вполне могли подчиниться".
Ршава содрогнулся. Разумеется, владыка благой и премудрый никогда не допустит такой пародии на справедливость.
* * *
Как и в любом другом городе империи Видесс, прорицатели в Скопенцане стоили медяк за пучок. Подобно колдунам и знахарям, продававшим заговоры для плодовитости скота, а также приворотные зелья и заклинания, от которых у врага гарантированно начнется зуд в самых неподходящих местах, многие из прорицателей - возможно, большинство - были мошенниками. Но у некоторых все же имелся определенный талант.
За все прожитые в Скопенцане годы Ршава никогда не чувствовал необходимости посоветоваться с прорицателем. Действуя совместно с эпархом, они выловили наиболее злостных шарлатанов и выгнали их из города, угостив на дорожку плетьми. Однако нельзя, общаясь с представителями магической профессии, хотя бы немного не разобраться, на кого из них можно положиться, а на кого - нет. Поэтому, решив узнать, что его ждет впереди, прелат без колебаний вызвал к себе некоего Элада.
Прорицатель оказался на несколько лет старше Ршавы - ближе к пятидесяти, чем к сорока. Его одежда была из хорошей шерсти и чистая. Очень многие представители этой профессии были отчаянно бедны, что само по себе роняло их в глазах прелата. Если они не могли заглянуть в будущее хотя бы настолько, чтобы это пошло на пользу им самим, то как они надеялись помочь кому-то еще? Элад эту проверку выдержал.
И немедленно выдержал еще одну. Едва его провели в кабинет Ршавы, он сказал:
- Святейший отец, попытка предсказать, кто унаследует трон, карается смертной казнью. Я никогда не нарушал этого закона и впредь не нарушу. Я говорю это только потому, что в стране идет гражданская война. И я не спрашиваю, что вы хотели бы от меня узнать.
Элад явно понимал, что хотят от него узнать. И не стал делать вид, что не понимает.
- Я не заставлю вас тревожиться о мече палача. И не собираюсь подставляться под него сам, - заверил его Ршава.
- Вы великодушны. - Элад вежливо склонил голову.
Лицо у него было вполне обычным - за исключением глаз, больших, темных и глубоких. Ршава вполне мог поверить, что они видят то, о чем большинство людей даже не подозревают.
Элад глотнул вина, поданного ему младшим священником. Когда молодой человек вышел из комнаты, прорицатель спросил:
- Так что вы хотите узнать?
Ршава улыбнулся, весьма гордый своим хитроумием:
- Я надеюсь узнать от вас, стану ли я вселенским патриархом.
- Понятно, - протянул Элад.
Несомненно, он разгадал хитрость прелата. Если Малеин удержит трон, то у его родственника появятся отличные шансы на повышение. Если Стилиан свергнет нынешнего автократора, то Ршаве еще повезет, если он останется на своей должности. Но закон не запрещал спрашивать о наследовании патриаршего престола.
Элад еще раз отпил из кубка, затем поставил его и деловито попросил:
- Дайте мне руку.
- Конечно.
Ршава протянул руку, и Элад взял ее обеими ладонями. Они оказались теплыми, крепкими и сухими - никаких липких и холодных пальцев, которые молва приписывала предсказателям.
И никакой мистической ерунды. Ршаве это тоже понравилось; он сам был и оставался человеком, ценившим прямоту. Элад не стал бормотать загадочные и наверняка бессмысленные заклинания. Он просто рассматривал руку прелата, совершенно так же, как тот изучал отрывок из святого писания.
Предсказатель медленно кивнул. Потом столь же медленно перевел взгляд с руки прелата на его лицо. Снова кивнул, теперь уже клиенту.
- Вы станете… - начал он и смолк.
Его пальцы внезапно до боли стиснули руку прелата. Глаза, способные видеть столь многое, распахнулись так широко, что Ршава не поверил бы, что это возможно, если бы не увидел сам. Но что было в этих глазах? Удивление? Страх? Страх! - догадался Ршава, потому что сокрушительное пожатие внезапно обрело ледяную холодность. Одна из рук предсказателя на миг поднялась, указывая на прелата. Обвинение? Торжество?.. Ршава вновь не понял точно. Губы предсказателя шевельнулись, но из них так и не вырвалось ни звука.
А потом глаза Элада закатились. Предсказатель в последний раз судорожно вздохнул и обмяк. Сперва Ршава подумал, что Элад потерял сознание, но вдруг с ужасом осознал, что тот не дышит. Теперь уже прелат схватил запястье предсказателя и нащупал точку, где бьется пульс.
И не ощутил ничего.
- Мацук! Сюда, быстро! - хрипло позвал он молодого священника, впустившего Элада.
Влажное пятно в паху свидетельствовало, что мочевой пузырь прорицателя опорожнился. Резкий запах подсказал, что с кишечником произошло то же самое. Мацук вбежал в кабинет и все сразу понял.
- Фос! - воскликнул он. Его рука машинально очертила на груди солнечный круг. - Что здесь произошло, святейший отец?
- Он умер, - глухо ответил Ршава, - мертв. - Сомнений в этом уже не было. - Я задал вопрос, он начал отвечать, а потом у него случился… приступ, если так можно сказать. Он упал, а остальное… остальное ты видел.
- Но о чем вы его спросили?
Ршава пронзил юношу взглядом. Мацук сильно покраснел и склонил голову, охваченный стыдом и смущением. Ршава деловито произнес:
- Помоги мне вынести тело. У него есть семья? Думаю, есть. Надо их известить. И надо проследить, чтобы вспомоществование от нашего храма не заставило себя ждать. Это была не наша вина, - проговорил он, убеждая в этом как себя, так и Мацука, и покойного Элада, чьи глаза, казалось, все еще наполнял слепой упрек, - но нам следует возместить им все, что мы сможем.
- Д-да, святейший отец, - пробормотал Мацук.
Он взял себя в руки и помог Ршаве вынести тело Элада из кабинета. Потом, отдышавшись немного в коридоре, он сказал:
- Простите меня за любопытство. Я не имел в виду ничего дурного и уж точно не имел в виду, что ваш вопрос, каким бы он ни был, мог иметь хоть какое-то отношение к… этому. - Он снова очертил на груди солнечный круг.
Повторив его жест, Ршава сказал:
- Не терзайся, сын мой. Я не в обиде на тебя.
То была ложь, но ложь во благо. Мацук облегченно выдохнул. Ршава взглянул на Элада. Они не закрыли прорицателю глаза, и тот как будто все еще смотрел на них. Прелату очень хотелось верить, что прорицатель умер из-за внезапного приступа или чего-то подобного. Хотелось… но не верилось.
Насколько Ршава мог судить, Элад услышал его вопрос, стал искать на него ответ, нашел… и умер от ужаса, поняв, что это за ответ. А Ршава так его и не узнал. И сейчас прелату хотелось только одного: чтобы он вообще не задавал того вопроса.
* * *
Всякий раз, когда к резиденции Зауца подъезжал курьер, Ршава глядел на него с другой стороны центральной площади Скопенцаны и гадал, какие новости хранит память курьера или привязанный к поясу футляр из вощеной кожи. И всякий раз, когда приехавший с юга торговец выкладывал на прилавок одного из городских рынков горшки, бронзовые сосуды, парфюмерию или специи, Ршава гадал, какие слухи он перескажет другим торговцам и горожанам.
Пытается ли Стилиан поднять восстание и здесь? Довольно скоро Ршава понял, что вопрос неправильный. А правильный должен звучать так: почему бы Стилиану не попробовать? Что ему терять? Нечего. А что он может получить? Корону, а попросту говоря - все.
Согласно одному из слухов, Малеин выиграл сражение где-то на юге. Затем по Скопенцане пронеслась новая весть - о том, что теперь уже Стилиан разбил автократора и заставил его бежать в город Видесс. Ршава не знал, чему верить. Самым легким решением казалось не верить ни тому ни другому.
Он собрал всех священников Скопенцаны и заговорил с ними о необходимости сохранения Малеина на троне.
- Если Стилиан победит, он заставит вас об этом пожалеть, - заметил один из священников.
- Нет, - покачал головой Ршава. - Если мятежник победит законного автократора, я сам об этом пожалею. Поэтому заставить меня пожалеть он не сможет.
Он оказался не единственным видессианином, получающим удовольствие от игры слов. Священник посмотрел ему в глаза и сказал:
- В таком случае, святейший отец, он заставит вас пожалеть еще сильнее.
- Вы достойный грамматист, - кисло ответил Ршава. - Вполне возможно, что он заставит меня пожалеть еще сильнее. Однако благой бог милостив, и возможно, что он такого не допустит. Именно поэтому я и попросил вас собраться сегодня здесь, в храме, - чтобы попросить сделать все, что в ваших силах, лишь бы не позволить узурпатору захватить трон.
Никто из священников не сказал, что он на стороне Стилиана. Ршава удивился бы, услышав такое, особенно в ситуации, когда с юга поступает так мало надежных новостей. Но и Малеина они поддерживали не очень-то энергично. Выжидальщики, с горечью заклеймил их Ршава. Священники низших рангов будут ждать, кто одержит верх, а уже потом сделают очевидный выбор. Такая позиция вызывала у Ржавы лишь презрение. Он предпочел бы человека, у которого хватит смелости признать, что он поддерживает бунтовщика. Такой человек хотя бы доказал, что у него есть принципы, и поэтому он достоин уважения. Его принципы могут оказаться ошибочными, зато они будут реальными. А эти презренные душонки!..
Когда они вышли из храма, Ршава сделал мысленную пометку: надо послать людей, которым он доверяет, в другие храмы города. Неплохо бы узнать, о чем говорят священники с кафедр, думая, что прелат их не слышит. Они могут демонстрировать ему лояльность с глазу на глаз и отказываться от нее, как только Ршавы не будет рядом. Когда имеешь дело с людьми, которых больше заботит, кто выиграет, а кто проиграет, а не кто прав или не прав, такого следует ожидать.
Через два дня после разговора со священниками к Ршаве пришел Гимерий. Поклонившись, командир гарнизона сказал:
- Что ж, вам больше не придется беспокоиться о моей лояльности, святейший отец.
- Не придется? - осторожно переспросил Ршава, не совсем понимая, что имел в виду офицер.
- Нет, - мрачно подтвердил Гимерий. - Его величество вызывает местный гарнизон к себе на юг, чтобы мы вместе с его войсками сражались против Стилиана.
- Да? - как можно нейтральнее отозвался Ршава. - И вы подчинились приказу его величества?
- Разумеется, - кивнул Гимерий. - Ингегерд останется в городе. На гражданской войне женщине не место. Скопенцана далеко от сражений, и вряд ли они доберутся до наших краев. Если… если вдруг случится худшее… Святейший отец, я сочту за милость, если вы не дадите ей пострадать из-за моего выбора. И вообще, позаботитесь о ней.
Ршава поклонился офицеру:
- Я сделаю все, что в моих силах. Насколько много это будет, не знаю. Если случится худшее, то оно, скорее всего, станет худшим как для вас, так и для меня. А в этом случае я вряд ли смогу сильно повлиять на события. Вы с тем же успехом могли бы попросить об этом и других священников, кроме меня.
Гимерий покачал головой:
- Вы честный человек. Священники такие же мужчины, как и все. Некоторым из них, вы уж не обижайтесь, я не доверил бы присмотреть даже за мешком с навозом, а уж тем более за женщиной.
Его слова оказались очень близки к мнению Ршавы о своих коллегах.
- Вы оказали мне честь, не включив меня в их число, - сказал он.
- Вы раздражаете людей по различным причинам, - сказал Гимерий. - Вы крепко держитесь за то, во что верите. Не хочу вас обидеть, но вы крепко держитесь своих взглядов даже тогда, когда другие могут задуматься о том, чтобы их изменить. А такое не может не раздражать тех, кто менее тверд в убеждениях.
"Ты упертый болван" - вот что он имел в виду. Как бы гладко ни была сформулирована эта мысль, она оскорбила бы многих. Но не Ршаву. Прелат снова поклонился.
- Добро есть добро, и зло есть зло, - сказал он. - Я изо всех сил буду держаться за то, что сильнее, и делать то, что считаю добром в глазах Фоса. Все мужчины - и женщины - должны поступать так же. А если они делают меньше, то подвергают себя опасности оказаться в вечном льду, когда завершатся их дни на земле.
- Думаю, мы все стараемся поступать правильно, так, как это понимаем. Однако не у всех понятия о правильном совпадают.
- Есть только один правильный путь, - упрямо возразил Ршава. - Он всегда лежит перед нами. Мы должны отыскать его и шагать по нему, ибо в конце он выведет нас на Мост Разделителя, к вечному свету Фоса. Выбери неправильный путь, и ты никогда не перейдешь этот мост. Вместо этого ты упадешь в вечное проклятие.
На секунду Гимерий даже испугался. Ршава всегда оказывался гораздо более убедительным оратором, когда говорил с одним человеком, а не с кафедры. Было заметно, что командир гарнизона с усилием взял себя в руки:
- Вы ведь говорили не обо мне конкретно, святейший отец? Вы имели в виду любого, кто сойдет с прямого пути?
- Да, конечно, - нетерпеливо подтвердил Ршава, даже не заметив, что Гимерий вовсе не успокоен его словами. - Веди себя правильно, и благой бог вознаградит тебя. Поступай иначе, и Скотос позаботится о том, чтобы ты заплатил сполна.
Прелат ритуально сплюнул, отвергая темного соперника Фоса. Офицер последовал его примеру.
- Я надеюсь быстро вернуться в Скопенцану, - сказал Гимерий. - Это будет означать, что автократор Малеин победил и мятеж подавлен.
- Это будет означать, что Фос торжествует, а Скотос повержен. Да пребудет с вами благословение владыки благого и премудрого.
- Спасибо. Это много для меня значит. - Гимерий повернулся, собираясь уходить. - И если из-за какой-нибудь беды все кончится плохо, пожалуйста… не забудьте про Ингегерд.
- Все, что смогу сделать, я сделаю, - повторил Ршава. - Но, как я уже говорил, ей было бы надежнее с другим защитником, а не со мной.
Три дня спустя он смотрел, как командир гарнизона выезжает из Скопенцаны через южные ворота во главе своих людей. Над солдатами развевалось знамя Видесса - лучистое солнце на синем фоне. Ршава задумался, много ли будет смысла в этом знамени во время гражданской войны. Оно будет развеваться над обоими противниками, и никто из них не сможет с помощью знамени различить своих и чужих.