- Тогда вы знаете, что он лежит на дороге, ведущей в столицу. - И подождав, пока Ршава кивнет, курьер сказал: - Так вот, весь этот путь им пришлось отступать сражаясь. Стилиан несколько раз пытался обойти его величество и отрезать от столицы. Солдатам Малеина приходилось пробиваться через заслоны, но бунтовщики так и не смогли перекрыть им дорогу.
- Хвала Фосу. - Ршаве захотелось выпить всю чашу залпом, но он заставил себя сперва проделать обычный ритуал. Хотя в кабинете Зауца было достаточно тепло, прелата бросило в дрожь. Если бы Малеина отрезали от столицы, то Стилиан уже теперь был бы автократором, и никто бы не смог бросить ему вызов. - Значит, Малеин теперь в безопасности за стенами столицы?
- Да, святейший отец, в безопасности, - подтвердил курьер и, не сдержавшись, широко зевнул. - Извините. Как я уже сказал, он вернулся в столицу, но его армию сильно потрепали в сражении, а потом еще сильнее, когда преследовали. И теперь, прежде чем снова выступить против Стилиана, ему нужно набрать и снабдить всем необходимым много новобранцев.
- Западные провинции… - одновременно произнесли Ршава и Зауц.
Провинции западнее пролива Бычий Брод были густо заселены, и лошадей там тоже хватало. Но курьер лишь пожал плечами:
- Говорят, Стилиан уже послал в западные провинции своих помощников и сообщников. Схватка за престол охватила всю империю.
Она еще не охватила дальний северо-восток. Впрочем, она уже лишила Скопенцану гарнизона…
- Если автократор не сможет набрать пополнение в западных провинциях, то где он возьмет новых людей? - спросил Ршава.
Курьер снова пожал плечами, и было видно, с каким усилием он ими шевелит.
- Хороший вопрос, святейший отец. Жаль, что у меня нет на него хорошего ответа.
- Ты ведь из столицы, верно? - спросил Ршава.
Курьер кивнул, и тоже с трудом. Ршава сам не знал, что заставило его так подумать. Не акцент курьера: эта столичная интонация встречалась на многие мили по обе стороны Бычьего Брода. А вот нахальство его ответа… Да, такое встретишь только в городе Видесс.
- И что нам теперь делать? - вопросил Зауц.
Курьер опять зевнул:
- Лично мне хотелось бы выспаться.
Зауц позвал слугу, и тот повел курьера в гостевую комнату. Эпарх вышел и поговорил с охранниками. Те занялись измученным конем: Ршава увидел из окна, как они повели бедное животное на конюшню. Зауц вернулся, покачивая головой. Он уставился в свой кубок, точно на дне его мог затаиться ответ на все тайны жизни. Бесчисленные люди искали его в вине, но найти не смог никто.
- Так что же нам теперь делать? - жалобно повторил он.
- Клянусь благим богом, почтеннейший господин, даже не знаю, что вам сейчас и сказать, - ответил Ршава. - Стилиан оказался сильнее, чем я думал. Нам остается лишь сидеть и ждать, кто из них победит. Я и сейчас молюсь за своего родственника. Но если он проиграет… - Ршава пожал плечами. - Если он проиграет, я окажусь в полной власти узурпатора. Но поскольку вы не кровный родственник Малеина, вам в любом случае мало что грозит.
- Его величество назначил меня на эту должность. Все знают, что я ему верен. И я ему верен. Живи мы в западных провинциях, так могли бы сбежать в Макуран, если бы наши надежды не оправдались.
Ршава кивнул. Видесские беглецы от политических потрясений часто искали убежища в другой великой цивилизованной империи. Макуранские Цари Царей иногда использовали их в роли марионеток и подставных лиц против Видесса. Сходным образом и макуранские вельможи иногда сбегали в Видесс, и автократор с радостью использовал их против бывшей родины.
- Если дело закончится совсем плохо, вы можете сбежать в Халогу, - заметил Ршава.
Зауц скривился так, будто понюхал тухлую рыбу:
- Если на то пошло, святейший отец, я скорее соглашусь на меч палача.
Ршава снова кивнул. Он считал так же. Видессиане, попав в безвыходное положение, действительно жили среди светловолосых варваров, но решиться на такое мог лишь человек, доведенный до крайнего отчаяния. Ршава попробовал представить, как он живет в задымленном "длинном доме" халогаев, учит их неторопливый и высокопарный язык, как забывает о книгах, вине, приятной беседе и всем прочем, ради чего стоит жить… Картинка упорно отказывалась складываться.
Если такой беглец влюблялся в голубоглазую женщину, она помогала ему забыть обо всем, что он оставил в прошлом. Ршава попытался представить такое для себя - и у него опять ничего не получилось. Для него полюбить халогайскую женщину - и вообще любую женщину - означало нарушение обета священника и, по сути, отказ от своего бога.
- Вы правы, - согласился он с Зауцем. - Лучше смерть, чем такая жизнь.
Эпарх не успел ответить, как в кабинет вошел слуга с кувшином вина. Ловкий и бесшумный как призрак он наполнил кубок эпарха и после кивка Ршавы - его кубок тоже. Затем слуга бесшумно удалился. Зауц глотнул вина и вздохнул:
- Может быть, до такого не дойдет. Очень надеюсь на это. И молюсь, чтобы до такого не дошло.
- Да… - Ршава тоже намеревался провести больше времени в храме перед святым алтарем Фоса и у себя в спальне - перед образами благого бога и святых людей, служивших ему. Но молитва - это лишь молитва. Малеину же нужны и действия. - Где его величество возьмет новых солдат, если ему не удастся набрать их в достаточном количестве в западных провинциях?
- Хотел бы я знать ответ… - задумчиво произнес эпарх. - Если он вызвал гарнизоны дальних городов вроде Скопенцаны, то наверняка вызвал их и из более близких. И ему остается… не знаю, что ему остается.
- Гарнизоны пограничных постов, - сказал Ршава, и теперь уже сам скривился, будто ощутил запах тухлятины.
- Не исключено, что Стилиан их уже мобилизовал. Многие из этих солдат служили под его началом и будут склонны встать на его сторону. Возможно, именно они и помогли ему одолеть его величество в последнем сражении.
- Да, возможно, вы правы, - согласился Ршава с тем же выражением на лице. - Мне печально думать, что мятежник способен оставить границу без защиты.
Прелат думал, что так может поступить Малеин. Ему не понравилась эта мысль, но она пришла ему в голову. Так отчего же он удивляется тому, что она могла прийти в голову и Стилиану и тот мог ее воплотить?..
Ршава сразу нашел ответ: "Потому что Малеин автократор и мой кровный родственник. А Стилиан - человек, готовый проложить себе дорогу к трону убийством"… Но брат бабушки Ршавы как раз и проложил путь к трону убийством, что было прекрасно известно прелату. Об этом он предпочел не думать.
- Любой человек в первую очередь обратит внимание на врага, который к нему ближе остальных, - сказал Зауц. - Одолев его, он подумает о том, как справиться и с другими.
- Тут вы, возможно, тоже правы. Я… - Ршава смолк.
- Что?
- Ничего… Ничего важного. - Ршава редко лгал, и у него это получалось хуже, чем у большинства видессиан.
Зауц приподнял бровь, поняв, что собеседник сказал неправду. У Ршавы запылали уши; Зауц вполне мог увидеть, как от стыда у прелата покраснела даже выбритая на макушке тонзура. Но Ршава упорно хранил молчание. Он начал говорить о предсказателе и о вопросе, который задал тогда несчастному человеку. Но нет, Зауцу незачем об этом знать.
Ршава подумывал о том, чтобы пригласить другого предсказателя и задать ему тот же вопрос. Но у него не хватало смелости. Если один человек умер, пытаясь увидеть, станет ли Ршава патриархом, то это лишь событие, совпадение, случайность. Но Ршава не мог забыть ужас на лице Элада и то, как стиснули его ледяные пальцы умирающего. Если другой предсказатель попытается увидеть то же самое и так же умрет… Это будет слишком сильный повод для беспокойства. Ршава не хотел, чтобы такое произошло.
По лицу Зауца было ясно видно, что ему хотелось надавить на Ршаву, но эпарх все же передумал.
- Что ж, святейший отец, как вы сами сказали, нам остается лишь сидеть и ждать, что произойдет на юге. Когда мы это узнаем, то лучше поймем, как нам следует поступить. - Зауц мрачно усмехнулся. - Как знать… быть может, даже Халога тогда покажется нам привлекательнее.
- Если меня довести до отчаяния, я могу совершить многое, - ответил Ршава, собрав все свое достоинство. - Но, клянусь владыкой благим и премудрым, я никогда не впаду в такое отчаяние, чтобы сбежать в Халогу.
Настанет время, когда он пожалеет о том, что произнес эти слова.
* * *
Жизнь в Скопенцане текла так, словно гражданская война, сотрясавшая большую часть империи, происходила в далеком Макуране. В глазах Ршавы это было одним из немногих преимуществ жизни в городе, настолько далеком от сердца империи. Интересные события обходили Скопенцану стороной, но и беды тоже.
Прелат мог пройтись по любому из городских рынков и увидеть, как видессиане, и высокие светловолосые халогаи, и даже смуглые приземистые хаморы с кустистыми бородами торгуются из-за янтаря, мехов, вина, украшений, конины, оружия и сотен других товаров. Все выглядело так же, как и год назад, когда в Видессе царил мир. И Ршаве очень хотелось, чтобы реальность соответствовала увиденному.
Весной дни в этих краях удлинялись с поразительной скоростью, а теперь, с приближением осени, они так же стремительно таяли. Птицы начали улетать на юг. Ночи становились холоднее. Здесь даже летом не было жарко для человека, привыкшего к душному, горячему столичному лету, а теперь дни можно было назвать в лучшем случае прохладными.
На фермах вокруг Скопенцаны крестьяне начали собирать урожай ячменя, ржи и овса. Не многие осмеливались сеять здесь пшеницу, потому что из-за короткого лета она созревала далеко не каждый год. Осенний сбор урожая до сих пор иногда вызывал у Ршавы ощущение, что мир встал с ног на голову и вывернулся наизнанку. В окрестностях столицы осень и зима были временем затяжных дождей, а урожай крестьяне собирали весной.
Ршаве часто надоедали ржаной хлеб, овсянка и ячменные лепешки, которые приходилось долго разжевывать. Он пил вино, когда мог. Для богатого человека это означало - почти всегда. А поскольку он не был ограничен в вине, ему не успевало надоесть пиво, которое местные жители варили из ячменя. Пиво Ршава мог пить, если не было выбора, но так и не полюбил его. После вина оно казалось мерзкой и кислой дрянью. Они с Зауцем во многом расходились, но здесь у них царило полное согласие. Даже молитва за хороший урожай ячменя отдавала для Ршавы лицемерием.
Ингегерд же воспринимала ячмень как должное. Из разговоров с ней в храме после проповедей Ршава узнал, что она купила много ячменя для варки пива - больше, чем для выпечки.
- В Халоге у нас было только пиво, - рассказала она. - Пока я не оказалась в империи, я вино всего раз или два пробовала. Вино там было и есть только для вождей и важных людей.
- Что за невежественная страна! - не сдержался Ршава, и лишь потом до него дошло, что он мог оскорбить Ингегерд.
К счастью для него, она лишь спокойно кивнула в ответ:
- Теперь я это знаю. А тогда не знала. И как я могла это знать? Ведь я видела только Халогу. Если всего одно место для тебя - весь мир, то человек не может считать его прекрасным или отвратительным, потому что ему не с чем сравнивать. Разве могли бы мы понять, насколько хорош Фос, если бы для сравнения не было Скотоса?
Она сплюнула. Ршава тоже, поскольку этот жест для него стал почти таким же естественным, как дыхание. Он ответил Ингегерд не сразу. Она сформулировала вопрос так, как он никогда не приходил в голову прелату. Насколько ему было известно, так его не ставили и любые другие видесские теологи. Поразмыслив, он сказал:
- Фос есть абсолютная добродетель. И тот, кто это отрицает, ставит под угрозу свою душу.
- Я этого не отрицаю, святейший отец, - спокойно возразила Ингегерд. - Но разве мы поняли бы, насколько он хорош, если бы не увидели, что в мире происходит там, где нет доброты? Мне доводилось видеть ужасное. И вам наверняка тоже.
Если Ршаве и доводилось видеть какие-либо ужасы, то немного; жизнь его была безмятежной и обеспеченной. Но он все равно кивнул, потому что понял мысль женщины.
- Ты полагаешь, что добро кажется слаще после зла, как вино кажется слаще после… гм… соленой рыбы. - Он едва не сравнил его с пивом. Такое сравнение было бы прекрасно понято столичными жителями, - но только не большинством видессиан, живущих в Скопенцане.
- Да, как раз это я и хотела сказать, - согласилась Ингегерд.
- Вино осталось бы сладким даже без сравнения с рыбой.
- Я имела в виду не то, каким оно было бы, а каким бы показалось.
Для Ршавы все в мире было таким, каким оно было. И его гораздо меньше волновало, каким все кажется. Он и Ингегерд уставились друг на друга с раздражением, смешанным с уважением. Ршава первый сменил тему, спросив:
- Получала ли ты известия от мужа?
Она покачала головой, и ее распущенные волосы взметнулись золотым дождем.
- Никаких. А теперь, когда лето кончается, вряд ли я что-либо до весны узнаю. Я молюсь о том, чтобы с ним ничего не случилось.
- Я тоже, - сказал Ршава, который действительно молился за Гимерия.
- Я вам за это благодарна, святейший отец, - произнесла Ингегерд и с халогайским фатализмом добавила: - В любом случае все будет так, как будет.
- Все будет так, как пожелает владыка благой и премудрый, - возразил Ршава с легкой суровостью в голосе.
Услышав, как прелат заговорил таким тоном, многие из подчиненных ему священников затрепетали бы. Ингегерд лишь кивнула, как равная равному:
- Думаю, мы одно сказали, только разными словами.
- Что ж, может, и так.
Ршава вдруг понял, что не хочет с ней спорить. Она не была ученым-богословом. Прелат даже не знал, умеет ли она читать и писать. Но она была умна от природы - и мыслила прямо, чего не умели многие. Ингегерд следовала своей логике, куда бы та ни вела, и могла без страха взглянуть на то, что обнаружила бы в конце этого пути.
"Стал бы я с ней спорить, если бы она была мужчиной?" - задумался Ршава. Он даже не мог вспомнить, когда в последний раз уклонился от диспута. Отступление было не в его характере. Он медленно покачал головой. Причина заключалась не в том, что Ингегерд - женщина. Он вступал в споры с женщинами, вообразившими себя теологами, и в столице, и здесь, в Скопенцане. И многие из них ушли от него в слезах: когда он спорил, то противника не жалел.
Тогда в чем же дело? Но не успел Ршава отыскать слова, которые могли бы стать ответом, как Ингегерд склонила перед ним голову и вышла из храма. Тут же ее место занял мужчина, от которого пахло луком, и о чем-то заговорил. Ответы прелата вроде бы удовлетворили пахучего видессианина. Ршава забыл о нем сразу, едва только тот убрался из храма вместе со своим ароматом.
Когда Ршава вернулся в свою резиденцию, он обнаружил, что не может вспомнить ни слова из разговоров, которые он вел после ухода Ингегерд. Он думал о ней и о том, почему не захотел с ней спорить, а все остальное просто вылетело у прелата из головы.
Ответ, однако, пришел, когда Ршава уже засыпал и совсем об этом не думал. Он резко сел на кровати в темной спальне.
- Фос! - воскликнул он и очертил на груди солнечный круг.
Тогда, в храме, он задал себе неправильный вопрос. А правильный звучал так: "Стал бы я с ней спорить, если бы не хотел ее?"
И теперь, в темноте, зримо напоминавшей ему о Скотосе, прелат молился, молился и молился, позабыв о сне. Целибат никогда не был для него слишком тяжелым обетом… до сих пор. Ршава презирал тех, кто позволял грешной плоти становиться между ними и преданностью благому богу. А теперь, совершенно неожиданно, сам угодил в тот же капкан.
- Она никогда не должна узнать, - прошептал он в темноту. - Никто и никогда не должен узнать.
Но тот, кому больше всего требовалось не знать, был он сам. И он понятия не имел, как этого добиться.